У Сережи было такое ощущение, точно он не был здесь очень давно.
Сиделка Фрося, громко зевая, доставала ведром на журавле воду из колодца, поставленного на границе дворов усадьбы и больницы. Фрося находилась по ту сторону сруба. В тот момент, когда вышел Сережа, Фрося, нагнув журавль, только что зачерпнула воды и начала подымать ведро, перебирая руками по шесту. И в это время увидела Сережу и задержала руки. Журавль остановился.
- Ах, боже мой, Сергей Владимирович! - взыграв черными глазами и бровями, воскликнула она волнующимся голосом, который, казалось, исходил не из ее гортани, а из какой-то самой дальней и таинственной глубины ее тела. Когда же вы воротились? Мы здесь по вас, ну, прямо, соскучились!
- Здравствуйте, Фрося!
Сережа мгновенно залился краской и, потеряв всякое самообладание и ощущение окружающего, пошел на Фросю, как на огонь.
- Ой, Сереженька, какой вы совсем мужчина стали! - неожиданно смутившись, сказала она и, отведя взгляд в колодец, начала быстро перебирать руками по шесту, вытаскивая ведро.
Сережа, не находя слов, прямо глядел на ее чуть тронутое пушком, совсем еще молодое лицо счастливыми, глупыми глазами.
- Такой красивенький стали! - тихо, не глядя на него и подрагивая ресницами, говорила Фрося.
- Как ты живешь? - через силу спросил он, чувствуя, что молчать дольше невозможно.
- А какая уж наша жизнь! - сказала она со вздохом, но быстрый, лукавый взгляд ее черных глаз сказал ему другое.
Она легко подхватила обеими руками ведро за дужку и, оттягивая его на себя вместе с шестом от журавля, нечаянно сплеснула себе на подол и на босые ступни.
- Ай! - притворно взвизгнула она.
Она быстро вылила воду в ведро, стоявшее на дощатом помосте рядом с другим, уже налитым, и, отпустив ведро от журавля, сразу взвившееся кверху, стала отряхивать подол.
- Как замочилась! - приговаривала она своим идущим из глубины тела голосом.
Сережа, испытывая приятное кружение в голове, видел мелькание пестрого подола, загорелых рук и ослепительно белых выше колен, стройных сильных ног.
Фрося опустила подол, продела коромысло под дужку одного, потом другого ведра и легким, свободным движением взяла коромысло через плечо.
- Прощайте пока, Сергей Владимирович! - сказала она, улыбаясь. - Что это вы никогда не зайдете к нам?
- Я зайду, - поспешно сказал Сережа.
"К кому это - к нам? Ведь она живет одна с детьми? Ну да, она хочет, чтобы я зашел к ней и к детям!" - говорил себе Сережа, глядя, как Фрося идет по двору больницы, упершись одной рукой в бок, изгибаясь на ходу стройным и большим телом.
IV
Вдоль по гребню отрога и по верхушкам деревьев в саду, еще окутанных понизу туманом, побежало золотистое солнце восхода. Роса заискрилась в траве и на листьях.
- Да, вот при каких обстоятельствах нам довелось увидеться, - грустно говорила Лена, идя по аллее рядом с Сережей. - Ты вырос, вообще изменился, не знаю - в лучшую или в худшую сторону. Кажется, в лучшую. Но мне все-таки труднее найти с тобой общий язык. Сядем здесь, - указала она на любимую скамейку под яблоней. - Расскажи, что ли, как вы там бродили?
Сережа начал было рассказывать, но увидел, что Лена с окаменевшим лицом, не слушая его, смотрит на склоны хребта за рекой, где по жилам ключей медленно всползали вверх клочья тумана.
- Да ты не слушаешь меня!..
- Ты все не о том говоришь, - протяжно сказала она. - Мне хотелось бы больше услышать о тебе самом.
- Начинаются фокусы! - обиделся Сережа. - Я о себе и рассказываю. И вообще, я думаю, было бы лучше, если бы ты рассказывала о себе, подчеркнуто сказал он.
- Почему?
- Согласись сама, ты проделала более необычный путь, - сказал он, не решаясь уточнить свою мысль.
- Очевидно, ты так же, как и все, расцениваешь меня, как какой-то чуждый осколок, попавший в честную пролетарскую среду, вроде тебя и папы? Она враждебно и зло усмехнулась.
- Ленка! Что с тобой? - вдруг прежним, добрым и ласковым Сережиным голосом сказал он. - Ты какая-то нервная, злая и вчера и сегодня...
- Должно быть, от непроходимой монументальности чувств, в которой все упражняются почему-то надо мной и передо мной... Очевидно, потому, что я жизненно слабее других, - с едва сдерживаемым раздражением говорила Лена. Боже мой! Неужели нет на свете простых людей, людей ясных чувств, чистого взгляда! - вырвалось у нее из самого сердца. - Не люди, а какие-то памятники! Даже ты предстал передо мной в виде какого-то маленького памятничка...
- Я не понимаю, что ты хочешь... - начал было Сережа и не докончил.
Лицо Лены преобразилось от внезапно осветившего его любопытства, удовольствия, кокетства. Она поднялась со скамьи и быстро пошла по аллее.
Сережа увидел вышедшего из кустов навстречу Лене Семку Казанка в сдвинутой набекрень американской шапочке на белой головке.
Семка и Лена, улыбаясь и прямо глядя друг на друга, довольно продолжительное время подержались за руки. Сереже не было слышно, о чем они говорили, но он видел, как чередовались на лице Семки то задорное и нахальное, то детски наивное и даже нежное выражение, и как Лена явно кокетничала с ним и один раз громко засмеялась, и как Семка раза два машинальным движением девичьей своей руки снял с плеча Лены не то пушинку, не то ниточку.
Вот какой разговор происходил в это время между Леной и Казанком:
- Здравствуйте, Казанок!
- Здравсьтвуй! Я уже часа два жду, когда выйдесь, - нежно шепелявил он.
- Я очень рада видеть вас, Казанок!
- Рада? А я думаль, ты там все с нацяльством, - где тебе помнить маленького человечка!
- Я сама маленький человечек, Казанок. Начальству нет до меня никакого дела.
Как и в прошлую встречу, Лена испытывала необыкновенную легкость и свободу общения с Казанком. Она могла говорить с ним решительно обо всем, и молчать, не испытывая неловкости, и трогать его, и не удивилась бы, если бы он начал делать то же.
- Что - братишка твой приехаль? - спросил Семка, поведя бровью в сторону Сережи, и усмехнулся. - Он тебе про меня насказет!
- Разве у вас дурные отношения?
- У него дурные, у меня умные, - насмехался Семка.
- Если ты хочешь, чтобы я была дружна с тобой, - сказала Лена, не замечая, что стала называть его на "ты", - ты должен помнить, что я очень люблю его.
- Я тозе, - дерзко отвечал он.
- Ты все же очень нахальный парень, - просто сказала она.
- А ты - красавуська. На тебя глядеть, аж глазам больно.
- Красавушками, положим, коров зовут. - Лена улыбнулась. - Я правда нравлюсь тебе, Казанок?
- Очень. Я мог бы ходить за тобой, как нитка за иголькой.
Она засмеялась.
- Мне придется вынуть нитку из иголки. Мне пора в больницу. Я еще увижу тебя, Казанок?
- Захочешь, увидись.
- А как я найду тебя?
- Я сам найду тебя, махонькая.
- До свиданья, Казанок!
И Лена, как и вчера, нежной своей ладонью чуть коснулась его головы между ухом и шапочкой.
- Как ты можешь с ним так... с этой сволочью! - мрачно говорил Сережа, не будучи в силах глядеть на Лену. - Ведь это же сволочь! - повторил он.
- Почему ты так ругаешь его? - спросила Лена, пытливо глядя в глаза Сереже.
- Это же сын местного барышника, прожженный, бесстыдный парень!
- Он же партизан?
- Что из того!
- Ты завидуешь ему, - спокойно сказала Лена.
- Я завидую ему?!
Сережа смутился. Он смутился оттого, что в его отношении к Казанку действительно был элемент зависти. Он чувствовал, что не только этим определяется его враждебное отношение к Семке, но Лена, как обычно, нашла именно эту нездоровую и личную сторону в его поведении.
- Глупости какие! - сказал он смущенно и сердито. - Да что же, поступай, как знаешь...
- Не любишь ты правды, - усмехнулась Лена. Она вздохнула. - Пойдем, если так...
Да, отношения между Леной и Сережей уже не были прежними дружескими, искренними отношениями.
От прекрасного утреннего настроения не осталось и следа. Как в последние дни похода, Сережей овладело чувство недовольства собой и ощущение какой-то неустроенности всего.
V
Наскоро позавтракав на кухне, Сережа в том же настроении беспокойства и недовольства собой пошел в ревком. Его официальная должность в ревкоме была - инструктор культурно-просветительного отдела. Он работал под руководством Ванды. Мысль о том, что он снова должен будет вернуться к исполнению этих скучных, немужественных обязанностей, была ему невыносима.
Сережа вошел в помещение канцелярии ревкома и, удивленный, остановился. Посреди комнаты стоял Хрисанф Бледный и, держа в руках толстую непереплетенную книгу, громко читал по ней какие-то стихи. Против него, подбоченясь, как гусар, стояла Ванда и слушала. Выражение ее красивых, недобрых глаз было восторженное. Черноголовая машинистка, упершись подбородком в спинку стула, смотрела на них обоих, ничего не понимая.
...Так идут державным шагом
Позади - голодный пес,
Впереди - с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз,
Впереди - Исус Христос.
Хрисанф Бледный опустил книгу и, ошеломленный, посмотрел на Ванду.
- Изумительно! - с чувством сказала она. - Прекрасно!.. "В белом венчике из роз, впереди - Исус Христос..." Вот как надо писать, Хрисанф!.. Ты слышал? - обратилась она к Сереже.
- Что это такое? - мрачно спросил он.
- Новая поэма Блока! Хрисанф на офицерской квартире в Шкотове захватил несколько книг; я смотрю - петербургский журнал "Наш путь", и вдруг такая изумительная вещь!
- Ничего изумительного не нахожу, - холодно сказал Сережа, - мистика какая-то.
- Какая же это мистика?.. Это же символ! Ты просто ничего не понимаешь, - оскорбленная, сказала Ванда.
- Нет, главное, частушки хорошие есть, - сказал Хрисанф Бледный.
- Когда я смогу отчитаться перед тобой? - не глядя на Ванду, сухо-деловито спросил Сережа. - Предупреждаю заранее: многие твои задания не удалось выполнить...
В это время отворилась дверь, и вошел Сеня Кудрявый.
- Сеня! - радостно воскликнул Сережа.
- Застал, слава богу, - сказал Сеня, с трудом переводя дух, и, схватив Сережу за руку, улыбнулся, показав свои ровные кремовые зубы. - Пойдем со мной. Живенько...
Сережа, даже не взглянув на Ванду и Хрисанфа, вместе с Сеней вышел из ревкома.
- На рудник посылают нас с тобой, - идя по улице рядом с Сережей, вполголоса, весело говорил Сеня. - Я думал, вчера сказали тебе, да вижу, не ищешь меня, думаю - не схотел.
- Что ты, я с радостью! - воодушевился Сережа. - А что мы должны будем там сделать? - с волнением спросил он: он подумал, что, может быть, их посылают что-нибудь взорвать или кого-нибудь убить.
- Бастовать хотят они, а мы должны уговаривать, чтобы не торопились... Только ты все это в секрете держи.
- Что ты, Сеня! Я очень рад. - Сережа поймал Сенину руку и на мгновение крепко сжал ее. - Ты знаешь, мы так переволновались за вас!
- Из-за хунхузов? Пустяками обошлось, - собрав у глаз веселые морщинки, сказал Сеня. - А как добрались вы? Как сестра? - спросил он с некоторым смущением.
- Сестра? Хочешь, я вас познакомлю? - сказал Сережа, обрадовавшись возможности загладить этим размолвку с Леной.
- Не официально ли выйдет? Стоит ли? - колебался Сеня, но чувствовалось, что ему очень этого хочется.
- Глупости какие! На минутку забежим в больницу - и всё.
Они, чтобы не привлечь внимания раненых, зашли в больницу не с главного хода, с улицы, а со двора, и сразу наткнулись на Фросю.
- Ай-ай, в служебное время! Ну только для вас, Сереженька, - сказала Фрося, обдавая его светом своих веселящихся бесовских глаз.
Лена в белой косынке, озабоченная тем, от чего ее оторвали, вышла на крыльцо.
- Я хочу познакомить тебя с моим лучшим другом - Сеней Кудрявым. Вот...
Сережа указал на Сеню, который со своим обычным, спокойным, грустноватым выражением смотрел на Лену.
Она оказалась совсем не похожей на Сережу, но еще прекрасней, чем он ожидал.
- Кудрявый? Я знаю вашу фамилию из газет, - без улыбки говорила Лена, внимательно приглядываясь к нему: несомненно, она где-то видела это чуть тронутое нежным загаром бледное лицо. - Простите, не могу подать руки. Я очень рада. И особенно рада за Сережу.
Она не лгала. Лицо Сени сразу понравилось ей своим выражением выражением душевной тонкости, ума и простоты.
Она помолчала, ожидая, что он скажет что-нибудь, но Сеня ничего не говорил, а все смотрел на нее со своей спокойной, умной, грустной улыбкой.
- Я так и знал, что вы понравитесь друг другу! - нетактично сказал Сережа.
Сеня так смутился, что на него жалко было смотреть. За ним смутилась и Лена.
- Мне надо идти, - заторопилась она. - До свиданья!
В дверях она обернулась и виновато улыбнулась Сене. "Где я его видела"? - подумала она.
VI
Они выехали на рудник верхами, а потом пошли пеше по той самой тропе, где происходило свидание Суркова с американским майором.
По этой тропе проходила вся связь между партизанским штабом и рудником, а через рудник - с городом.
Километрах в трех от рудника на тропе был установлен пост.
Когда Сеня и Сережа с проводником достигли поста, была уже ночь. Скалы и кусты вокруг и распростершаяся далеко позади долина Сучана лежали в бледном свете ущербного месяца.
На каменистой площадке перед темным входом в пещеру горел костерик. Человек десять - двенадцать невооруженных людей сидело и лежало вокруг костра. С площадки виднелись звездное небо, вершины деревьев, растущих откуда-то из темного низу, и дальние скалы, облитые светом месяца.
Эти освещенные таинственные скалы, и темные провалы распадков, и пламя костра, и сборище людей в ночи - все это сразу наполнило Сережу волнующим романтическим чувством.
Человек в одежде горнорабочего привстал на коленях и, защищаясь ладонью от костра, всматривался - кто подошел.
- На рудник, что ли? - глуховато спросил он.
- А что вас много так? - спросил Сеня.
- Свои это. Пленные красноармейцы из России, - ответил горнорабочий.
- Пленные красноармейцы?! - Лицо Сени так и озарилось радостью. Выходит, можно новости узнать у вас, про Россию-то? - взволнованно спрашивал он.
Красноармейцы зашевелились, заулыбались.
- Мы ведь уже скоро год как в плену, - сказал один. - Нас в эшелонах смерти везли.
- Вот оно что!.. - сочувственно протянул Сеня. - Где ж вы сидели?
- На Чуркином мысу.
- Давно бежали?
- Недели две.
- Кто вас направил сюда?
- Рабочий "Красный Крест". У нас письмо есть от комитета, - торопливо сказал красноармеец, забоявшись, что ему не верят, - да велено прямо в руки товарищу Суркову отдать.
- Ну, поздравляем вас от лица всех наших товарищей партизан с благополучным прибытием! Будем знакомы! - торжественно сказал Сеня.
Сеня и Сережа обошли всех красноармейцев, крепко, с чувством приветствуя их рукопожатиями.
- Здоровы все? - спрашивал Сеня. - Рады небось?
- У-у... перву ночку, как вольно вздохнули! Даже не верится, что среди своих! - вперебой радостно заговорили красноармейцы.
- Вы, как в Скобеевку придете, в отряд Гладких проситесь. Скажите, такой договор у вас со мной...
- Так вы, значит, Кудрявый? - медленно и глуховато сказал человек в одежде горнорабочего, когда Сеня и Сережа уселись у костра перекусить. - Мне в аккурат велено на рудник вас провести, да я бы советовал денек вам обождать...
- А что? - насторожился Сеня.
- А то, что я их с трудом провел, - горняк кивнул на красноармейцев, тревога кругом. Охрану усилили, и, где сейчас посты, даже не знаю.
- С чего тревога-то?
- Сегодня у нас забастовка началась... всеобщая, - спокойно сказал горняк.
Весь вчерашний спор с Бутовым мгновенно прошел перед Сеней.
- Как же оно получилось? - спросил он.
- Оно все копилось, копилось. А сегодня в четвертой шахте двух в гезенке насмерть задавило, вся шахта бросила работу, пошла по другим шахтам народ сымать. Часам к двум весь рудник встал.
Сеня, сильно побледнев, некоторое время молча смотрел на огонь. Сережа, взволнованный тем, что путешествие может сорваться, нерешительно спросил:
- Что же мы теперь? Домой?
- Домой? - удивился Сеня. - Нет, братец ты мой, придется нам теперь, не теряя ни минутки, на рудник идти. Теперь там самая нужда в нас. Придется тебе, товарищ, как хочешь, а доставить нас немедля, хоть по воздуху. Уж там, на руднике, закусим, - улыбнулся он Сереже.
Сережа торопливо стал укладывать суму. Двое красноармейцев бросились ему помогать. И все красноармейцы сразу засуетились вокруг Сени и Сережи.
- Хлеб, хлеб передай, не видишь? - укоризненно говорил один другому.
Сережа вдруг понял, что эти люди, год просидевшие в плену, чувствуют себя как бы виноватыми в том, что они избавились от опасности, которая угрожает Сене и Сереже.
- До свиданья, товарищи дорогие! Скоро увидимся! - Сеня прощально поднял руку.
Сережа, улыбаясь, поднял свою.
Все повставали. На лицах красноармейцев было взволнованное, теплое и мужественное выражение.
- Счастливо добраться!.. Успеха вам! - говорили они, прощально махая руками. Некоторые сняли шапки.
"Как все это прекрасно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63