А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Позволь с тобой не согласиться, — учтиво произнес Пука. — Да, и вот еще что: ты ничего — подчеркиваю, ничего — не сообщила мне о природе своего пола. Ежели ты мужеангел, то это лично твоя, глубоко интимная тайна, которую не следует обсуждать с малознакомыми людьми.
— Сдается мне, сэр, — сказала Добрая Фея, — что вы снова пытаетесь втравить меня в какую-то витиеватую дискуссию. Если вы сейчас же не прекратите, я заберусь к вам в ухо, а это, смею вас заверить, не очень-то приятно. Что же касается моего пола, то это тайна, которой суждено остаться тайной навеки.
— Я полюбопытствовал потому лишь, — сказал Пука, — что намерен встать и одеться, потому что подолгу валяться в постели вредно, а новый день следует вкусить во всей его свежести. Именно так я сейчас и поступлю, и если ты по природе своей женщина, то я должен со всей подобающей учтивостью потребовать, чтобы ты на какое-то время отвернулась. К тому же у меня несносно свербит в левом ухе, и если виной тому твое присутствие, то, пожалуйста, прошу тебя — выбирайся немедля оттуда и возвращайся в чашку с четырьмя медяками.
— Отвернуться я, к сожалению, не могу, потому что у меня нет спины, — отвечала Добрая Фея.
— Хорошо, в таком случае я встаю, — сказал Пука, — а если тебе хочется заняться чем-нибудь полезным, то вытащи деревце, застрявшее вон в том корявом башмаке, что стоит в углу.
— Клянусь Пеканом! — воскликнула Добрая Фея самым честным на всем белом свете голосом. — Вот уже битый час я пытаюсь сообщить тебе благую весть относительно цели и причины моего столь раннего визита в твой прекрасный дом. Я явилась, дабы известить вас, сэр, об особе по имени Шейла Ламонт.
Пука с неуклюжей грацией встал и, сняв шелковую ночную рубашку, потянулся к ладно скроенному костюму из кашемира, что предпочитают моряки.
— А теперь ты где? — поинтересовался он.
— Возлежу в замочной скважине, — отвечала Добрая Фея.
Пука надел свои черные кальсоны, натянул серые штаны, повязал старомодный галстук и, заведя руки за спину, принялся возиться со своим хвостом.
— Ты ничего не сказала мне, — вежливо заметил он, — какого пола мисс Ламонт.
— Из всего явствует, что она женщина, — ответила Добрая Фея.
— Отрадно слышать, — сказал Пука.
— Сейчас бедняжка очень страдает, — продолжала Добрая Фея слегка омрачившимся голосом, — от одного застарелого недуга. Я имею в виду беременность.
— Неужто? — спросил Пука, проявляя учтивую заинтересованность. — Отрадно слышать.
— По всем расчетам, ребенок должен родиться завтра вечером, — сказала Добрая Фея. — Я буду рядом и приложу все силы, чтобы дитя до конца дней своих пребывало под моим благотворным влиянием. Однако отправиться туда одной, не поставив тебя в известность о счастливом событии, значило бы самым прискорбным образом нарушить этикет. Посему давай отправимся вдвоем, и пусть лучший станет сегодня победителем.
— Благородные и прекрасные слова, — откликнулся Пука, — но скажи, ради всего святого, откуда ты говоришь сейчас?
— Из волос твоей жены, — отвечала Добрая Фея. — Здесь кромешная тьма — неприветливый и безрадостный край.
— Ничуть не сомневаюсь, — сказал Пука. — Так, помнится, ты говорила, что мисс Ламонт — мужчина?
— Ничего подобного я не говорила, — ответила Добрая Фея. — Она женщина, да к тому же красавица, разумеется, с точки зрения тех, кто не лишен чувства тела.
— Отрадно слышать, — сказал Пука.
Он тщательно расправил на груди галстук, стоя перед осколком зеркала, прибитого к грубо сколоченной двери. Потом попрыскал пахучим бальзамом на волосы.
— Эта особа, о которой ты тут столько всего наговорила, — поинтересовался он, — где она живет?
— Там, — ответила Добрая Фея, тыча пальцем в неопределенном направлении, — на берегу залива.
— К сожалению, я не смог разглядеть ни твоего пальца, ни того, куда ты им тычешь, — сказал Пука. — Поэтому, пожалуйста, выразись яснее.
— Надо спешить, — ответила Добрая Фея.
— Что же нам прихватить с собой в дорогу? — спросил Пука. — Сдается мне, она будет долгой, и не раз придется нам утирать пот со лба.
— Бери что хочешь, — сказала Добрая Фея.
— Как ты думаешь, стоит ли мне взять свою супружницу, ну, то существо, что дрыхнет сейчас в кровати?
— Я бы не рекомендовала, — сказала Добрая Фея.
— Пару черных кальсон на смену? — спросил Пука.
— Так как на мне кальсон, как ты выражаешься, нет вообще, — заметила Добрая Фея, — то будет несправедливо, если ты возьмешь больше одной пары.
Пука учтиво кивнул и аккуратно накинул на плечи строгого покроя серый кашемировый дождевик с капюшоном и каракулевым воротником, не позабыв про черную велюровую шляпу и трость, с которой обычно ходил на прогулки. После чего все в доме было приведено в порядок: кастрюли перевернуты вверх дном, чтобы не налетела сажа, точно так же была поставлена вся глиняная посуда, а в огонь подброшено несколько черных торфяных брикетов. Еще раз внимательно все оглядев, Пука подобрал валявшийся на полу желудь и вышвырнул его в окно.
— Где же ты теперь? — спросил он.
— Я здесь, — откликнулась Добрая Фея, — на плите с извилистой трещиной.
— С вашего позволения я задержусь еще на минутку, — произнес Пука, слегка поклонившись в сторону надтреснутой плиты. — Мне хотелось бы попрощаться с семьей.
Осторожно, на цыпочках приблизившись к кровати, он прислонил свою трость к изголовью и, просунув руку под гору одеял, ласково погладил шершавую щеку жены.
— Пошел к чертовой бабушке, Фергус, — отвечала та своим диковинным глухим голосом.
— Где ты? — снова спросил Пука.
— В кармане твоего пиджака, — сказала Добрая Фея.
— Приятный груз, если можно так выразиться, — сказал Пука, — впрочем, своя ноша не тянет. Однако, как я узнаю дорогу, если ты не будешь идти впереди, надламывая веточки и вороша листья, чтобы мне не сбиться с пути?
— В этом нет совершенно никакой необходимости, — ответила Добрая Фея. — Я буду просто сидеть у тебя в кармане, глядеть сквозь одежду и направлять тебя, когда ты свернешь не в ту сторону.
— Сквозь эту одежду ты ничего не увидишь, — сказал Пука. — Знала бы ты, из какого материала она сшита. Да ему износу нет. Помнится, я платил за него по пять шиллингов и шесть пенсов за ярд. То еще до войны было.
— Я могу видеть даже сквозь собственные веки, — с достоинством возразила Добрая Фея.
— Этот материал лучше, чем тот, что идет на изготовление ангельских век, — произнес Пука вежливо, но неуступчиво.
— Вижу, что тебе нравится талдычить одно и то же, — сказала Добрая Фея. — Нельзя ли побеспокоить вас и попросить поскорее закончить сборы и пуститься в путь, сэр?
— Уже иду, — ответил Пука.
Ухватившись за доски двери, он распахнул ее и переступил порог навстречу великолепию утра. После чего он аккуратно привязал дверь старой веревкой и, перейдя поляну, углубился в сумрак росшего вокруг подлеска и двинулся по прямой напролом, круша все препятствия своей увечной ногой, рассекая и смахивая свистящими ударами своей ясеневой трости вьюнки и похожие на паутину желтые, зеленые и кроваво-красные побеги ямса, шагая по мшистой земле неровной поступью, то тяжело припадая на увечную стопу, то легко ступая здоровой, и ритм этот напоминал пятистопный ямб.
— Не вижу никакой нужды продираться сквозь каждый куст шиповника, что попадется тебе по дороге, — сказала Добрая Фея. — Большинство предпочитает проторенные пути.
— Это дело вкуса, — ответил Пука.
— Смотри, так можно здорово поцарапаться, — сказала Добрая Фея. — Поворачивай-ка налево, а то ты что-то не совсем туда идешь.
Пука резко повернулся, не сбиваясь, впрочем, со своего пятистопника, и зашагал прямо в гущу крепких стволов, ломая их с тем же треском, с каким трещат в сильной ладони грецкие орехи. Фея обернулась взглянуть на печально торчащие останки рощицы.
— Сломанные ветки очень острые, — предупредила она. — Осторожней, не то порвешь свою куртку в клочья.
— Материя, из которой сшита эта куртка, не чета нынешним, — сказал Пука, бодро шагая навстречу вставшим стеной колючим стеблям. — В старые добрые времена все делали добротно, так, чтобы можно было носить до последнего.
— Держи левее, — снова скомандовала Добрая Фея. — Ты что, все время вот так вот прогуливаешься?
— Хочу довести до твоего сведения, — учтиво произнес Пука, — что экономить, покупая дешевую, фабричного производства одежду, самое последнее дело. Знавал я как-то одного типа, который имел глупость купить себе по дешевке костюм. Ну, и как ты думаешь, что из этого вышло?
— Говорю тебе, держи влево, — сказала Добрая Фея. — Ну, я думаю, изорвал его об репьи на обочине.
— А вот и нет, — сказал Пука. — Попал он как-то под сильнющий дождь, и костюм на нем взмылился. Звучит странно, но именно так все и было. Оказывается, швы на всем этом тряпье намыливают, чтобы крепче были. И пошел его костюмчик весь пузырями, будто его кипящим парным молоком облили.
— Одно ясно, — заметила Добрая Фея, — если ты собираешься продираться сквозь вон ту рощу, а вид у тебя именно такой, то не только от куртки, но и от шкуры твоей одни лохмотья останутся, обоих нас погубишь. Некоторые предпочитают быть благоразумнее.
— Только не я, — ответил Пука. — Так что ничего другого не оставалось бедняге, как зайти к цирюльнику и попросить, чтобы тот побрил ему пиджак. Представляешь, во сколько монет серебром это ему обошлось?
Добрая Фея издала тоненький крик в потемках Пукиного кармана, когда Пука на полном карьере вломился в самую гущу толстых, тесно переплетенных и густо усеянных колючками ветвей.
— Не представляю! — крикнула она.
— Десять шиллингов и семь пенсов, — сказал Пука, — а до войны это была порядочная сумма. Не будет ли нелюбезным спросить тебя, правильно ли я вообще иду?
— Правильнее не бывает, — ответила Добрая Фея.
— Вот и отлично, — сказал Пука.
И снова он свернул с залитой теплым солнцем ясного утра тропинки в пронизанный солнечными лучами полумрак чащи, с оглушительным шумом и треском прокладывая себе дорогу.
Не успели они пройти и двух перчей, как увидели на берегу ручья двух мужчин, жадно пьющих холодную воду из больших широкополых шляп. Один из незнакомцев был долговязым, с тонкими чертами лица, другой маленьким, в теле. Каждый был опоясан двумя патронташами с ярко блестевшими на солнце пулями, по бокам висели шестизарядные кольты в кобурах. Оба стояли на коленях, припав к шляпам, полным кристально прозрачной ключевой воды, когда Пука приблизился к ним сзади, чтобы застать их врасплох потоком своего красноречия.
— Спроси их, кто такие, — сказала Добрая Фея.
— Привет мой вам обоим и каждому в частности, — учтиво молвил Пука.
— Бог в помощь, — ответил Кривая Пуля Уиллард, вежливо приподнимая мокрую шляпу, лихо нахлобученную секунду назад. — Это мой друг и напарник, мистер Коротышка Эндрюс. Как поживаете?
— Прекрасно, — ответил Пука. — А как ваши дела, мистер Эндрюс?
— Потрясно, — сказал Коротышка.
— Чудесная погода, не правда ли? — донесся из Пукиного кармана голос Доброй Феи. — Такое утро бодрит не хуже тоника.
— Что, что? Простите, вы что-то сказали, сэр? — спросил Кривая Пуля.
— Нет, ничего я не говорил, — ответил Пука.
— Ошибочка вышла, — сказал Кривая Пуля. — Прямо беда, сэр, меня постоянно мучает шум в ушах, а во сне я частенько слышу голоса. Не видали ли вы тут случаем поблизости бычка, сэр?
— Ноги до задницы стерли — никак не можем найти, — пояснил Коротышка.
— Господи, спаси и помилуй, — сказала Добрая Фея, — да, нелегкая у вас работенка — искать бычка в таких дебрях.
— Это точно, — согласился Кривая Пуля. — Вы только не обижайтесь, сэр, но как-то чуднo вы говорите.
— В этот раз, — с улыбкой произнес Пука, — я вообще рта не раскрывал.
— Кто вас знает, сэр, — сказал Коротышка.
— Слово чести, — заверил Пука.
— Сдается мне, голос этот слышен откуда-то из вашей одежды, сэр, — сказал Кривая Пуля. — У вас, случаем, нет привычки носить в кармане такой, знаете, маленький граммофончик?
— За мной таких привычек не водится, — ответствовал Пука.
— Представь меня, слышишь? — настоятельным шепотом произнесла Добрая Фея.
— Опять нас морочите, — грубовато заметил Коротышка.
— Дозвольте мне объяснить, — сказал Пука. — Голос, который вы слышите, доносится из кармана моей куртки. У меня там в кармане дух, он-то и говорит.
— Бросьте, не заливайте, — сказал Коротышка.
— Клянусь честью честного человека, — торжественно произнес Пука. — Этот дух явился ко мне домой сегодня утром, и теперь мы оба направляемся в небольшое путешествие по личным делам. Поверьте, дух этот чрезвычайно воспитанный и превосходный собеседник. Сегодня мы оба собираемся присутствовать на счастливом событии в гостинице «Красный Лебедь».
— Опять заливаете, — сказал Коротышка.
— Что ж, дух так дух, — согласился Кривая Пуля. — Разрешите взглянуть?
— К сожалению, смотреть не на что.
— А у вас там случайно не хорек в кармане припрятан? — спросил Коротышка. — То-то, гляжу, вы смахиваете на человека, который вышел поохотиться на кроликов.
— Это кто это хорек? — резко спросила Добрая Фея.
— Черт побери, и точно — дух, — сказал Кривая Пуля. — Я этих духов по выговору враз узнаю.
— Эй ты, там, в кармане, — сказал Коротышка, — будь так добр, сбряцай нам что-нибудь из знаменитых вещей на своей арфе.
— Представление о том, что все духи — прирожденные инструменталисты, не более чем расхожее заблуждение, — холодно отвечала Добрая Фея, — точно так же, как ошибочно полагать, что у всех у них добрый характер. Быть может, ваши сомнения рассеются, мистер Эндрюс, если я вам челюсть сверну?
— Держись от меня подальше, приятель, — и Коротышка мгновенно схватился за рукоятку своего кольта, — держись от меня подальше, а не то живо на тот свет спроважу!
— Оставь револьвер в покое, — вмешался Кривая Пуля, — разве не видишь — все равно стрелять не во что. В твои-то годы пора бы знать, что духи — это воздух, и ничего больше.
— Посмотрим, какой это воздух, когда я из него дух выпущу! — завопил Коротышка. — Так я и позволю всякому вонючему духу себя одурачить!
— Тише, тише, — примирительно сказал Пука. — Не надо никаких сцен.
— Меня тут обозвали хорьком, — пожаловалась Добрая Фея.
— Вонючий хорек и есть, — не успокаивался Коротышка.
— Заткни пасть, — сказал Кривая Пуля, свирепо надвигаясь на своего приятеля, который едва доставал ему до плеча, — заткни свою чертову пасть, слышишь? И заруби себе на носу: этот джентльмен и его дух — мои друзья, и, оскорбляя их, ты оскорбляешь меня. Запомни это хорошенько, если тебе дорога твоя чертова жизнь. Попробуй хоть пальцем кого-нибудь тронуть.
— Но, джентльмены, пожалуйста, — умоляюще сказал Пука.
— Только пальцем тронь, — повторил Кривая Пуля.
— Опусти пушку, — сказал Коротышка.
— Продырявлю тебя, и будешь на ближайшей помойке гнить, если еще хоть слово скажешь, красавчик! — крикнул Кривая Пуля. — Вышибу твои чертовы мозги, если услышу еще хоть слово. Извиняйся!
— Джентльмены! — страдальческим тоном произнес Пука.
— Извиняйся сейчас же! — проревел Кривая Пуля.
— Ладно, ладно, — сказал Коротышка, — кругом виноват, извиняюсь. Ну что, все довольны?
— Вполне, — отозвалась Добрая Фея.
— Отрадно слышать, — произнес Пука, расцветая учтивейшей из своих улыбок, — а теперь, быть может, джентльмены не откажутся присоединиться к нам в нашей радостной миссии? У мисс Ламонт должен родиться малютка сын, и я имею все основания полагать, что гостям следует позаботиться о подобающих такому случаю гостинцах.
— С удовольствием, — сказал Кривая Пуля, — конечно, мы пойдем с вами, какие могут быть вопросы. А вам никогда не приходилось знавать некоего Уильяма Трейси?
— Знать не знал, но много наслышан, — ответил Пука. — Давайте-ка немного срежем дорогу вон через ту молодую рощицу налево.
— Порядочный человек, — с нежностью в голосе произнес Кривая Пуля, — никогда не скупился на лишнюю кружку портера. Сплошное удовольствие было работать на мистера Трейси. А «Красный Лебедь», случаем, не та гостиница, где мистер Треллис проживает?
— Совершенно верно, — ответил Пука.
— Как там насчет подарков для новобрачной? — спросил Коротышка. — Ведь и правда неловко как-то с пустыми карманами заявляться.
— Обычай есть обычай, — согласился Кривая Пуля.
— Обычай замечательный, — отозвалась Добрая Фея. — Какая жалость, что у меня нет карманов.
После чего путешественники разбрелись по зарослям в поисках гостинцев, пока не набили себе карманы фруктами, щавелем, опавшими желудями, крессом, сочными дикими сливами, черникой и другими съедобными ягодами, а также крапчатыми яйцами из галочьих гнезд.
— Что мне, по-вашему, и больно никогда не бывает? — резко спросила Добрая Фея. — Вытащите немедленно эти колючки из кармана.
— Уж слишком вы нежная, милочка, — сказал Пука.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28