Леоном звали того самого приказчика, любовь которого была неразлучна с хлыстом.
Родольф опрометью помчался домой. На лестнице он увидел своего рыжего кота, — тот жалобно мяукал. Уже вторую ночь он взывал к неверной подруге, к некоей ангорской Манон Леско, отправившейся по любовным делам на соседние крыши.
— Бедняга, тебе тоже изменили! — сказал Родольф. — Твоя Мими последовала примеру моей. Ну, прочь печаль! Пойми, друг мой, сердце женщины и кошки — сущая бездна, и ни мужчинам, ни котам не дано измерить ее глубину.
Когда Родольф вошел в свою комнату, ему, несмотря на удушливую жару, почудилось, будто его окутали каким-то ледяным саваном. То был холод одиночества, жуткого, безысходного ночного одиночества. Он зажег свечу и увидел разоренную комнату. Мебель зияла пустыми ящиками, и в тесной комнате, показавшейся Родольфу необъятной как пустыня, витала непомерная тоска. Он нечаянно задел ногою свертки с вещами Мими и испытал нечто вроде радости, сообразив, что она еще не приходила за своими пожитками, хотя и собиралась увезти их утром. Родольф чувствовал, что, несмотря на все его усилия, близится час возмездия, что после горького веселья, которому он предавался весь вечер, ему предстоит пережить ужасную ночь. Но вместе с тем он надеялся, что уснет от усталости прежде, чем в душе его разбушуется отчаяние, которое он так долго подавлял.
Когда он подошел к кровати, отдернул полог и увидел постель, где уже двое суток никто не спал, увидел две подушки, лежащие рядом, и выглядывавший из-под подушки Мими кружевной чепчик, — он почувствовал, как сердце его сжала черная, безысходная тоска. Он бросился к подножью кровати, обхватил голову руками и, окинув взглядом опустевшую комнату, воскликнул:
— О малютка Мими, радость этого дома, неужели правда, что ты ушла, что я прогнал тебя? Неужели я уже никогда не увижу прелестную черную головку, так долго покоившуюся на этих подушках? О, неужели ты не вернешься и больше не будешь здесь почивать? Неужели я больше не услышу твой капризный голосок, который всегда меня чаровал, даже когда ты меня бранила! О белые ручки с голубыми жилками, ручки, которые я с таким жаром целовал, о белые ручки, неужели вы унесли с собою мой последний поцелуй?…
И Родольф исступленно зарылся головой в подушки, упиваясь слабым ароматом, оставшимся от головки Мими. В сумраке алькова оживали дивные ночи, проведенье им с юной любовницей. В ночной тишине ему слышались звонкие раскаты беспечного смеха мадемуазель Мими, которая заражала его своим весельем, и он забывал обо всех житейских невзгодах.
Всю ночь он не сомкнул глаз, вспоминая день за днем восемь месяцев, прожитых с молодой женщиной, быть может, она и не любила его, но все же ей удалось своей нежной ложью вернуть его сердцу молодость и юношеский пыл.
Только перед самым рассветом вконец измученный Родольф сомкнул глаза, покрасневшие от слез. Мучительная, страшная бессонная ночь! Но, увы, даже самые отъявленные насмешники и скептики вспомнят в своем прошлом не одну такую ночь!
Когда утром к Родольфу заглянули друзья, они ужаснулись: на лице его отразились все муки, терзавшие его ночью в Гефсиманском саду любви.
— Так я и знал, — воскликнул Марсель, — он горько поплатился за свою вчерашнюю веселость. Надо этому положить конец.
И вместе с товарищами он принялся разоблачать мадемуазель Мими, все ее тайны выплыли наружу, и каждое слово друзей вонзалось в сердце Родольфа, как шип. Приятели доказали ему, что любовница водила его за нос, как простофилю, изменяла ему и дома и повсюду, что это создание, бледное, как скорбный ангел, в действительности исчадие ада, способное лишь на злобные, низменные чувства.
Они не жалели черных красок, стараясь вызвать в Родольфе отвращение к предмету его любви. Но этой цели они достигли лишь наполовину. Отчаяние сменилось у поэта гневом. Он с ожесточением стал потрошить свертки, которые приготовил накануне, вытащил из них все, что подарил мадемуазель Мими за время их близости, то есть большую часть вещей, главным образом предметы туалета, столь дорогие сердцу, этой кокетки, в последнее время жадно стремившейся к роскоши. В свертках остались только те тряпки, с которыми она приехала к нему.
На другой день мадемуазель Мими явилась за своими пожитками. Родольф был в это время дома, один. Ему пришлось призвать все свое мужество, чтобы не броситься на шею любовницы. Он встретил ее обидным молчанием, а мадемуазель Мими ответила ему градом холодных, жестоких оскорблений, которые вызывают гнев даже у самых смирных, робких людей. Любовница беспощадно хлестала его наглыми словами, обдавала таким презрением, что Родольф не выдержал и в дикой ярости кинулся на нее, Мими побледнела от страха и уже сомневалась, удастся ли ей живой вырваться из его рук. На вопли девушки сбежались соседи и вытащили ее из комнаты Родольфа.
Два дня спустя подруга Мими пришла к Родольфу и спросила, согласен ли он вернуть оставшиеся у него вещи.
— Нет, — ответил он.
И он стал расспрашивать посланницу о своей возлюбленной. Подруга ответила, что Мими оказалась в очень тяжелом положении, что ей даже негде жить.
— А как же ее любовник, от которого она без ума?
— Но ведь он вовсе не собирается брать ее себе в подруги, — ответила Амели (так звали девушку). — У него уже давно есть другая, и он даже не думает о Мими. Она села мне на шею и очень мне в тягость.
— Пусть устраивается как знает, сама виновата, — возразил Родольф. — Мне до этого нет дела…
Он тут же стал сочинять мадригалы в честь мадемуазель Амели и легко убедил ее, что она первая красавица в мире.
Амели рассказала Мими о своей встрече с Родольфом.
— Что он говорил? Что он поделывает? — спросила Мими. — Он расспрашивал вас обо мне?
— Ни звука. Он уже забыл вас, дорогая. У него новая подруга, он получил уйму денег и купил ей шикарное платье, да и сам одет как принц. Какой он любезный! Он наговорил мне кучу комплиментов.
«Что бы все это значило?» — подумала Мими.
Амели под тем или иным предлогом каждый день забегала к Родольфу. И чем бы ни был занят Родольф, он находил время поговорить с ней о Мими.
— Она в прекрасном настроении и, как видно, ни о чем не жалеет, — щебетала подруга. — Впрочем, она уверена, что вернется к вам, как только ей захочется, говорит, что не пойдет ни на какие уступки и помирится с вами только назло вашим друзьям.
— Хорошо, пусть приходит. Посмотрим, — сказал Родольф.
Он продолжал ухаживать за Амели, а та обо всем рассказывала Мими и уверяла приятельницу, что Родольф безумно увлечен ею, Амели.
— Он поцеловал мне руку, а потом даже поцеловал в шею, — хвасталась она. — Вот посмотрите, еще пятно осталось. Завтра он приглашает меня на бал.
— Дорогая моя, — ответила задетая за живое Мими, — я вижу, к чему вы клоните, вы хотите меня убедить, будто Родольф в вас влюблен и уже забыл меня. Но вы зря хлопочете, у вас все равно ничего не выйдет и меня вы не проведете.
И в самом деле, Родольф любезничал с Амели лишь для того, чтобы она почаще заходила к нему и было бы с кем поговорить о Мими. Со своей стороны, Амели понимала, что Родольф по-прежнему влюблен в Мими и что Мими не прочь примириться, поэтому она, проявляя коварство, достойное Макиавелли, всячески препятствовала сближению любовников, и действовала с необычайной ловкостью.
В день, когда они должны были отправиться на бал, Амели рано утром зашла к Родольфу узнать, не изменил ли он своего намерения.
— Разумеется, нет, — ответил он, — разве я могу упустить случай быть кавалером самой обворожительной особы на свете!
Амели приняла кокетливый вид — как в тот единственный раз, когда ей довелось выступить статисткой в захудалом театре на окраине, — и обещала, что будет готова вовремя.
— Кстати, — проронил Родольф, — передайте мадемуазель Мими, что если она пожелает разок изменить своему возлюбленному и переночевать у меня — я верну ей все ее вещи.
Амели выполнила поручение, но придала словам Адольфа совсем иной смысл, хотя прекрасно поняла, что именно хотел он сказать.
— Ваш Родольф — негодяй, — заявила она. — Его предложение — сущая гнусность. Он хочет поставить нас на одну доску с самыми презренными тварями. Если вы пойдете к нему — он не только не отдаст вам вещей, но сделает вас посмешищем в глазах всех своих приятелей. Они сговорились опозорить вас.
— Да я и не пойду, — сказала Мими.
Увидев, что Амели начала наряжаться, она спросила, не собирается ли та на бал.
— Собираюсь.
— С Родольфом?
— Да. Мы сговорились встретиться у подъезда театра.
— Желаю вам повеселиться, — сказала Мими.
Бал должен был вскоре начаться, и Мими поспешила к любовнику мадемуазель Амели, она решила предупредить молодого человека, что его возлюбленная собирается изменить ему с ее бывшим другом.
Господин этот был ревнив как тигр и груб как дубина, он приехал к мадемуазель Амели и сказал, что будет очень рад провести с ней вечер.
В восемь часов Мими побежала к дому, где Родольф должен был встретиться с Амели. Родольф уже прогуливался возле подъезда, Мими дважды прошла мимо него, не решаясь к нему приблизиться. В тот вечер Родольф был одет очень изящно, а все пережитое за последнюю неделю придало его лицу какую-то особенную значительность. Мими очень волновалась. Наконец она решилась заговорить с ним. Родольф встретил ее без всякой злобы, осведомился, как она себя чувствует, потом спросил, что ее привело сюда.
— Я пришла сообщить вам неприятную новость, мадемуазель Амели не может пойти с вами на бал, ее друг не пускает ее.
— В таком случае я пойду один.
Тут мадемуазель Мими сделала вид, будто споткнулась, так что ей пришлось опереться на плечо Родольфа. Он взял ее под руку и предложил проводить домой.
— Не надо, — отвечала Мими, — я живу у Амели, а там сейчас ее друг, и я не могу вернуться, пока он не уйдет.
— Скажите…— проговорил поэт. — Я просил мадемуазель Амели передать вам мое предложение… Она передала?
— Передала, — сказала Мими, — но в таких выражениях, что даже после всего, что между нами произошло, я не могла ей поверить. Нет, Родольф, я не поверила… Хотя вы и во многом меня обвиняете, все же вы не можете ожидать, что я соглашусь на такую подлую сделку.
— Вы не поняли меня или вам неправильно передали мои слова, — возразил Родольф. — Я повторяю свое предложение, сейчас девять часов, у вас три часа на размышление. Ключ от моей комнаты до полуночи будет висеть на гвозде. Прощайте… или до свиданья.
— Прощайте…— молвила Мими дрогнувшим голосом.
И они расстались… Родольф вернулся домой и, не раздеваясь, бросился на постель. В половине двенадцатого мадемуазель Мими вошла к нему.
— Господин Родольф приютите меня, пожалуйста, — сказала она. — Приятель Амели остался у нее, и мне негде ночевать.
До трех часов утра они разговаривали. Между ними происходило объяснение, и время от времени официальное «вы» сменялось непринужденным «ты».
К четырем часам свеча догорела. Родольф хотел было зажечь другую.
— Не стоит, — сказала Мими. — Давно пора спать.
И пять минут спустя ее хорошенькая темная головка уже покоилась на подушке. Девушка говорила Родольфу нежные слова, и он осыпал поцелуями ее ручки с голубыми жилками, ручки перламутровой белизны, едва ли не белее, чем простыня. Родольф так и не зажег свечи.
На другое утро Родольф встал первый. Указав на приготовленные свертки, он ласково сказал:
— Вот ваше имущество. Можете его взять. Я верен своему слову.
— Знаете, я очень устала, — ответила Мими, — мне всего сразу не унести. Лучше я зайду еще разок.
Она была уже одета и поэтому взяла только воротничок и пару манжет.
— Остальное буду уносить… постепенно, — добавила она улыбаясь.
— Ну уж нет! — возразил Родольф. — Забирай все или не бери ничего. Так продолжаться не может.
— Наоборот, пусть продолжается. И подольше, — сказала девушка, обнимая Родольфа.
Они вместе позавтракали, потом отправились за город. В Люксембургском саду Родольф встретил известного поэта, очень к нему расположенного.
Родольф сделал вид, будто не замечает его. Но хитрость не удалась, когда они поравнялись, поэт приветливо помахал ему рукой и, любезно улыбнувшись, поклонился его спутнице.
— Кто это? — спросила Мими.
Родольф назвал ей имя, и девушка покраснела от удовольствия и гордости.
— Встретиться с поэтом, который так вдохновенно воспел любовь, — это хорошее предзнаменование, — сказал Родольф. — Примирение принесет нам счастье.
— Я люблю тебя, ты же знаешь, — ответила Мими и при всех крепко пожала руку возлюбленному.
«Что лучше, — с горечью подумал Родольф, — слепо верить женщине, давая ей повод к измене, или же не верить ей, всегда ожидая измены?»
XV ПОКА ТЫ МИЛ
Мы уже рассказали, как художник Марсель познакомился с мадемуазель Мюзеттой. Их сочетал в одно прекрасное утро всемогущий Случай, состоящий в Париже мэром тринадцатого округа, и, как это частенько бывает, они думали, что заключают брак с условием раздельного владения сердцами. Но однажды вечером, когда они после бурной ссоры решили тут же расстаться, оказалось, что их руки, соединившись в прощальном пожатии, вовсе не желают разлучаться. Молодые люди и не подозревали, что прихоть их превратилась в любовь. И полушутя они признались в этом друг другу.
— А ведь у нас дело серьезное, — сказал Марсель. — Как же это случилось, черт возьми?
— Мы с тобой сглупили и не приняли необходимых мер предосторожности, — ответила Мюзетта.
— Что у вас тут происходит? — спросил, входя к ним, Родольф.
Он жил теперь рядом с Марселем.
— Происходит то, что мы с этой барышней сделали сейчас потрясающее открытие. Мы друг в друга влюблены. Случилось это, по-видимому, во сне.
— Во сне — вряд ли, — возразил Родольф. — А из чего следует, что вы влюблены? Быть может, вы преувеличиваете опасность?
— Как бы не так! — продолжал Марсель. — Мы терпеть друг друга не можем.
— И расстаться не можем, — добавила Мюзетта.
— Значит, дети мои, дело ясное. Вы хотели один другого перехитрить, и оба промахнулись. Это повторение моей истории с Мими. Вот уже почти два года, как мы день и ночь ссоримся. Это лучшее средство для укрепления брачных уз. Соедините «да» и «нет» — и получится пара вроде Филемона и Бавкиды. Теперь вы будете вести такой же образ жизни, как и мы, а если сюда переедут, как они грозятся, Шонар с Феми, то наши три семейки станут истинным украшением дома.
В эту минуту вошел Гюстав Коллин. Ему сразу же сообщили о неприятности, постигшей Мюзетту и Марселя.
— А ты, философ, что скажешь по этому поводу? — спросил художник.
Коллин помял в руках шляпу, спасавшую его от непогоды, и сказал.
— Я так и предвидел. Любовь — игра случайностей. Коснешься ее и уколешься. Не подобает человеку жить одному.
Вечером, вернувшись домой, Родольф сообщил Мими:
— Есть новость. Мюзетта без ума от Марселя и не желает с ним расставаться.
— Бедняжка, ведь у нее такой хороший аппетит! — ответила Мими.
— А Марсель, со своей стороны, прямо обворожен Мюзеттой. Его любовь достигла точки кипения, как сказал бы прохвост Коллин.
— Бедняга Марсель, ведь он такой ревнивый! — вздохнула Мими.
— И то правда! Мы с ним ученики Отелло. Немного погодя к двум парочкам присоединилась третья: Шонар с Феми Красильщицей поселились в том же доме.
С этого дня остальные квартиранты стали жить как на вулкане, а когда истек срок контракта, все как один распрощались с хозяином.
Действительно, не проходило дня, чтобы та или иная парочка не затевала бурной ссоры. Иной раз Мими с Родольфом, устав от перебранки, начинали объясняться при помощи подвернувшихся под руку предметов. В большинстве случаев зачинщиком бывал Шонар: прибегая к трости, он делал склонной к меланхолии Феми легкое внушение. Что касается Марселя и Мюзетты, то их баталии происходили при закрытых дверях, они предусмотрительно затворяли наглухо двери и окна.
Но если даже, вопреки обыкновению, у богемцев царило согласие, остальные жильцы все же становились жертвами этого краткого перемирия. Нескромные перегородки между комнатами выдавали все секреты богемных супругов, и соседи поневоле узнавали всю их подноготную. Поэтому многие жильцы предпочитали casus belli [Здесь — военные действия (лат.)] ратифицированным мирным договорам.
По правде сказать, странная тут протекала жизнь. В кружке богемы царило подлинное братство, здесь все было общее, здесь сразу же делились всем — и хорошим, и плохим.
Каждый месяц здесь несколько дней жили роскошно, никто из богемцев не выходил на улицу без перчаток, то были дни ликования, когда пировали с утра до ночи. Бывали и другие дни, когда молодые люди сидели без сапог, дни поста, когда после совместного завтрака уже не сходились к обеду, а если, в итоге хитрых экономических комбинаций, и обедали, то во время такой трапезы тарелки и приборы, по выражению мадемуазель Мими, получали полную возможность «отдохнуть».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32