А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Сам Безобразов смотрит на свои аферы в России как на доходное шабашничество. Нашарив золотую жилу, он торопится нажиться и сбежать под крылышко супруги… Что же, ради процветания таких прохвостов император Николай II и принял участие в кровавом походе на Китай?.. Трудный, невыносимо трудный разговор!
Видимо, в намерения молодого китайского офицера входило разузнать как следует об умонастроении русского военного агента. Он вдруг упомянул о том, как изумился покойный император Александр III, когда ему в руки попал документ под названием «О присоединении к России Монголии, Тибета и Китая». Речь шла о том, что прогнившей династии Цин суждено в скором времени пасть. Русскому правительству необходимо заблаговременно подумать об усилении своего влияния на Дальнем Востоке. (Генерал Куропаткин, например, с военной прямотой предлагал «обратить Китай в Бухару» и указывал на опыт славного Скобелева.) Кульминацией этой экспансии явился бы приезд в Петербург депутации из Пекина с просьбой принять население Китая, Тибета и Маньчжурии в российское подданство. Проект был настолько смел, что осторожный и осмотрительный Александр III оставил на документе изумленную визу: «Все это так ново и фантастично, что с трудом верится в возможность успеха…» Николаю II, занявшему отцовский трон, этот проект свалился на голову по наследству. Растерявшись, он не нашел ничего лучше, как посоветоваться с Витте. Затем каким-то образом к делу подключился тибетский врач Бадмаев… Все завершилось тем, что в 1904 году в Лхасу вступили англичане и стали вновь приглядываться к Афганистану.
Под ясным и прямым взглядом своего собеседника Лавр Георгиевич смущенно потупился. Что и говорить, Николай II не рожден настоящим самодержцем. Чиновничек, «человек 20-го числа»…Внезапный разговор двух офицеров, китайского и русского, протекал вопреки восточным канонам. Обыкновенно беседующие не торопятся – это попросту неприлично. Сидят, потягивают кальян, роняют замечания и ухитряются высказать вроде бы все, но, по сути дела, ничего нового не выдать. На этот раз корнилов-ский собеседник поразил его своей необыкновенной откровенностью. Чан Кайши с горечью поведал, что в Китае патриотические чувства объявлены атавизмом, вредным пережитком и ленивые, заплывшие жиром сановники гордятся полнейшим отсутствием национального самосознания.
В голосе китайца зазвучали живые человеческие нотки. Лавр Георгиевич бросил на него летучий, но острый взгляд. Нет, боль национального унижения звучала натурально. Корнилов удивился. Обыкновенно китайцы умело маскируют душевные порывы. Даже при разговоре о смерти близких они обязаны улыбаться, ибо никто из посторонних не должен огорчаться чужой бедой.
Помогая молодому человеку справиться со смущением, Корнилов заговорил о своей недавней находке в книжной лавке: он купил китайский перевод «Капитанской дочки» Пушкина и редкое издание Конфуция.
– Конфуция? – удивился Чан Кайши. – Но это же высохший тысячелетний труп!
Он вполне оправился от недавнего припадка откровенности, и дальнейшая беседа стала вновь напоминать искусное фехтование на словах.
В завершение разговора Чан Кайши словно невзначай проговорился, что, по сведениям, англичане носятся с планом раздела Афганистана и предлагают императрице Цыси захватить Бадах-шан (Памир). Но разве эта провинция не принадлежит России как наследство от недавнего Кокандского ханства?
В словах китайского офицера Корнилову послышался упрек в пассивности. Но разве он бездельничает, развлекается вместе с посольскими? Он рвется на север… так не пускают же! Смешно сказать: о том, что ныне происходит в приграничных провинциях Индии и Афганистана, он знал гораздо больше, когда тянул лямку в Туркестане. Здесь же, в Пекине, – как в клетке! А тем временем срок его пребывания в Китае истекает – скоро уже четыре года. По обычаям русской армии ему предстоит, как военному, отбыть командный ценз в войсках, в строю… Чан Кайши тонко улыбнулся и многообещающе обронил китайскую поговорку, схожую с русской: «Не имей сто рублей, а имей сто друзей».
Они сердечно распрощались, а вскоре Лавр Георгиевич получил долгожданное разрешение поехать на север, в район Пешавара.
Разговор с молодым китайским офицером, уехавшим в Японию учиться, долго не выходил у Корнилова из головы. Чего добился Чан Кайши, втянув его в беседу, вернее, в чем емуудалось заставить проговориться русского военного агента? Как будто бы ни в чем… Тогда хочешь не хочешь, а выходило, что этот разговор помог получить разрешение на поездку в Пешавар. Однако какой же в этом расчет для самого Чан Кайши?..
Ничего не решив, Лавр Георгиевич стал собираться в дорогу.
Англичане тщательно обставили поездку русского военного агента. Лавр Георгиевич чувствовал себя как взнузданный конь: ни шага в сторону. Даже своими острыми глазами степняка он сумел разглядеть очень немного – ровно столько, сколько ему позволили, казалось бы, сердечные, улыбчивые на все зубы хозяева. Корнилов убедился, что англичане умеют льстить не хуже самого ничтожного китайского чиновника.
Впрочем, сквозь бархатную перчатку вынужденного гостеприимства то и дело давала себя знать железная рука давнишнего непримиримого соперника. Так, генерал Барроу, начальник английского гарнизона, сумел в первый же час за традиционным чаепитием вклеить презрительное напоминание о том, что Россия всего каких-то двести лет назад, только при Петре Великом, избавилась наконец от унизительной дани крымскому хану.
Старый колониальный служака, генерал Барроу демонстрировал истинно азиатскую выучку. В Азии обыкновенно позволяют себе резкость и грубость только в том случае, если чувствуют за собой перевес в силе. Корнилову ничего не оставалось, как мобилизовать свою выдержку и до последней пуговицы застегнуться в мундир дипломатической вежливости. Ему во что бы то ни стало требовалось получить возможность хоть краем глаза взглянуть на оборонительные линии по Инду.
Генерал представил русскому гостю двух своих помощников. Оба осклабились, однако имена свои произнесли невнятно. Один из них был в чине капитана. От Корнилова не укрылось, как этот капитан взглянул на старинный перстень на его мизинце – словно на давнишнего знакомого. Лавр Георгиевич понял, что этот словоохотливый и улыбчивый без всякой меры офицер представляет здесь английскую секретную службу. Скорее всего он и будет его спутником в поездке.
«Сэр Эбан…» – так несколько раз за время разговора обращался генерал Барроу к капитану. Корнилов насторожил слух. Сомнений не оставалось: офицер-секретчик был не англичанином, а иудеем. Впрочем, об этом свидетельствовала и физиономия чернявого улыбчивого капитана, особенно выражение восточных маслянистых глаз.
Генерал Барроу дал разрешение лишь на осмотр Пишинского укрепленного лагеря. Правда, добавил, что гость сможет присутствовать на военных маневрах. Настаивать, спорить было бесполезно. Генерал демонстрировал высокую колониальную дрессировку: сквозь его изысканную вежливость так и лучилось британское высокомерие.
Это был старый агент британской секретной службы на Востоке Абба Эбан, впоследствии министр иностранных дел Израиля.
Ранним утром капитан, спутник Корнилова, заехал за гостем в гостиницу. Он был одет по-дорожному, с фляжкой на ремне. Лавр Георгиевич, собираясь, оставил чемодан в номере. Он не сомневался, что в его вещах основательно пороются. Кое-какие бумаги он оставил на самом дне чемодана.
У капитана хватило ума не корчить из себя армейского бурбона. Этим он отдавал дань проницательности своего спутника. Поэтому вся долгая дорога прошла в занимательном разговоре. Оба вспомнили о миссии Юнгесбенда, английского капитана, проникшего 15 лет назад в Кашгар и там подбившего китайские власти выставить вооруженные посты на берегу озера Яшиль-куль. На эти посты наткнулся отряд семиреченских казаков под командой полковника Ионова. Отряд поднимался в горы из Ферганской долины. Военные посты состояли из местных киргизов. Они испугались казачьего отряда. Полковник Ионов выпучил глаза на этих жалких вояк и свирепо рявкнул: «А ну прочь с русской земли!» Этим весь опасный инцидент был исчерпан. Сейчас перевал Байкара назван именем полковника Ионова…
Маневры, которыми «угостили» русского военного агента, представляли внушительное зрелище. Наряду с двумя чисто английскими батальонами участвовали два туземных пехотных полка и один кавалерийский полк, а также артиллерийская батарея, несколько полевых госпиталей и обозные части. Лавр Георгиевич мгновенно вспомнил недавнее предостережение Чан Кайши насчет английских козней подбить китайцев на захват высокогорного Бадахшана. Похоже, это нешуточное воинство готовится к наступательной экспедиции. Уж не на Бадахшан ли?
Своей поездкой Корнилов остался в общем-то доволен. Его удовлетворения не омрачила даже кража чемодана. Капитан, его спутник, притворно смущаясь, объявил, что в гостиничный номер Корнилова проникли воры. Однако он заверил гостя, что местные власти непременно отыщут наглых грабителей. Так оно и оказалось: чемодан вскоре нашелся, все вещи были целы, пропали лишь бумаги…
Выслушивая извинения хозяев, Лавр Георгиевич подумал о том, что в его досье, которое давно уже ведется в Лондоне, лягут новые страницы. Ему теперь уже никак не скрыться от внимательных английских глаз. И кто предскажет, какой конец может иметь это постоянное и пристальное внимание? «Сумел» же умереть скоропостижно славный генерал Скобелев. И где умереть-то: в самом центре Москвы, в гостинице на Тверской. И от чего: от одного глотка шампанского!Как это ни странно, удачная поездка русского военного агента в Пешавар вызвала толки в придворном и дипломатическом мирке Пекина. Посол Гире дал понять Корнилову, что всякому терпению имеется предел.
Возвращение Корнилова в Россию, как и следовало ожидать, объяснялось необходимостью отбыть командный ценз в строю.
Лавр Георгиевич уезжал на Родину со стесненным сердцем. Моментально вспомнилось: за свою первую вылазку в Кашгар ему… объявили выговор в приказе. В сущности, ту же самую «награду» он получил и теперь. Воистину, надо уметь служить в России! Однако совсем не это занимало корниловские мысли. Его не оставляло подозрение, что вся поездка в Пешавар была подстроена и лукавый Чан Кайши сыграл при этом главную роль. Во-первых, на параде русскому военному агенту наглядно продемонстрировали силу колониальных войск (острастка на случай заварухи в Бадахшане); во-вторых, толки в окружении императрицы Цыси побудили посла Гирса расстаться наконец с назойливым полковником.
Подозрения насчет Чан Кайши перешли в уверенность, когда Лавр Георгиевич узнал, что молоденький офицер перед отъездом в Японию женился на дочери богатейшего иудея из клана Сун. Свояком Чан Кайши являлся глава гоминьдана доктор Сунь Ят-сен. Китайские иудеи применяли испытанный библейский метод: действовать и добиваться через красивых женщин… Поговаривали, что мужчины из клана Сун с особым нетерпением ожидают дня кончины молодящейся императрицы.
Что ж, Лавр Георгиевич лишний раз убедился в том, что в большой политике белые перчатки совершенно не годятся.
С невеселыми мыслями уезжал Лавр Георгиевич из Китая. Эта гигантская страна, вечный сосед России на планете, представлялась ему просыпающимся драконом. Те же самые силы, что и на Западе, уже нисколько не скрываясь, направляют страшную пасть дракона на Север, за Великую Китайскую стену. Таким образом, несчастная Россия своим срединным положением между Западом и Востоком может оказаться словно между молотом и наковальней.
Ощущение большой беды, предчувствие великой крови уже не оставляло русского полковника…
Весь долгий путь по железной дороге Корнилов сгорал от нетерпения. Какой он найдет Россию, Петербург? Какие изменения произошли под аркой Главного штаба? Что ни говори, а четыре года – срок немалый. Много утекло в Неве воды…
Дорожное безделье скрашивалось жадным чтением газет.
В последнее время внезапно вновь возник проект построить железную дорогу через всю Сибирь на Аляску. Впервые об этом строительстве подал мысль предприимчивый француз Лойк деЛобель в 1900 году. В его голове родился дерзкий план опоясать земной шар железнодорожной колеей. Начавшись в Нью-Йорке, она должна пройти через Париж, пересечь Сибирь (Красноярск, Иркутск, Анадырь) и нырнуть в тоннель под Беринговым проливом. Тогда проект решительно забраковали. Через год об этом строительстве вновь заговорили в Портсмуте, после поражения России в войне. Как видно, в сооружении магистрали были заинтересованы влиятельные силы, – на русскую делегацию в Портсмуте нажимали очень сильно… И вот теперь этот грандиозный проект возник вновь. По замыслу строителей предполагалось отвести по 24 версты по обе стороны железнодорожного полотна. Общая площадь интернированной русской территории, таким образом, исчислялась в 120 тысяч квадратных верст – вдвое больше общей площади Голландии и Бельгии.
Лавр Георгиевич не ломал головы над секретом поразительной настойчивости авторов проекта: продолжалась тактика Берлинского конгресса – российские богатства должны поступить в общее владение. Не удались концессии, попробуем просечь Россию гигантской просекой железнодорожного полотна. Не мытьем, так катаньем!
Эту нахальную железнодорожную агрессию всецело направляли крупнейшие мировые банки. Владея кредитом, ростовщики властно вмешивались в международную политику и диктовали свою волю.
Неспокойно становилось на границах в Закавказье. Турция все заметней отвечала на заигрывания Германии. Немецкий генерал Сандерс, возглавлявший делегацию, домой уже не вернулся, а остался в Стамбуле, приняв командование турецким пехотным корпусом. Германская военщина, таким образом, получала хозяйские права над проливами – давнишней и самой сокровенной цели русской дипломатии.
Иран пока как будто не отваживался на военные демарши. Однако на пост главного финансового советника иранское правительство внезапно пригласило некоего Шустера, из Америки. Какие советы Шустер подавал своим нанимателям – неизвестно, однако при нем заметно участились провокации на границе. Русское правительство, потеряв терпение, направило в Тегеран угрожающую ноту. Мера подействовала: Шустер получил отставку и отправился домой.
Снова золото, финансы, снова банки! Снова «золотая» паутина…
Четырехлетняя командировка в Китай чрезвычайно обострила политическое зрение Корнилова, намного расширила его кругозор. Так артиллерийский наблюдатель, поднявшись на высоту, видит поле гораздо дальше, шире. Слишком много существовало доказательств, что даже седая древность не уберегла Восток отзлокачественного еврейского влияния. Скажем, те же банки. Разве не вознесли они свои стеклянные этажи среди темных древних пагод, словно бастионы новой власти? Разве не кредит, не банковское золото властно влияет на решения самого божественного богдыхана? Нет, подвергся этой заразе и ленивый медлительный Восток, нашла, настигла его «золотая пуля» из сундука презренного ростовщика!
Если прежде ростовщичеством занимались скаредные одиночки и к ним обращались украдкой, тайно, словно к врачевателям от дурных болезней, то теперь отдавание денег в долг под разнообразные проценты стало занятием уважаемым, почтенным. Если в старые времена ростовщик в засаленном лапсердаке со страхом восседал на своем сундуке в потаенных задних комнатах или в подвале, то ныне он воздвиг для своей конторы-офиса великолепное здание в самом центре города и, засев там, умело и без всякой боязни искусно ткет и вяжет свою «золотую» паутину. Деньги, золото, кредит стали такой насущной необходимостью, что в еврейские тенета попадают даже короли.
Так паутина банков превратилась в кровеносную систему самых различных держав, систему не природную, от Бога, а искусственную, навязанную определенными людьми, и человечество не только не отвергло ее, а наоборот, приняло и постепенно приучилось с ней не просто жить, влачить существование, но даже развиваться. Так еврей сделался своеобразным пауком, а его конторы, банки и биржи превратились в несокрушимые бастионы новейшего самодержавия.
Хозяином мира стал изобретательный и хищный ростовщик.
Сбывались пророчества о всевластии «богоизбранного» народа.
Поезд пересек наконец государственную границу, и на Корнилова, получившего возможность покупать не только столичные, но и местные газеты, дохнуло плотной атмосферой накала общественных страстей. На газетных страницах бушевала настоящая гражданская война.
Еще четыре года назад, отправляясь в Китай, Лавр Георгиевич захватил с собой в дорогу две небольшие книжечки-новинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75