Теперь их передавали немцам для выполнения подобных работ в Германии. Дипломаты из швейцарской миссии, наблюдавшие двухтысячную группу мужчин-евреев, отбывавших трудовую повинность, сообщали: «Они пришли в Хедешхалом босые и полураздетые, деморализованные настолько, насколько это можно представить. В пути их не кормили, и они подвергались жестоким избиениям. Многие умерли от истощения, не дойдя до цели». Что же касается женщин и детей, как докладывали швейцарцы, то «бесконечное мучение пешего марша, почти полное отсутствие питания и постоянный страх, что в Германии их направят на уничтожение в газовые камеры, довели их до того… что они почти потеряли человеческий облик, не говоря уже о человеческом достоинстве».Группа наблюдателей из организации Международного Красного Креста сообщала о ночевке одной из колонн, устроенной на баржах, причаленных к берегу Дуная. «Многие из них в том отчаянном положении кончали самоубийством. Крики раздавались всю ночь. Люди, решившиеся на смерть, предпочитали прыгать в ледяную воду Дуная, чем терпеть такие страдания». Одна из групп Международного Красного Креста упоминала в своем докладе, что по поручению папского нунция При работе над телевизионным фильмом о Валленберге Британская радиовещательная корпорация (Би-би-си) безуспешно пыталась найти эту пленку. Как в Ватикане, так и в штаб-квартире МКК в Женеве сообщили, что не представляют себе, что с ней случилось.
она запечатлела условия, в которых происходили пешие депортации, на 4000 метрах кинопленки. Каждый ее кадр свидетельствовал об ужасном обращении, которому подвергалась группа столичных евреев, передававшаяся, согласно декрету Салаши, немцам в качестве «оплаты» — «для проведения работ на благо Венгрии в обмен за предоставленные военные материалы». Эта фраза, как значится в докладе, «плохо скрывает истину: правительство Салаши передавало будапештских евреев на уничтожение».Если даже такая сверхосторожная организация, как МКК, позволяла себе составлять подобные доклады, то, как посчитал Гиммлер, наступило время узнать в подробностях, чем на самом деле занимался в Венгрии его рьяный подчиненный. В Будапешт в инспекторскую поездку был отряжен генерал СС Ханс Юттнер. В отправленном назад донесении генерал передал: увиденное повергало в шок. Позже он свидетельствовал: «Мне доложили, что за всё это отвечает Эйхман, но, поскольку я не застал его в Будапеште, докладывал мне штурмбанфюрер СС, чье имя я сейчас не помню (это был Тео Даннекер). Я сообщил ему, что по этому поводу думаю». В Хедешхаломе Юттнер встретился с Дитером Вислицени, который сообщил ему о приказе Эйхмана, предписывавшем ни болезни, ни возраст, ни даже наличие иностранных паспортов при решении о включении человека в состав пешей колонны во внимание не принимать: «Самое главное — это статистика; следует брать каждого поступающего к нам еврея».Гиммлер, подготавливавший в это время почву для заключения возможного сепаратного мира с союзниками, вызвал Эйхмана в Берлин и приказал ему «марши смерти» приостановить. «Если до этого вы занимались ликвидацией евреев, — ледяным тоном объяснял он, — то с настоящего момента вы будете заботиться о них, как нянька-кормилица». На возражения Эйхмана, что такой подход противоречит его пониманию воли фюрера и что «марши смерти» одобрены шефом гестапо Мюллером, Гиммлер бросил: «Я хочу напомнить вам, что это я, а не группенфюрер Мюллер или вы, основал РСХА. И здесь приказываю только я!» Эйхман дал задний ход, после чего Гиммлер его отпустил. Решив подсластить горькую пилюлю, Гиммлер чуть позже наградил Эйхмана еще одним орденом, уже вторым за последние два месяца — Крестом за военные заслуги первой степени со скрещенными мечами.Через несколько лет в Аргентине Эйхман с гордостью вспоминал, как он задумал и осуществлял «марши смерти». По его мнению, другой, менее сильный человек, столкнувшись с проблемой отсутствия транспорта или железнодорожных составов, мог бы от самой идеи продолжения депортаций отказаться. Вероятно, имея в виду свою стычку с Гиммлером, Эйхман все же признает: «Конечно, встречались разного рода трудности… Но Винкельманн (нацистский шеф полиции в Будапеште) поздравил меня с прекрасным выполнением этой акции. И то же самое сделал Везенмайер. И Эндре. Мы даже по этому поводу выпили. Таким образом я впервые в жизни попробовал кумыс».В начале декабря 1944 года совершенно бесстрастно Валленберг сообщает в Стокгольм о том, что «за время «маршей смерти», вмешиваясь под тем или иным предлогом, нам удалось спасти около двух тысяч конвоируемых». Почти мимоходом он также добавляет, что меры, предпринятые шведской миссией, обеспечили возвращение в Будапешт пятнадцати тысяч угнанных на выполнение трудовой повинности — всем им был выдан либо шведский паспорт, либо аналогичные удостоверения, выпущенные миссиями других стран. ГЛАВА 8 По мере того как передовые части армии маршала Малиновского, преодолевая упорное сопротивлении нацистов, пробивались к восточным и южным пригородам венгерской столицы, положение ее населения становилось отчаянным. Днем и ночью Будапешт по очереди утюжили тяжелые бомбардировщики американских и британских военно-воздушных сил, двадцать четыре часа в сутки полевая артиллерия Красной Армии вносила в разрушение города свою долю.Пайки были круто урезаны. Горючее для домашних нужд практически не поступало. Начались эпидемии, и госпитали были переполнены ранеными и больными. Коммунальные службы едва функционировали. По западной дороге в направлении Хедешхалома снова потянулись вереницы измученных женщин, стариков и детей. Хотя на этот раз их не погоняли прикладами, ругательствами и выстрелами и выживших на этом трудном пути не ожидали газовые камеры и крематории: людские потоки, вытянувшиеся на запад, состояли не из депортируемых евреев, а из обычных беженцев венгров.Евреи оказались в Будапеште, как в западне, и, хотя жизнь в городе превратилась в испытание для всех, ни одна прослойка населения не страдала так сильно, как они. Евреев насильно разместили в двух гетто. До 35 000 человек, имевших иностранные паспорта, жили в меньшем из них «Международном гетто» Оно называлось также Малым гетто, а Общее гетто — Большим. (Прим. ред.)
в так называемых «охраняемых» домах, формально находящихся под защитой миссий Швеции, Швейцарии и организации Красного Креста, и приблизительно до 70 000 евреев — в более изолированном «Общем гетто». Перенаселенность в обоих была ужасная, люди дрались за места на лестницах, в шкафах и на подоконниках.В целом в городе царили анархия и беззаконие, банды боевиков-нилашистов, нередко состоявшие из малолетних преступников возрастом не старше пятнадцати или шестнадцати лет, бродили по городу, грабя еврейские дома, насилуя женщин-евреек или хватая отдельных евреев, которых потом пытали и убивали. На иностранные паспорта нилашисты, как правило, внимания не обращали, редким исключением в этом отношении были «паспорта Валленберга» — они внушали к себе некоторое почтение. Йони Мозер, член еврейского подполья в Будапеште, вспоминал через двадцать лет, что «удостоверения, которые выдавали шведы, выглядели, как настоящие, — с печатью, фотокарточкой и подписью ответственных лиц. Такие паспорта уважали. Швейцарские паспорта, напротив, выглядели, как обычные справки, — без указания имени и подписи выдавшего их сотрудника миссии. Они оказались менее действенными».8 декабря Валленберг докладывал в Стокгольм свои наблюдения: «До сих пор с евреями — держателями шведских охранных паспортов обращались мягче, чем с остальными, пользующимися покровительством других нейтральных держав. Насколько мне известно, в Будапеште и в его окрестностях до сих пор погибло только десять евреев со шведскими паспортами». В том же донесении Валленберг отмечал, что «тысячи евреев со швейцарскими и ватиканскими удостоверениями ежедневно переводят из (Международного) гетто в Общее или же депортируют».Роль Валленберга в тогдашних событиях трогательно описана в воспоминаниях Томми Лапида, впоследствии генерального директора Израильского радиовещания в Иерусалиме. В 1944 году ему было тринадцать лет, и он был одним из девятисот человек, теснившихся по пятнадцать-двадцать человек в комнате в охраняемом шведской миссией доме.«Нас мучили голод, жажда и страх, но все-таки больше всего — даже британских, американских и русских бомбежек — мы боялись нилашистов. У нилашистов было оружие, и они считали, что, пока не пришли русские, самое лучшее, чем они могли помочь фронту, — это постараться убить как можно больше евреев… Поэтому они врывались в неохраняемые дома и уводили из них людей. Мы жили неподалеку от Дуная и слышали расстрелы на берегу всю ночь напролет.Я думаю, самым большим достижением нацистов было то, что мы стали воспринимать свою обреченность как непреложный факт. Мой отец был заключен в Маутхаузен и погиб в нем. Единственный ребенок в семье, я остался с матерью. Я все время просил у нее хлеба. Мне все время хотелось есть. (Много лет спустя, когда в доме не было хлеба, мать могла встать среди ночи и отправиться в ближайшее кафе за парой кусочков — она жила тогда в Тель-Авиве и была к тому времени достаточно состоятельной женщиной, но все равно должна была иметь в доме хлеб, хотя бы потому, что в прошлом бывали дни, когда она не могла меня накормить.)Однажды утром группа нилашистов ворвалась в наш дом и приказала всем физически здоровым женщинам следовать с ними. Мы знали, что это значит. Мать поцеловала меня и заплакала. Заплакал и я. Мы знали, что расставались навсегда, и она оставляла меня одного, теперь я лишался и матери. Но через два или три часа, к моей радости и изумлению, мать со всеми другими женщинами вернулась. Это было похоже на чудо. Хотя это и было чудо. Моя мать снова была со мной — она была жива, обнимала меня и целовала, и сказала только одно слово: «Валленберг».Я знал, что это значит, потому что тогда человек по имени Валленберг стал для нас, евреев, живой легендой. В полном и кромешном аду, в котором мы тогда находились, где-то жил во плоти и даже передвигался по городу ангел-хранитель. Успокоившись, мать рассказала мне, что, когда их вели к реке, рядом остановился автомобиль и из него вышел Валленберг — они сразу узнали его, потому что такой человек был только один во всем городе. Он подошел к главарю нилашистов и сообщил ему, что эти женщины находятся под его защитой. Нилашисты стали с ним спорить, но в нем было столько личного обаяния, столько властной уверенности… Хотя никто его не поддерживал, и никто за ним не стоял. Нилашисты могли бы пристрелить его тут же, на улице, и никто об этом бы не узнал. Но вместо этого они смягчились и отпустили женщин».Еще одно свидетельство в пользу необычайной силы духа и личной храбрости, которые неоднократно помогали Валленбергу выручать людей в самых трудных положениях, — это история, рассказанная мне Йони Мозером.«Я был у Валленберга на посылках. Немецкий я знал не хуже венгерского, и это помогало мне проходить через оцепления и заграждения. Поэтому я был превосходным курьером. Во время одной депортации немцы вручили мне повестку со свастикой, но я убежал от них и теперь показывал повестку молодым нилашистам, которые не понимали немецкого. Они видели на бумаге свастику и всякий раз меня отпускали. Я тщательно избегал встречи с немцами, но однажды они все-таки поймали меня. Я думал, мне наступил конец. Но как раз в это время мимо на большом дипломатическом автомобиле проезжал Валленберг. Он остановился и подозвал меня. «Быстро, прыгай!» — сказал он, и, прежде чем удивленные солдаты успели понять, что произошло, мы уехали. Валленберг был фантастический человек! Организаторский талант, сообразительность, решимость! Великий стратег! Валленберг был инициатором всей операции по спасению, поверьте».Мозер вспоминает день, когда Валленберг узнал о том, что в Маутхаузен погнали в пешей колонне восемьсот отбывавших трудовую повинность евреев. Вместе они поехали к границе и перехватили колонну. Валленберг приказал всем, у кого были шведские паспорта, поднять руку. «Мы договорились об этом заранее, — рассказывает Мозер. — Я пробегал между рядами и говорил людям, чтобы они поднимали руки, не важно, есть у них паспорта или нет. Затем он потребовал передать ему всех поднявших руки и так уверенно себя вел, что никто из венгерских конвойных его ослушаться не посмел. Удивительно, но во всех его действиях заключалась какая-то абсолютная, убеждающая всех сила». Мозер считает, что в этот короткий и наиболее деятельный период своей жизни Валленберг был по-настоящему счастлив. «Редко кому выпадает такая судьба, и лишь очень немногие наделены столь яркой искрой инициативы, неотразимым обаянием и неистощимой энергией, с помощью которых они спасают тысячи жизней».После того как личный шофер Валленберга Вильмош Лангфельдер был 7 ноября арестован нилашистами, еврейское подполье предоставило ему своего шофера Шандора Ардаи. Первое впечатление Ардаи — Валленберг совсем не походил на героя, «он показался мне каким-то мечтательным и слишком мягким». Первым заданием Ардаи было отвезти 9 ноября Валленберга к штаб-квартире нилашистов и ждать его снаружи, «пока ему не удастся вызволить на свободу Лангфельдера».«Он направился широким шагом в их штаб-квартиру, и я подумал про себя: «У него ничего не выйдет!» В самом деле, с чего бы нилашистам отдавать захваченного? Только потому, что какой-то человек об этом их попросил? Но когда я снова увидел его, он сходил по ступенькам вместе с Лангфельдером. Они прыгнули в машину, и я отвез их в шведскую миссию. По дороге они никак не обсуждали случившееся, и я стал понимать, какой силой воли обладал Валленберг.В течение полутора месяцев мы с Лангфельдером возили его по очереди, и я ни разу не слышал от него ни одного лишнего слова, замечания или жалобы, хотя иногда по нескольку дней подряд ему удавалось спать лишь урывками два или три часа в сутки. Я видел его расстроенным только раз. Тогда банда нилашистов заняла его контору. Он попросил правительство — безуспешно — вернуть ее. Тогда он повел нашу маленькую группу в помещение конторы, и мы вышвырнули непрошеных гостей. Сразу же после этого он сел за стол и начал работать. Мы были уверены, что последуют репрессии, но, к нашему удивлению, ничего ужасного не случилось».Ардаи рассказывает, как однажды в ноябре он возил Валленберга на вокзал Йожефварош, откуда, как узнал Валленберг, отправлялся состав с евреями в Освенцим. Молодой офицер СС, командовавший составом, приказал Валленбергу покинуть платформу. Валленберг прошел, как бы не заметив его, к поезду.«Он вскарабкался на крышу вагона и стал раздавать паспорта через не закрытые еще двери. Приказы немцев сойти вниз Валленберг игнорировал. Затем нилашисты стали стрелять и орать на него, чтобы он убирался прочь. Он игнорировал и эти угрозы и продолжал раздавать паспорта в тянувшиеся к нему руки. Я думаю, нилашисты специально стреляли вверх, а не в него, промахнуться с такого расстояния было бы, наверное, нелегко. Наверное, и на них подействовала его храбрость.Как только Валленберг раздал все имевшиеся у него паспорта, он приказал тем, кто шведские паспорта имеет, выйти из поезда к стоявшим неподалеку, выкрашенным в национальные цвета шведского флага автомобилям. Не помню точно, сколько человек он спас с того поезда, но наверняка их было не меньше нескольких десятков — немцы и нилашисты были настолько поражены его поведением, что не препятствовали ему!»Есть немало очевидцев того, каким образом Валленбергу удавалось укрощать немецких и венгерских офицеров. Имея дело с немцами, он играл на чувстве чинопочитания и дисциплины. «Вы не имеете права на перемещение этих людей! Они находятся под защитой дипломатической миссии королевства Швеции! — отчитывал он однажды молодого нацистского лейтенанта, который командовал составом, перевозившим депортируемых евреев. — Вы не понимаете! Это ведь наше, шведское Министерство иностранных дел защищает интересы Германии в стратегически важных районах мира! А как защищаете вы интересы нашей страны? О вашем поведении будет доложено. Я буду жаловаться в Берлин. И вашу голову вынесут мне на блюде!»«Но у меня есть приказ, — отвечал ошеломленный лейтенант. — Я должен перевезти всех этих евреев, поименованных в списке».«В вашем списке не должно быть евреев, имеющих шведские паспорта, — огрызнулся Валленберг. — А если они в нем есть, значит, кто-то сделал ошибку. И он дорого за нее заплатит». Затем он достал свой собственный список и помахал им перед носом у перепуганного нациста. В конце концов, Валленберг своего добился, и «его» евреев ссадили с поезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
она запечатлела условия, в которых происходили пешие депортации, на 4000 метрах кинопленки. Каждый ее кадр свидетельствовал об ужасном обращении, которому подвергалась группа столичных евреев, передававшаяся, согласно декрету Салаши, немцам в качестве «оплаты» — «для проведения работ на благо Венгрии в обмен за предоставленные военные материалы». Эта фраза, как значится в докладе, «плохо скрывает истину: правительство Салаши передавало будапештских евреев на уничтожение».Если даже такая сверхосторожная организация, как МКК, позволяла себе составлять подобные доклады, то, как посчитал Гиммлер, наступило время узнать в подробностях, чем на самом деле занимался в Венгрии его рьяный подчиненный. В Будапешт в инспекторскую поездку был отряжен генерал СС Ханс Юттнер. В отправленном назад донесении генерал передал: увиденное повергало в шок. Позже он свидетельствовал: «Мне доложили, что за всё это отвечает Эйхман, но, поскольку я не застал его в Будапеште, докладывал мне штурмбанфюрер СС, чье имя я сейчас не помню (это был Тео Даннекер). Я сообщил ему, что по этому поводу думаю». В Хедешхаломе Юттнер встретился с Дитером Вислицени, который сообщил ему о приказе Эйхмана, предписывавшем ни болезни, ни возраст, ни даже наличие иностранных паспортов при решении о включении человека в состав пешей колонны во внимание не принимать: «Самое главное — это статистика; следует брать каждого поступающего к нам еврея».Гиммлер, подготавливавший в это время почву для заключения возможного сепаратного мира с союзниками, вызвал Эйхмана в Берлин и приказал ему «марши смерти» приостановить. «Если до этого вы занимались ликвидацией евреев, — ледяным тоном объяснял он, — то с настоящего момента вы будете заботиться о них, как нянька-кормилица». На возражения Эйхмана, что такой подход противоречит его пониманию воли фюрера и что «марши смерти» одобрены шефом гестапо Мюллером, Гиммлер бросил: «Я хочу напомнить вам, что это я, а не группенфюрер Мюллер или вы, основал РСХА. И здесь приказываю только я!» Эйхман дал задний ход, после чего Гиммлер его отпустил. Решив подсластить горькую пилюлю, Гиммлер чуть позже наградил Эйхмана еще одним орденом, уже вторым за последние два месяца — Крестом за военные заслуги первой степени со скрещенными мечами.Через несколько лет в Аргентине Эйхман с гордостью вспоминал, как он задумал и осуществлял «марши смерти». По его мнению, другой, менее сильный человек, столкнувшись с проблемой отсутствия транспорта или железнодорожных составов, мог бы от самой идеи продолжения депортаций отказаться. Вероятно, имея в виду свою стычку с Гиммлером, Эйхман все же признает: «Конечно, встречались разного рода трудности… Но Винкельманн (нацистский шеф полиции в Будапеште) поздравил меня с прекрасным выполнением этой акции. И то же самое сделал Везенмайер. И Эндре. Мы даже по этому поводу выпили. Таким образом я впервые в жизни попробовал кумыс».В начале декабря 1944 года совершенно бесстрастно Валленберг сообщает в Стокгольм о том, что «за время «маршей смерти», вмешиваясь под тем или иным предлогом, нам удалось спасти около двух тысяч конвоируемых». Почти мимоходом он также добавляет, что меры, предпринятые шведской миссией, обеспечили возвращение в Будапешт пятнадцати тысяч угнанных на выполнение трудовой повинности — всем им был выдан либо шведский паспорт, либо аналогичные удостоверения, выпущенные миссиями других стран. ГЛАВА 8 По мере того как передовые части армии маршала Малиновского, преодолевая упорное сопротивлении нацистов, пробивались к восточным и южным пригородам венгерской столицы, положение ее населения становилось отчаянным. Днем и ночью Будапешт по очереди утюжили тяжелые бомбардировщики американских и британских военно-воздушных сил, двадцать четыре часа в сутки полевая артиллерия Красной Армии вносила в разрушение города свою долю.Пайки были круто урезаны. Горючее для домашних нужд практически не поступало. Начались эпидемии, и госпитали были переполнены ранеными и больными. Коммунальные службы едва функционировали. По западной дороге в направлении Хедешхалома снова потянулись вереницы измученных женщин, стариков и детей. Хотя на этот раз их не погоняли прикладами, ругательствами и выстрелами и выживших на этом трудном пути не ожидали газовые камеры и крематории: людские потоки, вытянувшиеся на запад, состояли не из депортируемых евреев, а из обычных беженцев венгров.Евреи оказались в Будапеште, как в западне, и, хотя жизнь в городе превратилась в испытание для всех, ни одна прослойка населения не страдала так сильно, как они. Евреев насильно разместили в двух гетто. До 35 000 человек, имевших иностранные паспорта, жили в меньшем из них «Международном гетто» Оно называлось также Малым гетто, а Общее гетто — Большим. (Прим. ред.)
в так называемых «охраняемых» домах, формально находящихся под защитой миссий Швеции, Швейцарии и организации Красного Креста, и приблизительно до 70 000 евреев — в более изолированном «Общем гетто». Перенаселенность в обоих была ужасная, люди дрались за места на лестницах, в шкафах и на подоконниках.В целом в городе царили анархия и беззаконие, банды боевиков-нилашистов, нередко состоявшие из малолетних преступников возрастом не старше пятнадцати или шестнадцати лет, бродили по городу, грабя еврейские дома, насилуя женщин-евреек или хватая отдельных евреев, которых потом пытали и убивали. На иностранные паспорта нилашисты, как правило, внимания не обращали, редким исключением в этом отношении были «паспорта Валленберга» — они внушали к себе некоторое почтение. Йони Мозер, член еврейского подполья в Будапеште, вспоминал через двадцать лет, что «удостоверения, которые выдавали шведы, выглядели, как настоящие, — с печатью, фотокарточкой и подписью ответственных лиц. Такие паспорта уважали. Швейцарские паспорта, напротив, выглядели, как обычные справки, — без указания имени и подписи выдавшего их сотрудника миссии. Они оказались менее действенными».8 декабря Валленберг докладывал в Стокгольм свои наблюдения: «До сих пор с евреями — держателями шведских охранных паспортов обращались мягче, чем с остальными, пользующимися покровительством других нейтральных держав. Насколько мне известно, в Будапеште и в его окрестностях до сих пор погибло только десять евреев со шведскими паспортами». В том же донесении Валленберг отмечал, что «тысячи евреев со швейцарскими и ватиканскими удостоверениями ежедневно переводят из (Международного) гетто в Общее или же депортируют».Роль Валленберга в тогдашних событиях трогательно описана в воспоминаниях Томми Лапида, впоследствии генерального директора Израильского радиовещания в Иерусалиме. В 1944 году ему было тринадцать лет, и он был одним из девятисот человек, теснившихся по пятнадцать-двадцать человек в комнате в охраняемом шведской миссией доме.«Нас мучили голод, жажда и страх, но все-таки больше всего — даже британских, американских и русских бомбежек — мы боялись нилашистов. У нилашистов было оружие, и они считали, что, пока не пришли русские, самое лучшее, чем они могли помочь фронту, — это постараться убить как можно больше евреев… Поэтому они врывались в неохраняемые дома и уводили из них людей. Мы жили неподалеку от Дуная и слышали расстрелы на берегу всю ночь напролет.Я думаю, самым большим достижением нацистов было то, что мы стали воспринимать свою обреченность как непреложный факт. Мой отец был заключен в Маутхаузен и погиб в нем. Единственный ребенок в семье, я остался с матерью. Я все время просил у нее хлеба. Мне все время хотелось есть. (Много лет спустя, когда в доме не было хлеба, мать могла встать среди ночи и отправиться в ближайшее кафе за парой кусочков — она жила тогда в Тель-Авиве и была к тому времени достаточно состоятельной женщиной, но все равно должна была иметь в доме хлеб, хотя бы потому, что в прошлом бывали дни, когда она не могла меня накормить.)Однажды утром группа нилашистов ворвалась в наш дом и приказала всем физически здоровым женщинам следовать с ними. Мы знали, что это значит. Мать поцеловала меня и заплакала. Заплакал и я. Мы знали, что расставались навсегда, и она оставляла меня одного, теперь я лишался и матери. Но через два или три часа, к моей радости и изумлению, мать со всеми другими женщинами вернулась. Это было похоже на чудо. Хотя это и было чудо. Моя мать снова была со мной — она была жива, обнимала меня и целовала, и сказала только одно слово: «Валленберг».Я знал, что это значит, потому что тогда человек по имени Валленберг стал для нас, евреев, живой легендой. В полном и кромешном аду, в котором мы тогда находились, где-то жил во плоти и даже передвигался по городу ангел-хранитель. Успокоившись, мать рассказала мне, что, когда их вели к реке, рядом остановился автомобиль и из него вышел Валленберг — они сразу узнали его, потому что такой человек был только один во всем городе. Он подошел к главарю нилашистов и сообщил ему, что эти женщины находятся под его защитой. Нилашисты стали с ним спорить, но в нем было столько личного обаяния, столько властной уверенности… Хотя никто его не поддерживал, и никто за ним не стоял. Нилашисты могли бы пристрелить его тут же, на улице, и никто об этом бы не узнал. Но вместо этого они смягчились и отпустили женщин».Еще одно свидетельство в пользу необычайной силы духа и личной храбрости, которые неоднократно помогали Валленбергу выручать людей в самых трудных положениях, — это история, рассказанная мне Йони Мозером.«Я был у Валленберга на посылках. Немецкий я знал не хуже венгерского, и это помогало мне проходить через оцепления и заграждения. Поэтому я был превосходным курьером. Во время одной депортации немцы вручили мне повестку со свастикой, но я убежал от них и теперь показывал повестку молодым нилашистам, которые не понимали немецкого. Они видели на бумаге свастику и всякий раз меня отпускали. Я тщательно избегал встречи с немцами, но однажды они все-таки поймали меня. Я думал, мне наступил конец. Но как раз в это время мимо на большом дипломатическом автомобиле проезжал Валленберг. Он остановился и подозвал меня. «Быстро, прыгай!» — сказал он, и, прежде чем удивленные солдаты успели понять, что произошло, мы уехали. Валленберг был фантастический человек! Организаторский талант, сообразительность, решимость! Великий стратег! Валленберг был инициатором всей операции по спасению, поверьте».Мозер вспоминает день, когда Валленберг узнал о том, что в Маутхаузен погнали в пешей колонне восемьсот отбывавших трудовую повинность евреев. Вместе они поехали к границе и перехватили колонну. Валленберг приказал всем, у кого были шведские паспорта, поднять руку. «Мы договорились об этом заранее, — рассказывает Мозер. — Я пробегал между рядами и говорил людям, чтобы они поднимали руки, не важно, есть у них паспорта или нет. Затем он потребовал передать ему всех поднявших руки и так уверенно себя вел, что никто из венгерских конвойных его ослушаться не посмел. Удивительно, но во всех его действиях заключалась какая-то абсолютная, убеждающая всех сила». Мозер считает, что в этот короткий и наиболее деятельный период своей жизни Валленберг был по-настоящему счастлив. «Редко кому выпадает такая судьба, и лишь очень немногие наделены столь яркой искрой инициативы, неотразимым обаянием и неистощимой энергией, с помощью которых они спасают тысячи жизней».После того как личный шофер Валленберга Вильмош Лангфельдер был 7 ноября арестован нилашистами, еврейское подполье предоставило ему своего шофера Шандора Ардаи. Первое впечатление Ардаи — Валленберг совсем не походил на героя, «он показался мне каким-то мечтательным и слишком мягким». Первым заданием Ардаи было отвезти 9 ноября Валленберга к штаб-квартире нилашистов и ждать его снаружи, «пока ему не удастся вызволить на свободу Лангфельдера».«Он направился широким шагом в их штаб-квартиру, и я подумал про себя: «У него ничего не выйдет!» В самом деле, с чего бы нилашистам отдавать захваченного? Только потому, что какой-то человек об этом их попросил? Но когда я снова увидел его, он сходил по ступенькам вместе с Лангфельдером. Они прыгнули в машину, и я отвез их в шведскую миссию. По дороге они никак не обсуждали случившееся, и я стал понимать, какой силой воли обладал Валленберг.В течение полутора месяцев мы с Лангфельдером возили его по очереди, и я ни разу не слышал от него ни одного лишнего слова, замечания или жалобы, хотя иногда по нескольку дней подряд ему удавалось спать лишь урывками два или три часа в сутки. Я видел его расстроенным только раз. Тогда банда нилашистов заняла его контору. Он попросил правительство — безуспешно — вернуть ее. Тогда он повел нашу маленькую группу в помещение конторы, и мы вышвырнули непрошеных гостей. Сразу же после этого он сел за стол и начал работать. Мы были уверены, что последуют репрессии, но, к нашему удивлению, ничего ужасного не случилось».Ардаи рассказывает, как однажды в ноябре он возил Валленберга на вокзал Йожефварош, откуда, как узнал Валленберг, отправлялся состав с евреями в Освенцим. Молодой офицер СС, командовавший составом, приказал Валленбергу покинуть платформу. Валленберг прошел, как бы не заметив его, к поезду.«Он вскарабкался на крышу вагона и стал раздавать паспорта через не закрытые еще двери. Приказы немцев сойти вниз Валленберг игнорировал. Затем нилашисты стали стрелять и орать на него, чтобы он убирался прочь. Он игнорировал и эти угрозы и продолжал раздавать паспорта в тянувшиеся к нему руки. Я думаю, нилашисты специально стреляли вверх, а не в него, промахнуться с такого расстояния было бы, наверное, нелегко. Наверное, и на них подействовала его храбрость.Как только Валленберг раздал все имевшиеся у него паспорта, он приказал тем, кто шведские паспорта имеет, выйти из поезда к стоявшим неподалеку, выкрашенным в национальные цвета шведского флага автомобилям. Не помню точно, сколько человек он спас с того поезда, но наверняка их было не меньше нескольких десятков — немцы и нилашисты были настолько поражены его поведением, что не препятствовали ему!»Есть немало очевидцев того, каким образом Валленбергу удавалось укрощать немецких и венгерских офицеров. Имея дело с немцами, он играл на чувстве чинопочитания и дисциплины. «Вы не имеете права на перемещение этих людей! Они находятся под защитой дипломатической миссии королевства Швеции! — отчитывал он однажды молодого нацистского лейтенанта, который командовал составом, перевозившим депортируемых евреев. — Вы не понимаете! Это ведь наше, шведское Министерство иностранных дел защищает интересы Германии в стратегически важных районах мира! А как защищаете вы интересы нашей страны? О вашем поведении будет доложено. Я буду жаловаться в Берлин. И вашу голову вынесут мне на блюде!»«Но у меня есть приказ, — отвечал ошеломленный лейтенант. — Я должен перевезти всех этих евреев, поименованных в списке».«В вашем списке не должно быть евреев, имеющих шведские паспорта, — огрызнулся Валленберг. — А если они в нем есть, значит, кто-то сделал ошибку. И он дорого за нее заплатит». Затем он достал свой собственный список и помахал им перед носом у перепуганного нациста. В конце концов, Валленберг своего добился, и «его» евреев ссадили с поезда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53