Они должны отвезти его в Каир. Мухаммед Али пожелает, чтобы английский генеральный консул присутствовал при казни. Разумеется, голова преступника будет отослана лорду Харгейту.
— Господи, — пробормотал Майлс, — еще одна. В корзине, конечно.
Неслышно вошел слуга с огромным подносом в руках. Он поставил его на резной табурет около дивана и так же неслышно выскользнул из комнаты.
— Вы же хотели, чтобы в этом деле разобрались немедленно, — заметил Ноксли. — Я собирался избавить вас от тяжелых воспоминаний.
Как будто она могла заставить себя когда-нибудь забыть о них!
Он посмотрел на свои руки, затем снова на нее голубыми невинными глазами.
— У меня не хватает слов, чтобы выразить мои сожаления, — сказал он. — Мои люди были вынуждены спешить, они узнали, что приближаются люди Дюваля, чтобы захватить вас. Беда в том, что они не очень хорошо соображают. В своем рвении защитить вас они действовали поспешно, неуклюже и глупо. Они не привыкли к неповиновению простых людей. Это так поразило их, что они потеряли и остатки своего убогого разума.
— Понятно, — сказала Дафна. — А я-то удивлялась, почему меня силой увели с моей яхты. Мне следовало бы понять, что ваши вооруженные люди защищали меня, но они плохо соображали, если вообще соображали.
Он наклонил голову и прижал два пальца к переносице.
— Я вас понимаю. Мне трудно объяснить, как здесь обстоят дела.
— Предположим, вам это трудно сделать, — сказала она. — Предположим, вы просто скажете, что вы Золотой Дьявол, держащий в страхе весь Верхний Египет, и мы нужны вам здесь для определенной цели, далекой от альтруистских побуждений.
Дафна услышала, как Майлс тихо ахнул. ЧП8 Ноксли поморщился и закрыл глаза.
— Даф, — сказал Майлс, коснувшись ее руки. Она стряхнула его руку.
— В чем же дело, милорд? — продолжала она. — Папирус? Он оказывает странное действие на людей, отравляет их сознание, заставляет их видеть то, чего нет. Гробницы фараонов и горы сокровищ. Людей, которые могут разобрать иероглифическую письменность. Мой папирус может оказаться описанием битвы или официальным уведомлением, имеющим не больше отношения к сокровищам, чем Розеттский камень. Но люди видят пару картушей, и у них разыгрывается воображение. Вы такие романтические создания!
Лорд Ноксли поднял голову.
— Ваш папирус, — повторил он. — Вы сказали…
— Он мой, — подтвердила она. — Майлс купил его для меня. Потому что он знаменитый ученый Майлс Арчдейл, но я — его мозг.
Солнце садилось. Она стояла у окна, глядя на реку.
Как и Лондон, Фивы были построены на обоих берегах реки. На этом сходство заканчивалось. Здесь был совершенно иной мир. Здесь, над плодородной равниной восточного берега, возвышались громадные храмы, обелиски и пилоны Луксора и Карнака. На равнине западного берега Колоссы Мемнона сидели на своих тронах. За ними простирался почти необозримый некрополь, с его храмами и гробницами. Эти последние были вырублены в отрогах Ливийских гор, словно соты испещряя восточный склон. Она смотрела на горы, скрывавшие Бибан-эль-Мулук и его царские гробницы.
— Ты тоже потеряла голову? Совсем ничего не соображаешь?
Она повернулась к двери, где стоял ее брат.
— Солнце окончательно выжгло твои мозги, Даф? — Майлс вошел, с силой захлопнув за собой дверь. — Мы не можем оставаться здесь. Он… он… — Майлс покрутил пальцем у виска.
— Мне все равно, кто он, — сказала она, снова поворачиваясь к окну. — У нас, как он и сказал, нет особой необходимости возвращаться в Каир. Он очень хочет, чтобы мы оставались у него. Он обещал послать в Каир за моими книгами и материалами. Может быть, трудности возникнут с моими коптскими лексиконами — они находились на борту «Изиды», — но обещал навести справки в коптских монастырях.
— Даф, ты, должно быть, слышала, как его приятели «наводят справки». Они бьют человека палками по пяткам. Часами! И это еще самое легкое средство для допроса.
— Я попрошу его не обижать монахов, — сказала она. — Он хочет, чтобы я была счастлива.
— Конечно, он хочет, чтобы ты была счастлива. Ты непристойно богата. С твоей поддержкой он может раскопать целую долину. Он может сделаться царем Фив. Ты — как гусыня, несущая золотые яйца, — неисчерпаемый источник денег.
Деньги были даром совести Верджила, подумала Дафна. Ему было легче оставить ей после своей смерти все, чем относиться к ней с уважением и добротой при жизни.
— Мы сможем беспрепятственно исследовать все Фивы, — продолжала она. — Все гробницы фараонов, включая ту, что нашел Бельцони. У меня будут сотни и сотни образцов иероглифического письма. Это великолепная возможность! И мне не надо больше притворяться.
— А он сможет заставить каждого из нас делать то, чего он захочет, просто угрожая другому, — заметил Майлс.
— Значит, лучше не доводить дело до угроз.
— Он задумал жениться на тебе. Неужели ты не видишь? Он должен быть хозяином всего: тебя, твоих денег. И в своем он уме или нет, Золотой ли он Дьявол или нет, но он смотрит на тебя так же, как и другие мужчины.
Дафна вспомнила, как смотрел на нее Руперт, с веселыми смешинками в глазах. Она вспомнила их последний день на «Изиде».
«Мы могли бы пожениться».
У нее начало сжиматься горло. Дафна наклонила голову и загнала свое горе в самый дальний уголок души. Если она согнется, то завязнет и больше никогда не выберется на свободу. Она не могла позволить себе горевать. Она должна быть сильной и выносливой, если надеется найти выход.
— Подумай своей головой, — резко сказала она. — Твой друг не отпустит нас добровольно. Мы должны воспользоваться малейшей возможностью и сбежать.
— Так, как у тебя было с Пембруком? Ты думаешь, мне хочется видеть, как ты снова страдаешь?
Она заставила себя взглянуть на него. Она криво улыбнулась:
— Если я смогла вынести жизнь с Верджилом, я смогу вынести все. Мы найдем способ выбраться отсюда. Но для этого потребуется время, ум и осторожность, и ты должен привыкнуть больше доверять мне.
Вторники среду они провели в Луксоре, который, как она уже видела издалека, с другого берега реки, или судила по приукрашенным рисункам в «Описании Египта», представлял собой величественное зрелище. Вблизи же он произвел на нее гнетущее впечатление, хотя, может быть, у нее просто было плохое настроение.
Дафна задыхалась — в каждом углу, в каждой щели прилепились жалкие лачуги; грязь, голуби, отбросы, горы песка и мусора погребали обелиски, пилоны, колонны. Но она заставляла себя смотреть на это глазами ученого. В среду Дафна одолжила у лорда Ноксли тетрадь и начала делать копии надписей.
В четверг они отправились в Карнак. Он находился недалеко, менее чем в двух милях. Они проехали на ослах вдоль Аллеи сфинксов, или того, что от нее осталось. Сейчас большинство сфинксов были разбиты, а южная часть аллеи тонула в грязи и кучах мусора.
Однако разрушения не смогли уничтожить величие этого места. И полузасыпанные монументы продолжали потрясать своей грандиозностью. Огромные пилоны, целый лес гигантских колонн, обелиски, колоссы и сфинксы были такими же по величине и деталям, как на иллюстрациях в «Описании Египта». Тем не менее действительность превосходила все, что могла представить в своем воображении Дафна.
Когда они проходили по главной дороге в гипостильный зал, она смотрела на обрамлявшие ее двенадцать гигантских колонн, как сказал Ноксли, самых больших во всем Египте, и думала, что бы сказал Руперт, глядя на них.
В своем воображении она видела его, смотрящего на одну из капителей, сделанную в форме лотоса, как он смотрел на пирамиду Хефрена: упершись кулаками в бедра, а ветер шевелит его черные волосы. Она почти услышала его звучный голос: «Она огромна».
И Дафна улыбнулась, но ее губы задрожали, горло сжалось, и глаза наполнились слезами.
Она закрыла глаза и сдержала слезы. Она должна продолжать трудиться, заставлять работать свой ум и не поддаваться эмоциям. Работа придавала ей силы и раньше, так будет и впредь. Ее ум — единственный союзник, на которого она могла положиться. Придет время, он подскажет ей выход.
В ту ночь Дафне снилась гробница фараона.
Она спускалась по шестнадцати ступеням в передний коридор. В конце его находилась камера, заставленная множеством предметов: ящиками, корзинами, кувшинами и мебелью, сделанной в форме животных. Ее внимание привлекли две фигуры, с правой стороны охранявшие дверь. Она прошла мимо фигур и через дверь вступила в темное помещение.
В слабом свете она увидела две двери. Она открыла их. Внутри стоял огромный золотой саркофаг. По углам его замерли богини с распростертыми крыльями, охраняя то, что лежало внутри.
Дафна поднялась по нескольким ступенькам и заглянула в саркофаг.
В нем лежал Руперт Карсингтон, он как будто спал с легкой улыбкой на губах, такой же, как на лице Рамзеса Великого в Мемфисе. На нем была короткая одежда из золотой ткани, сложенные руки лежали на обнаженной груди. В слабом мягком свете мускулы его тела отливали темным золотом.
Она наклонилась и дотронулась до его лица.
— Я тоскую по тебе, — прошептала она.
Слезы полились из ее глаз и закапали на его лицо. Он сказал:
— Дафна, проснись.
Нет, она не хотела расставаться с этим сном. Она никогда больше не увидит его, разве только во сне.
— Дафна, проснись.
Она пыталась сказать «нет», но не смогла произнести ни звука. Она открыла глаза и увидела темноту. Рука зажимала ей рот. Это была не ее рука. Она была большая и… знакомая. И еще был запах. Его запах.
Голос, бархатный голос тихо сказал:
— Никакого крика, никакого плача, никакого обморока.
Она, задыхаясь, с рыданием обхватила его шею и сказала:
— Я никогда не падаю в обморок.
Глава 20
Под тонким одеялом она была мягкой, удивительно притягательной и почти голой. Притянув ее к себе, Руперт обнаружил, что их практически ничего не разделяет, кроме тонкой ткани ее камиз, сбившейся на талии. Он чувствовал ее кожу, чистую, гладкую как шелк и… незнакомую.
Чего-то не хватало.
Он прижался лицом к ее шее и вдохнул.
— Что они с тобой сделали? — прошептал он, подняв голову. — Чего-то не хватает. Божественного аромата!
— Что они со мной сделали? Со мной? Я думала, ты умер.
— Знаю, я тоже сначала так думал.
— Я видела, как тебя застрелили, ты схватился за грудь и упал за борт. И больше не появился.
— Пуля прошла вот здесь, под мышкой. Царапина. Но я споткнулся, потерял равновесие и свалился за борт. Как обычно, я ударился головой. Когда я пришел в себя, то увидел, что держусь за доску от обшивки судна и меня отнесло довольно далеко вниз по течению. Это было чертовски неудобное положение.
— Неудобное.
— Мной восхищаются наши мальчишки, — продолжал он. — Я герой. Герои не спотыкаются. Герои не падают за борт. Герои, падая, не стукаются головами. Должно быть, я выглядел полным дураком.
Она прижалась к его лицу и поцеловала его. Сначала с такой нежностью и лаской. Он почувствовал ее слезы на своем лице. Ему следовало бы сказать, как всегда: «Никаких слез», — но Руперт не мог. Этот нежный поцелуй вызвал в нем странное ощущение не совсем счастья и не совсем горя. Она так действовала на него — пробуждала в нем чувства, названия которых он не знал.
Он был взбешен, полубезумен, когда наконец догнал «Изиду» и взобрался на борт, мокрый, в синяках, но его рана почти не кровоточила, хотя Руперт никогда не слышал, чтобы с кем-то так случалось. Лишь в течение пяти дней пути к Фивам ему удалось успокоиться, собраться с мыслями и понять, как ему помогла его неуклюжесть. Если бы бандиты не поверили, что он мертв, они бы постарались убедиться в этом.
Теперь они его не ждут. Они не ищут его. Он должен воспользоваться этим.
А сейчас он изголодался по ней, по ее близости, по ее теплу и ее страсти.
— Я скучала по тебе, — прошептала Дафна, не отрываясь от его губ. Она потерлась о его щеку так, как умела делать только она, и что-то темное, таившееся в глубине его, пробудилось. Руперт не понимал, что с ним происходит и почему.
Но он вспомнил, как пусто было без нее. Он вспомнил, как он увидел необыкновенную птицу и повернулся, чтобы указать Дафне на нее, а Дафны рядом не оказалось.
Он помнил, как заглядывал в ее каюту, где они не спеша в молчании занимались любовью. Он не мог сдержаться, чтобы не взять подушку и, прижав ее к лицу, жадно искать ее аромат… как гладил пальцами переплеты и корешки ее книг… как вглядывался в ее тетради, в аккуратный почерк и слова, которые не понимал, и в ее рисунки: маленькие фигурки и значки, не поддающиеся расшифровке.
— Я тоже скучал по тебе. — Он тосковал. Он даже не мог представить, что способен так страдать. Ему хотелось снова завладеть ее губами, овладеть ею самым примитивным образом. Но не было времени!
Он отпустил ее.
— Нам лучше поторопиться, — сказал он.
— Мы уходим? — словно сквозь сон спросила она. — Мы уходим?
— Да, сейчас же. Ты и я. В окно. — Руперт сел и подавил в себе вожделение. — Где твоя одежда? Не важно, сойдет и накидка. Твоя одежда на судне.
— Не думаю…
— У нас нет времени думать. Нам надо уйти прежде, чем охрана протрезвеет или кто-нибудь почувствует запах гашиша и что-то заподозрит.
Она вытерла лицо.
— Гашиш?
— Помнишь своего одурманенного сторожа? Такого веселого и ни к чему не годного? Как же еще я мог взобраться по стене, не поднимая шума?
— Я не могу бросить Майлса, — сказала она.
— Знаю, но сейчас он находится в очень неудобном месте. Я не сумею добраться до его окна и пройти через дом. Мы не могли одурманить всех, и в доме еще много людей. У твоей двери спит служанка. Остальные слуги где-то внутри. И стража ходит по коридорам.
— Как ты…
— Лина все разузнала для нас, — сказал он. — Подружилась с болтливой служанкой. Можно мы поговорим об этом позднее? Нам нельзя терять время.
— Я не могу оставить Майлса, — повторила Дафна. — Если я исчезну, за это заплатит он.
— Нет. Он представляет для них слишком большую ценность, чтобы они с ним что-то сделали. Мы придумаем хитрый план, как вызволить его отсюда к завтрашнему дню. Обещаю. — Руперт встал с дивана. — Где твоя накидка?
Она медленно поднялась.
— Он не представляет никакой ценности, — сказала она.
— Это знаешь ты и знаю я, — возразил он.
— Ноксли знает мою тайну.
Наступила короткая напряженная пауза.
— Да, конечно, — сказал Руперт. — Мне следовало догадаться, что возникнут трудности.
— Я сказала ему, мне пришлось это сделать. Майлс не мог бесконечно притворяться. Он начал пить, чтобы избежать трудных вопросов, а он совсем не умеет это делать.
— Понимаю, — сказал Руперт. — Я думал, этому уже нельзя помочь. Мы разберемся с этим. А тем временем…
— Майлс думает, что Ноксли сумасшедший. Я не уверена в этом. Я согласна, что он ничего не сделает Майлсу. Ноксли нравится выглядеть благородным и добрым. — Еще одно притворство, как у Верджила. — У него есть люди, которые выполняют для него грязную работу: пытки, увечья, убийства.
— Дафна…
— Тсс… — Она зажала ему рот.
Послышались шаги и голоса за дверью. Руперт взглянул в ту сторону, он тоже слышал. Дафна толкнула его к окну.
— Беги.
— Только с тобой.
Ей тоже не хотелось, чтобы он ушел без нее, но выбора не было. И не было времени для споров.
Она сжала кулак и, размахнувшись, ударила его в грудь.
— Ты жив, — сказала она. — Живи, иначе я никогда не выберусь отсюда. Уходи.
Звуки приближались.
Дафна бросилась к дивану. «Уходи, — беззвучно попросила она. — Пожалуйста, уходи».
Она скорее почувствовала, чем услышала, как он уходит.
В дверь нетерпеливо постучали. Голос служанки тихо спросил, все ли в порядке у леди? Дафна легла и натянула на себя одеяло. Дверь распахнулась. Дафна порывисто села и огляделась, как неожиданно разбуженный человек.
В дверях стояла служанка с масляной лампой в руках. Позади нее виднелась высокая мощная фигура.
— Сторож услышал шум, — сказала служанка, поднимая лампу. — Он говорит, «голоса». — В самом деле? — сказала Дафна. — Должно быть, я говорила во сне. У меня бывают очень странные сны.
4 мая
В пятницу Дафна с Ноксли и Майлсом снова отправились в Карнак. Удивительно, каким чудесным казалось это место теперь, когда тяжелый камень свалился с ее сердца. Она быстро исписала свою тетрадь, и лорд Ноксли послал слугу в Луксор за другой. Вторую половину дня она провела в небольшом помещении, называемом Царской комнатой, где под скульптурными изображениями различных фараонов были иероглифами написаны имена, с которых Дафна делала копии.
— Я думаю, вам не будет скучно, если мы вернемся сюда завтра? — спросил ее лорд Ноксли, когда уже на закате они возвращались в Луксор.
— Я могла бы провести здесь месяц и не скучала бы. Но еще одного дня будет достаточно, если у вас другие планы.
— Мы можем вернуться в любое время, — сказал Ноксли. — Но возможно, если вы сделали общий обзор Фив, вы могли бы выбрать самые интересные для ваших занятий места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33