А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Он провел в этом месте двадцать четыре часа, не зная, что его ждет, будут ли его бить кнутом, пытать или искалечат, найдут ли его когда-нибудь друзья, или он там умрет в полном одиночестве.
Может быть, и Майлс оказался в таком же положении.
У нее сжалось сердце.
— Мне кажется, я вся покрыта грязью, — сказала Дафна. — Мне нужна ванна. У нас уйма времени. Пройдет сто лет, прежде чем мистер Бичи и шейх закончат свои бюрократические ритуалы.
За время пребывания в Каире Дафна открыла для себя преступную роскошь посещения местных бань. Весь внешний мир со своими бедами оставался за дверями покрытого изразцами помещения женской бани. Здесь требовалось лишь отдаться неге, слушая смех и сплетни находившихся рядом женщин.
Даже сегодня баня сотворила с ней чудо. Она вышла с ясной головой и в более спокойном расположении духа. Забираясь на своего осла, Дафна убеждала себя, что найдет способ разыскать Майлса. Ей только нужен мужчина. Для дел, которые она сама не сможет осуществить. В таком случае, чем внушительнее он будет выглядеть, тем лучше, а мистер Карсингтон был на голову выше большинства окружающих. И он должен быть сильным, раз выжил после драки с наемниками Мухаммеда Али. Если чего-то и не хватало мистеру Карсингтону, так это ума, но в этом Дафна ему поможет.
Предоставив погонщикам управлять их ослами и расчищать дорогу на тесных улицах, они с Линой, как обычно, быстро продвигались среди меланхоличных верблюдов, лошадей, уличных торговцев и нищих к своему дому в Эзбекии.
У ворот они спешились. Оставив Лину расплачиваться с погонщиками, Дафна вошла в тенистую аллею, окружавшую двор. Она уже подходила к лестнице, когда из тени возникла высокая фигура и звучный запоминающийся голос спросил: «Двадцать фунтов?»
Дафна замерла, и сердце пропустило удар, но затем забилось, хотя уже не так спокойно. В аллее было темно, но не так, как в темнице крепости. Сейчас Дафна прекрасно видела даже сквозь вуаль. Он был высоким и широкоплечим, как она и предполагала. Вот что она не сумела рассмотреть в темноте подземелья, так это его потрясающе красивое лицо. Черные дуги бровей над смеющимися глазами и благородный римский нос. Улыбку, таившуюся в уголках слишком чувственного рта.
Горячие волны возбуждения сметали трудом обретенное спокойствие и самоуверенность, превращая ее в смущенную неловкую школьницу, какой Дафна была когда-то. Она никогда не была слишком застенчивой, в чем ее нередко упрекал Верджил. Вот и сейчас Дафна не была так уж смущена, чтобы не заметить безупречно сшитый камзол, жилет и панталоны, крахмальную рубашку и шейный платок. Быстрого взгляда оказалось достаточно, чтобы в сознании запечатлелся яркий образ стройного, мощного тела, совершенство которого подчеркивала облегающая одежда.
Во рту у нее пересохло, и разум помутился, и на мгновение Дафна растерялась. Но только на мгновение! Она опомнилась, и как только к ней вернулся дар речи, сказала:
— Мистер Карсингтон.
— Вы заплатили за меня всего двадцать фунтов, — повторил он. — В банях я узнал, что это обычная цена за евнуха.
— За очень дорогого евнуха, — сказала Дафна и поторопилась добавить: — Я не ожидала увидеть вас так скоро. Вы даже успели посетить бани? Удивительно. — В ее воображении возник образ этого джентльмена в одном лишь махджами — полотенце, обернутом вокруг талии.
Ей не следовало курить в бане даже из вежливости. После кальяна оставался неприятный привкус во рту и кружилась голова. И не следовало слушать бесстыдную болтовню женщин. Все вместе вызывало в ее затуманенном мозгу непристойные мысли.
Обычно Дафна не обращала внимания на мужчин, если только они не оказывались препятствием на ее пути, что, как показывал ее опыт, являлось их первостепенным назначением.
Она прошла мимо Карсингтона и стала подниматься по лестнице, торопливо говоря Лине:
— Разве не удивительно, Лина? Турки, как правило, растягивают на часы даже самые пустячные переговоры. Я думала, что нечего и надеяться начать их раньше завтрашнего дня.
— Не сомневаюсь, что шейх хотел бы вести переговоры в обычной неторопливой манере, — сказал мистер Карсингтон, — но вы утомили его.
— Эта тюрьма омерзительна, — обратилась к нему Лина, поднимавшаяся вслед за Дафной по лестнице. — Чтобы избавиться от запаха, мы пошли в бани. Мы покурили, поболтали с другими женщинами, наслушались неприличных шуток, и теперь нас уже не тошнит и в голове прояснилось.
— Покурили? — повторил он. — Наслушались неприличных шуток? Отлично. Я сразу понял, что это будет интереснее, чем собирать камни.
Руперт смотрел, как миссис Пембрук поднялась по лестнице и, гневно шурша черными шелками, исчезла за дверью. Почти так же эффектно она уходила от шейха.
Поскольку он находил ее интересной, Руперт обрадовался, узнав вскоре после ее ухода, что она не принадлежала, как он предполагал, к одному поколению с Трифеной, другими словами, была моложе ее и в матери ему не годилась.
Мистер Бичи рассказал ему, что Майлсу Арчдейлу, пропавшему брату, ученому, занимавшемуся древностями, было немного больше тридцати, а его сестра, вдова, на несколько лет моложе.
Руперт так же узнал, что чума, на долгие недели задержавшая его в Александрии, их тоже задержала в Каире. Карантин сняли совсем недавно. Иначе мистер Арчдейл с сестрой сейчас были бы в Фивах. По словам секретаря, Арчдейл хотел проверить свои лингвистические теории в храмах и гробницах Верхнего Египта.
Мистер Бичи еще сказал, что этот брат рано или поздно найдется, вероятно, он где-то загулял. Конечно, этого нельзя говорить его сестре, но генеральный консул уверен, что слуга Арчдейла Ахмед солгал.
Каир предоставляет развлечения на любой вкус, и мужчины «исчезают» в борделях или опиумных притонах на несколько дней. Вероятно, Арчдейл все еще развлекается. Вполне вероятно, что слуга обкурился гашишем и приставал к кому-нибудь, за что его и избили.
Руперт ни в коем случае не должен говорить этого миссис Пембрук. Он должен успокаивать ее.
— Вы могли бы навести справки на караульных постах и где-нибудь еще, — сказал мистер Бичи. — Я посоветовал бы вам допросить слугу наедине. Если вы отыщете Арчдейла или, что более вероятно, он объявится сам, выдайте ей ту версию событий, какую он сам предпочтет. Я должен предупредить, что необходимо сохранить с ними хорошие отношения. Они в состоянии внести значительный вклад в наши труды как в научном, так и в финансовом плане. Мистер Солт полагается на вас, надеясь, что вы проявите максимальную скромность, такт и деликатность.
Руперт кивал с умным видом, размышляя, не выкурил ли мистер Бичи за последнее время, как и слуга Арчдейла, слишком много гашиша.
Любой трезвый человек понял бы, что Руперт Карсингтон совершенно не подходит для выполнения задачи, требующей скромности, такта и деликатности. Руперт мог бы сказать это и сам и при обычных обстоятельствах так бы и сделал. Но ему понравилось, как миссис Пембрук в раздражении взмахивает своими юбками, и ему хотелось увидеть, как она выглядит. Поэтому он промолчал и попытался принять вид скромного и тактичного человека.
Но долго ему не продержаться, это он понимал.
Руперт поднялся за служанкой вверх по лестнице, вошел в дом и, миновав множество залов и комнат, наконец оказался в покоях с высоким потолком.
В конце комнаты находилось возвышение, покрытое турецким ковром. По сторонам стояли низкие диваны, заваленные подушками. Широкий приземистый стол с кипами книг и бумаг занимал большую часть возвышения. По одной стене комнаты тянулась узкая полка, заставленная множеством небольших деревянных фигурок.
Вдова взглянула на стол, затем опустилась на колени и начала перебирать бумаги.
— Госпожа? — сказала Лина.
— Они лежат не так, как я их оставила, — ответила миссис Пембрук.
— Почему вы так думаете? — спросил Руперт.
— Я работала над новым папирусом, — объяснила она. — Я всегда раскладываю материалы в определенном порядке. Папирус справа, чтобы с ним сверяться, копия в центре, таблица знаков — ниже. Розеттский текст здесь, коптский словарь сбоку, а слева грамматические заметки. Вот такой должен быть порядок. В работе нужна система, или это бесполезно. — Ее голос звучал все громче. — Папирус и копия пропали. Весь этот труд… дни, потраченные на то, чтобы сделать точную копию…
Дафна, пошатываясь, встала.
— Где слуги? И Ахмед? С ним все в порядке?
— Проверь слуг, — сказал Руперт Лине. И обратился к миссис Пембрук: — Успокойтесь, считайте до десяти.
Она повернула голову в его сторону.
— Вы никогда не снимаете эту штуку? — раздраженно спросил Карсингтон. — Должно быть, он был необыкновенным человеком, этот оплакиваемый покойник, если заслужил такую скорбь. — Он жестом указал на густую вуаль и черный шелк. — Под всем этим вам должно быть жарко как в аду! Неудивительно, что вы плохо соображали.
Дафна чуть помедлила, затем резким движением откинула вуаль с лица.
И Руперту показалось, будто его сильно ударили по голове тяжелой турецкой дубинкой.
— Так, — сказал он, когда к нему вернулся дар речи. — Так. — И подумал, что ему следовало бы постепенно подготовиться к этому.
Он увидел зеленые бездонные глаза, высокие скулы на бледном лице «сердечком», обрамленном шелковистыми темно-рыжими волосами. Ее нельзя было назвать хорошенькой. И красивой она, по английским понятиям, тоже не была. В ней было что-то, совершенно не подходящее под обычное представление о красоте.
Трифена собрала огромное количество книг о Египте, включая французское «Описание Египта», опубликованных за последнее время. Руперт видел это лицо на какой-то цветной иллюстрации к гробнице или храму. Он прекрасно помнил — рыжеволосая обнаженная женщина, с одним лишь золотым обручем на шее, простирала руки к небесам.
Хорошо бы увидеть ее обнаженной. Его опытный глаз подсказывал ему, что у этой смертной леди фигура должна быть такой же потрясающей, как и ее лицо. Как темпераментная богиня, она сорвала мрачное покрывало и отшвырнула его в сторону.
Вбежала Лина.
— Они все исчезли! — крикнула она. — Все!
— В самом деле? — спросил Руперт. — Это интересно. Он повернулся к вдове. Ее лицо стало белее мела. Черт побери, уж не собирается ли она упасть в обморок? Единственной женской привычкой, которой он боялся и ненавидел больше рыданий, был обморок.
— Мы все думали, что ваш брат застрял в каком-нибудь борделе, — сказал он. — Но последние события наводят на мысль, что мы, возможно, ошибаемся.
Ее слишком бледное лицо вспыхнуло, а зеленые глаза яростно сверкнули.
— В борделе?
— В доме с дурной репутацией, — объяснил Руперт. — Где мужчины нанимают женщин для того, чтобы они делали то, что большинство женщин отказываются делать, если вы на них не женитесь, и часто не только поэтому.
— Я знаю, что такое бордель, — сказала Дафна.
— По всей видимости, парижские бордели при сравнении с каирскими похожи на детские комнаты в квакерском доме. Признаюсь, мои воспоминания о Париже довольно смутны.
Она сощурилась.
— То, что вы помните или не помните о Париже, не имеет никакого отношения к происходящему.
— Я только хотел указать, насколько велик соблазн, — сказал Руперт. — Только святой, например, один из моих братьев, смог бы устоять. Естественно, не зная степени святости вашего брата…
— Вы и ваши коллеги просто решили, что Майлс развлекается с проститутками и танцовщицами.
— И от гашиша, опиума и еще от чего угодно, как мы предполагали, он просто потерял счет времени.
— Я поняла, — сказала Дафна. — Вам поручили занимать меня, пока Майлс не придет сам или его не принесут домой.
— Да, именно такие наставления я и получил, — сказал он. — Это казалось довольно простым делом. Пропал брат, спишем все на наркотики и женщин, но теперь пропал папирус, не говоря уже о слугах. Дело усложнилось.
— Не понимаю, как эти люди смогли войти сюда, — сказала Лина. — Когда мы пришли, Вадид, привратник, был на месте. И он ничего не сказал о каких-нибудь беспорядках.
— Это парень, что сидит на каменной скамье у ворот? — спросил Руперт. — Мне показалось, он молился. Он не обратил на меня никакого внимания.
Хозяйка и служанка переглянулись.
— Я пойду к Вадиду, — решила Лина и вышла. Вдова отвернулась от Руперта и вернулась к разграбленному столу. Она опустилась на колени и отодвинула книгу влево. Стряхнула песок с листа бумаги и подложила его под книгу. Затем собрала перья с пола и сунула в чернильницу. Гневный блеск в ее глазах погас, румянец исчез, лицо покрылось смертельной бледностью, от чего еще ярче выступили темные круги под глазами.
Руперт не знал, что его заставило вспомнить об этом, но перед его глазами живо предстала картинка из далекого прошлого: маленькая кузина Мария рыдает над своими куклами после того, как Руперт и ее братья использовали их как мишень для стрельбы.
У него не было сестер, и он не привык к плачу девочек, и тогда это привело его в ужас. Когда он предложил попробовать склеить разбитые куклы, малышка Мария ударила его одним из искалеченных трупов размером побольше и подбила ему глаз. Как это обрадовало его! Он безоговорочно предпочитал физическое наказание другому — неприятному смятению чувств.
Темные круги под глазами миссис Пембрук и застывшая бледность на ее лице подействовали на него, как когда-то слезы кузины. Но он не ломал никаких кукол. Он не причинил вреда брату этой леди и даже не был уверен, что тот когда-либо попадался ему на глаза. И уж конечно, Руперт не трогал ее драгоценного папируса. У него не было никакой причины чувствовать себя… виноватым.
Может быть, он что-то съел? Может, тюремное пойло так на него подействовало? Или это признак чумы?
— Значит, вы не сомневаетесь, что эта вещь пропала? — небрежно спросил он. — Не лежит в другом месте или смешалась с другими бумагами?
— Едва ли я могу перепутать древний папирус с обычными бумагами.
— Будь я проклят, если я понимаю, зачем кому-то потребовалось устраивать все это ради папируса, — сказал он. — По пути сюда ко мне по крайней мере раз шесть приставали египтяне, размахивая у меня перед лицом так называемыми древностями. Нельзя пройти мимо кофейни, чтобы оттуда не выскочил какой-нибудь веселый парень и не предложил вам кипу папирусов, не говоря уже о его сестрах, дочерях и лишних женах. Все как одна — девственницы, что удостоверено и гарантировано.
Дафна выпрямилась, стоя на коленях, и посмотрела на него.
— Мистер Карсингтон, — сказала она, — я думаю, нам давно пора поговорить о деле.
— Нельзя сказать, что меня бы это интересовало, если бы товар и был подлинным, — продолжал он. — Я никогда не понимал этой суеты вокруг девственниц. По моему мнению, женщина с опытом…
— Ваше мнение, мистер Карсингтон, никого не интересует. И вам незачем «понимать», почему это так или иначе. Вы здесь не для того, чтобы думать. В этом деле вы представляете физическую силу, а я — ум. Вам понятно?
Руперту было ясно, что раздражать ее — прекрасный способ предотвратить слезы. Ее глаза снова оживились, но лицо, хотя и было уже не таким напряженным, оставалось смертельно бледным.
— Ясно как день, — ответил он.
— Хорошо. — Дафна указала на диван, стоявший напротив стола. — Будьте добры, сядьте. Мне надо многое сказать, а ваш вид утомляет меня. Прежде всего вам не надо снимать обувь. Восточный обычай неудобен для людей, носящих европейскую одежду. Хотя я не совсем понимаю, почему здесь люди так стараются снять обувь перед тем, как ступить на ковер, когда песок свободно попадает на ковры, циновки, диваны и все остальное и без нашей помощи.
Руперт сел, куда она указала, взбил подушку и подложил себе за спину. Когда Дафна устроилась на диване напротив, он заметил, что она сбросила туфли. Он увидел ее узкую стопу в чулке, прежде чем она подобрала под себя ноги.
Руперт не думал, что она сделала это нарочно. Но эти ноги в чулках все равно привлекли его внимание, и как обычно, жаркая волна пробежала по его телу. Он в своем воображении дорисовывал, как выглядят ее ноги выше лодыжек, когда в комнату ворвалась Лина. Она тащила за собой того крепкого веселого парня, которому Руперт помахал совсем недавно, входя во двор.
— Накурился! — кричала горничная. — Взгляните на него!
Все посмотрели на Вадида. Он улыбнулся и поздоровался.
— Весь день он курил гашиш, а может, это был опиум, подмешанный в табак, — сказала Лина. — Я не смогла определить, что это, но любой видит, что Вадид парит в небесах и во всех видит добрых людей. Он ничего не сможет нам рассказать.
Руперт встал, подошел к привратнику и поглядел в его полузакрытые глаза. Вадид улыбнулся, кивнул и что-то пробубнил. Руперт схватил его за предплечье, оторвал от пола и подержал в воздухе. Глаза Вадида широко раскрылись. Руперт встряхнул его, затем поставил на пол.
Вадид, разинув рот, уставился на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33