Весь вечер она больше всего боялась объяснения наедине, потому и ускользнула в сад. Но видно, судьбу не обманешь. Герцог Уорбек неумолимо приближался. Она боялась его, боялась почти до полной потери самообладания. Почему она не отказалась от приглашения!
Сейчас, в лунном свете, он был чем-то похож на льва, пробирающегося по ночной саванне. Вдруг Филиппа вспомнила его глаза, серые, четко очерченные густыми ресницами. Никогда ей не приходилось видеть таких удивительных… таких завораживающих глаз. Как он был красив сегодня, герцог Уорбек, ее бывший супруг… и как высокомерен, как разгневан!
Раздался удивленный возглас. Уорбек заметил ее: и остановился как вкопанный.
Памятуя о том, что лучшая защита – это нападение, Филиппа раскрыла белый кружевной веер (память о Венеции) и выпрямилась.
– Вам понравился вечер, ваша милость? Голос ее не дрогнул, хотя каждая жилочка в ней трепетала. Уорбек окинул Филиппу ледяным взглядом.
– По-вашему, мадам, мне должен был понравиться этот фарс?
– Я не ожидала вашего появления на вечере, потому и приняла приглашение, – объяснила Филиппа внешне спокойно, но от нервного напряжения ее подташнивало.
Почему она чувствует себя виноватой перед ним? Ведь это он виновник скандала!
– А я не ожидал вашего возвращения в Англию! – Корт сделал шаг вперед.
Испуганная и одновременно странно возбужденная, Филиппа щелчком захлопнула веер и замерла. Со стороны дома доносились приглушенные звуки пианино, и нежный женский голос пел о неумирающей любви. Вот еще один голос присоединился к нему, сильное сопрано, потом баритон и тенор. Голоса сливались в единый дивный звук, который будоражил память, тревожил душу. Филиппа вдруг почувствовала на глазах слезы. Что это с ней. Господи Боже? Страстная любовь, некогда вспыхнувшая между ней и этим человеком, давно отпылала, как лесной пожар, который сметает все на своем пути, оставляя только мертвые остовы деревьев и пепел. Прошлое мертво, и она рада этому…
– Как вы посмели приехать в Англию? – раздался суровый голос, и Филиппа резко вернулась к действительности. Вопрос намеренно был поставлен так, чтобы оскорбить.
Филиппа слишком поспешно поднялась со скамьи и пошатнулась. Уорбек был известен своим вспыльчивым нравом, и окружающие благоразумно старались не выводить его из себя. Не то чтобы Филиппе пришлось испытать на себе эту сторону его характера (во всяком случае, до того дня, когда он застал ее в объятиях Сэнди), но она была о ней наслышана. Лучше уйти от греха, решила она.
– Нет, мадам, вы не уйдете, пока я не получу ответа на свой вопрос, – заявил Уорбек.
– Я надеялась, мне будет позволено вести уединенную жизнь в Сэндхерст-Холле…
Это прозвучало более жалобно, чем ей хотелось бы, но Филиппа сейчас думала, что Уорбек имеет полное право на негодование. Щеки ее вспыхнули. Шесть лет назад, потеряв от ужаса рассудок, она просто убежала, не только не попытавшись объясниться, но и не оставив даже записки.
– Я уже давно понял, леди Бентинк, что вы способны на риск. Но вы не очень умны, если полагаете, будто я позволю вам вот так запросто вернуться в Англию и изображать из себя безутешную вдову. Вам следовало оставаться в Венеции и оплакивать безвременно усопшего любовника, пока его кости не сгниют. В тамошнем теплом и влажном климате это не заняло бы много времени – уж не потому ли моя неугомонная крестная решила перевести эти святые мощи туда, где они дольше сохранятся?
Филиппа вздрогнула от хриплого смеха. Она была оскорблена до глубины души, впервые за этот вечер. Долго и старательно она готовила себя к тому, что ей придется выносить насмешки в свой адрес, но издеваться над памятью ее дорогого друга… Она уже почти вскинула руку для пощечины, но в последний момент удержалась. Ее бывший муж – ныне один из богатейших и влиятельнейших людей страны. Ради сына ей нужно добиться если не его расположения, то хотя бы терпимости. Несколько секунд в ней боролись гнев и страх.
– Прошу меня извинить, ваша милость, но мне кажется, пора вернуться в дом, – наконец ровным голосом произнесла она.
Ее лицо, застывшая маска любезности, в обманчивом лунном свете показалось Корту вызывающим, даже презрительным, и кровь бросилась ему в голову. В какой-то момент ему показалось, что он видит раскаяние в прекрасных чертах. Но как жестоко он ошибся! Филиппа стояла перед ним спокойно, слегка сдвинув брови, фиалковые глаза – две темные бездны.
Посеребренные луной своенравные завитки волос создавали вокруг ее головы мерцающий ореол, однако на том и заканчивалось сходство со святой. Она дышала часто и неровно, округлости грудей над глубоким вырезом платья судорожно вздымались, словно ей не хватало воздуха. Корту не нужно было напрягать воображение, чтобы представить совершенство их формы, он до сих пор не забыл, какова на ощупь их гладкая матовая кожа.
Дьявол! Он знал на вкус все ее тело, вплоть до самых секретных уголков!
Когда-то он обожал эту женщину, сходил с ума от страсти к ней. Она и сейчас казалась желанной. Почему же он так отвратителен ей? Конечно, ему всегда было далеко до утонченной красоты Сэнди! Лицо Корта непроизвольно исказилось, когда он вспомнил его греческий профиль, золотые волосы, изящную фигуру. Небеса наделили Сэнди глазами, что два громадных изумруда, и самой обаятельной улыбкой, которую только можно себе представить. Какая женщина устоит перед таким романтическим красавцем?
Филиппа между тем все не решалась шагнуть по направлению к дому. Все в ней трепетало при мысли о том, в какую форму может вылиться его ярость. Она боялась Корта отчаянно. О чем он думал сейчас?
А Корт думал, что охотно сжал бы это трепещущее белое горло. Он сжимал бы его до тех пор, пока Филиппа, не сказала бы правду. Что толкнуло ее на измену? Ему доводилось слышать предположения на этот счет. Например, что он совершенно запугал ее своим вспыльчивым нравом. Но те, кто говорил так, не знали правды.
Он старался быть ласковым, нежным, мягким, сдерживал себя даже тогда, когда занимался с ней любовью…или сдерживал недостаточно? Он был слишком пылким любовником, слишком неистовым, чтобы постоянно контролировать себя. Но разве он не старался? Разве не стремился окружить эту женщину любовью? Возможно, он хотел от нее слишком многого. Значит, их разрыв произошел из-за его ненасытности? Проклятие! Он вел себя слишком откровенно, не скрывал страсть, как то, без сомнения, делал Сэнди. Вот кто был способен уговорить праведника последовать в ад вместо рая. Филиппа должна ответить па вопросы, которыми Корт изводил себя год за годом.
Уорбек вдруг тяжело оперся на трость и склонился над ней. Он был почти страшен сейчас, в полумраке, пронизанном лунным сиянием, и глаза его, даже при свете дня странно светлые на смуглом лице, казались осколками льда. С трудом сдерживаемая ярость застыла на лице. Филиппа чуть не зажмурилась от страха… но вдруг все изменилось. На лице Уорбека появилась холодная насмешка, он отступил на шаг и сделал пренебрежительный жест рукой, словно отпускал горничную.
Филиппа бросилась прочь. Добежав до дома, она не решилась появиться перед друзьями, понимая, что лицо выдаст ее, а прошла в библиотеку. Она была не только испугана, но и потрясена до глубины души. Уорбек всегда был вспыльчив и скор на насмешку, но никогда откровенно злобен.
Усевшись в кожаном кресле, Филиппа принялась разглядывать позолоченные корешки старинных томов, стоявших в книжном шкафу. Но буквы расплывались перед глазами. Не хватало еще вернуться к гостям с красными глазами! Нет, этот злобный демон Уорбек не доведет ее до слез. Ни за что!
Дверь в библиотеку открылась почти бесшумно, но Филиппа подпрыгнула, как от резкого звука. Слава Богу, зашуршали юбки! Филиппа украдкой отерла глаза и выпрямилась в кресле;
– Ax вот ты где, дитя мое! – раздался голос леди Августы. – Ты исчезла так неожиданно и надолго, что я уж было забеспокоилась, не решила ли ты совсем покинуть нас сегодня.
Если леди Августа и заметила подозрительный блеск глаз Филиппы, то из деликатности ничего не сказала.
– Дело в том, что… что я хотела немного побыть в одиночестве. – Филиппа всхлипнула и смутилась окончательно. – Все как будто были заняты, и я надеялась, что мой уход останется незамеченным. Я… я не могу и минуты побыть одна с самого дня приезда.
– Это мне вполне понятно, – милостиво согласилась леди Августа, опускаясь на диван, – зато непонятно другое. Неужели кто-то посмел обидеть тебя в этом гостеприимном доме?
Не умея лгать, Филиппа начала крутить в руках веер, то открывая его, то захлопывая.
– Нет, что вы, – наконец ответила она. Она дала себе страшную клятву не проронить ни слезинки – и тотчас сразу две скатилось по щекам. Леди Августа отбросила светские условности и протянула Филиппе свой носовой платок.
– Вот, возьми, – сказала она, позволив капельке сочувствия прозвучать в голосе. – Нетрудно предположить, кто твой обидчик. Мой невозможный внук, конечно. Он только и знает, что бросаться на людей, шалун эдакий. Вот уж наградил Господь языком, настоящей бритвой! Как говорится, подвернись возможность – в два счета обреет самого лохматого пирата. Ума не приложу, что заставляет Кортни превращать каждый разговор в поединок. Он никогда не отличался деликатностью, но за последние несколько лет перешел все границы. Не позволяй ему задеть тебя за живое, и он даром потратит цветы своего красноречия.
– Я постараюсь, мадам, – пролепетала Филиппа, прижимая платок к глазам.
– Когда-то ты называла меня бабушкой, – заметила леди Августа. – Мы, старухи, не любим менять привычек. Сделай одолжение, продолжай обращаться ко мне, как прежде.
– С удовольствием, бабушка, – согласилась Филиппа с бледной улыбкой.
– Позволь мне быть с тобой откровенной. – Леди Августа окинула ее задумчивым взглядом. – Чтобы появиться здесь сегодня, тебе потребовалось немало мужества, но это только первый шаг. Испытания впереди. Впрочем, я верю в тебя. Ты не дашь светской черни запугать себя пересудами и косыми взглядами и когда-нибудь сама посмеешься над ними.
– Вот бы мне хоть половину вашей уверенности, – вздохнула Филиппа. – Знаете, ведь я покидала Италию с твердым намерением не выезжать за пределы Сэндхерст-Холла.
– Что ж, поезжай в Кент, дорогая моя. В провинции легче заново привыкнуть к здешним нравам и обычаям. Кентские помещики – люди простые, они примут тебя в свой круг, а Рокингемы помогут тебе. Да и на меня ты тоже можешь рассчитывать.
– Но я не собиралась появляться в обществе…
– Жизнь затворницы? В твои годы? Какая нелепость!
Живое участие, выказанное вдовствующей герцогиней, глубоко тронуло Филиппу, но она не могла понять, почему эта женщина хочет помочь той, которая предала и покинула ее любимого внука? Филиппу охватило раскаяние. Ей было стыдно. Она убежала из Англии, не думая ни о ком, а теперь люди, пострадавшие от скандала, одной из виновниц которого была она, защищают ее.
– Бабушка, я ведь отщепенка, – сказала она без негодования или протеста. – Ни на земле, ни в небесах нет такой силы, которая могла бы это изменить. Ни в один приличный дом меня никогда не пригласят, а уж о раутах в Сент-Джеймском дворце смешно даже говорить. Но я не стану попусту оплакивать то, чего лишилась. Ведь я до своего первого замужества и не принадлежала к избранному кругу.
– Тц-тц-тц! – леди Августа легонько постучала ее по руке лорнетом. – Чепуха! До брака с Кортни ты была просто милая девочка, а сейчас ты – маркиза Сэндхерст. Ты богата, очень богата, а это чего-нибудь да стоит. Пойми же, глупышка, ты, хочет этого кое-кто или не хочет, уже вошла в избранный круг. А на моего внука не обращай внимания, пусть себе изрыгает огонь. Если бы ты не так спешила расстаться с ним, то поняла бы, что от него больше шуму, чем вреда. Помню, еще совсем мальчишкой он устраивал такие концерты, что любо-дорого было смотреть!
Филиппа решительно не знала, как отнестись к этому заявлению. Леди Августа, очевидно, одобряла это качество во внуке, но ведь се жизнь не была сломана в результате одного из «концертов» Уорбека.
– Одним словом, дитя мое, позволь нам, твоим друзьям, устроить твою судьбу, – решительно продолжила леди Августа. – В конце концов человек, с которым ты бежала, сочетался с тобой законным браком, дал тебе свое имя. Теперь ты его вдова, а к вдовам общество всегда относилось снисходительно, Рокингемы замолвят за тебя словечко, не говоря уже о целом семействе Мер-сье. Леди Гарриэт и я поговорим с влиятельными людьми. Доверься нам, отдохни в Кенте от испытаний, выпавших на твою долю.
– Бабушка, – осторожно подбирая слова, начала Филиппа, – я высоко ценю вашу доброту, но если вы думаете, что для счастья мне не хватает светской жизни, вы ошибаетесь. Годы, проведенные в Венеции, многому научили меня. Например, тому, что нас окружает огромный мир, полный чудес. Его населяет столько людей, что десять тысяч английских аристократов – лишь песчинка в этом человеческом мире. Большинство этих людей никогда даже не слышали о герцоге Уорбеке.
– Уж не собираешься ли ты отказаться от титула?! – воскликнула вдовствующая герцогиня, хватаясь за сердце с таким видом, словно у нее начинался приступ. – Ты что же, разделяешь взгляды этих безбожников-французов?
Филиппа не могла удержаться и рассмеялась.
– Напротив, бабушка, совсем напротив. У меня и в мыслях не было отказываться от титула, земель, богатства. Это принадлежит моему сыну.
– Слава Богу! – облегченно вздохнув, леди Августа пожала руку Филиппы. – В таком случае мы договорились.
Глубокой ночью Корта вырвал из беспокойного сна приглушенный шум. Приподнявшись на локте, он бросил взгляд на настольные часы. Стрелки черного дерева, хорошо заметные на светлом циферблате, показывали четыре часа без нескольких минут. Сквозь щель между портьерами пробивалась яркая полоса лунного света, рисуя на ковре серебряный узор.
Что его разбудило?
Грабитель?
Если так, то этот негодяй, должно быть, успел ударить его топором, потому что голова разламывалась от боли. Корт вспомнил во всех подробностях события прошедшего вечера. После короткого, но бурного разговора с Филиппой он увел Клер. В карете по дороге к ее дому он угрюмо молчал и расстался с ней, даже не извинив-: шись за свое неучтивое поведение. Остаток вечера он провел в клубе и, судя по всему, здорово напился. Так что топор грабителя здесь ни при чем. Как он добрался до постели. Корт не помнил.
Закрыв глаза, Корт приказал себе снова заснуть.
На этот раз его разбудил звук легких шагов и шелест шелка. Корт не успел еще погрузиться в глубокий сон и потому проснулся мгновенно. Он не испытывал страха, тем более что в ящике ночного столика лежал заряженный пистолет. Выдвинув ящик, чтобы в случае необходимости выхватить оружие одним движением, он повернулся к двери и… рывком сел в постели. Несколько минут ему казалось, что это игра лунного света, но сердце уже неистово застучало.
У самой двери в том же легком вечернем платье фиалкового шелка стояла Филиппа и молча смотрела на него. Ее мертвенно-бледное лицо было нереально прекрасным, громадные глаза сияли. Словно не в силах держаться на ногах, она прислонилась к двери.
– Убирайся вон! – прорычал Корт, стараясь вложить в голос всю годами взлелеянную ненависть. – Убирайся, пока я тебя не вышвырнул!
– Умоляю вас!.. – прошептала она и сделала робкий шаг вперед. Голос ее был тих, и искренен, и полон чувства. – Умоляю, выслушайте меня, а потом я уйду.
– Не знаю, на что ты надеешься, устраивая это низкопробное представление, но лучше не трать время. Я не верю тебе! Ни словам твоим, ни твоим чувствам!
Корт не мог поверить, что у нее хватило наглости явиться в его дом. В ярости он отбросил одеяло и соскочил с кровати, забыв, что спит голым. Ну и черт с ней, зло подумал он. Если это шокирует сиятельную маркизу, тем хуже для нее.
Он протянул руку к креслу за халатом, но в это время Филиппа бросилась к нему. В своем легком платье она будто проплыла над лунной дорожкой и остановилась в нескольких дюймах от него. Сияние, окутавшее ее, казалось потусторонним, она вся была будто соткана из воздуха.
– – Я пришла в надежде тронуть твое сердце, Корт, – тихо произнесла Филиппа. – Можешь ли ты простить меня? Нет, конечно, не можешь… но есть ли надежда, что когда-нибудь, много позже, ты смягчишься? Ты не знаешь, как я раскаиваюсь! Моему бесстыдству нет оправдания…
– Прекрати!
Но она внезапно опустилась на колени. Руки кротко сложены, словно у кающейся грешницы, гордая головка покорно склонилась. Поза была так трогательна, что у Корта на мгновение пресеклось дыхание. Ангел, по неосторожности упавший с небес.
Несколько минут длилось молчание, наконец Филиппа подняла голову, и Корт увидел, что ее бледное лицо залито слезами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Сейчас, в лунном свете, он был чем-то похож на льва, пробирающегося по ночной саванне. Вдруг Филиппа вспомнила его глаза, серые, четко очерченные густыми ресницами. Никогда ей не приходилось видеть таких удивительных… таких завораживающих глаз. Как он был красив сегодня, герцог Уорбек, ее бывший супруг… и как высокомерен, как разгневан!
Раздался удивленный возглас. Уорбек заметил ее: и остановился как вкопанный.
Памятуя о том, что лучшая защита – это нападение, Филиппа раскрыла белый кружевной веер (память о Венеции) и выпрямилась.
– Вам понравился вечер, ваша милость? Голос ее не дрогнул, хотя каждая жилочка в ней трепетала. Уорбек окинул Филиппу ледяным взглядом.
– По-вашему, мадам, мне должен был понравиться этот фарс?
– Я не ожидала вашего появления на вечере, потому и приняла приглашение, – объяснила Филиппа внешне спокойно, но от нервного напряжения ее подташнивало.
Почему она чувствует себя виноватой перед ним? Ведь это он виновник скандала!
– А я не ожидал вашего возвращения в Англию! – Корт сделал шаг вперед.
Испуганная и одновременно странно возбужденная, Филиппа щелчком захлопнула веер и замерла. Со стороны дома доносились приглушенные звуки пианино, и нежный женский голос пел о неумирающей любви. Вот еще один голос присоединился к нему, сильное сопрано, потом баритон и тенор. Голоса сливались в единый дивный звук, который будоражил память, тревожил душу. Филиппа вдруг почувствовала на глазах слезы. Что это с ней. Господи Боже? Страстная любовь, некогда вспыхнувшая между ней и этим человеком, давно отпылала, как лесной пожар, который сметает все на своем пути, оставляя только мертвые остовы деревьев и пепел. Прошлое мертво, и она рада этому…
– Как вы посмели приехать в Англию? – раздался суровый голос, и Филиппа резко вернулась к действительности. Вопрос намеренно был поставлен так, чтобы оскорбить.
Филиппа слишком поспешно поднялась со скамьи и пошатнулась. Уорбек был известен своим вспыльчивым нравом, и окружающие благоразумно старались не выводить его из себя. Не то чтобы Филиппе пришлось испытать на себе эту сторону его характера (во всяком случае, до того дня, когда он застал ее в объятиях Сэнди), но она была о ней наслышана. Лучше уйти от греха, решила она.
– Нет, мадам, вы не уйдете, пока я не получу ответа на свой вопрос, – заявил Уорбек.
– Я надеялась, мне будет позволено вести уединенную жизнь в Сэндхерст-Холле…
Это прозвучало более жалобно, чем ей хотелось бы, но Филиппа сейчас думала, что Уорбек имеет полное право на негодование. Щеки ее вспыхнули. Шесть лет назад, потеряв от ужаса рассудок, она просто убежала, не только не попытавшись объясниться, но и не оставив даже записки.
– Я уже давно понял, леди Бентинк, что вы способны на риск. Но вы не очень умны, если полагаете, будто я позволю вам вот так запросто вернуться в Англию и изображать из себя безутешную вдову. Вам следовало оставаться в Венеции и оплакивать безвременно усопшего любовника, пока его кости не сгниют. В тамошнем теплом и влажном климате это не заняло бы много времени – уж не потому ли моя неугомонная крестная решила перевести эти святые мощи туда, где они дольше сохранятся?
Филиппа вздрогнула от хриплого смеха. Она была оскорблена до глубины души, впервые за этот вечер. Долго и старательно она готовила себя к тому, что ей придется выносить насмешки в свой адрес, но издеваться над памятью ее дорогого друга… Она уже почти вскинула руку для пощечины, но в последний момент удержалась. Ее бывший муж – ныне один из богатейших и влиятельнейших людей страны. Ради сына ей нужно добиться если не его расположения, то хотя бы терпимости. Несколько секунд в ней боролись гнев и страх.
– Прошу меня извинить, ваша милость, но мне кажется, пора вернуться в дом, – наконец ровным голосом произнесла она.
Ее лицо, застывшая маска любезности, в обманчивом лунном свете показалось Корту вызывающим, даже презрительным, и кровь бросилась ему в голову. В какой-то момент ему показалось, что он видит раскаяние в прекрасных чертах. Но как жестоко он ошибся! Филиппа стояла перед ним спокойно, слегка сдвинув брови, фиалковые глаза – две темные бездны.
Посеребренные луной своенравные завитки волос создавали вокруг ее головы мерцающий ореол, однако на том и заканчивалось сходство со святой. Она дышала часто и неровно, округлости грудей над глубоким вырезом платья судорожно вздымались, словно ей не хватало воздуха. Корту не нужно было напрягать воображение, чтобы представить совершенство их формы, он до сих пор не забыл, какова на ощупь их гладкая матовая кожа.
Дьявол! Он знал на вкус все ее тело, вплоть до самых секретных уголков!
Когда-то он обожал эту женщину, сходил с ума от страсти к ней. Она и сейчас казалась желанной. Почему же он так отвратителен ей? Конечно, ему всегда было далеко до утонченной красоты Сэнди! Лицо Корта непроизвольно исказилось, когда он вспомнил его греческий профиль, золотые волосы, изящную фигуру. Небеса наделили Сэнди глазами, что два громадных изумруда, и самой обаятельной улыбкой, которую только можно себе представить. Какая женщина устоит перед таким романтическим красавцем?
Филиппа между тем все не решалась шагнуть по направлению к дому. Все в ней трепетало при мысли о том, в какую форму может вылиться его ярость. Она боялась Корта отчаянно. О чем он думал сейчас?
А Корт думал, что охотно сжал бы это трепещущее белое горло. Он сжимал бы его до тех пор, пока Филиппа, не сказала бы правду. Что толкнуло ее на измену? Ему доводилось слышать предположения на этот счет. Например, что он совершенно запугал ее своим вспыльчивым нравом. Но те, кто говорил так, не знали правды.
Он старался быть ласковым, нежным, мягким, сдерживал себя даже тогда, когда занимался с ней любовью…или сдерживал недостаточно? Он был слишком пылким любовником, слишком неистовым, чтобы постоянно контролировать себя. Но разве он не старался? Разве не стремился окружить эту женщину любовью? Возможно, он хотел от нее слишком многого. Значит, их разрыв произошел из-за его ненасытности? Проклятие! Он вел себя слишком откровенно, не скрывал страсть, как то, без сомнения, делал Сэнди. Вот кто был способен уговорить праведника последовать в ад вместо рая. Филиппа должна ответить па вопросы, которыми Корт изводил себя год за годом.
Уорбек вдруг тяжело оперся на трость и склонился над ней. Он был почти страшен сейчас, в полумраке, пронизанном лунным сиянием, и глаза его, даже при свете дня странно светлые на смуглом лице, казались осколками льда. С трудом сдерживаемая ярость застыла на лице. Филиппа чуть не зажмурилась от страха… но вдруг все изменилось. На лице Уорбека появилась холодная насмешка, он отступил на шаг и сделал пренебрежительный жест рукой, словно отпускал горничную.
Филиппа бросилась прочь. Добежав до дома, она не решилась появиться перед друзьями, понимая, что лицо выдаст ее, а прошла в библиотеку. Она была не только испугана, но и потрясена до глубины души. Уорбек всегда был вспыльчив и скор на насмешку, но никогда откровенно злобен.
Усевшись в кожаном кресле, Филиппа принялась разглядывать позолоченные корешки старинных томов, стоявших в книжном шкафу. Но буквы расплывались перед глазами. Не хватало еще вернуться к гостям с красными глазами! Нет, этот злобный демон Уорбек не доведет ее до слез. Ни за что!
Дверь в библиотеку открылась почти бесшумно, но Филиппа подпрыгнула, как от резкого звука. Слава Богу, зашуршали юбки! Филиппа украдкой отерла глаза и выпрямилась в кресле;
– Ax вот ты где, дитя мое! – раздался голос леди Августы. – Ты исчезла так неожиданно и надолго, что я уж было забеспокоилась, не решила ли ты совсем покинуть нас сегодня.
Если леди Августа и заметила подозрительный блеск глаз Филиппы, то из деликатности ничего не сказала.
– Дело в том, что… что я хотела немного побыть в одиночестве. – Филиппа всхлипнула и смутилась окончательно. – Все как будто были заняты, и я надеялась, что мой уход останется незамеченным. Я… я не могу и минуты побыть одна с самого дня приезда.
– Это мне вполне понятно, – милостиво согласилась леди Августа, опускаясь на диван, – зато непонятно другое. Неужели кто-то посмел обидеть тебя в этом гостеприимном доме?
Не умея лгать, Филиппа начала крутить в руках веер, то открывая его, то захлопывая.
– Нет, что вы, – наконец ответила она. Она дала себе страшную клятву не проронить ни слезинки – и тотчас сразу две скатилось по щекам. Леди Августа отбросила светские условности и протянула Филиппе свой носовой платок.
– Вот, возьми, – сказала она, позволив капельке сочувствия прозвучать в голосе. – Нетрудно предположить, кто твой обидчик. Мой невозможный внук, конечно. Он только и знает, что бросаться на людей, шалун эдакий. Вот уж наградил Господь языком, настоящей бритвой! Как говорится, подвернись возможность – в два счета обреет самого лохматого пирата. Ума не приложу, что заставляет Кортни превращать каждый разговор в поединок. Он никогда не отличался деликатностью, но за последние несколько лет перешел все границы. Не позволяй ему задеть тебя за живое, и он даром потратит цветы своего красноречия.
– Я постараюсь, мадам, – пролепетала Филиппа, прижимая платок к глазам.
– Когда-то ты называла меня бабушкой, – заметила леди Августа. – Мы, старухи, не любим менять привычек. Сделай одолжение, продолжай обращаться ко мне, как прежде.
– С удовольствием, бабушка, – согласилась Филиппа с бледной улыбкой.
– Позволь мне быть с тобой откровенной. – Леди Августа окинула ее задумчивым взглядом. – Чтобы появиться здесь сегодня, тебе потребовалось немало мужества, но это только первый шаг. Испытания впереди. Впрочем, я верю в тебя. Ты не дашь светской черни запугать себя пересудами и косыми взглядами и когда-нибудь сама посмеешься над ними.
– Вот бы мне хоть половину вашей уверенности, – вздохнула Филиппа. – Знаете, ведь я покидала Италию с твердым намерением не выезжать за пределы Сэндхерст-Холла.
– Что ж, поезжай в Кент, дорогая моя. В провинции легче заново привыкнуть к здешним нравам и обычаям. Кентские помещики – люди простые, они примут тебя в свой круг, а Рокингемы помогут тебе. Да и на меня ты тоже можешь рассчитывать.
– Но я не собиралась появляться в обществе…
– Жизнь затворницы? В твои годы? Какая нелепость!
Живое участие, выказанное вдовствующей герцогиней, глубоко тронуло Филиппу, но она не могла понять, почему эта женщина хочет помочь той, которая предала и покинула ее любимого внука? Филиппу охватило раскаяние. Ей было стыдно. Она убежала из Англии, не думая ни о ком, а теперь люди, пострадавшие от скандала, одной из виновниц которого была она, защищают ее.
– Бабушка, я ведь отщепенка, – сказала она без негодования или протеста. – Ни на земле, ни в небесах нет такой силы, которая могла бы это изменить. Ни в один приличный дом меня никогда не пригласят, а уж о раутах в Сент-Джеймском дворце смешно даже говорить. Но я не стану попусту оплакивать то, чего лишилась. Ведь я до своего первого замужества и не принадлежала к избранному кругу.
– Тц-тц-тц! – леди Августа легонько постучала ее по руке лорнетом. – Чепуха! До брака с Кортни ты была просто милая девочка, а сейчас ты – маркиза Сэндхерст. Ты богата, очень богата, а это чего-нибудь да стоит. Пойми же, глупышка, ты, хочет этого кое-кто или не хочет, уже вошла в избранный круг. А на моего внука не обращай внимания, пусть себе изрыгает огонь. Если бы ты не так спешила расстаться с ним, то поняла бы, что от него больше шуму, чем вреда. Помню, еще совсем мальчишкой он устраивал такие концерты, что любо-дорого было смотреть!
Филиппа решительно не знала, как отнестись к этому заявлению. Леди Августа, очевидно, одобряла это качество во внуке, но ведь се жизнь не была сломана в результате одного из «концертов» Уорбека.
– Одним словом, дитя мое, позволь нам, твоим друзьям, устроить твою судьбу, – решительно продолжила леди Августа. – В конце концов человек, с которым ты бежала, сочетался с тобой законным браком, дал тебе свое имя. Теперь ты его вдова, а к вдовам общество всегда относилось снисходительно, Рокингемы замолвят за тебя словечко, не говоря уже о целом семействе Мер-сье. Леди Гарриэт и я поговорим с влиятельными людьми. Доверься нам, отдохни в Кенте от испытаний, выпавших на твою долю.
– Бабушка, – осторожно подбирая слова, начала Филиппа, – я высоко ценю вашу доброту, но если вы думаете, что для счастья мне не хватает светской жизни, вы ошибаетесь. Годы, проведенные в Венеции, многому научили меня. Например, тому, что нас окружает огромный мир, полный чудес. Его населяет столько людей, что десять тысяч английских аристократов – лишь песчинка в этом человеческом мире. Большинство этих людей никогда даже не слышали о герцоге Уорбеке.
– Уж не собираешься ли ты отказаться от титула?! – воскликнула вдовствующая герцогиня, хватаясь за сердце с таким видом, словно у нее начинался приступ. – Ты что же, разделяешь взгляды этих безбожников-французов?
Филиппа не могла удержаться и рассмеялась.
– Напротив, бабушка, совсем напротив. У меня и в мыслях не было отказываться от титула, земель, богатства. Это принадлежит моему сыну.
– Слава Богу! – облегченно вздохнув, леди Августа пожала руку Филиппы. – В таком случае мы договорились.
Глубокой ночью Корта вырвал из беспокойного сна приглушенный шум. Приподнявшись на локте, он бросил взгляд на настольные часы. Стрелки черного дерева, хорошо заметные на светлом циферблате, показывали четыре часа без нескольких минут. Сквозь щель между портьерами пробивалась яркая полоса лунного света, рисуя на ковре серебряный узор.
Что его разбудило?
Грабитель?
Если так, то этот негодяй, должно быть, успел ударить его топором, потому что голова разламывалась от боли. Корт вспомнил во всех подробностях события прошедшего вечера. После короткого, но бурного разговора с Филиппой он увел Клер. В карете по дороге к ее дому он угрюмо молчал и расстался с ней, даже не извинив-: шись за свое неучтивое поведение. Остаток вечера он провел в клубе и, судя по всему, здорово напился. Так что топор грабителя здесь ни при чем. Как он добрался до постели. Корт не помнил.
Закрыв глаза, Корт приказал себе снова заснуть.
На этот раз его разбудил звук легких шагов и шелест шелка. Корт не успел еще погрузиться в глубокий сон и потому проснулся мгновенно. Он не испытывал страха, тем более что в ящике ночного столика лежал заряженный пистолет. Выдвинув ящик, чтобы в случае необходимости выхватить оружие одним движением, он повернулся к двери и… рывком сел в постели. Несколько минут ему казалось, что это игра лунного света, но сердце уже неистово застучало.
У самой двери в том же легком вечернем платье фиалкового шелка стояла Филиппа и молча смотрела на него. Ее мертвенно-бледное лицо было нереально прекрасным, громадные глаза сияли. Словно не в силах держаться на ногах, она прислонилась к двери.
– Убирайся вон! – прорычал Корт, стараясь вложить в голос всю годами взлелеянную ненависть. – Убирайся, пока я тебя не вышвырнул!
– Умоляю вас!.. – прошептала она и сделала робкий шаг вперед. Голос ее был тих, и искренен, и полон чувства. – Умоляю, выслушайте меня, а потом я уйду.
– Не знаю, на что ты надеешься, устраивая это низкопробное представление, но лучше не трать время. Я не верю тебе! Ни словам твоим, ни твоим чувствам!
Корт не мог поверить, что у нее хватило наглости явиться в его дом. В ярости он отбросил одеяло и соскочил с кровати, забыв, что спит голым. Ну и черт с ней, зло подумал он. Если это шокирует сиятельную маркизу, тем хуже для нее.
Он протянул руку к креслу за халатом, но в это время Филиппа бросилась к нему. В своем легком платье она будто проплыла над лунной дорожкой и остановилась в нескольких дюймах от него. Сияние, окутавшее ее, казалось потусторонним, она вся была будто соткана из воздуха.
– – Я пришла в надежде тронуть твое сердце, Корт, – тихо произнесла Филиппа. – Можешь ли ты простить меня? Нет, конечно, не можешь… но есть ли надежда, что когда-нибудь, много позже, ты смягчишься? Ты не знаешь, как я раскаиваюсь! Моему бесстыдству нет оправдания…
– Прекрати!
Но она внезапно опустилась на колени. Руки кротко сложены, словно у кающейся грешницы, гордая головка покорно склонилась. Поза была так трогательна, что у Корта на мгновение пресеклось дыхание. Ангел, по неосторожности упавший с небес.
Несколько минут длилось молчание, наконец Филиппа подняла голову, и Корт увидел, что ее бледное лицо залито слезами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42