– Ведь он однажды уже убил человека.
– Ерунда! На то и молодость, чтобы вести себя безрассудно. Дуэль, о которой ты говоришь, была тысячу лет назад. Кортни тогда не было и двадцати, а вот его противник был много старше и мог бы попридержать ^язык и не отпускать грязных шуточек о матери Кортни.
Что касается моего сына, смешно даже думать, что Кортни грозил ему всерьез. Он любил Сэнди.
– Он любил и меня, но это ничего не изменило, – возразила Филиппа, даже не пытаясь скрыть горечь. –Он, не задумываясь, вывалял мое имя в грязи, во всеуслышание обвинил в супружеской измене, оставил без средств к существованию. Да-да, он сделал все это без малейшего колебания, и я никогда ему этого не прощу! Если бы не Сэнди… хотелось бы мне знать, что сейчас было бы со мной и Китом, если бы не ваш сын!
– Хм… – произнесла леди Гарриэт задумчиво, но без тоски в голосе. – Я тоже не раз задавалась вопросом, как все повернулось бы, если бы Артур не бежал. Кто знает, возможно, поступи он иначе, тебе бы пришлось остаться в Англии и волей-неволей разрешить добром ссору с идиотом-мужем.
– Все было бы точно так же! – с вызовом ответила Филиппа, расслышав неодобрение в голосе свекрови. – Я поклялась покинуть Англию и сделала бы это независимо от Сэнди.
– Очень может быть, очень может быть, – повторила леди Гарриэт со вздохом. – Должно быть, Артур это понимал, потому и уехал с тобой. Я тоже кое-что понимала тогда. Прощаясь с сыном и желая ему удачи, я знала, что больше никогда не увижу его.
– Как? – вырвалось у Филиппы, и она вгляделась в спокойные глаза свекрови. – Вы знали, что Сэнди болен?
– Знала, – легким кивком подтвердила леди Гарриэт. Она поднялась с кресла и присела рядом с невесткой. – Я чувствовала, что Сэнди не протянет долго. Он, конечно, думал, что я ни о чем не догадываюсь, но матери всегда знают такие вещи. Именно поэтому я не удерживала его. Ответственность за тебя, забота о тебе могли пробудить в нем волю к жизни, заставить цепляться за нее. Он не привык разрешать сложные проблемы, мой Сэнди, и непривычный груз на плечах поневоле должен был изменить его жизнь, сдвинуть ее в буквальном смысле с мертвой точки. Я уверена, что, засыпая вечером, он молил Бога проснуться утром, чтобы ты могла еще один день не чувствовать себя одинокой. Он писал только о радостных событиях: о рождении Кита, о твоем девятнадцатом дне рождения, о нагретой закатным солнцем лоджии, где вы сидели втроем, любуясь Гранд-каналом и всеми этими гондолами. Он ни словечка не написал о том, как страдает… но это было и не нужно. Я мать, а мать умеет читать между строк. – Леди Гарриэт ласково пожала руку невестки. – Вот видишь, я все знала.
Это было больше, чем Филиппа могла выдержать, и слезы, которые казались давно выплаканными, снова покатились по щекам. За спокойствием леди Гарриэт она угадывала великую боль, изжитую в одиночестве и превратившуюся в светлую печаль.
– Боже мой, – прошептала она, – а я-то думала, что это наш секрет!
Глава 7
– Кортни! – воскликнула леди Гарриэт. – Вижу, ты все-таки решил составить нам компанию. А я уж было подумала, что у тебя появились другие планы на этот день. Как ты нас нашел?
Они сидели в мощеном дворике постоялого двора за простым квадратным столом под могучим вязом. С этого места были видны бесконечные изумрудные луга, старинный каменный мост через речку.
Филиппа неохотно повернулась к Корту и холодно кивнула. Все-таки он их нашел. Даже не дал мирно пообедать!
Ночью Филиппа спала плохо, часто просыпалась. Утром снедавшая ее тревога усилилась, и сейчас она обостренно чувствовала угрозу, исходящую от Уорбека. Кит был смыслом ее жизни… и отдать его? Человеку, который шесть лет назад выбросил ее за порог, в мир, которого она боялась, в котором всю жизнь, с самого детства, чувствовала себя чужой. Он был способен на все, ее бывший муж, и кто знал тогда, не поступит ли он столь же жестоко с сыном женщины, которую ненавидел всей душой?
Уорбек стоял на пороге и улыбался. Это еще больше испугало Филиппу. Судя по наряду, он приехал верхом:темный сюртук, светлые узкие брюки, высокие сапоги – все как будто очень простое, но элегантное.
Леди Гарриэт улыбнулась и протянула руку, к которой Уорбек склонился со всей возможной галантностью. Филиппе он слегка поклонился. Поскольку единственное свободное кресло было напротив, то к нему Уорбек и прошел, стягивая на ходу перчатки.
– Ну, молодой человек, вы уже успели посетить магазин игрушек? – обратился он к Киту.
– Да, signore, – ответил мальчик без всякого следа вчерашней застенчивости (Филиппа не могла не отметить с горечью, что ее сын слишком быстро проникся симпатией к новому знакомому). – Там мы видели оловянных солдатиков, но когда я попросил их купить, мама сказала: «Подожди немного!»
– Для начала нужно будет порыться в сундуках на чердаке, – благодушно объяснила леди Гарриэт. – Сейчас не вспомнить, куда я положила солдатиков Артура, но точно знаю, что не выбросила их. Найдутся и другие игрушки, которые тебе понравятся. Обследуем сначала кладовые Сэндхерст-Холла. Я правильно говорю, милый?
– Правильно, бабушка, – согласился Кит, но на лице его отразилось сомнение. – Только… в магазине мистера Твикена солдатики были в красной форме, а у вас? Мне бы не хотелось быть генералом «лягушатников»!
Взрослые улыбнулись, позабавленные этим проявлением патриотизма.
– Ваше превосходительство, в английских сундуках не могут храниться солдатики только в английской форме! – возразила Филиппа, ероша угольно-черные волосы сына. – С кем они будут сражаться? Ведь не друг с другом же?
– Ой, и правда!
Уорбек засмеялся и придвинул свое кресло ближе к Киту.
– Просто маршировать неинтересно. Кит. Куда интереснее разрабатывать стратегию, и тактику сражения. Это ведь непросто. Зазеваешься – и враг проберется в тыл, а там уж недалеко и до полного разгрома.
– Наверное, вы много сражались, сэр? – спросил мальчик и с любопытством посмотрел на тяжелую черную трость.
В его голосе прозвучало откровенное сомнение. Очевидно, он не мог представить себе, чтобы джентльмен, который и передвигался-то с трудом, когда-то, пусть даже в далеком прошлом, мог быть солдатом.
– Да, сражаться мне пришлось немало, – ответил Уорбек, ничуть не обиженный недоверием мальчика. – Я командовал «летучим эскадроном» гусар в Португалии. ПриТалавере мы, считай, спасли нашу армию. Нам все равно пришлось тогда отступить, но, если бы не мой эскадрон, отступление превратилось бы в паническое бегство.
– И вас ранили в ногу?
– Нет, ранили меня позже. – Тень пробежала по лицу Корта. – Это случилось в сражении при Бусако. Так что же, помочь тебе разработать план атаки?
– Это было бы просто здорово, signore! – мальчик смотрел на собеседника уже почти с обожанием. – Когда мы найдем папиных солдатиков, вы ведь придете сразу?
– Не пройдет и часу.
Филиппа открыла было рот, чтобы возразить, но промолчала. Она дала себе слово запретить Уорбеку появляться в Сэндхерст-Холле и готова была, если нужно, пойти в этом наперекор леди Гарриэт. Чем меньше отец и сын будут видеться, тем лучше. Зачем приучать ребенка к человеку, который уже обручен и вскоре женится? Когда его жена родит наследника герцогского титула, он забудет о существовании Кита.
Невольно Филиппа вспомнила собственное сиротское детство. Горе ребенка, внезапно лишившегося родителей, мало с чем может сравниться. Не хватает еще, чтобы Кит привязался к Корту только для того, чтобы быть выброшенным из его жизни!
Невеселые размышления были прерваны появлением хозяина, лично обслуживающего знатных гостей. Он принес кружку эля для герцога и кувшин знаменитого деревенского лимонада для остальных.
– Уж так-то славно снова обслужить вас, ваша милость! – с добродушной непосредственностью воскликнул старый, но все еще крепкий Джуд Тарбель. – Давненько вы у нас не бывали. Не желаете ли отведать моего жареного каплуна?
– Идет. А свежая клубника найдется?
– Есть, как не быть, – ухмыльнулся хозяин, и его багровое лицо засияло от гордости. – У нас клубника уж как уродится, так хоть ведрами ее таскай! Жена у меня мастерица за огородом ходить.
Нет ничего лучше обеда на свежем воздухе, когда ветерок шуршит над головой листьями и пчелы мирно гудят среди цветов жимолости. Бревенчатые стены постоялого двора «Черный лебедь», сложенные еще в шестнадцатом веке, почти совершенно скрывал буйно разросшийся плющ, покрытый скромными, милыми цветами. Солнечные зайчики бегали по белой в красную клетку скатерти, от недавно политого водой каменного пола поднималась свежесть, а от жареной курятины в тарелках – упоительный аромат.
Филиппа не проронила почти ни слова за все время обеда. Странные чувства теснились в ее груди. Она слушала вполуха и не поднимала глаз от тарелки, но из-под ресниц то и дело бросала взгляд на смуглые руки герцога, так ловко управлявшиеся с вилкой и ножом. Они умели не только это, руки Уорбека. Сколько бессонных ночей провела Филиппа, мечтая о том, чтобы они снова сжали ее в жадном объятии. За два недолгих месяца брака эти руки разбудили в ней чувства, о которых она не подозревала, они приносили наслаждение. За время почти шестилетней ссылки она так и не сумела забыть о неистовых ночах с этим человеком.
О дьявол! Почему одно его присутствие выбивает ее из колеи, почему она не может избавиться от прошлого окончательно и бесповоротно? С каждой новой встречей прошлое все больше затягивает ее, и смятение становится все сильнее. Что же это? Ведь не любовь же.», нет, невозможно! После стольких лет, после всей боли, которую причинил ей Уорбек! А если любовь, то зачем она, если он не верит ей и не поверит никогда.
Странная молчаливость Филиппы, кажется, совершенно не трогала Кита и Уорбека. Они болтали, словно старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Кит забросал Уорбека самыми неожиданными вопросами, начиная с того, каково это – ночью спать в палатке, и кончая тем, сколько лет было герцогу, когда ему впервые позволили прокатиться на пони. Уорбек отвечал с удовольствием и очень подробно. Филиппа была поражена происшедшей с ним переменой. Это был совсем другой человек, ничем не похожий на яростного обвинителя, метавшего гром и молнии накануне.
Филиппа вспомнила свадебное путешествие, во время которого Уорбек был сама нежность, само внимание. Сейчас он напоминал себя прежнего, человека, которого она любила когда-то до самозабвения. В конце концов, все не так уж плохо, если ненависть Уорбека направлена только на нее и не распространяется на Кита. Возможно, он решил, что детей не стоит винить за грехи родителей.
Когда принесли десерт, Кит начал приставать с вопросами, куда они направятся теперь. Он соскочил со стула, подбежал к Филиппе и, прыгая вокруг нее, как мячик, стал повторять: «А что теперь? А что теперь?» Торопливо дожевывая, Филиппа помахала рукой, словно просила его подождать.
– Ну, мама! – не унимался Кит, хватая ее за рукав и начиная уже приплясывать от нетерпения. – Давай еще раз заглянем в магазин игрушек?
– Мама еще обедает, – спокойно, но твердо сказал Уорбек. – Умей ждать, пока взрослые не освободятся и не займутся тобой.
Совершенно незнакомый с дисциплиной, мальчик был поражен неожиданным выговором и чуть было не обиделся, но, встретив взгляд нового знакомого, выпустил рукав матери и виновато потупился.
– Я уже поела, и мы можем подождать остальных на улице, – предложила леди Гарриэт, послав Уорбеку одобрительный взгляд. Она взяла из соломенной плетенки несколько ломтей черного хлеба и протянула их Киту. – Вот, возьми. Здесь совсем рядом пруд, пойдем покормить уток. Ты ведь любишь уточек, правда? Мама пока спокойно доест клубнику, а его милость герцог, которого ты, должно быть, совершенно замучил вопросами, хоть немного от них отдохнет.
Мальчик в полном восторге сорвался с места, и скоро сквозь живую изгородь можно было видеть, как он со всех ног несется к пруду, а за ним, не слишком отставая, шагает его энергичная бабушка.
Филиппа тоже встала из-за стола, но, поймав насмешливый взгляд, осталась. Обратиться в бегство – значит выдать Уорбеку, насколько ей не по себе в его присутствии. Он вдруг взялся за трость, и Филиппа уже было обрадовалась, но оказалось, что он всего лишь собрался пересесть на место Кита, откуда лучше были видны пруд и утки, жадно хватающие кусочки хлеба.
Несколько минут прошло в напряженной тишине, нарушаемой только доносящимся с пруда кряканьем.
Корт посмотрел на Филиппу. Она как раз доедала последнюю клубничку. На верхней губе остался след от сливок, и она медленно слизнула его. В ту же секунду, к изумлению и досаде Корта, у него забилось сердце.
Солнечные блики играли на лице Филиппы, предательски притягивая взгляд к ее прекрасному профилю и нежной, едва тронутой загаром коже. Выбившийся из прически локон норовил попасть в рот, и Корт движением, которое в этот момент казалось ему совершенно естественным, протянул руку, чтобы поправить его. К счастью, он вовремя очнулся от наваждения и схватился за кружку с элем.
– Благодарю, что вы так терпеливо отвечали на вопросы Кита, милорд, – нарушила молчание Филиппа. – Вы очень добры.
Корт ничего не ответил, продолжая осмотр. Если эта женщина являлась в его сны в течение шести лет, то он имел полное право разглядеть, какова же она в действительности.
Филиппа надела на прогулку широкополую соломенную шляпу, сдвинув ее немного вперед и влево – – привычка, которую когда-то он находил простодушно кокетливой. На ней было голубое муслиновое платье в цветочек, с завышенной талией, подчеркнутой широкой лентой.
Бессмысленно и глупо отрицать тот факт, что он все еще страстно желает эту женщину. Знала ли она, как он обожал ее в те первые месяцы? Он готов был достать с неба луну, если бы она захотела. Чего же еще ей было нужно, что за слова нашептал ей Сэндхерст, чтобы добиться своего?
Что ж, красноречие никогда не относилось к числу достоинств Корта. До встречи с Филиппой он в нем попросту не нуждался. Женщинам, с которыми ему приходилось иметь дело, вполне хватало его страсти, а его ненасытность не оставляла времени для долгих разговоров. Ему просто не приходило в голову, что не все представительницы прекрасного пола одинаковы и не напрасно придумана поговорка, что женщина любит ушами…
– Скажите, милорд, вы долго были в Португалии? Корт посмотрел на Филиппу, нервно вертевшую в руках ложечку. Щеки ее горели, словно она подслушала его мысли.
И какой дьявол надоумил его снова заглянуть туда, где были спрятаны воспоминания, приносившие боль? Она не стоит этого, изменница, обманщица! Все эти годы он снова и снова принимал и прощал ее в своих снах, она же отняла у него сына! Единственное чувство, которого она заслуживала, это ненависть. Нет, еще презрение!
– Нет, мадам, я был в Португалии совсем недолго. Год или чуть более. После поражения при Бусако английская армия отступила к Лиссабону, а я, как тяжелораненый, был отправлен морем домой.
– Как же вы были ранены? Шрапнелью? – спросила Филиппа тоном, весьма похожим на сострадание.
– Нет.
Она подождала, но Корт больше ничего не прибавил, и Филиппа сделала еще одну попытку.
– Значит, это была мушкетная пуля?
– Нет.
Корт слишком живо помнил сражение, из которого вернулся калекой. Какого черта ей вздумалось притворяться, будто ее волнует то, что с ним случилось? Если она мало интересовалась им в первые месяцы брака, то нелепо изображать заинтересованность после шести лет разлуки. Лицемерные расспросы заставили его остро почувствовать свою неполноценность.
Он готов был ответить резкостью на новый вопрос, но его не последовало. Очевидно, Филиппе надоело поддерживать беседу с таким неразговорчивым собеседником. Она отложила ложечку и переключила свое внимание на то, что происходило у пруда. Леди Гарриэт стояла, в притворном испуге приподняв сложенный зонтик, а Кит бегал вокруг нее за пронзительно крякающей пестрой уткой. Несколько раз ему удавалось коснуться хвоста кончиками пальцев, и тогда он издавал вопль восторга. Это зрелище заставило Филиппу совершенно забыться, и она повернулась к Корту, смеясь и блестя глазами.
– Кит никогда не сдается первым! – сказала Филиппа, сияя улыбкой. – Он будет преследовать это бестолковое создание до тех пор, пока не поймает его или пока утка не догадается искать спасения в воде!
– Хороший мальчик, – согласился Корт, но голос прозвучал настолько неестественно, что с лица Филиппы исчезло оживление, сменившись прежней настороженностью.
– О да!.. – только и ответила она почти шепотом.
Фиалковые глаза вдруг затуманились, наполнились печалью, плечи поникли, и она стала похожа на совсем юную девушку, трогательно беззащитную и уязвимую.
Это всегда вызывало в Корте властное физическое тяготение, сильнейшее желание, которое он был бессилен подавить, и одновременно бессознательную потребность уберечь ее от всех опасностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
– Ерунда! На то и молодость, чтобы вести себя безрассудно. Дуэль, о которой ты говоришь, была тысячу лет назад. Кортни тогда не было и двадцати, а вот его противник был много старше и мог бы попридержать ^язык и не отпускать грязных шуточек о матери Кортни.
Что касается моего сына, смешно даже думать, что Кортни грозил ему всерьез. Он любил Сэнди.
– Он любил и меня, но это ничего не изменило, – возразила Филиппа, даже не пытаясь скрыть горечь. –Он, не задумываясь, вывалял мое имя в грязи, во всеуслышание обвинил в супружеской измене, оставил без средств к существованию. Да-да, он сделал все это без малейшего колебания, и я никогда ему этого не прощу! Если бы не Сэнди… хотелось бы мне знать, что сейчас было бы со мной и Китом, если бы не ваш сын!
– Хм… – произнесла леди Гарриэт задумчиво, но без тоски в голосе. – Я тоже не раз задавалась вопросом, как все повернулось бы, если бы Артур не бежал. Кто знает, возможно, поступи он иначе, тебе бы пришлось остаться в Англии и волей-неволей разрешить добром ссору с идиотом-мужем.
– Все было бы точно так же! – с вызовом ответила Филиппа, расслышав неодобрение в голосе свекрови. – Я поклялась покинуть Англию и сделала бы это независимо от Сэнди.
– Очень может быть, очень может быть, – повторила леди Гарриэт со вздохом. – Должно быть, Артур это понимал, потому и уехал с тобой. Я тоже кое-что понимала тогда. Прощаясь с сыном и желая ему удачи, я знала, что больше никогда не увижу его.
– Как? – вырвалось у Филиппы, и она вгляделась в спокойные глаза свекрови. – Вы знали, что Сэнди болен?
– Знала, – легким кивком подтвердила леди Гарриэт. Она поднялась с кресла и присела рядом с невесткой. – Я чувствовала, что Сэнди не протянет долго. Он, конечно, думал, что я ни о чем не догадываюсь, но матери всегда знают такие вещи. Именно поэтому я не удерживала его. Ответственность за тебя, забота о тебе могли пробудить в нем волю к жизни, заставить цепляться за нее. Он не привык разрешать сложные проблемы, мой Сэнди, и непривычный груз на плечах поневоле должен был изменить его жизнь, сдвинуть ее в буквальном смысле с мертвой точки. Я уверена, что, засыпая вечером, он молил Бога проснуться утром, чтобы ты могла еще один день не чувствовать себя одинокой. Он писал только о радостных событиях: о рождении Кита, о твоем девятнадцатом дне рождения, о нагретой закатным солнцем лоджии, где вы сидели втроем, любуясь Гранд-каналом и всеми этими гондолами. Он ни словечка не написал о том, как страдает… но это было и не нужно. Я мать, а мать умеет читать между строк. – Леди Гарриэт ласково пожала руку невестки. – Вот видишь, я все знала.
Это было больше, чем Филиппа могла выдержать, и слезы, которые казались давно выплаканными, снова покатились по щекам. За спокойствием леди Гарриэт она угадывала великую боль, изжитую в одиночестве и превратившуюся в светлую печаль.
– Боже мой, – прошептала она, – а я-то думала, что это наш секрет!
Глава 7
– Кортни! – воскликнула леди Гарриэт. – Вижу, ты все-таки решил составить нам компанию. А я уж было подумала, что у тебя появились другие планы на этот день. Как ты нас нашел?
Они сидели в мощеном дворике постоялого двора за простым квадратным столом под могучим вязом. С этого места были видны бесконечные изумрудные луга, старинный каменный мост через речку.
Филиппа неохотно повернулась к Корту и холодно кивнула. Все-таки он их нашел. Даже не дал мирно пообедать!
Ночью Филиппа спала плохо, часто просыпалась. Утром снедавшая ее тревога усилилась, и сейчас она обостренно чувствовала угрозу, исходящую от Уорбека. Кит был смыслом ее жизни… и отдать его? Человеку, который шесть лет назад выбросил ее за порог, в мир, которого она боялась, в котором всю жизнь, с самого детства, чувствовала себя чужой. Он был способен на все, ее бывший муж, и кто знал тогда, не поступит ли он столь же жестоко с сыном женщины, которую ненавидел всей душой?
Уорбек стоял на пороге и улыбался. Это еще больше испугало Филиппу. Судя по наряду, он приехал верхом:темный сюртук, светлые узкие брюки, высокие сапоги – все как будто очень простое, но элегантное.
Леди Гарриэт улыбнулась и протянула руку, к которой Уорбек склонился со всей возможной галантностью. Филиппе он слегка поклонился. Поскольку единственное свободное кресло было напротив, то к нему Уорбек и прошел, стягивая на ходу перчатки.
– Ну, молодой человек, вы уже успели посетить магазин игрушек? – обратился он к Киту.
– Да, signore, – ответил мальчик без всякого следа вчерашней застенчивости (Филиппа не могла не отметить с горечью, что ее сын слишком быстро проникся симпатией к новому знакомому). – Там мы видели оловянных солдатиков, но когда я попросил их купить, мама сказала: «Подожди немного!»
– Для начала нужно будет порыться в сундуках на чердаке, – благодушно объяснила леди Гарриэт. – Сейчас не вспомнить, куда я положила солдатиков Артура, но точно знаю, что не выбросила их. Найдутся и другие игрушки, которые тебе понравятся. Обследуем сначала кладовые Сэндхерст-Холла. Я правильно говорю, милый?
– Правильно, бабушка, – согласился Кит, но на лице его отразилось сомнение. – Только… в магазине мистера Твикена солдатики были в красной форме, а у вас? Мне бы не хотелось быть генералом «лягушатников»!
Взрослые улыбнулись, позабавленные этим проявлением патриотизма.
– Ваше превосходительство, в английских сундуках не могут храниться солдатики только в английской форме! – возразила Филиппа, ероша угольно-черные волосы сына. – С кем они будут сражаться? Ведь не друг с другом же?
– Ой, и правда!
Уорбек засмеялся и придвинул свое кресло ближе к Киту.
– Просто маршировать неинтересно. Кит. Куда интереснее разрабатывать стратегию, и тактику сражения. Это ведь непросто. Зазеваешься – и враг проберется в тыл, а там уж недалеко и до полного разгрома.
– Наверное, вы много сражались, сэр? – спросил мальчик и с любопытством посмотрел на тяжелую черную трость.
В его голосе прозвучало откровенное сомнение. Очевидно, он не мог представить себе, чтобы джентльмен, который и передвигался-то с трудом, когда-то, пусть даже в далеком прошлом, мог быть солдатом.
– Да, сражаться мне пришлось немало, – ответил Уорбек, ничуть не обиженный недоверием мальчика. – Я командовал «летучим эскадроном» гусар в Португалии. ПриТалавере мы, считай, спасли нашу армию. Нам все равно пришлось тогда отступить, но, если бы не мой эскадрон, отступление превратилось бы в паническое бегство.
– И вас ранили в ногу?
– Нет, ранили меня позже. – Тень пробежала по лицу Корта. – Это случилось в сражении при Бусако. Так что же, помочь тебе разработать план атаки?
– Это было бы просто здорово, signore! – мальчик смотрел на собеседника уже почти с обожанием. – Когда мы найдем папиных солдатиков, вы ведь придете сразу?
– Не пройдет и часу.
Филиппа открыла было рот, чтобы возразить, но промолчала. Она дала себе слово запретить Уорбеку появляться в Сэндхерст-Холле и готова была, если нужно, пойти в этом наперекор леди Гарриэт. Чем меньше отец и сын будут видеться, тем лучше. Зачем приучать ребенка к человеку, который уже обручен и вскоре женится? Когда его жена родит наследника герцогского титула, он забудет о существовании Кита.
Невольно Филиппа вспомнила собственное сиротское детство. Горе ребенка, внезапно лишившегося родителей, мало с чем может сравниться. Не хватает еще, чтобы Кит привязался к Корту только для того, чтобы быть выброшенным из его жизни!
Невеселые размышления были прерваны появлением хозяина, лично обслуживающего знатных гостей. Он принес кружку эля для герцога и кувшин знаменитого деревенского лимонада для остальных.
– Уж так-то славно снова обслужить вас, ваша милость! – с добродушной непосредственностью воскликнул старый, но все еще крепкий Джуд Тарбель. – Давненько вы у нас не бывали. Не желаете ли отведать моего жареного каплуна?
– Идет. А свежая клубника найдется?
– Есть, как не быть, – ухмыльнулся хозяин, и его багровое лицо засияло от гордости. – У нас клубника уж как уродится, так хоть ведрами ее таскай! Жена у меня мастерица за огородом ходить.
Нет ничего лучше обеда на свежем воздухе, когда ветерок шуршит над головой листьями и пчелы мирно гудят среди цветов жимолости. Бревенчатые стены постоялого двора «Черный лебедь», сложенные еще в шестнадцатом веке, почти совершенно скрывал буйно разросшийся плющ, покрытый скромными, милыми цветами. Солнечные зайчики бегали по белой в красную клетку скатерти, от недавно политого водой каменного пола поднималась свежесть, а от жареной курятины в тарелках – упоительный аромат.
Филиппа не проронила почти ни слова за все время обеда. Странные чувства теснились в ее груди. Она слушала вполуха и не поднимала глаз от тарелки, но из-под ресниц то и дело бросала взгляд на смуглые руки герцога, так ловко управлявшиеся с вилкой и ножом. Они умели не только это, руки Уорбека. Сколько бессонных ночей провела Филиппа, мечтая о том, чтобы они снова сжали ее в жадном объятии. За два недолгих месяца брака эти руки разбудили в ней чувства, о которых она не подозревала, они приносили наслаждение. За время почти шестилетней ссылки она так и не сумела забыть о неистовых ночах с этим человеком.
О дьявол! Почему одно его присутствие выбивает ее из колеи, почему она не может избавиться от прошлого окончательно и бесповоротно? С каждой новой встречей прошлое все больше затягивает ее, и смятение становится все сильнее. Что же это? Ведь не любовь же.», нет, невозможно! После стольких лет, после всей боли, которую причинил ей Уорбек! А если любовь, то зачем она, если он не верит ей и не поверит никогда.
Странная молчаливость Филиппы, кажется, совершенно не трогала Кита и Уорбека. Они болтали, словно старые друзья, встретившиеся после долгой разлуки. Кит забросал Уорбека самыми неожиданными вопросами, начиная с того, каково это – ночью спать в палатке, и кончая тем, сколько лет было герцогу, когда ему впервые позволили прокатиться на пони. Уорбек отвечал с удовольствием и очень подробно. Филиппа была поражена происшедшей с ним переменой. Это был совсем другой человек, ничем не похожий на яростного обвинителя, метавшего гром и молнии накануне.
Филиппа вспомнила свадебное путешествие, во время которого Уорбек был сама нежность, само внимание. Сейчас он напоминал себя прежнего, человека, которого она любила когда-то до самозабвения. В конце концов, все не так уж плохо, если ненависть Уорбека направлена только на нее и не распространяется на Кита. Возможно, он решил, что детей не стоит винить за грехи родителей.
Когда принесли десерт, Кит начал приставать с вопросами, куда они направятся теперь. Он соскочил со стула, подбежал к Филиппе и, прыгая вокруг нее, как мячик, стал повторять: «А что теперь? А что теперь?» Торопливо дожевывая, Филиппа помахала рукой, словно просила его подождать.
– Ну, мама! – не унимался Кит, хватая ее за рукав и начиная уже приплясывать от нетерпения. – Давай еще раз заглянем в магазин игрушек?
– Мама еще обедает, – спокойно, но твердо сказал Уорбек. – Умей ждать, пока взрослые не освободятся и не займутся тобой.
Совершенно незнакомый с дисциплиной, мальчик был поражен неожиданным выговором и чуть было не обиделся, но, встретив взгляд нового знакомого, выпустил рукав матери и виновато потупился.
– Я уже поела, и мы можем подождать остальных на улице, – предложила леди Гарриэт, послав Уорбеку одобрительный взгляд. Она взяла из соломенной плетенки несколько ломтей черного хлеба и протянула их Киту. – Вот, возьми. Здесь совсем рядом пруд, пойдем покормить уток. Ты ведь любишь уточек, правда? Мама пока спокойно доест клубнику, а его милость герцог, которого ты, должно быть, совершенно замучил вопросами, хоть немного от них отдохнет.
Мальчик в полном восторге сорвался с места, и скоро сквозь живую изгородь можно было видеть, как он со всех ног несется к пруду, а за ним, не слишком отставая, шагает его энергичная бабушка.
Филиппа тоже встала из-за стола, но, поймав насмешливый взгляд, осталась. Обратиться в бегство – значит выдать Уорбеку, насколько ей не по себе в его присутствии. Он вдруг взялся за трость, и Филиппа уже было обрадовалась, но оказалось, что он всего лишь собрался пересесть на место Кита, откуда лучше были видны пруд и утки, жадно хватающие кусочки хлеба.
Несколько минут прошло в напряженной тишине, нарушаемой только доносящимся с пруда кряканьем.
Корт посмотрел на Филиппу. Она как раз доедала последнюю клубничку. На верхней губе остался след от сливок, и она медленно слизнула его. В ту же секунду, к изумлению и досаде Корта, у него забилось сердце.
Солнечные блики играли на лице Филиппы, предательски притягивая взгляд к ее прекрасному профилю и нежной, едва тронутой загаром коже. Выбившийся из прически локон норовил попасть в рот, и Корт движением, которое в этот момент казалось ему совершенно естественным, протянул руку, чтобы поправить его. К счастью, он вовремя очнулся от наваждения и схватился за кружку с элем.
– Благодарю, что вы так терпеливо отвечали на вопросы Кита, милорд, – нарушила молчание Филиппа. – Вы очень добры.
Корт ничего не ответил, продолжая осмотр. Если эта женщина являлась в его сны в течение шести лет, то он имел полное право разглядеть, какова же она в действительности.
Филиппа надела на прогулку широкополую соломенную шляпу, сдвинув ее немного вперед и влево – – привычка, которую когда-то он находил простодушно кокетливой. На ней было голубое муслиновое платье в цветочек, с завышенной талией, подчеркнутой широкой лентой.
Бессмысленно и глупо отрицать тот факт, что он все еще страстно желает эту женщину. Знала ли она, как он обожал ее в те первые месяцы? Он готов был достать с неба луну, если бы она захотела. Чего же еще ей было нужно, что за слова нашептал ей Сэндхерст, чтобы добиться своего?
Что ж, красноречие никогда не относилось к числу достоинств Корта. До встречи с Филиппой он в нем попросту не нуждался. Женщинам, с которыми ему приходилось иметь дело, вполне хватало его страсти, а его ненасытность не оставляла времени для долгих разговоров. Ему просто не приходило в голову, что не все представительницы прекрасного пола одинаковы и не напрасно придумана поговорка, что женщина любит ушами…
– Скажите, милорд, вы долго были в Португалии? Корт посмотрел на Филиппу, нервно вертевшую в руках ложечку. Щеки ее горели, словно она подслушала его мысли.
И какой дьявол надоумил его снова заглянуть туда, где были спрятаны воспоминания, приносившие боль? Она не стоит этого, изменница, обманщица! Все эти годы он снова и снова принимал и прощал ее в своих снах, она же отняла у него сына! Единственное чувство, которого она заслуживала, это ненависть. Нет, еще презрение!
– Нет, мадам, я был в Португалии совсем недолго. Год или чуть более. После поражения при Бусако английская армия отступила к Лиссабону, а я, как тяжелораненый, был отправлен морем домой.
– Как же вы были ранены? Шрапнелью? – спросила Филиппа тоном, весьма похожим на сострадание.
– Нет.
Она подождала, но Корт больше ничего не прибавил, и Филиппа сделала еще одну попытку.
– Значит, это была мушкетная пуля?
– Нет.
Корт слишком живо помнил сражение, из которого вернулся калекой. Какого черта ей вздумалось притворяться, будто ее волнует то, что с ним случилось? Если она мало интересовалась им в первые месяцы брака, то нелепо изображать заинтересованность после шести лет разлуки. Лицемерные расспросы заставили его остро почувствовать свою неполноценность.
Он готов был ответить резкостью на новый вопрос, но его не последовало. Очевидно, Филиппе надоело поддерживать беседу с таким неразговорчивым собеседником. Она отложила ложечку и переключила свое внимание на то, что происходило у пруда. Леди Гарриэт стояла, в притворном испуге приподняв сложенный зонтик, а Кит бегал вокруг нее за пронзительно крякающей пестрой уткой. Несколько раз ему удавалось коснуться хвоста кончиками пальцев, и тогда он издавал вопль восторга. Это зрелище заставило Филиппу совершенно забыться, и она повернулась к Корту, смеясь и блестя глазами.
– Кит никогда не сдается первым! – сказала Филиппа, сияя улыбкой. – Он будет преследовать это бестолковое создание до тех пор, пока не поймает его или пока утка не догадается искать спасения в воде!
– Хороший мальчик, – согласился Корт, но голос прозвучал настолько неестественно, что с лица Филиппы исчезло оживление, сменившись прежней настороженностью.
– О да!.. – только и ответила она почти шепотом.
Фиалковые глаза вдруг затуманились, наполнились печалью, плечи поникли, и она стала похожа на совсем юную девушку, трогательно беззащитную и уязвимую.
Это всегда вызывало в Корте властное физическое тяготение, сильнейшее желание, которое он был бессилен подавить, и одновременно бессознательную потребность уберечь ее от всех опасностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42