И все, что ему хотелось в данную минуту, — подхватить ее на руки и отнести в ближайшую постель. К несчастью, доктор Фифи была не из тех женщин, которых можно так просто подхватить и отнести, тем более что ее повестка дня еще не исчерпана. Он не удивится, если она сейчас вытащит нечто вроде отпечатанного контракта и заставит его подписать.
Но предательская жилка, бьющаяся на шее, вселяла в него надежды. Не так уж она владеет собой, как хочет показать!
— Чувствую себя немного неуверенно, — сознался он.
— Интересно, почему? Вы получите все, что хотели.
Он знал, что идет по тонкому льду, но все же отказывался позволить ей править бал.
— Но все, что я хочу, похоже, обклеено большими заградительными знаками.
— Вы просто не привыкли к женщинам, открыто излагающим свои потребности. Понимаю, что это кажется угрожающим.
Кто бы подумал, что такой великий ум может быть столь сексуальным?!
— Невзирая на это, мое эго смертельно ранено.
— Говоря метафизически, это совсем неплохо.
— Говоря физически, вовсе нет. Я хочу верить, что неотразим, по крайней мере для тебя.
— Вы неотразимы.
— Нельзя ли попытаться вложить в похвалы хоть чуточку убедительности?
— Это больное место.
— Моя неотразимость?
— Да.
Рен улыбнулся. Похоже на то.
Прибыл официант с антипасто, включающим колбасу, оливки и золотистые кусочки жареных овощей. Рен нацепил на вилку ломтик баклажана и поднес к ее губам:
— Ладно, чтобы подытожить вышесказанное: никакой критики и никакого орального секса. Именно так? И никаких извращений.
Он надеялся снова раздразнить ее, но она оставалась хладнокровна, как скала.
— Именно так я и сформулировала.
Он сунул ломтик ей в рот.
— Наверное, не стоит спрашивать о кнутах и розгах.
Она, даже не потрудившись ответить на подобную глупость, промокнула губы салфеткой.
— Или наручниках, — добавил Рен.
Салфетка застыла на полпути к губам.
Неужели в глазах промелькнула искорка интереса? Она явно взволнована. Но он не такой дурак, чтобы громогласно поймать ее на этом.
— Забудь. Я действительно нахал и прошу прощения.
— П-прощаю, — промямлила она, и Рен едва заметно улыбнулся. Итак, мисс Самообладание не против рабства, пусть и в постели? И хотя он примерно представлял, кто закончит ночь в наручниках, все же это неплохое начало. Оставалось надеяться, что она не потеряет ключ.
Рен нагло пользовался любым предлогом, чтобы коснуться ее во время ужина. Задевал ногами под столом. Гладил коленки. Играл с пальчиками. Кормил со своей тарелки. Эротическим движением, должно быть, позаимствованным из своих фильмов, проводил большим пальцем по ее нижней губе. Каким же расчетливым может быть мужчина! И любой его прием срабатывал.
Он отставил пустую чашку от капуччино. Ужин был великолепным, но она так и не смогла вспомнить, что ела.
— Сыта? — спросил он. О да, сыта, и еще как!
Дождавшись, пока она кивнет, Рен повел ее к покосившейся лестнице, но, вместо того чтобы спуститься, стал подниматься наверх.
— Куда мы?
— Я подумал, что тебе захочется увидеть площадь с высоты птичьего полета..
Но сегодня с нее достаточно видов! Ей хотелось вернуться на ферму. Или ему взбредет в голову сделать это в машине? Она никогда не занималась этим в машине, но сегодня вполне подходящее время для новых экспериментов.
— Думаю, хватит с нас видов. Пойдем к машине.
— Не так быстро. Я знаю, что тебе понравится.
Он взял ее под руку, повел по коридору и вынул из кармана тяжелый ключ.
— А это откуда?
— Неужели ты воображаешь, что я дам тебе шанс передумать?
Комната была крошечной с позолоченной лепниной, стайками херувимов, нарисованных на потолке, двуспальной кроватью с простым белым покрывалом.
— Единственная, которая оставалась, но, думаю, сойдет, верно?
Он поставил на пол рюкзак.
— Очень мило.
Изабел скинула босоножки, полная решимости не дать ему перехватить инициативу.
Уронив шаль на стул, она поставила сумочку, вынула презерватив и положила на тумбочку. Рен, естественно, расхохотался.
— Не слишком оптимистично, дорогая, — едва выговорил он, снимая очки.
— У меня есть еще.
— Ну конечно, еще бы! — кивнул он, запирая дверь. — Кстати, у меня тоже.
Она напомнила себе, что сегодняшняя ночь не имела ничего общего с любовью и постоянством. Только секс — вполне предсказуемый исход пребывания в обществе Лоренцо Гейджа. А прямо сейчас — он ее персональная игрушка. И выглядит просто восхитительно.
Она пыталась решить, с чего начать. Раздеть его? Развернуть, как именинный подарок? Или поцеловать?
Рен положил ключ на комод и нахмурился.
— Составляешь список?
— А почему ты спрашиваешь?
— У тебя типично спискосоставляющее выражение лица.
— Нервирую тебя, верно?
Она скользнула по ковру, обняла его за плечи и притянула его голову к себе ровно настолько, чтобы дотянуться до чувственного рта. И чуть прикусила нижнюю губу… только чтобы дать ему знать, с какой тигрицей имеет дело.
— Эй! — охнул он, но она улыбнулась, прижала его крепче и наградила страстным, горячим поцелуем, чтобы исцелить крохотную ранку, но при этом убедиться, что именно ее язык властвует у него во рту.
Рен, похоже, не возражал.
Изабел зацепила ногой его щиколотку. Он сжал ее попку и поднял с пола, что было идеально, поскольку это делало ее выше Рена, и, о, как же ей нравилась ее позиция превосходства!
Она вложила во второй поцелуй еще немного больше души и просунула ступню между его ногами.
Он определенно наслаждался каждым движением, но стал отступать к кровати, уже пытаясь взять верх.
— Сначала разденься, — шепнула она в его губы.
— Раздеться?
— Угу… и помедленнее.
Рен посадил ее на край кровати и долго любовался: само олицетворение опасного секса и грязных намерений.
Четко вылепленные губы едва шевельнулись, когда он спросил:
— Уверена, что ты достаточно женщина, чтобы справиться с этим?
— Вполне.
— Не хочу, чтобы ты о себе возомнила.
— Не волнуйся. И постарайся меня завлечь.
Она видела, как он наслаждается происходящим, хотя он ничем не выдал своих ощущений, кроме разве легкого трепета темных пушистых ресниц. Изабел знала также, что он не опустится до демонстрации мышц или поз мальчика с календаря. Он настоящий.
Медленно, вальяжно он расстегнул рубашку. Не торопясь, высвобождая каждую пуговку из петельки легким движением пальцев.
Края рубашки разошлись.
Хриплый шепот:
— Превосходно. Как приятно иметь собственную кинозвезду.
Рубашка порхнула на пол.
Рен положил руку на пряжку ремня, но, вместо того чтобы расстегнуть, скосил глаза на Изабел.
— Сначала вдохнови меня.
Она полезла под платье, стянула и отбросила трусики.
— Чудесно, — одобрил он. — Приятно иметь собственного сексапильного гуру.
К тому времени как он снял ремень, лишился туфель и носков и спустил молнию на первый дюйм, она жадно глотала воздух пересохшим ртом. Ничего не скажешь, поразительный спектакль!
Она ждала, что Рен расстегнет молнию до конца, но тот покачал головой.
— Немного больше вдохновения.
Изабел завела руки за спину и распустила молнию гораздо ниже, чем у него. Платье соскользнуло с плеча. Она расстегнула серьги.
— Жалкие попытки.
Он сбросил слаксы и остался в шелковых синих трусах. Сто девяносто футов живого товара, и все для нее!
— Прежде чем увидишь немного больше, я требую очередной дозы вдохновения!
Он снова пытался перехватить инициативу, но в чем же тут забава для них обоих?
Она поманила его пальцем: жест, которым в жизни не пользовалась, даже не думала пользоваться, и сама удивилась, что вообще его знает. Но все же царственно откинулась на подушку и протянула руки, пылая таким желанием, что, казалось, простыни вот-вот расплавятся.
Он лениво протянул руку и резким движением задрал ее юбку. Не до пояса. Всего лишь до верхней части бедер, но этого было достаточно, чтобы ее кожа задымилась.
Матрац прогнулся, когда он навис над ней, и, опираясь на руки, так, что их торсы не соприкасались, опустил голову.
Ах, какое искушение — ответить на приглашение его поцелуя…
Но мысль показать свою власть над этим темноволосым зверем казалась соблазном еще более непреодолимым, и поэтому Изабел вывернулась из-под него и бесцеремонно оттолкнула. Рен, не протестуя, плюхнулся на спину.
— Черт, это становится все лучше и лучше, — объявил он.
— Мы стремимся угодить.
И когда она легла на него, он не смог смирить дьявола в своем взгляде.
— Счастлива?
— Ужасно, — ухмыльнулась она.
Более нежный, более чувствительный мужчина просто позволил бы ей все, что она захочет, но он не был нежным и чувствительным, поэтому впился зубами в ее плечо, не слишком сильно, просто чтобы она ощутила укус, а потом поспешно зализал.
— Не следует играть с огнем, если боишься обжечься, — предупредил он.
— Ты меня пугаешь.
Она перекинула ногу через его бедра.
— А когда я пугаюсь, становлюсь неуправляемой. Подняв колени, она уселась на него, прямо на его шелковые синие трусы.
Он со свистом втянул в себя воздух…
Она немного поерзала.
— Может, сбавить темп? Не хотелось бы слишком давить на тебя.
— Э… нет. Оставайся на месте.
Он сунул руки под ее юбку и стал ласкать ягодицы.
Она в жизни не предполагала, насколько это волнующе, когда твой ум и тело возбуждают одновременно. Но ей хотелось еще и смеяться, и контраст кружил голову.
— Собираешься сидеть здесь всю ночь? — осведомился он, — или… начнешь двигаться?
— Я думаю.
— О чем?
— Готова ли к тому, чтобы ты возбуждал меня.
— Нуждаешься в еще каком-то возбуждении?
— О да…
— Ну все!
Он толкнул ее на постель и перевернул на спину.
— Никогда не жди от женщины мужской работы! — Юбка взлетела к ее талии. Он грубо раздвинул ее бедра. — Прошу прощения, милая, но без этого не обойтись.
Прежде чем она успела возразить, он нырнул вниз и припал ртом к ее плоти.
В голове Изабел взорвались ракеты. Из горла вырвался тихий хриплый крик.
— Держись, — пробормотал он, не поднимая головы. — Не успеешь опомниться, как все будет кончено.
Она пыталась свести ноги, но мешала его голова, да и колени не смыкались, потому что все это было слишком восхитительно.
Его язык погружался вглубь, губы ласкали, и безумные вихри ощущений несли ее куда-то. Он мог бы поиздеваться над ней, но не стал — и она взлетела.
Когда она пришла в себя, синие шелковые трусы исчезли. Он поднял ее и вошел, но не до конца. И в глазах… в глазах светилась нежность.
— Это было необходимо, — прошептал он, отводя с ее лба прядь волос.
К ее изумлению, голос ей повиновался, хотя вместо слов получалось какое-то карканье.
— Я же говорила, что не желаю этого.
— Накажи меня.
О, ей хотелось смеяться, но он заполнил ее, и она горела, разомлев от желания, и хотела большего.
— Я надеваю только один. — Он кивком показал на обертку презерватива. — Придется тебе надеяться на лучшее.
— Давай смейся надо мной, любовничек! Но помни, хорошо смеется тот, кто смеется последним!
Она схватилась за подол и стянула платье, остро ощущая Рена, проникшего в нее… почти… но не совсем до конца.
Он прижал ее пальцы к губам.
Теперь на ней оставались только черный кружевной лифчик и золотой браслет со словом «Дыши», выгравированным внутри.
Изабел начала медленно двигаться, наслаждаясь своей силой, чувствуя себя истинной женщиной, женщиной, способной удовлетворить такого мужчину.
Но и его руки недолго оставались без дела. Вскоре застежка лифчика была расстегнута, а сам лифчик полетел в сторону. Рен завладел ее грудями, потом сжал попку, стал гладить в том месте, где их тела соединялись. И наконец, притянул ее к себе и завладел ртом. Ощутив его первый толчок, она не спешила отдаться ритму движений. Хотела, чтобы для него это стало таким же волшебством, как и для нее. И поэтому вынудила себя двигаться медленнее и медленнее, игнорируя свирепый зов своего тела.
Его кожа блестела от пота. Мышцы подрагивали.
Изабел двигалась еще медленнее… еще медленнее…
Она умирала. Вместе с ним. И он мог бы заставить ее кончить, но не заставил, и она понимала, чего ему стоит это усилие. Чего стоит ей…
Но она почти не шевелилась.
Еще медленнее… Еще…
Легчайшие движения… едва заметная судорога…
Пока даже этого… не оказалось слишком много.
Глава 15
Звон колоколов Сан-Джиминьяно тихо несся через утренний дождь. Гостиничный номер к утру выстыл, и Изабел уютно закуталась в одеяла, нежась в тепле, охраняемая древними сторожевыми башнями и призраками верующих.
Прошлая ночь стала для нее паломничеством.
Она улыбнулась в подушку и перекатилась на спину.
Она брала верх, покорялась, теряла голову и диктовала условия, и каждое мгновение было незабываемым. Рен оказался неутомимым любовником. Ничего удивительного. Удивительно, что она держалась наравне с ним.
А теперь осталась одна в номере.
Зевнув, она спустила ноги с кровати и проследовала в ванную. Под ноги ей попался рюкзак, так и пролежавший застегнутым на полу, под ее шалью с бахромой. Порывшись внутри, она нашла зубную щетку и тюбик с пастой без колпачка. Он все продумал заранее: именно это она оценила по достоинству.
Вымывшись, она завернулась в большое гостиничное полотенце и заглянула в рюкзак в поисках расчески. Вместо расчески обнаружились красные кружевные трусики-стринги.
В дверь просунулась голова Рена.
— Небольшой знак моей симпатии. Как только натянешь их, мы позавтракаем.
— Но еще и девяти нет. Ты ужасно рано встал.
— День впустую. Много дел.
Его улыбка красноречиво говорила об истинной природе этих дел.
— Выйди, пока я одеваюсь.
— А зачем тебе одеваться?
Рен в жизни не видел ничего милее, чем доктор Фифи, растрепанная и влажная после ванны: грива завитков, щеки пылают, нос кажется рыжим от веснушек. Но ни в изгибах ее роскошного тела, ни в ярко-красных трусиках, свисавших с умелых пальчиков, не было и следа невинности.
Прошлая ночь была безумством. Она либо приказывала ему, как владычица и властительница, либо лежала в его объятиях, мягкая и безвольная. Он получил куда больше удовольствия, чем от всех прежних любовниц, вместе взятых, и теперь не мог дождаться, пока все начнется сначала.
— Иди сюда.
— Ни за что. Я голодна. Что ты мне принес?
— Ничего. Развяжи полотенце. Она намотала трусики на палец.
— Пахнет кофе.
— Это твое воображение.
— Сомневаюсь. Наливай. Я сейчас приду.
Он закрыл дверь, снова улыбнулся и вытащил белый бумажный пакет с кофе и булочками. Парень за прилавком узнал его, так что Рену пришлось давать автографы для всех его родственников, но настроение было слишком благодушным, чтобы сердиться.
Дверь ванной распахнулась, и Рен едва не пролил кофе. Она стояла на пороге, как в рамке, в черной шали и красных трусиках, купленных вчера Реном под влиянием порыва.
— Ты именно это имел в виду?
— Даже еще лучше.
Изабел улыбнулась, повела плечами, позволив шали соскользнуть. К тому времени когда очередь дошла до кофе, он оказался холодным как лед.
— Как же мне понравился Сан-Джиминьяно, — заявила она по пути домой. — Я могла бы остаться там навсегда.
Он скрыл улыбку и включил «дворники».
— Снова собираешься дать мне денег?
— Пижон, да если кому и давать деньги за сексуальные услуги, так это мне, потому что я была чертовски хороша. Признай это.
Изабел выглядела настолько довольной собой, что он не посмел возражать.
— Что и говорить, мировой класс!
— Я тоже так думаю.
Он рассмеялся и хотел поцеловать ее, но стоило снять руки с руля, как она немедленно стала ему выговаривать.
Положив ногу на ногу, она лениво играла босоножкой, свесившейся с большого пальца.
— Если бы ты дал мне номер, то какой именно?
— Номер?
— Скажем, класс.
— Ты хочешь, чтобы я дал тебе класс?!
Как раз когда он вообразил, будто Изабел уже ничем его не удивит, она бьет его прямо по голове своим персональным нумератором с «хлопушкой»!
— Ну да.
— Не считаешь, что это немного унизительно?
— Нет, ведь это я тебя прошу.
Но Рен был отнюдь не дурак и мог с первого взгляда распознать змеиное гнездо.
— А зачем тебе это надо?
— Не потому, что хочу посоревноваться со всеми твоими любовницами, не льсти себе. Просто хочу знать оценку моего нынешнего уровня сексуальности, с точки зрения признанного авторитета. Как далеко я зашла. И в интересах самоусовершенствования — насколько далеко придется зайти.
— Насчет «далеко»…
— Отвечай на вопрос.
— О'кей. — Он уселся поудобнее. — Буду честным. Ты совсем не номер один. Удовлетворена?
— Продолжай.
Он повернул вправо.
— Номером первым была постигшая все тонкости своего искусства высокооплачиваемая французская путана.
— Значит, француженка.
— Номер два провела юные годы в восточном гареме, и ты вряд ли можешь состязаться с ней, верно?
— Скорее всего. Хотя, думаю…
— Что до номера четвертого… трудно определить. Либо бисексуальный акробат из «Сек де Солей», либо рыженькие близняшки с интересным фетишем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37