Все было покрыто густым туманом, который окутал Холл, как одеялом. Невозможно было ничего разглядеть и даже определить, откуда раздаются эти звуки. Открыв окно, я высунула голову, стараясь увидеть, что происходит внизу.
Внезапно шум прекратился.
С ним ушла надежда понять, где находятся собаки. Я подумала, что они поймали добычу, если действительно охотились. Или прогнали непрошеного гостя. В конце концов, это была их работа, для этого их и держали в доме.
А моей была Кларисса.
Я решила посмотреть, не разбудили ли ее собаки. Конечно, она привыкла к ним, но убедиться не мешало. Я зажгла масляную лампу и взяла жакет.
В коридоре было спокойно. Ковер заглушал шаги, мерцающий свет лампы отражался пляшущими тенями на оклеенных бумажными обоями стенах. У спальни ребенка я остановилась и осторожно повернула ручку. Кларисса сидела в постели, обложив себя подушками со всех сторон. Одеяло прикрывало только ноги. Лицо было смертельно бледным. Она повернулась ко мне:
— Дж… Джессами?
— Это я. Чего ты испугалась?
— Вы слышали их?
— Конечно. Но это ведь только Кастор и Поллукс. Ты же их не боишься?
— Нет, их не боюсь. Но вой был такой страшный. Как Вы думаете, что их побеспокоило?
— Наверное, гнались за кроликом, — ответила я, стараясь вложить в слова уверенность, которой не чувствовала.
— Вы уверены?
Я отрицательно покачала головой:
— Это только догадка, но я думаю, вполне правдоподобная.
— А что, если это не кролик?
— Ну тогда, может быть, барсук.
— А если кто-то другой? Кто-то… гораздо больше? Собаки могут… могут его разорвать?
Она громко зарыдала.
— Господь с тобой, дорогая. Не нужно так переживать. Собаки хорошо обучены, они не сделают ничего, что им не положено. Твой папа меня в этом заверил.
— Их обучал папа.
— Я уверена — он выдрессировал их отлично и может гордиться ими.
— Просто сегодня они выли так… так странно.
— Это из-за тумана. Лорд Вульфберн предупредил меня, что сильный туман искажает звуки.
Я поняла, что смогу убедить ее в этом. Она недоверчиво изучала мое лицо, но если и думала, что я просто хочу ее успокоить, то ошибалась. Наконец, она издала глубокий вздох.
— Пожалуйста, посидите со мной еще раз, пока я не усну, — попросила она с мольбой.
Я улыбнулась:
— Я так и собиралась сделать.
Укрыв ее одеялом, я села на край кровати. На этот раз Кларисса заснула не скоро, ворочалась, металась, время от времени открывала глаза, чтобы убедиться, что я не ушла. В который раз уверившись, что я держу слово, она вдруг сказала:
— Я рада, что Вы приехали, Джессами. Раньше со мной никто не сидел. Они не вставали ночью вообще.
— Почему?
— Думаю, они тоже боялись. Кроме мисс Осборн. А она грозила, что скажет папа, если я подниму шум и не дам ей спать.
Я живо представила себе мою предшественницу, которая и без того возбуждала мое любопытство. Она не была человеком, который мог бы вызвать мою симпатию.
Кларисса больше не разговаривала, но прошло не меньше часа, прежде чем дыхание ее стало ровным и глубоким. Тогда я решила вернуться к себе.
На следующее утро, когда Кларисса вышла в класс, это был уже другой ребенок. Тени под глазами стали еще заметнее, а движения медленнее. Уроки продвигались плохо, дважды мне пришлось направить ее внимание на занятия. К полудню мы обе с облегчением отложили книги.
— Давай проведем день на воздухе, можно сходить на болота, — сказала я. — Мы сегодня плохо спали ночью, а на усталую голову трудно заниматься.
Но нам пришлось остаться в саду. Ажурные платья Клариссы не годились для прогулок по болотным тропинкам, заросшим вереском и колючей травой. Однако мне удалось настоять и остаться на лужайке, а не приближаться к развалинам, чего ей больше всего хотелось. Мне не улыбалось снова столкнуться с угрюмым Уилкинсом, кроме того, я боялась, что груда камней только усилит ее беспокойство.
День был тихий и предвещал спокойный вечер. Но Его Высочество сумели испортить настроение. Вернувшись в комнату для занятий, мы увидели на столе только один прибор. Тут же появилась миссис Пендавс и объявила, что я буду обедать с Его Высочеством.
Оставив Клариссу на попечение экономки, я удалилась в свои покои, чтобы переодеться. Это было несложно: одно черное платье предстояло сменить на другое, из тафты, заплести косу и уложить ее узлом на затылке.
Когда я вышла из комнаты, часы били семь — время обеда. Но сначала я хотела заглянуть к Клариссе и убедиться, что все в порядке. К моему облегчению, я застала их с миссис Пендавс удобно расположившимися на диване. Девочка рассказывала ей названия цветов, которые выучила днем.
Они не заметили меня. Я поспешила в столовую, пожелав им в душе доброго вечера и не намереваясь заставлять лорда Вульфберна долго ждать. В этот вечер я приняла твердое решение не поддаваться на провокацию и оставаться приятной и обходительной до конца обеда.
Он уже ждал в столовой, потягивая из бокала кларет. Видно было, что это уже не первый бокал. Но я уже убедилась, что он больше изображал пьяницу, чем был на самом деле, поэтому воздержалась от выводов.
К его чести, на этот раз он был вполне прилично одет: рубашка сверкала чистотой, сюртук и жилет были в полном порядке. Только шейный платок был завязан небрежно, а поза в кресле говорила о глубоком презрении к правилам хорошего тона. Выражение лица тоже не выдавало высоких порывов. Я начинала верить, что эта распущенность въелась в его душу и была уже неотделима от него, как черные полосы под ногтями.
Я подошла к краю стола и остановилась, пытаясь сообразить, должна ли усесться сама или ждать, когда он подвинет для меня стул. Он растянул губы в оскале вместо улыбки и демонстративно посмотрел на часы.
— Надеюсь, Вы извините мое небольшое опоздание, — произнесла я, намереваясь быть вежливой до конца, — мне хотелось убедиться, что Кларисса не скучает.
Он окинул меня снисходительным взглядом:
— Вы сомневаетесь в способностях миссис Пендавс? Уверяю, что она прекрасно справлялась раньше.
— В ее способностях я нисколько не сомневаюсь. Но Кларисса плохо спала ночью, я хотела успокоить саму себя.
— А что же не давало ей спать? — спросил он с ехидством.
— Собаки, их вой.
— Раньше они ее не будили.
— Напротив. Уверена, что они много раз пугали ее и не давали спать.
В его глазах мелькнул испуг, развеяв маску безразличия.
— Почему же я об этом ничего не знаю? — властно проговорил он, выпрямившись в кресле.
Это был не первый случай, когда мне доводилось убедиться в глубине его любви к дочери. В душе он вовсе не был диким и необузданным, каким хотел казаться, но когда он так злобно сверлил меня взглядом, я теряла способность рассуждать здраво.
— У меня создалось впечатление, что из всех гувернанток только мисс Осборн имела достаточно храбрости вставать ночью и заходить к ребенку.
Он изрек ругательство, я сделала вид, что не слышу.
— Набитые дуры! Нужно быть глупцом, вроде меня, чтобы приглашать их сюда да еще позволять оставаться. А что мисс Осборн? Почему она не посвятила меня? — допрашивал он, словно я была виновата.
— Она грозила пожаловаться Вам, если Кларисса вздумает беспокоить ее по ночам. И Ваша дочь… не хотела… не хочет, чтобы Вы знали, как она боится. Эти собаки и меня напугали, немудрено, что девочка такая нервная.
— Не припомню, чтобы я упрекал ее когда-нибудь за страхи.
— Наверное, это так. Извините. Наверное, я пыталась найти для нее оправдание, которого не требовалось.
— Вы правы. Завтра поговорю с ней, успокою. Забыв на мгновение о моем присутствии, он отпил из бокала, задержал вино во рту и, сморщившись, проглотил. Я старалась понять, к чему относилась гримаса — к вину или ко мне.
— Вы собираетесь сесть? — спросил он. — Или мне придется весь вечер задирать голову?
— Конечно нет, милорд. Я выдвинула стул. Он глазами указал на один из графинов, стоявших на столе: «Вина?» Я колебалась, не зная, как поступить.
— Это легкое вино. Мисс Пендавс готовит его сама, — добавил он, уловив причину моего замешательства с такой легкостью, что я почувствовала досаду. Его же эта сцена забавляла.
— Ну, тогда совсем немного.
Он налил желтую жидкость из графина в высокий бокал на длинной ножке. Когда тот был наполнен на две трети, он остановился и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула, он пожал плечами и поставил графин на место, заткнув его пробкой.
Вы всегда так воздерживаетесь?
— У меня не было выбора.
Он передал мне бокал. Волчья морда на перстне блеснула на мгновение, из-под манжеты рубашки показались длинные волосы, покрывавшие руки. Взглянув на него, я поняла, что жест был преднамеренным. Он специально старался произвести впечатление. Заметив мой взгляд, он убрал руку.
— Обязательно нужно было ждать, чтобы кто-то предоставил Вам выбор? — спросил он, возвращаясь к прерванной теме.
— В моем положении вряд ли было уместно решать самой.
— Я в Вас разочарован.
— Милорд?
— Ужасно скучная мораль. Можно подумать, что Вы росли в семье сельского пастыря.
— Однако если бы я вела себя иначе, Вы вряд ли доверили мне воспитание дочери.
Он откинулся в кресле, внимательно глядя на меня.
— Но сегодня Вы свободны от обязанностей, не так ли? — хитро подзадоривал он. — Точнее, сегодня вечером Вам предстоит заняться мной.
— Думаю, это не совсем верная оценка ситуации. Он широко улыбнулся:
— Я Вас шокировал, мисс Лейн?
— Ничуть.
— В самом деле? Я думал иначе, но, возможно, я не так проницателен, как мне кажется.
— В этом Вы правы.
— Вам следовало почувствовать себя уязвленной. Как меня уверяют, в Корнуэлле нет ни одной молодой леди, которую не шокировало бы мое поведение. Ни одна мать не хочет отдать за меня свою дочь.
— Создается впечатление, что это доставляет Вам огромное удовольствие.
«Такое же, как ловить меня на удочку», — подумал он.
Обед прошел мирно. Его редкие замечания не были вызывающими, а касались обычных дел, таких, как моя поездка, устройство. Но когда тарелки убрали, он оживился.
— Еще рано, я надеюсь, Вы не собираетесь ложиться спать?
Мне ничего так не хотелось, как лечь спать, но из вежливости я согласилась посидеть еще.
— Прекрасно, — сказал он.
Его черные глаза озорно блеснули, и снова я поняла, что он в точности угадал мои мысли. Если я была права, это свидетельствовало о его полном равнодушии к моим желаниям. Он развалился в кресле, вытянув под столом ноги. Казалось, каждое движение доставляло ему удовольствие, он был в восторге от себя, своей привлекательности, она давала ему чуть ли не физическое наслаждение, хотя он отлично сознавал, что другие могут не разделять его ощущений.
— Окажите мне любезность, мисс Лейн, расскажите о себе, — он произнес это с предельной вежливостью, словно обращался к старому другу за чашкой чая. — Я так мало о Вас знаю, словно Вы совсем чужой человек, а не член семьи.
Каким-то странным образом эта фраза задела меня сильнее, чем прошлые оскорбления.
— Мы не связаны кровными узами, — ответила я, почувствовав, как внутри все натянулось от напряжения.
С тем же успехом можно было промолчать, так как он не обратил никакого внимания на мои слова. Сложив ладони, он выжидательно смотрел поверх пальцев.
— Я жду.
— Мне нечего сказать такого, чего Вы не знаете, милорд.
Одна мысль о том, что придется рассказывать ему о моем детстве, сковывала меня, как обручем. С трудом, но мне удалось почти правдоподобно засмеяться.
— Не могу поверить, что Вас интересуют детали, которые ни для кого не представляют ценности, разве только для меня самой.
Ему, наверное, передалось что-то от моей неловкости, виной которой был он, и он махнул рукой: «Ну, тогда расскажите о чем-нибудь другом».
О Боже! Неужели я еще должна его развлекать, а он будет сидеть, развалясь, и брать на заметку мои слова, чтобы в один прекрасный день обернуть их против меня? Придется его разочаровать. Я умела держать свои суждения при себе. С таким же успехом он мог потребовать снять перед ним платье. Эта мысль заставила меня покраснеть.
— Вы любите театр? — спросил он, видя, что я не намерена пускаться в рассуждения.
— Я не была в театре, хотя читала много пьес.
— Оперу? Симфонические концерты?
— Не приходилось слышать ничего такого, что заслуживало бы обсуждения.
— Ну, мисс Лейн, Вы неинтересная собеседница.
— Не привыкла произносить речи. К тому же не хочу утомлять Вас. Думаю, мне лучше пойти спать.
Он встрепенулся:
— Я Вас не отпускал.
— Извините, милорд, мне показалось…
— Вы здесь не затем, чтобы вообразить, чего нет. Должен ли я считать, что Вы пуститесь наутек всякий раз, когда Вам случится услышать что-то, что придется не по вкусу?
— Разумеется нет, милорд.
— Будем надеяться, это не в Ваших интересах, ибо я все равно Вас найду и договорю то, о чем хотел сказать, где бы Вы ни укрылись.
— В будущем не позволю себе выйти из комнаты без разрешения.
Вспомнив, что в этот вечер я обещала себе не вызывать его гнев, я смиренно сложила руки на коленях и опустила глаза. В этой позе я ждала, что же он скажет дальше.
— Боже Праведный! — воскликнул он. — Я не считал Вас безгрешной, но никогда бы не подумал, что Вы можете так тушеваться и позволять вить из себя веревки. Или я ошибаюсь, эти качества водились за Вами всегда?
— Я этого не замечала.
Он допил свой кларет и с силой обрушил свой бокал на стол.
— Но ведь Вы же сидите за моим столом, покорно опустив глаза и благочестиво сложив руки, как послушная гимназистка. Одеваетесь во все черное — этот цвет Вам не идет — и стягиваете волосы на затылке с таким остервенением, словно хотите избавиться от молодости и женственности, считая их величайшим грехом. Все, что осталось от того ребенка, которого я встретил в доме, — это короткие временные вспышки прежнего непокорного характера, но скоро и от них ничего не останется.
Я чуть не задохнулась от негодования.
— Как Вы смеете?! Что Вы себе позволяете?!
— Это мой дом, здесь я могу позволить себе почти все.
Вся надежда на то, что мне удастся сохранить спокойный тон до конца вечера, исчезла.
— Вы не понимаете хороших манер! — взорвалась я. — Но если Вашу грубость я вынуждена терпеть, то нападки на меня лично терпеть не собираюсь.
— Я только говорю правду — то, что вижу.
— Что Вы знаете обо мне? О какой правде Вы говорите? Вы ничего не знаете и не имеете права судить обо мне. Особенно о моей одежде, которую я не выбирала.
— Вы хотите, чтобы я поверил, что Вы не имели возможности заказывать себе платья?
— Вы угадали. Леди Вульфберн самолично заказала траурную одежду для всех нас. А так как мне предстояла работа гувернантки, она не сочла нужным выбрать для меня менее мрачные тона.
— А Вы пытались протестовать? Или благодарность за милосердие брата вынуждает Вас к безоговорочному повиновению?
— На мою долю выпало так немного милосердия в Вульфбернхаус, что я свободна от обязательств. Кроме того о Вашем брате я могу сказать только, что он был весьма глуп и распустил жену и дочерей из-за нежелания заниматься ими — так ему было спокойнее.
Выпалив эту тираду, я поняла, что он сумел все же вытянуть из меня признание, и покраснела. Лорд Вульфберн расхохотался, но не зло, как раньше, а веселым смехом. Я еще не видела его таким счастливым.
— Бедный Генри! Он был бы уязвлен, услышав, как низко оценили его щедроты.
— Вы не имели права провоцировать меня, — пробормотала я, не в силах поднять глаза. — Если бы Вы вели себя корректно, я бы не сделала этого признания.
— Но Вы его сделали, — возразил он. — Эгоистичный и неумный. Так примерно Вы его охарактеризовали, только в других выражениях? Хотите взять свои слова назад?
Я наконец осмелилась оторвать взгляд от скатерти. Было видно, что его ничуть не задел нелестный отзыв о брате. Напротив, казалось, что он доволен: повеселел, выглядел моложе и мягче, словно все его заботы исчезли.
Могло ли быть, что именно этого он от меня и ждал?
В тот же момент я поняла — ему неважно было, что я скажу, а просто нужно было отвлечься от мрачных мыслей. Он наблюдал за мной, как зверь за добычей, забавляясь игрой и своей властью. Во мне закипало негодование.
— Это жестоко и не вызвано необходимостью, милорд. Я действительно не испытывала любви к Вашему брату и его семейству, но не собиралась поверять Вам свои чувства.
— Не вижу причины, почему бы Вам не поделиться со мной. В конце концов, во мне Вы встретите больше понимания в этом вопросе, чем в ком-нибудь другом. Я полностью разделяю Ваше мнение. Так, значит, этот траур — просто дань приличию?
— Считайте, как Вам угодно.
— Это не ответ.
Я подумала, что, если уклонюсь от ответа, он снова начнет свои нападки. Поэтому я сказала:
— Если бы у меня был выбор, я бы не соблюдала приличий. Уж лучше вызвать осуждение, чем проявлять лицемерие.
— Будьте осторожны, мисс Лейн, а то общество отвергнет Вас так же, как меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29