А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Рэнди заглянул в темные глаза отца и почувствовал, что ему делается плохо: так хочется, чтобы они обнялись и он мог сказать: «Привет, папа». Но он не называл Майкла отцом слишком долго. Слово просто рвалось у него из горла. Глаза Майкла были так похожи на его собственные, что казалось, он смотрится в зеркало, пока отец ждет с протянутой рукой.
Наконец он пожал руку Майклу и сказал:
– Привет.
Майкл покраснел и крепко стиснул руку сына. Рэнди еще долго чувствовал это прикосновение отцовской руки.
Подскочил молодой светловолосый продавец:
– Все здесь, джентльмены? Пожалуйста, сюда.
Они прошли за ним в примерочную с зеркалом и ковром на полу. Сначала Марк и его отец, оставив Майкла и Рэнди за собой. Они неловко замешкались, прежде чем Майкл вежливо пропустил Рэнди вперед. Комната была полна смокингов самых различных цветов – от черного до розового. В ней пахло горячим портновским утюгом.
– Невесты тоже часто приходят. Но раз вы один, то, наверное, уже договорились о цвете.
– Платье подружки невесты абрикосового цвета. Она сказала, что я сам могу решать, какого цвета должен быть смокинг.
– А-а, хорошо. Тогда я предлагаю слоновую кость с абрикосовой розеткой в петлице, слоновая кость – это всегда элегантно, а сейчас это модный цвет. У нас несколько фасонов, самый популярный – Кристиан Диор.
Продавец продолжал болтать. Майкл и Рэнди напряженно ощущали присутствие друг друга, с трудом приходя в себя от неожиданной встречи.
Им выбрали смокинги с атласными отворотами, гофрированные рубашки, галстуки-бабочки и открытые кожаные туфли.
Они сняли свои пиджаки, встали перед зеркальной стеной, и с них сняли мерки – шея, руки, грудь, плечи, талия, внешние швы. Они примеряли брюки с атласными полосками по бокам, стояли в одних носках перед зеркалом, застегивали молнии и бросали тайком взгляды друг на друга, быстро отводя глаза.
Они примеряли самые разные рубашки, пробовали к ним различные галстуки, и оба вспоминали то время, когда Рэнди был мальчиком, а Майкл – молодым отцом. Как Рэнди мазал лицо кремом для бритья и брился бритвой без лезвий, а он, отец, стоял за его спиной и брился настоящей. Вспоминали время, когда стояли рядом и Рэнди задумчиво говорил: «Ты думаешь, папа, что я когда-нибудь стану выше тебя?» И вот он стал выше, на целый дюйм, совсем взрослый. И испытывал к отцу, мягко говоря, недоброжелательность.
– Длина сорок два, сэр, – сказал продавец.
Майкл натянул на себя смокинг, пахнущий жидкостью для сухой чистки, оправил манжеты и воротник. Продавец кругами ходил вокруг него. Марк отпустил какую-то шутку, и Рэнди засмеялся. Джейк сказал:
– Никогда раньше не носил этой обезьяньей одежды, а вы, Майкл?
– Только один раз.
«На своей собственной свадьбе».
Когда примерка была закончена, они надели свою одежДу, застегнули поплотнее пальто и вышли из примерочной. Сновали субботние покупатели. Из кондитерского отдела напротив шел запах свежеиспеченных булочек. Марк и Джейк пробирались к выходу, оставив отца и сына позади. Каждый новый шаг отдавался болью в груди Майкла, по мере того как уменьшались его шансы. С его губ был готов слететь вопрос, но он боялся нарваться на грубость.
Возле стеклянных дверей он все-таки решился:
– Послушай, я не обедал. А ты?
Он попытался сказать это небрежно, но слова застревали в горле.
– Я перехватил гамбургер, – соврал Рэнди.
– Точно? Смотри, я угощаю.
На какой-то момент их взгляды сомкнулись. Возникла надежда. Майкл почувствовал, что Рэнди колеблется.
– Спасибо. Я встречаюсь с друзьями.
Майкл ничем не выдал своего разочарования:
– Ну что ж, может быть, в другой раз.
– Да, конечно.
Обоим было тяжело так, что останавливалось сердце. Но шесть лет – долгий срок, а иные грехи вообще не прощаются. Они вышли из универмага через разные двери, пошли в разные стороны, унося, каждый по-разному, свою боль.
Как кающийся грешник совершает паломничество в святые места, так и Рэнди ехал в центр Стилуотера в магазин матери. Он не хотел встречаться с друзьями. Да их у него, собственно, и не было. Ему хотелось увидеть мать после того, как он отверг попытку сближения, предпринятую отцом.
В магазине были покупатели, за прилавком стояла Хидер.
– Привет, Хидер, мама здесь?
– Здесь я, здесь, наверху, – откликнулась Бесс. – Поднимайся.
Он прошел вверх по лестнице, наклонив голову, чтобы не удариться о потолок.
– Какой сюрприз!
Бесс повернулась к нему лицом. Она сидела во вращающемся кресле, забравшись в него с ногами в черных туфельках на высоких каблуках.
Он почесал голову:
– Да, пожалуй.
Бесс посмотрела на него внимательнее:
– Что-то случилось?
Рэнди пожал плечами.
Она наклонилась, убрала с соседнего стула книги, сбросила на пол образцы тканей.
– Ну вот… Садись.
Он сел.
– Что такое?
Рэнди откинулся на спинку стула, положил локоть на колено и уставился на голубой резиновый рант своих кроссовок «Рибок».
– Я только что видел отца.
– О-о!
Восклицание вырвалось у нее от неожиданности. Она откинулась на спинку стула. Руки ее лежали на старых деревянных подлокотниках кресла, в одной она держала желтый карандаш, в другой зажала красный ластик.
– Где?
– Мы вместе примеряли смокинги.
– Разговаривали?
Рэнди плюнул на палец и стал оттирать грязь на подошве.
– Вообще-то нет.
Он потер еще.
– Он звал меня пообедать, но я отказался.
– Почему?
Рэнди оставил в покое кроссовки и поднял голову:
– Почему! Черт побери, ты знаешь почему.
– Нет, не знаю. Скажи мне. Если ты отказался и тебя это так волнует, почему же ты не пошел с ним?
– Потому что я его ненавижу.
– Это правда?
Их глаза встретились.
– Почему я должен был с ним идти?
– Потому что так поступил бы взрослый человек. Потому что так строятся взаимоотношения, так исправляются ошибки. И потому что, я думаю, тебе хотелось пойти. Но после шести лет нужно было наступить на свою гордость, а это трудно.
Рэнди взвился:
– А почему я должен наступать на эту самую гордость, если я ничего ему не сделал. Это он во всем виноват!
– Не так громко, Рэнди, – попросила она. – Внизу покупатели.
Рэнди сказал шепотом:
– Это он меня бросил. Не я его.
– Ты не прав, Рэнди, он бросил не тебя, а меня.
– А это не одно и то же?
– Нет, ему было очень больно расстаться с тобой и с Лизой. Он много раз пытался увидеться с вами, но я этого не допускала.
– Но…
– И за все годы ты ни разу меня не спросил, почему он меня бросил.
– Что ты имеешь в виду? Из-за Дарлы, конечно.
– Дарла была симптомом, не болезнью.
Скривившись, Рэнди сказал:
– Да брось, мам. Кто это тебе внушил? Он?
– Я тут устроила экзамен своей совести и поняла, что в разводе был виноват не только твой отец. Мы очень любили друг друга в свое время, ты знаешь. Когда мы только поженились, когда у нас родились вы, ну, в общем, не было семьи счастливее. Ты помнишь это время?
Рэнди сидел, как сидят на последних секундах запасные игроки баскетбольной команды, когда та проигрывает. Он уставился в пол между своими кроссовками и не отвечал.
– Ты помнишь, когда все это стало меняться?
Рэнди молчал.
– Помнишь? – мягко повторила она.
Он поднял голову:
– Нет.
– Это началось, когда я вернулась в колледж. И знаешь почему?
Рэнди молча глядел в пол и ждал.
– Потому что у меня на твоего отца вообще не оставалось времени. Я приходила домой вечером, и надо было заботиться о семье, делать все по дому, это кроме занятий. И я так погрузилась во все это, что упустила главное – взаимоотношения с твоим отцом. Я злилась на него за то, что он не помогал мне по дому, и тут он действительно виноват. Но я ни разу не попросила его по-хорошему, мы "и разу не обсудили с ним это. Вместо этого я или злобствовала, или ходила, сжав губы, и считала себя мученицей. Это стало постоянным предметом ссор. Он отказывался помогать мне, а я отказывалась попросить его об этом. Потом включились вы, но вы были еще такими маленькими и не справлялись. Все у нас шло наперекосяк. Ну, и если так было во всем доме, представляешь, что было в спальне?
Рэнди молча смотрел на мать.
– Ничего. А если в спальне ничего не происходит между мужчиной и женщиной, то это смертный приговор их отношениям как мужа и жены. И в этом была виновата я, а не твой отец… Поэтому и появилась Дарла.
Щеки Рэнди порозовели. Бесс повернула свой стул и положила локти на колени.
– Ты достаточно взрослый, чтобы услышать это, Рэнди. Ты достаточно взрослый, чтобы воспринять это как урок. Когда-нибудь ты женишься. Поначалу это будет ложе из роз, а затем начнутся банальности, и ты перестанешь делать именно те мелочи, которые были частью вашей любви вначале. Ты перестанешь говорить «доброе утро», ставить в шкаф ботинки, когда он это забудет, приносить домой его любимые напитки. Тебе в конце концов не по дороге, ты спешишь. А когда он скажет: «Давай прокатимся на велосипеде после ужина», ты ответишь «нет», потому что у тебя был тяжелый день. Он поедет один, а ты не подумаешь, что если бы поехала с ним, то и усталость была бы немножко меньше. А если он вечером задержался в душе, то ты плотнее закутываешься в одеяло и притворяешься, что давно спишь. Потому что – хочешь верь, хочешь нет – ты начинаешь считать секс обязанностью. И очень скоро ты перестаешь хвалить, а только все критикуешь. Приказываешь, а не просишь. И очень скоро твой брак распадается. – Какое-то время они молчали, затем Бесс спокойно продолжила:
– Я помню, как незадолго до того, как мы расстались, твой отец сказал мне: «Мы больше не смеемся, Бесс». И это действительно было так. Смеяться нужно, как бы ни было тяжело. Смех держит на плаву. И в общем-то когда один человек старается заставить другого смеяться, это показывает его любовь. Правда? Этим он говорит: «Я о тебе беспокоюсь, я хочу, чтобы ты был счастлив». Твой папа был тогда прав. Мы перестали смеяться.
Пружины под сиденьем издавали звук при каждом движении Бесс, и Рэнди смотрел на ее скрещенные ноги. Снизу доносилось – тт-тт-тт. Это Хидер закрывала кассу, затем она выключила лампы на фасаде и крикнула:
– Я ухожу. Я запру переднюю дверь снаружи.
– Спасибо, Хидер. Счастливого отдыха!
– Вам тоже. Пока, Рэнди!
– Пока, Хидер, – откликнулся он.
Когда она ушла, внизу стало совсем тихо. Стало еще интимнее. Лишь лампа на столе Бесс отбрасывала свет цвета бренди на ее отодвинутую работу.
Она продолжала так же негромко и спокойно:
– Я недавно говорила с бабушкой Дорнер. После того как встретилась с твоим папой у Лизы. Я попросила ее сказать мне – прошло так много времени, – почему она ни разу, пока шел развод, не взяла мою сторону. Бабушка сказала примерно то, что я сказала тебе сейчас, и даже больше.
Рэнди снова посмотрел матери в глаза. Она заговорила взволнованно и доверительно наклонилась к нему:
– Послушай меня, Рэнди. В течение шести лет я объясняла тебе, почему ты должен винить своего отца. А сейчас, в течение нескольких минут, пытаюсь объяснить тебе, почему ты должен винить меня. Но суть-то в том, что ты не должен винить никого. Твой отец и я, мы оба виноваты в том, что наш брак распался. Каждый из нас делал ошибки. Каждый из нас страдал. Каждый из нас обвинял. Тебе тоже было больно, и ты тоже обвинял…
Бесс взяла руку сына в свою.
– Я понимаю… но настало время посмотреть на все по-другому, дорогой.
Он глядел на их соединенные руки. Она ему показалась совершенно несчастной.
– Я не знаю, мама.
– Если смогла я, то сможешь и ты.
Бесс сжала его руку, словно напутствуя.
Он не двигался и не отвечал.
Прошло несколько минут. Бесс повернулась к столу и начала бездумно перебирать бумаги. Она скрепила несколько листов и снова повернулась к Рэнди:
– Ты с каждым днем все больше на него похож. У меня временами обрывается сердце, когда я вижу, что ты стоишь так, как стоял он, усмехаешься, как он.
Бесс потянулась к нему и взяла обе его руки в свои, ладонь к ладони.
– У тебя его руки. Его глаза.
Она заглянула в них и после небольшой паузы мягко улыбнулась.
– Попробуй отрицать, что ты – точно как он. И от этого всего больнее. Да, любимый?
Рэнди не отвечал, но было видно, что сегодняшний день оставил глубокое впечатление.
– Хорошо. – Она отодвинулась и посмотрела на часы:
– Уже поздно, и мне еще нужно поработать, пока здесь тихо.
– Когда будешь дома?
– Примерно через час.
– Что тут такого важного? Сегодня суббота.
– Вообще-то я делаю работу для твоего отца. Я буду оформлять его новую квартиру.
– И когда ты начала этим заниматься?
– Я смотрела ее на прошлой неделе.
– Потому что вы снова собираетесь быть вместе или еще почему-то?
– Нет, мы не собираемся быть вместе. Я просто выполняю его заказ.
– А ты хочешь быть снова вместе?
– Нет, но я лучше себя чувствую, когда мы общаемся не как враги. Знаешь, ненависть разрушает. Послушай, мой дорогой, мне действительно нужно еще поработать.
– Да… конечно…
Рэнди поднялся, сделал несколько шагов и выпрямился, когда это позволила высота потолка. Он повернулся к матери:
– Ну, увидимся дома. Приготовишь ужин, когда придешь?
Бесс пронзило чувство вины:
– Боюсь, что нет. У меня свидание с Кейтом.
– А-а… хорошо…
– Если бы я знала, то я бы…
– Нет… нет… черт возьми, я не ребенок. Обойдусь сам.
– Что ты будешь делать?
– Да, наверное, пойду в клуб, там сегодня новый оркестр.
– Увидимся дома через час.
Когда Рэнди ушел, Бесс пыталась вернуться к своим калькам, но лишь сидела, уставившись на них, с карандашом в руке. Сегодня был один из тех редких вечеров, когда Рэнди действительно хотел побыть с ней. Она оттолкнула его и чувствовала себя совершенно опустошенной. Но как она, мать, могла предугадать? Ему девятнадцать, ей сорок. Они живут в одном доме, но каждый сам в себе. Вечерами в субботу он почти никогда не оставался дома, приготовь она хоть обед из пяти блюд.
Но, как она себя ни убеждала, чувство вины оставалось. Она подумала: «Если бы Майкл и я не развелись, мы были бы дома вместе, когда Рэнди нуждался в нас. И вообще, если бы мы не развелись, ему просто не было бы так одиноко». И ей стало от этого лишь тяжелее.
На улице, неподалеку от «Синего ириса», Рэнди захлопнул дверцу своей машины, запустил мотор и остался сидеть, наблюдая, как запотевают от его дыхания ветровые стекла и покрываются изморозью. Улицы Стилуотера были безлюдны. Сдвинутый в груды на обочины тротуара грязный снег отражал огни светофора. Стемнело. К половине седьмого на улицах появится много машин, люди будут спешить в рестораны. Но в это время субботнего дня город был как после ядерной катастрофы – на улицах ни души. На Мэйн-стрит появилась снегоуборочная машина. Было слышно, как она пыхтит. Он подождал, пока она доедет до угла, развернется к мосту и направится на восток, в Висконсин.
Он не хотел ехать домой.
Он не хотел ехать к Берни.
Он не хотел встретиться с девушкой.
Он не хотел никакой еды из закусочной.
Он решил поехать к бабушке Дорнер. Она неизменно была в хорошем настроении, у нее всегда было что-то поесть, да и ее новый дом ему просто нравился.
Стелла Дорнер открыла дверь и обняла его:
– Привет, Рэнди Куррен. Привет, красавец. Что ты делаешь здесь в субботу вечером?
Она пахла, как парфюмерный магазин. Волосы взбиты, нарядное синее платье.
– Приехал к своей лучшей подружке.
Когда он выпустил ее из своих объятий, она засмеялась и, подняв руки, стала вдевать в левое ухо сережку.
– Ты чертов враль, но мне это нравится.
Она повернулась кругом в своей юбке-клеш.
– Как я тебе?
– Убийственно.
– Надеюсь, что он тоже так думает. У меня свидание.
– Свидание!
– Да, он тоже чертовски красив. У него сохранились все волосы, все зубы и желчный пузырь. И все остальное, грешное, я думаю, тоже в порядке.
Рэнди засмеялся.
– Я познакомилась с ним на аэробике. Он пригласил меня потанцевать.
Рэнди развернул ее, как в вальсе.
– Брось его, пойдем лучше со мной.
Стелла засмеялась и оттолкнула его.
– Найди себе другую девушку. Кстати, она у тебя есть?
– Мм… положил тут глаз на одну.
– А что с ней такое?
Она любовно потрепала его по руке и пошла в спальню, стуча каблуками.
– Как вообще дела?
– Отлично.
Он прошел в гостиную. Как и вся квартира, она была ярко освещена, звучала музыка, у стеклянных дверей стоял мольберт.
– Я слышала, что ты будешь на свадьбе шафером, – крикнула Стелла из противоположного конца квартиры. – А еще я слышала, что ты скоро будешь дядей.
– Ты можешь в это поверить?
– А я похожа на прабабушку?
– Шутишь? Послушай, баб, это ты нарисовала эти фиалки?
– Да. Тебе нравится?
– Бог мой, отлично. Я не знал, что ты рисуешь.
– Я тоже не знала. Это забавно.
В спальне, ванной и холле погас свет, и Стелла появилась в гостиной. На ней было такое же ожерелье, как серьги.
– Нашел оркестр, с которым будешь играть?
– Не-а.
– Ищешь?
– Да так… давно не искал.
– Как же ты его найдешь, если не ищешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35