А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Лопес нахмурился:
— Конечно, построят! В конце концов, за все заплачено мексиканским серебром! Правда, и тут приходится применять труд заключенных, но у нас их много — теперь мы больше не казним хуаристов, а посылаем их работать на серебряные рудники или класть рельсы — так практичнее, а кроме того, они все равно мрут как мухи.
Заметив, как вздрогнула Джинни, он улыбнулся:
— Ах, вы и в самом деле ангел — даже хуаристов жалеете! Хотел бы я, чтобы вы были так же благосклонны к своим обожателям!
— А вы, полковник, разве относитесь к таковым? Вы мне льстите!
— А вы играете со мной, — тихо сказал он. — Хотел бы я отыскать ключ к вашему сердцу, хоть на мгновение!
— Может, у меня нет сердца, — вздохнула Джинни, не отводя глаз.
— Кроме жестокости, вы обладаете еще и мужеством, которым нельзя не восхищаться, — признался Лопес. — Но может, наступит время, когда вы смягчитесь. Я человек терпеливый.
— Да, и прекрасно играете роль поклонника, — сухо бросила Джинни. — Кстати, не можем ли мы ехать быстрее ведь до Оризабы недалеко.
— Терпение, малышка, мы почти добрались! — широко улыбнулся подскочивший француз, друг Мишеля. — Черт, жарко становится, не так ли?
Мигель вежливо кивнул:
— Нет смысла загонять лошадей — вспомните, асиенда императора — в Халапилье, это чуть дальше Оризабы. Посмотрите лучше вокруг! Какое живописное место!
Позади маленькой деревушки, мимо которой они проезжали, расстилался огромный фруктовый сад.
— Очень мило. Как называется эта деревня? — спросила.
Джинни.
— Это не деревня, а часть асиенды графа де Валмеса.
Скоро мы увидим высокую каменную ограду, окружающую дворец графа. Вы ведь знакомы с ним?
— Сутуловатый человечек с седыми волосами и огромными усами? Тот самый граф, которого мы прозвали тенью Макса?
— Совершенно верно! Но он слишком занят ролью придворного, чтобы управлять асиендой. Это он предоставляет жене. Говорят, очень молода и энергична.
— Не может быть! И она хорошенькая, эта графиня? Он запирает ее здесь или она иногда приезжает в город?
— Ах, наконец-то я ухитрился возбудить ваше любопытство! — засмеялся Мигель. — Соледад редко приезжает в Мексику, считает, что там слишком скучно, но у нее здесь много дел и развлечений тоже хватает.
— Не шути, Мигель, — засмеялась раскрасневшаяся Эгнес, осадив жеребца. — Он не говорит правды, потому что сам дальний родственник графини, ведь так, Мигуэлито? Но ты знаешь меня, я люблю посплетничать! Ее считают привлекательной… розой в полном цвету. А что касается развлечений — недостатка в поклонниках у нее нет! И все молодые и красивые! Соледад питает поистине материнские чувства к хорошо сложенным юношам. Ты, дорогая, возможно, встретишь ее в Халапилье! Ее обязательно пригласят, хотя старый зануда муж сейчас болен и лежит в Мехико, в окружении докторов. Графиня не скучает по нему.
Раздался взрыв хохота, даже полковник засмеялся.
— Вы невозможны, дорогая Эгнес! — пробормотал он.
— Да, — кокетливо улыбнулась та, — и к тому же прирожденная интриганка.
Сверкнув глазами, полковник молча наклонил голову.
Веселая компания с шумом появилась на окраине Оризабы. Даже Джинни лишь мельком взглянула на строй оборванных грязных людей, прикованных цепями друг к другу, нога к ноге. Их просто отогнали к обочине и велели ждать, пока не проедет кавалькада.
— Эти жалкие отбросы и строят дорогу? — удивился австриец.
— Странно, что у кого-то из них хватает сил поднять крик! Бедняги! — вздохнув, заметила Эгнес.
— Мне их тоже жаль, — вставила Джинни. — Но лучше бы им не позволяли смотреть на нас. По-моему, они месяцами не видят женщин и к тому же весьма опасны.
Лопес поднес к губам ее руку, нежно поцеловал.
— Это вы опасны, — пробормотал он.
— А вы слишком дерзки, — парировала Джинни, но голос звучал совсем не сердито, а губы улыбались.
Всадники продолжали свой путь.
Глава 42
Маленькая асиенда императора Максимилиана оказалась именно такой прекрасной, как представляла Джинни. Но все же ее почему-то терзала странная, почти болезненная неудовлетворенность. Император казался угрюмым и серьезным и постоянно уединялся с отцом Фишером или с кем-нибудь из генералов. И Джинни постепенно поняла, как устала от бесконечных развлечений.
Мишель не появлялся, и от него не было ни строчки.
Зато Лопес не отходил от нее: невозможно было предсказать, каким он будет сегодня — веселым, дерзким, язвительным или очаровательным. Друзья начали принимать как должное, что красивый полковник повсюду сопровождает Джинни — в Кордобу, колонию поселенцев с юга Соединенных Штатов, или Оризабу, где собрались дипломаты, ожидающие, что предпримет Максимилиан. Отречется? Или останется императором Мексики до конца? Джинни считала, что самым лучшим для него будет покинуть страну. Бедный Макс, бедный, нерешительный человек!
Эгнес постоянно требовала от подруги, чтобы та улыбалась, выглядела жизнерадостной, больше занималась собой.
— Страдаешь по Мишелю? Что-то не верится! Ты ведь не влюблена в него, признайся!
— О Эгнес, конечно, я люблю Мишеля. Иначе зачем мне выходить за него?
— Ради положения и титула, наверное? — лукаво бросила Эгнес. — Ах, брось, дорогая, не хмурься! Почему не развлечься немного! Заведи любовника — может, именно это , тебе и нужно. Кроме того, Мигель всегда рядом.
Да, Мигель был рядом. Джинни утомляла постоянная необходимость отбиваться от него. Мигель пытался поцеловать ее руку, украсть поцелуй, клялся в любви и верности.
— Неужели вы выходите по любви, красавица? — спросил он ее как-то, когда они поехали кататься верхом. — Или капитан Реми — просто замена призрака? В этом секрет вашей холодности?
— Что вы имеете в виду? Вы всегда говорите загадками, полковник.
Джинни нерешительно закусила губу, но Мигель жестко рассмеялся:
— Через кого, по-вашему, Эгнес послала письмо Ренальдо Ортеге? Я — единственный, у кого связи в обоих лагерях! Не нужно так злиться, конечно, я прочитал его! Все молодые дворяне в здешних местах — сторонники хуаристов, откуда я знал, что вы не шпионка? Конечно, я не был знаком с вами! Поверьте, я немало потрудился, чтобы собрать о вас сведения.
— Какая мерзость! Чего вы надеялись добиться этим?
Какое вам дело до моей жизни?
Взбешенная Джинни окинула полковника презрительным взглядом, но тот только улыбнулся, показывая белые зубы под узкими усиками.
— Гнев вас только красит! И позвольте объяснить, я просто хотел узнать вас получше. Да-да! Кто бы мог подумать, что блестящая мадам Дюплесси провела несколько месяцев в роли заложницы головореза! И умудрилась очаровать его настолько, что он женился на ней! Но самое интересное то, что у вас, как видно, не было даже брачной ночи!
— Прекратите! — охнула она. — Чего вы добиваетесь своими обличениями?! Я прекрасно знаю, что произошло, и пытаюсь забыть!
— Все, дорогая? Даже вечную любовь, которую питали к мужу?
— Оставьте его в покое!
— Попытаюсь объяснить, почему так околдован вами. Я знаю, что вы леди — по манерам, внешности и воспитанию.
Но что кроется там, в глубине души? Ведь когда-то вы были… кем-то вроде маркитантки? Жили в солдатском обозе… перенесли много ужасных минут, подвергались немыслимым издевательствам. Я спрашивал себя: действительно ли в этой женщине горит страсть, с которой она отдается дикой цыганской музыке? И способна ли она так же до конца и самозабвенно подарить себя мужчине? Неужели не понимаете, Жинетт, как мучаете меня?
Джинни уставилась на Лопеса широко раскрытыми непонимающими глазами, словно видела его впервые:
— Что вы за человек? Неужели у вас совсем нет совести?
— Никакой, если речь идет о том, чего я хочу.
Джинни неожиданно вонзила каблуки в бока лошади, пустив ее в галоп.
— Не желаю ничего слышать! — бросила она не оборачиваясь. — Не смейте меня преследовать!
Но Лопес, все еще смеясь, поскакал следом.
— Еще посмотрим, маленькая загадка, еще посмотрим!
Итак, полковник готовился схватить добычу… а от Мишеля — по-прежнему ни слова.
Одеваясь этим вечером на вечеринку под открытым небом, Джинни невольно спрашивала себя, сколько она сможет выдержать осаду. Такой человек, как Лопес, не остановится ни перед чем. Сегодня Эгнес сопровождала мужа, и Джинни, спустившись по ступенькам, ведущим в ярко освещенный сад, увидела Мигеля: в темных глазах испанца блеснул насмешливый огонек.
— Очень мило, что у тебя такой преданный поклонник, дорогая, — пронзительно засмеялась Эгнес. — Если будешь тосковать по Мишелю, совсем не останется времени повеселиться.
— Вы очень жестоки: зачем напоминать о том, что у такой красавицы есть жених! Кстати, мадам, вы обещали мне все вальсы, помните? — прошептал он, поднося к губам руку Джинни.
Все четверо поспешили присоединиться к императору и его свите. Как всегда, когда Джинни нервничала, она выпила слишком много шампанского, и во время танцев Мигель слишком сильно прижимал ее к себе, шепча на ухо нежные слова, пока Джинни не начала задыхаться.
— Да вы, кажется, боитесь меня, — усмехнулся он. — Меня или себя? Никогда не встречал подобной женщины!
Неужели я так и не смогу растопить ваше ледяное сердце?
— Ах, бросьте, полковник Лопес! Подумайте, как бы вы разочаровались, сдайся я слишком легко, — какое же удовольствие от такой охоты?!
— Означает ли это, что вы когда-нибудь сдадитесь? Или это очередная жестокая игра?
Что-то вроде ужасного предчувствия на мгновение сжало сердце, но Джинни спокойно ответила:
— По-моему, именно вам нравится играть! Я и в самом деле чуть-чуть боюсь!
Лопес удовлетворенно рассмеялся, стиснув ее талию:
— Хороший знак, снежная королева. По крайней мере я вам не безразличен!
Но Джинни сама не знала, что в действительности испытывает к преданному, внимательному красавцу поклоннику Мигелю Лопесу. Он не отходил от нее и позже, когда по просьбе императора Джинни босиком танцевала у пруда, не сводил с нее глаз. Но чего он хотел, прибавить еще одну победу к длинному списку завоеваний?
Когда танец кончился, Мигель подхватил ее на руки, завернул в плащ и унес, словно какой-нибудь средневековый рыцарь — завоеванную в бою добычу.
— Полковник Лопес… Мигель… вы с ума сошли! Отпустите! Куда вы тащите меня?
— Сегодня, дорогая, хотела этого или нет, но ты танцевала для меня. Ты ощущала мой взгляд и предлагала себя… манила… бросала вызов. И сегодня наконец я решил его принять!
— Нет! Прекратите!
Джинни бешено сопротивлялась, но Лопес только смеялся.
— Неужели не понимаете? Моя репутация будет погублена! Все гости… все наши друзья видели эту ужасную сцену.
У Джинни перехватило горло, когда она увидела, где они очутились: у крохотного заброшенного летнего домика, обнаруженного ими во время прогулки верхом. Тогда он небрежно бросил, что этот домик — просто идеальное место для любовных свиданий! Крыша провалилась, и луна висит над самой головой…
Мигель внес ее в дом, положил на импровизированный диван, среди мягких шелковых подушек!
— Роскошное ложе для прелестной куртизанки… Вы бы сделали честь гарему любого восточного султана, Жинетт!
Джинни невольно испугалась решительного выражения на лице Лопеса, когда он начал раздевать ее… О, если бы его глаза были чуть темнее, цвета грозового неба! Может, тогда она бы и почувствовала страсть, самозабвенную, яростную… но почему, почему она вечно думает о Стиве, когда оказывается в постели с другими мужчинами?
— Ты так молчалива! Не бойся, маленький цветок, моя зеленоглазая цыганка!
Она почувствовала прикосновение умелых пальцев, заставившее забыть стыд и желание сжаться в комок. Нельзя допустить, чтобы призрак Стива преследовал ее! Муж забыт, забыт навеки. И вот так, заглушая рвущиеся из горла рыдания, Джинни отдалась полковнику Лопесу, загадочному, настойчивому, упрямому человеку. Его первые слова после того, как они, разомкнув объятия, тяжело дыша, легли рядом, еще более поразили Джинни.
— Значит, это правда. Ты одна из тех… прирожденная куртизанка. Я надеялся встретить нечто совершенно другое в женщине столь необычной судьбы, как ты, Жинетт!
— Что?! — Джинни приподнялась на локте и непонимающе уставилась в посуровевшее лицо Лопеса. — Что ты имеешь в виду? Какая муха тебя укусила?
— Меня? Да никакая… разве что я не из тех мужчин, которые утешаются заученными ласками и покорным женским телом. Да-да! — добавил он с бешенством, перебрасывая через нее ногу, чтобы не дать подняться. — Да, малышка, у меня было достаточно женщин, чтобы понять, как для женщины важно увлечься мужчиной, отдаться ему сердцем и умом. Но в тебе нет тепла: твои танцы — ложь, подделка, в точности как твоя притворная страсть!
Джинни задохнулась от гнева.
— Вы слишком многого ожидали, полковник Лопес! — взорвалась она. — Унесли меня сюда, словно я трофей, подобранный на поле битвы! Чего же вы ожидали от женщины, которую сами назвали прирожденной куртизанкой?! Ваша наглость и дерзость невероятны!
— А мне очень жаль, что такой огонь и такая страсть, скрытые где-то в глубине души, пропадают зря, крошка, растрачены впустую. Нет-нет, не пытайтесь освободиться — немного честности хоть раз в жизни не помешает, особенно между нами. Вы способны на такое?
Лицо с застывшей издевательской улыбкой нависло над ней, и Джинни попыталась отвернуться.
— О Мигель, пожалуйста! Чего еще тебе нужно от меня?
Чтобы я изображала чувства, которые давно умерли? Хочешь, чтобы продолжала играть?
— Признай правду, дорогая, да-да. Будь искренна хотя бы с собой! Ты не влюблена в капитана Реми и не стала бы флиртовать со мной! Но любила ли когда-нибудь? И вообще, способна на такое? Или не можешь забыть мужа?
— Да! — взорвалась Джинни. — Если тебе нравится изводить меня, знай, я любила его и все еще люблю! Это ты хотел знать? Это?
— Так вот в чем разгадка твоей тайны. Наверное, нужно было догадаться раньше — доказательств было хоть отбавляй. Половина мужчин в этом городе у твоих ног, а ты… влюблена в призрак. Но призрак ли он? Ты уверена?
Джинни молча уставилась на него, все больше бледнея.
Неожиданно смертельный страх охватил ее, что-то ужасное должно случиться… настолько ужасное, что вынести это нет ни сил, ни воли.
— Что это с вами? Побелели как снег! Не хотите услышать хорошие новости? — с ласковой жестокостью промурлыкал Лопес, снова переходя на вы. — Вы должны мне быть благодарны. Я так мягкосердечен, что просто не могу видеть, как страдает красивая женщина. Приготовьтесь к приятному потрясению, мадам. Ваш муж жив.
Джинни не могла отвести глаз от Лопеса, язык ей не повиновался. Только в мозгу все звучали и звучали слова Лопеса: «Ваш муж жив… жив… жив…»
Дикий, безумный вопль внезапно вырвался у Джинни — она снова начала отчаянно отбиваться, пытаясь сбросить тяжелое тело, пригвоздившее ее к подушкам.
— О Боже! Не лгите мне! Только не в этом! Зачем вы терзаете меня? Говорю же, я видела, как его расстреляли!
Взвод солдат… Я видела, видела! И молилась, чтобы Бог послал и мне смерть! Почему, почему я так слаба духом и не смогла покончить с собой?
— О нет, это было бы очень жаль — подумайте, сколько нового вы узнали об отношениях мужчин и женщин… каким радостным будет воссоединение с вашим идеалом! Только… задумчиво протянул он, — боюсь, что к этому времени от его мужества останется весьма немного. В наших тюрьмах не очень-то жалуют пособников хуаристов. Возможно, сейчас он горько жалеет, что его не расстреляли.
Глава 43
Стив Морган был жив только потому, что некогда сильное тело не хотело сдаваться. Только потому.
Он почти ничего не помнил о кошмарном, полном мук и страданий путешествии в грязном фургоне, куда его бросили скованным по рукам и ногам, когда, почти теряя сознание, он удивлялся, почему еще не умер. А потом не осталось ничего, кроме горячечной боли и лихорадочной тьмы, пронизанной судорогами мучительной атонии. Однажды его почти осенил солнечный свет, в другой раз кто-то нагнулся над ним, чьи-то пальцы коснулись скулы, усиливая муки, и Стив со стыдом услышал собственный вопль, все еще звучавший в ушах, даже когда мрак снова окутал сознание.
Позже, когда раны затянулись и Стив вновь начал воспринимать происходящее, он понял, что ужас действительности страшнее, гораздо страшнее благословенной черноты.
Он был в камере один, все еще в кандалах, руки скручены за спиной. Пол скорее всего был каменным, потому что тело Стива оледенело. Ни сесть, ни повернуться он не мог, только ползал, но в камере не хватало места, он едва умещался в узенькой клетушке.
Стив изо всех сил пытался вспомнить, что случилось, почему он оказался здесь, но был слишком слаб, и любое усилие мгновенно повергало в сон или погружало в небытие. Но однажды он увидел, как кто-то просунул оловянную тарелку через небольшую дверцу. Грубый голос окликнул:
— Если ты жив, свинья-гринго, лучше поешь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52