Лицо Стива было почти скрыто огромным сомбреро.
Выехав из ворот, кибитка изменила направление, оставив в стороне проезжую дорогу.
Устав от капризов и претензий, Консепсьон прислонилась к плечу Стива, попросив его взять поводья. Тот повиновался, и она тут же повисла на нем — Консепсьон застенчивостью не отличалась. Но хотя тело Стива бездумно повиновалось желаниям девушки, мыслями он был далеко.
Свободен, наконец свободен, может ехать куда хочет и совсем не обязан таскать за собой Джинни, терпеть ее выходки, неожиданные приступы гнева, истерики. Она раздражала его, одновременно ухитряясь вызвать в душе угрызения совести. Ну что ж, он ведь все уладил, не так ли? Поступил как честный человек и к тому же исчез, оставив завещание и позволив ей делать все, что хочет. Как, должно быть, обрадована Джинни! Он вспомнил ее угрозу насчет любовников и удивился, почему это его больше не забавляет. Ну что ж, возможно, позднее удастся расторгнуть этот брак — хотя он вовсе не собирался снова жениться! Достаточно, что его вынудили однажды — женщины так надоедливы, особенно когда добиваются внимания мужчин!
Но тут сердце почему-то болезненно сжалось. Будь он проклят, если хоть на минуту устал от нее! Маленькая зеленоглазая кошка, которой всегда удавалось обозлить его… раздразнить , превратить в страстного любовника; покорная, молчаливая, ненавидящая, голодная тигрица… колдунья, которую не может забыть ни один мужчина.
Стив вспомнил о той ночи, когда она и Карл Хоскинс исчезли в фургоне. Как он ненавидел ее и презирал себя! А потом — потом он так и не смог укротить ее. Что за ведьма?
Жаль ее следующего любовника.
Но даже когда цыгане остановились на ночлег и Консепсьон лежала в его объятиях, Стив не мог ни на секунду забыть о Джинни. Ведь она ожидала, что он покинет ее, даже сама просила об этом. Но справедливо ли это, бросить ее вот так, публично, на растерзание злым языкам? Странно… с каких это пор он терзается сомнениями о том, что справедливо и что нет?
Невероятно! Истина жгла каленым железом, заставляя Стива злобно клясть себя. Глупец! Если он по-прежнему хотел ее, почему не увез с собой? Джинни принадлежала ему, даже если Стив решил больше ничего не иметь с ней с той минуты, когда желание будет удовлетворено, но он убьет любого, кто займет его место в постели Джинни!
Только сейчас осознав, о чем думает, Стив нетерпеливо тряхнул головой. Это поистине смехотворно! Джинни просто стала привычкой, вот и все. И еще: из всех бесчисленных женщин, которых брал и бросал Стив, она единственная посмела бросить ему вызов. Ну что ж — все кончено! Он вовремя распознал ловушку и постарался ее избежать. Нет смысла : лежать без сна, словно влюбленный баран!
Стив сел так резко, что Консепсьон, проснувшись, протянула к нему руки:
— Дорогой… ты куда? Мне холодно!
— Пить хочу! Все это вино и текила…
— Поспеши! Мне теперь без тебя не уснуть! Только ты можешь помочь…
— Ты самая ненасытная стерва из всех, кого я знал! Неужели никогда не успокоишься!
Но, возвращаясь назад, Стив уже улыбался. Не успел он лечь, как Консепсьон гибко, словно пантера, встала на колени, обхватив его за талию. Длинные распущенные волосы щекотали бедра, и реакция на ласки последовала немедленно.
Позже, гораздо позже Консепсьон, смеясь, прошептала:
— Великолепно! О Стив, ты еще ненасытнее, чем я…
Только несколько минут спустя дыхание Стива стало ровнее. Как любовница Консепсьон не имела себе равных — настоящая женщина, без притворства и ложной скромности, естественная, как самка, играющая с самцом; и, вновь схватив ее в объятия, Стив забыл обо всем.
Приближался рассвет, и Стив, казалось, только успел закрыть глаза, когда послышался тревожный топот копыт. Стив откатился от Консепсьон — ночь выдалась душная, и оба были покрыты потом. Прислушиваясь, он понял, что едет только один всадник, и начал поспешно одеваться. Через несколько мгновений на поляну ворвался Хайме Перес — лучший следопыт в провинции.
Стив, не веря ушам, выслушал трагический рассказ слуги. Первой его мыслью было, что старик вновь принялся за свои проделки и желает любым способом вернуть его. Невозможно! Даже этот ублюдок Деверо не решится на такое!
Но, слушая Хайме, Стив ощутил холодную бешеную ярость.
Господи, все это правда! Деверо оказался умнее, чем его считали! Джинни освободят, если Стив добровольно сдастся. Дело чести любого мужчины спасти жену от унижения и позора.
Если же Стив не явится, полковник сумеет сделать так, чтобы все узнали о том, как Эстебан Альварадо прячется под юбками жены, предоставляя той отвечать за его преступления. Невозможно вынести даже мысли о том, что Джинни окажется в руках людей, подобных Тому Билу! Деверо мог быть олицетворением вежливости, но Стив знал достаточно о методах этого человека, назначенного военным губернатором Закатекаса, чтобы убедиться в полнейшем отсутствии совести и благородства у Деверо.
Только сейчас, пристегивая пояс с револьверами, Стив обратил внимание на странное выражение лица Хайме. О чем думает слуга?
Откуда-то из-за спины Хайме выскочила Консепсьон, бросилась Стиву на шею, и тот почувствовал, как дрожит девушка.
— Тебя расстреляют! Ты ведь знаешь, что делают с теми, кого подозревают в помощи революционерам! Неужели ты так устал от жизни? Я не пущу тебя! Эти люди не посмеют обидеть даму!
Она лихорадочно оглядела молчаливых, собравшихся в кружок мужчин:
— Вы же его друзья! Почему не остановите его?!
— Консепсьон!
Чтобы заставить замолчать разъяренную девушку, Стив поцеловал ее в полуоткрытый рот и поразился, почувствовав на губах соленый вкус слез.
— Веди себя прилично! — намеренно строго велел он.
— Не желаю! Черт бы тебя побрал. Если эти трусы ничего не сделают, тогда я… сама…
— Прекрати истерику, ты же знаешь, на меня это не действует!
Стив оторвал от себя ее руки и осторожно отступил. Консепсьон выглядела такой разъяренной, что он невольно улыбнулся:
— Крошка, меня пока не казнили. Мы еще встретимся.
— Отпусти его, — резко приказал Санчес и, схватив дочь за руку, оттащил от Стива.
— Останови, останови его, — всхлипывала она.
Но Стив уже седлал лошадь, и даже Хайме замолк, хотя обычно бесстрастное лицо было грустным и встревоженным.
— И как ты остановишь его, глупышка? — ехидно осведомился Санчес. — Сама пристрелишь, не дожидаясь французов? Это дело чести, девочка.
— Честь — дерьмо! Плевать я хотела на такую честь! Он едет за ней, этой зеленоглазой женщиной, еще большей ведьмой и шлюхой, чем я. Да-да, я знаю это, знала с первой секунды, как ее увидела! Дурак, дурак, она не стоит этого, сам увидишь!
Но Стив уже пришпорил лошадь, наслаждаясь ощущением ветра, бьющего в лицо.
— Он едет за ней, за той зеленоглазой женщиной.
Джинни… Она стала навязчивой идеей, он одержим ею, почему не признаться в этом прямо? Джинни, веселая и печальная, грустная и ненавидящая, страстная и равнодушная, словно океан, которого Стив может никогда не увидеть, — иногда бушующий тропическим штормом, иногда безмятежно-спокойный, безбрежный, таинственно-глубокий.
«Боже, — подумал Стив внезапно, — я, кажется, могу влюбиться в нее, сам того не сознавая. Что за опасная ловушка!»
Стив Морган, всегда гордившийся холодной отрешенностью от всех эмоциональных обязательств, теперь понял, что возможность увидеть Джинни снова почти стоит смертного приговора. Если его и казнят, то по крайней мере хотя бы позволят увидеть Джинни перед смертью.
Он сможет обнять ее, поцеловать, вновь ощутить восхитительный вкус ее губ, почувствовать, как прижимаются к его груди маленькие упругие холмики! Он сказал бы ей… да какое это имеет значение?! До того как его убьют, Стив признается Джинни, что любит ее.
Глава 35
Джинни так и не смогла уснуть в эту ночь, несмотря на то что квартира полковника оказалась на удивление роскошной, а сам Деверо был поразительно добр и заботлив. Он объявил Джинни, что та не должна волноваться.
— Мы иногда теряем терпение, но в конце концов все улаживается. Не думайте, моя дорогая, что я осуждаю вас.
Такая верность этому негодяю поистине заслуживает восхищения. Но, — добавил он уже мягче, — стоит ли он этого? В этом все дело, милая сеньора Альварадо!
Он продолжал светскую беседу, лишь иногда увещевая Джинни, прося быть разумной, понять, что этот человек не заслуживает такой любви, а отказ говорить поставил самого полковника в чрезвычайно неловкое положение.
— Дорогая мадам, вы сами должны видеть, что у меня не было другого выхода, как это ни печально.
Остаток вечера он вежливо расспрашивал Джинни только об отце, мачехе, людях, встреченных в Нью-Йорке и Вашингтоне. Сам Деверо упомянул о том, что Мишель Реми, оправившись от ран, попросил у маршала Базена разрешения отправиться на борьбу с хуаристами, оставив относительно безопасную и спокойную жизнь в Мехико, чтобы сражаться с армиями Диаса и Эскобедо.
Джинни раздраженно ворочалась с боку на бок, откинув простыню с горевшего тела, чувствуя, как безжалостная боль рвет виски. Который час? Сколько времени она пролежала без сна?
Все это время, пока они не приехали в Закатекас, она старалась держаться гордо, с высокомерным спокойствием, не позволяя себе разразиться слезами. Ей даже удалось поблагодарить Деверо за удобную комнату и за то, что он одолжил ей ночную рубашку и халат, принадлежавшие его жене.
— Иногда она делает мне сюрприз — приезжает неожиданно и проводит со мной одну-две ночи, — признался полковник, лукаво поблескивая глазами. — Очень страстная женщина, моя дона Алисия…
Но у Джинни даже не было сил ответить.
Что теперь будет? Каковы намерения полковника?
Джинни с усилием села и потянулась к графину с водой, оставленному у постели молчаливой мексиканкой. Вода оказалась теплой и неприятной на вкус, но немного освежила невыносимо пересохшее горло.
Господи, неужели все это наяву? Вот сейчас она проснется в доме тети Седины и долго будет рассказывать домашним о том, какой странный сон видела! Словно запутанный романтический сюжет какой-то пьесы!
Неужели только вчера это случилось — свадьба, побег мужа, арест за пособничество революционерам… Сама мысль о том, что Стив может добровольно сдаться, чтобы выручить ее, казалась абсурдной. Он вовсе не благороден и не бескорыстен, наоборот, холоден, жесток и абсолютно беспринципен! К этому времени Стив уже, должно быть, далеко и поздравляет себя с тем, что не преступил воли деда и отделался от жены. А когда услышит, что произошло, скорее всего искренне посмеется. Без сомнения, он будет рад, узнав, какая участь постигла Джинни!
Девушка снова и снова спрашивала себя: что же теперь будет? Станет ли эта комната ее тюрьмой? Будут ли ее допрашивать? Неужели полковник зайдет так далеко, что прикажет ее казнить?! Нет-нет, он, конечно, не посмеет!
Дон Франсиско обратится к своим влиятельным друзьям, и отец Джинни, несомненно, сделает все, что может! Ее спасут, обязательно спасут.
Но тут перед глазами неожиданно всплыло темное неулыбчивое лицо Стива, холодные синие глаза, казалось, смотрели в самую душу. Вчера он разозлился, а она… была в восторге, что, кажется, заставила его ревновать.
Какая глупость! Она для него ничего не значит — так, забавная игрушка, теплое тело, объект мужских желаний…
В дверь постучали. Джинни спустила ноги с кровати и поспешно потянулась за брошенным на стул халатом.
— Сеньора, с вашего позволения… — В комнату поспешно вошла мексиканка, объяснив Джинни, что полковник просит ее спуститься вниз.
— Но… но я еще не одета. Где мое платье?
— Платье унесли погладить. Полковник не желает ждать.
Халат вполне сойдет.
Джинни вновь бесцеремонно грубо напомнили о том, что она пленница.
Взглянув в недоброе лицо женщины, девушка почему-то подумала, что она похожа на надзирательницу. Широкоплечая, мускулистая, с жесткими руками — она просто потащит Джинни силком, если та вздумает сопротивляться. Лучше сохранить остатки достоинства и гордости!
Раскрасневшись от унижения и сдерживаемого гнева, Джинни молча встала и хотела причесаться, но женщина, вцепившись в ее руку костлявыми пальцами, повела за собой.
Дверь охраняли двое французских солдат, старательно отводивших глаза от странного наряда Джинни. За спиной девушки раздался топот ног, обутых в тяжелые сапоги, — видимо, солдатам было приказано не выпускать ее из виду.
Мексиканка открыла дверь, подтолкнула Джинни. Она оказалась в маленькой, светлой и очень уютной комнате. За столом, уставленным блюдами, сидел полковник в китайском парчовом халате, расшитом драконами. Он не позаботился встать, лишь улыбнулся. При виде вкусной еды у Джинни потекли слюнки. Масло, булочки, душистый кофе и омлет — просто поверить невозможно!
— Садитесь, мадам! Надеюсь, вы хорошо спали?!
Джинни, едва передвигая налитые свинцом ноги, шагнула вперед и услышала стук захлопнувшейся двери.
Что все это означает? Зачем ее привели сюда?!
— Я подумал, что вы проголодались, дорогая! Ведь вчера мы не успели поужинать! Ну, не нужно так расстраиваться!
Пожалуйста, прошу, садитесь. Поговорим по душам после завтрака, хорошо?
Он все-таки поднялся, галантно отодвинул стул. Джинни села, судорожно стянула на груди края халата.
Глаза полковника блеснули.
— Дорогая мадам! К чему скрывать такие сокровища! Заверяю вас, не будь я счастливо женат, не ограничился бы только взглядами… но думаю, мы могли бы стать друзьями!
— Полковник Деверо! — бросила Джинни со всем презрением, на которое была способна. — Удивлена, сэр, что вы можете так считать!
— Надеюсь, вы не обидитесь, мадам, если я скажу, что сегодня утром вы особенно очаровательны! Ну же, дорогая, не стоит и дальше притворяться наивной, невежественной американкой — мы, французы, более интеллигентная, утонченная раса, не так ли? Вы будете очарованы императорским двором в Чапультепеке — там веселее, чем на асиенде дона Франсиско!
Глаза Джинни заблестели от непрошеных слез, она в негодовании поднялась:
— Я нахожу подобные… предложения омерзительными, даже если они исходят от вас! Извините, я не голодна.
— Сядьте, мадам! — В голосе полковника неожиданно прозвучали стальные нотки. — Вы, кажется, забыли, что находитесь под арестом? Предпочитаете питаться хлебом и водой в тюремной камере с заключенными? Эти канальи разорвут вас — такой прелестный кусочек! Садитесь и ведите себя разумно! К чему эти внезапные уверения в собственной невинности?! Я не собираюсь насиловать вас, нет, я француз, а истинный француз не берет женщин силой. Вы сядете, в конце концов, или велеть привязать вас к стулу?!
Угрозы испугали Джинни больше, чем он ожидал, и, закусив губу, чтобы сдержать бушующую ярость, она села, опустив глаза.
— Так-то лучше. Теперь ешьте! Упрямство вам не поможет и не идет такой женщине, как вы.
О Боже, это хуже пытки! Джинни уже не помнила, когда ела в последний раз. Казалось, она вот-вот потеряет сознание от голода. Необходимо поесть, может, хоть тогда силы вернутся к ней. Нужно быть похитрее — ведь полковник в любую минуту сможет сделать все, что захочет!
— Не хмурьтесь так! Ешьте, пожалуйста! Уже почти полдень, и вы, конечно, проголодались! Я заказал омлет специально для вас! Видите, не так уж я жесток!
Джинни ощутила голодные судороги в желудке и побледнела так, что полковник, сочувственно вздохнув, налил ей кофе, сдобрив его сливками.
Джинни едва сдерживалась, чтобы не наброситься на еду.
Как легко сломить ее волю! Довести до голодного обморока — и она выложит все, что знает! Вздохнув, Джинни сдалась и начала есть. Верный обещанию, полковник не произнес ни слова, только молча подкладывал ей еду на тарелку.
Когда Джинни запротестовала, что не может больше съесть ни кусочка, полковник решил развлечь ее занимательными историями из парижской жизни, и, несмотря на недоверие к этому человеку, Джинни должна была признаться, что он прирожденный рассказчик. Он снова налил ей кофе и продолжал сыпать анекдотами, пока Джинни не залилась смехом.
«Что это со мной? — тревожно подумала она. — Я, кажется, схожу с ума. Этот человек осыпал меня угрозами и оскорблениями, едва не предложил стать его любовницей, а я сижу, как дурочка, смеюсь непристойным шуткам!»
Охваченная мгновенным подозрением, Джинни нахмурилась:
— Обычно я не настолько глупа! Может, вы подсыпали что-то в кофе? С вас все станется!
— Ах Джинни, Джинни! Неужели вы могли подумать такое! Нет-нет, это всего лишь «Кахуа», превосходный местный ликер. Я всегда пью его с кофе. Собственно, его и делают из кофе!
Против воли Джинни снова хихикнула:
— О, от вас можно ожидать всего, что угодно!
Опять собираетесь рассказывать анекдоты? Или собираетесь попытаться совратить меня? Предупреждаю, вам это не удастся.
— Неужели? Вы так не говорили, крошка, когда прошлой ночью прижались ко мне в постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Выехав из ворот, кибитка изменила направление, оставив в стороне проезжую дорогу.
Устав от капризов и претензий, Консепсьон прислонилась к плечу Стива, попросив его взять поводья. Тот повиновался, и она тут же повисла на нем — Консепсьон застенчивостью не отличалась. Но хотя тело Стива бездумно повиновалось желаниям девушки, мыслями он был далеко.
Свободен, наконец свободен, может ехать куда хочет и совсем не обязан таскать за собой Джинни, терпеть ее выходки, неожиданные приступы гнева, истерики. Она раздражала его, одновременно ухитряясь вызвать в душе угрызения совести. Ну что ж, он ведь все уладил, не так ли? Поступил как честный человек и к тому же исчез, оставив завещание и позволив ей делать все, что хочет. Как, должно быть, обрадована Джинни! Он вспомнил ее угрозу насчет любовников и удивился, почему это его больше не забавляет. Ну что ж, возможно, позднее удастся расторгнуть этот брак — хотя он вовсе не собирался снова жениться! Достаточно, что его вынудили однажды — женщины так надоедливы, особенно когда добиваются внимания мужчин!
Но тут сердце почему-то болезненно сжалось. Будь он проклят, если хоть на минуту устал от нее! Маленькая зеленоглазая кошка, которой всегда удавалось обозлить его… раздразнить , превратить в страстного любовника; покорная, молчаливая, ненавидящая, голодная тигрица… колдунья, которую не может забыть ни один мужчина.
Стив вспомнил о той ночи, когда она и Карл Хоскинс исчезли в фургоне. Как он ненавидел ее и презирал себя! А потом — потом он так и не смог укротить ее. Что за ведьма?
Жаль ее следующего любовника.
Но даже когда цыгане остановились на ночлег и Консепсьон лежала в его объятиях, Стив не мог ни на секунду забыть о Джинни. Ведь она ожидала, что он покинет ее, даже сама просила об этом. Но справедливо ли это, бросить ее вот так, публично, на растерзание злым языкам? Странно… с каких это пор он терзается сомнениями о том, что справедливо и что нет?
Невероятно! Истина жгла каленым железом, заставляя Стива злобно клясть себя. Глупец! Если он по-прежнему хотел ее, почему не увез с собой? Джинни принадлежала ему, даже если Стив решил больше ничего не иметь с ней с той минуты, когда желание будет удовлетворено, но он убьет любого, кто займет его место в постели Джинни!
Только сейчас осознав, о чем думает, Стив нетерпеливо тряхнул головой. Это поистине смехотворно! Джинни просто стала привычкой, вот и все. И еще: из всех бесчисленных женщин, которых брал и бросал Стив, она единственная посмела бросить ему вызов. Ну что ж — все кончено! Он вовремя распознал ловушку и постарался ее избежать. Нет смысла : лежать без сна, словно влюбленный баран!
Стив сел так резко, что Консепсьон, проснувшись, протянула к нему руки:
— Дорогой… ты куда? Мне холодно!
— Пить хочу! Все это вино и текила…
— Поспеши! Мне теперь без тебя не уснуть! Только ты можешь помочь…
— Ты самая ненасытная стерва из всех, кого я знал! Неужели никогда не успокоишься!
Но, возвращаясь назад, Стив уже улыбался. Не успел он лечь, как Консепсьон гибко, словно пантера, встала на колени, обхватив его за талию. Длинные распущенные волосы щекотали бедра, и реакция на ласки последовала немедленно.
Позже, гораздо позже Консепсьон, смеясь, прошептала:
— Великолепно! О Стив, ты еще ненасытнее, чем я…
Только несколько минут спустя дыхание Стива стало ровнее. Как любовница Консепсьон не имела себе равных — настоящая женщина, без притворства и ложной скромности, естественная, как самка, играющая с самцом; и, вновь схватив ее в объятия, Стив забыл обо всем.
Приближался рассвет, и Стив, казалось, только успел закрыть глаза, когда послышался тревожный топот копыт. Стив откатился от Консепсьон — ночь выдалась душная, и оба были покрыты потом. Прислушиваясь, он понял, что едет только один всадник, и начал поспешно одеваться. Через несколько мгновений на поляну ворвался Хайме Перес — лучший следопыт в провинции.
Стив, не веря ушам, выслушал трагический рассказ слуги. Первой его мыслью было, что старик вновь принялся за свои проделки и желает любым способом вернуть его. Невозможно! Даже этот ублюдок Деверо не решится на такое!
Но, слушая Хайме, Стив ощутил холодную бешеную ярость.
Господи, все это правда! Деверо оказался умнее, чем его считали! Джинни освободят, если Стив добровольно сдастся. Дело чести любого мужчины спасти жену от унижения и позора.
Если же Стив не явится, полковник сумеет сделать так, чтобы все узнали о том, как Эстебан Альварадо прячется под юбками жены, предоставляя той отвечать за его преступления. Невозможно вынести даже мысли о том, что Джинни окажется в руках людей, подобных Тому Билу! Деверо мог быть олицетворением вежливости, но Стив знал достаточно о методах этого человека, назначенного военным губернатором Закатекаса, чтобы убедиться в полнейшем отсутствии совести и благородства у Деверо.
Только сейчас, пристегивая пояс с револьверами, Стив обратил внимание на странное выражение лица Хайме. О чем думает слуга?
Откуда-то из-за спины Хайме выскочила Консепсьон, бросилась Стиву на шею, и тот почувствовал, как дрожит девушка.
— Тебя расстреляют! Ты ведь знаешь, что делают с теми, кого подозревают в помощи революционерам! Неужели ты так устал от жизни? Я не пущу тебя! Эти люди не посмеют обидеть даму!
Она лихорадочно оглядела молчаливых, собравшихся в кружок мужчин:
— Вы же его друзья! Почему не остановите его?!
— Консепсьон!
Чтобы заставить замолчать разъяренную девушку, Стив поцеловал ее в полуоткрытый рот и поразился, почувствовав на губах соленый вкус слез.
— Веди себя прилично! — намеренно строго велел он.
— Не желаю! Черт бы тебя побрал. Если эти трусы ничего не сделают, тогда я… сама…
— Прекрати истерику, ты же знаешь, на меня это не действует!
Стив оторвал от себя ее руки и осторожно отступил. Консепсьон выглядела такой разъяренной, что он невольно улыбнулся:
— Крошка, меня пока не казнили. Мы еще встретимся.
— Отпусти его, — резко приказал Санчес и, схватив дочь за руку, оттащил от Стива.
— Останови, останови его, — всхлипывала она.
Но Стив уже седлал лошадь, и даже Хайме замолк, хотя обычно бесстрастное лицо было грустным и встревоженным.
— И как ты остановишь его, глупышка? — ехидно осведомился Санчес. — Сама пристрелишь, не дожидаясь французов? Это дело чести, девочка.
— Честь — дерьмо! Плевать я хотела на такую честь! Он едет за ней, этой зеленоглазой женщиной, еще большей ведьмой и шлюхой, чем я. Да-да, я знаю это, знала с первой секунды, как ее увидела! Дурак, дурак, она не стоит этого, сам увидишь!
Но Стив уже пришпорил лошадь, наслаждаясь ощущением ветра, бьющего в лицо.
— Он едет за ней, за той зеленоглазой женщиной.
Джинни… Она стала навязчивой идеей, он одержим ею, почему не признаться в этом прямо? Джинни, веселая и печальная, грустная и ненавидящая, страстная и равнодушная, словно океан, которого Стив может никогда не увидеть, — иногда бушующий тропическим штормом, иногда безмятежно-спокойный, безбрежный, таинственно-глубокий.
«Боже, — подумал Стив внезапно, — я, кажется, могу влюбиться в нее, сам того не сознавая. Что за опасная ловушка!»
Стив Морган, всегда гордившийся холодной отрешенностью от всех эмоциональных обязательств, теперь понял, что возможность увидеть Джинни снова почти стоит смертного приговора. Если его и казнят, то по крайней мере хотя бы позволят увидеть Джинни перед смертью.
Он сможет обнять ее, поцеловать, вновь ощутить восхитительный вкус ее губ, почувствовать, как прижимаются к его груди маленькие упругие холмики! Он сказал бы ей… да какое это имеет значение?! До того как его убьют, Стив признается Джинни, что любит ее.
Глава 35
Джинни так и не смогла уснуть в эту ночь, несмотря на то что квартира полковника оказалась на удивление роскошной, а сам Деверо был поразительно добр и заботлив. Он объявил Джинни, что та не должна волноваться.
— Мы иногда теряем терпение, но в конце концов все улаживается. Не думайте, моя дорогая, что я осуждаю вас.
Такая верность этому негодяю поистине заслуживает восхищения. Но, — добавил он уже мягче, — стоит ли он этого? В этом все дело, милая сеньора Альварадо!
Он продолжал светскую беседу, лишь иногда увещевая Джинни, прося быть разумной, понять, что этот человек не заслуживает такой любви, а отказ говорить поставил самого полковника в чрезвычайно неловкое положение.
— Дорогая мадам, вы сами должны видеть, что у меня не было другого выхода, как это ни печально.
Остаток вечера он вежливо расспрашивал Джинни только об отце, мачехе, людях, встреченных в Нью-Йорке и Вашингтоне. Сам Деверо упомянул о том, что Мишель Реми, оправившись от ран, попросил у маршала Базена разрешения отправиться на борьбу с хуаристами, оставив относительно безопасную и спокойную жизнь в Мехико, чтобы сражаться с армиями Диаса и Эскобедо.
Джинни раздраженно ворочалась с боку на бок, откинув простыню с горевшего тела, чувствуя, как безжалостная боль рвет виски. Который час? Сколько времени она пролежала без сна?
Все это время, пока они не приехали в Закатекас, она старалась держаться гордо, с высокомерным спокойствием, не позволяя себе разразиться слезами. Ей даже удалось поблагодарить Деверо за удобную комнату и за то, что он одолжил ей ночную рубашку и халат, принадлежавшие его жене.
— Иногда она делает мне сюрприз — приезжает неожиданно и проводит со мной одну-две ночи, — признался полковник, лукаво поблескивая глазами. — Очень страстная женщина, моя дона Алисия…
Но у Джинни даже не было сил ответить.
Что теперь будет? Каковы намерения полковника?
Джинни с усилием села и потянулась к графину с водой, оставленному у постели молчаливой мексиканкой. Вода оказалась теплой и неприятной на вкус, но немного освежила невыносимо пересохшее горло.
Господи, неужели все это наяву? Вот сейчас она проснется в доме тети Седины и долго будет рассказывать домашним о том, какой странный сон видела! Словно запутанный романтический сюжет какой-то пьесы!
Неужели только вчера это случилось — свадьба, побег мужа, арест за пособничество революционерам… Сама мысль о том, что Стив может добровольно сдаться, чтобы выручить ее, казалась абсурдной. Он вовсе не благороден и не бескорыстен, наоборот, холоден, жесток и абсолютно беспринципен! К этому времени Стив уже, должно быть, далеко и поздравляет себя с тем, что не преступил воли деда и отделался от жены. А когда услышит, что произошло, скорее всего искренне посмеется. Без сомнения, он будет рад, узнав, какая участь постигла Джинни!
Девушка снова и снова спрашивала себя: что же теперь будет? Станет ли эта комната ее тюрьмой? Будут ли ее допрашивать? Неужели полковник зайдет так далеко, что прикажет ее казнить?! Нет-нет, он, конечно, не посмеет!
Дон Франсиско обратится к своим влиятельным друзьям, и отец Джинни, несомненно, сделает все, что может! Ее спасут, обязательно спасут.
Но тут перед глазами неожиданно всплыло темное неулыбчивое лицо Стива, холодные синие глаза, казалось, смотрели в самую душу. Вчера он разозлился, а она… была в восторге, что, кажется, заставила его ревновать.
Какая глупость! Она для него ничего не значит — так, забавная игрушка, теплое тело, объект мужских желаний…
В дверь постучали. Джинни спустила ноги с кровати и поспешно потянулась за брошенным на стул халатом.
— Сеньора, с вашего позволения… — В комнату поспешно вошла мексиканка, объяснив Джинни, что полковник просит ее спуститься вниз.
— Но… но я еще не одета. Где мое платье?
— Платье унесли погладить. Полковник не желает ждать.
Халат вполне сойдет.
Джинни вновь бесцеремонно грубо напомнили о том, что она пленница.
Взглянув в недоброе лицо женщины, девушка почему-то подумала, что она похожа на надзирательницу. Широкоплечая, мускулистая, с жесткими руками — она просто потащит Джинни силком, если та вздумает сопротивляться. Лучше сохранить остатки достоинства и гордости!
Раскрасневшись от унижения и сдерживаемого гнева, Джинни молча встала и хотела причесаться, но женщина, вцепившись в ее руку костлявыми пальцами, повела за собой.
Дверь охраняли двое французских солдат, старательно отводивших глаза от странного наряда Джинни. За спиной девушки раздался топот ног, обутых в тяжелые сапоги, — видимо, солдатам было приказано не выпускать ее из виду.
Мексиканка открыла дверь, подтолкнула Джинни. Она оказалась в маленькой, светлой и очень уютной комнате. За столом, уставленным блюдами, сидел полковник в китайском парчовом халате, расшитом драконами. Он не позаботился встать, лишь улыбнулся. При виде вкусной еды у Джинни потекли слюнки. Масло, булочки, душистый кофе и омлет — просто поверить невозможно!
— Садитесь, мадам! Надеюсь, вы хорошо спали?!
Джинни, едва передвигая налитые свинцом ноги, шагнула вперед и услышала стук захлопнувшейся двери.
Что все это означает? Зачем ее привели сюда?!
— Я подумал, что вы проголодались, дорогая! Ведь вчера мы не успели поужинать! Ну, не нужно так расстраиваться!
Пожалуйста, прошу, садитесь. Поговорим по душам после завтрака, хорошо?
Он все-таки поднялся, галантно отодвинул стул. Джинни села, судорожно стянула на груди края халата.
Глаза полковника блеснули.
— Дорогая мадам! К чему скрывать такие сокровища! Заверяю вас, не будь я счастливо женат, не ограничился бы только взглядами… но думаю, мы могли бы стать друзьями!
— Полковник Деверо! — бросила Джинни со всем презрением, на которое была способна. — Удивлена, сэр, что вы можете так считать!
— Надеюсь, вы не обидитесь, мадам, если я скажу, что сегодня утром вы особенно очаровательны! Ну же, дорогая, не стоит и дальше притворяться наивной, невежественной американкой — мы, французы, более интеллигентная, утонченная раса, не так ли? Вы будете очарованы императорским двором в Чапультепеке — там веселее, чем на асиенде дона Франсиско!
Глаза Джинни заблестели от непрошеных слез, она в негодовании поднялась:
— Я нахожу подобные… предложения омерзительными, даже если они исходят от вас! Извините, я не голодна.
— Сядьте, мадам! — В голосе полковника неожиданно прозвучали стальные нотки. — Вы, кажется, забыли, что находитесь под арестом? Предпочитаете питаться хлебом и водой в тюремной камере с заключенными? Эти канальи разорвут вас — такой прелестный кусочек! Садитесь и ведите себя разумно! К чему эти внезапные уверения в собственной невинности?! Я не собираюсь насиловать вас, нет, я француз, а истинный француз не берет женщин силой. Вы сядете, в конце концов, или велеть привязать вас к стулу?!
Угрозы испугали Джинни больше, чем он ожидал, и, закусив губу, чтобы сдержать бушующую ярость, она села, опустив глаза.
— Так-то лучше. Теперь ешьте! Упрямство вам не поможет и не идет такой женщине, как вы.
О Боже, это хуже пытки! Джинни уже не помнила, когда ела в последний раз. Казалось, она вот-вот потеряет сознание от голода. Необходимо поесть, может, хоть тогда силы вернутся к ней. Нужно быть похитрее — ведь полковник в любую минуту сможет сделать все, что захочет!
— Не хмурьтесь так! Ешьте, пожалуйста! Уже почти полдень, и вы, конечно, проголодались! Я заказал омлет специально для вас! Видите, не так уж я жесток!
Джинни ощутила голодные судороги в желудке и побледнела так, что полковник, сочувственно вздохнув, налил ей кофе, сдобрив его сливками.
Джинни едва сдерживалась, чтобы не наброситься на еду.
Как легко сломить ее волю! Довести до голодного обморока — и она выложит все, что знает! Вздохнув, Джинни сдалась и начала есть. Верный обещанию, полковник не произнес ни слова, только молча подкладывал ей еду на тарелку.
Когда Джинни запротестовала, что не может больше съесть ни кусочка, полковник решил развлечь ее занимательными историями из парижской жизни, и, несмотря на недоверие к этому человеку, Джинни должна была признаться, что он прирожденный рассказчик. Он снова налил ей кофе и продолжал сыпать анекдотами, пока Джинни не залилась смехом.
«Что это со мной? — тревожно подумала она. — Я, кажется, схожу с ума. Этот человек осыпал меня угрозами и оскорблениями, едва не предложил стать его любовницей, а я сижу, как дурочка, смеюсь непристойным шуткам!»
Охваченная мгновенным подозрением, Джинни нахмурилась:
— Обычно я не настолько глупа! Может, вы подсыпали что-то в кофе? С вас все станется!
— Ах Джинни, Джинни! Неужели вы могли подумать такое! Нет-нет, это всего лишь «Кахуа», превосходный местный ликер. Я всегда пью его с кофе. Собственно, его и делают из кофе!
Против воли Джинни снова хихикнула:
— О, от вас можно ожидать всего, что угодно!
Опять собираетесь рассказывать анекдоты? Или собираетесь попытаться совратить меня? Предупреждаю, вам это не удастся.
— Неужели? Вы так не говорили, крошка, когда прошлой ночью прижались ко мне в постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52