Ее семейство действовало из лучших побуждений, но оно вмешивалось в самые неподходящие моменты. Лейла уткнулась в свою чашку, стараясь скрыть смущение.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, миледи. Чем могу вам помочь?
Дунстан зачесал назад свои густые темные волосы, связав их лентой, и был теперь в поношенном сюртуке темно-синего цвета, отделанном узкой серебряной полоской в тон серому жилету. Лейле понравилось, что он переоделся, хотя ее совершенно не волновал его внешний вид, будь он хоть в лохмотьях. Она видела человека, а не одежду, и дрожала под его голодным взглядом. Их физическое притяжение друг к другу накалило воздух в маленькой комнате лучше любого огня.
Эрмайон бросила неодобрительный взгляд на дочь и покачала головой — то ли от беспокойства, то ли от неизбежности того, чего не могла сказать Лейла.
— На самом деле мы приехали поговорить, чем мы можем помочь вам, — прощебетала она, ставя на стол свою чашку. Кожа у маркизы была чистой и гладкой, как у новорожденного младенца. Да и вид ее излучал саму невинность. — Присаживайтесь, дорогой, и выпейте с нами чаю. Вам известно, что Ниниан иногда разговаривает с призраками?
Лейла прикусила губу, чтобы не рассмеяться при виде того, как Дунстан вытаращил от удивления глаза и осторожно взгромоздился на стул, не осознавая еще, что ее мать разрядила напряженность между ними и уже сделала кое-какие выводы.
— А мой брат видит звезды, где их нет, — добавил он, подшучивая над пожилой леди и одновременно принимая из рук Лейлы чашку — У каждого из нас свои причуды.
— Оставим это без комментариев, — продолжила Эрмайон, — мы здесь, чтобы помочь. Мои дочери говорят, что ваше имя незаслуженно очернили, и мы должны это исправить.
На лице Дунстана было написано раздражение.
— Надеюсь, вы проделали столь долгий путь не ради этой дурацкой затеи, миледи. Я уже сказал вашей дочери, что меня совершенно не волнует, что думают обо мне другие люди.
Эрмайон окинула его оценивающим печальным взглядом.
— А вы не думаете о других, которых это тоже может затронуть? Вам бы хотелось, чтобы ваш сын рос с уверенностью, что не стоит обращать внимания на такую дурную славу? Чтобы вы никогда не навещали своих братьев или племянника из страха нанести им вред досужими разговорами? А ваша мать, ваша дорогая, святая мать! Как вы могли позволить ей так жестоко страдать из-за подозрений?
Лейла подумала, что Дунстан сейчас взорвется, если ее мать тотчас же не замолчит. Она почти физически чувствовала исходящий от него жар, готовый обжечь их в любое мгновение. Ощущения, испытываемые Лейлой, пугали и в то же время возбуждали ее.
— Мама, ты зашла слишком далеко.
— Миледи, я благодарен вам за заботу, — холодно произнес Дунстан. — Но этот вопрос так просто не решается, и не ваши это заботы. Я сожалею, что заставил кого-то думать иначе.
— О, не будьте так чертовски вежливы, Дунстан. — Устав и расстроившись от пустых разговоров, Лейла со стуком поставила на стол чашку и встала. — Вы однажды уже дали понять, что мнение других вас совершенно не волнует, так что простите, если нас тоже не волнует ваше мнение. Пойдем, мама. Пусть этот человек горит в созданном им же самим аду.
Дунстан встал, когда они поднялись, и Лейла знала, что он в бешенстве, точно так же, как в ту ночь, когда вторгся в ее спальню. Хорошо. Возможно, он попытается проделать это снова. На сей раз, она будет готова к встрече с ним.
Глава 14
— Общаешься с леди, не так ли?
Еще не придя в себя полностью после столкновения с Лейлой, Дунстан сдерживался из последних сил, чтобы не заехать кулаком в челюсть, которая слишком походила на его собственную. Адонис сидел, растянувшись на скамейке перед камином на кухне, словно у себя дома, и крутил металлическую головоломку своими ловкими пальцами.
— Я старался быть вежлив, — парировал Дунстан. Заметив, что на тарелке сына остались только крошки от сыра и хлеба, он отправился в кладовку за добавкой, несмотря на возражения Марты, так как скоро будет готов обед.
— Послушай, а они правы. — Очевидно, не испытывая ни малейшего угрызения совести и совершенно не скрывая, что подслушивал, Адонис вытянул вперед ноги в изношенных сапогах. — Ты вредишь своей семье, тем, что не пытаешься очистить имя от обвинений.
Дунстан предупреждающе посмотрел на него и кивнул в сторону сына.
— Всему свое время.
— Скажи своему отцу, почему ты убежал.
Адонис встал со скамьи и бросил на стол перед Гриффитом свою замысловатую проволочную головоломку, которая тотчас распалась на три кольца. Марта положила на стол ломоть свежего хлеба, с интересом посмотрела через плечо на Гриффита, затем вновь занялась стряпней.
— Как ты это сделал? — Мальчик взял в руки части головоломки и начал крутить их.
Стиснув зубы, потому что не хотел заводить этот разговор, Дунстан опустился на скамью рядом с сыном. Он взял кольца и помог сцепить их.
— Почему ты убежал? — спросил он Гриффита, повторяя вопрос гостя.
Тот неловко заерзал на скамье.
— Потому.
— В наказание, что расстроил свою мать, всю неделю будешь таскать в дом воду. — Дунстан прожевал кусок хлеба с сыром, обдумывая слова. — Она, наверное, места себе не находит. Нужно немедленно послать к ней посыльного, чтобы сообщить, где ты находишься.
— Я остаюсь? — Гриффит осторожно посмотрел на отца.
— Зависит от тебя. Напишешь извинения матери? — Дунстан настаивал, потому что знал: Бесси до безумия любит мальчика.
Гриффит поморщился и вновь принялся за головоломку.
— Я оставил ей записку. — В ответ на молчание отца он пожал плечами, но не поднял глаза, — Я извинюсь.
— В таком случае оставайся. Но воду все равно будешь носить всю неделю.
— Зачем нам столько воды? — возразил мальчик. — Нам придется мыться в ванне?
— Каждый вечер, если не скажешь мне, почему убежал.
Гриффит вздохнул, закатил глаза, повертел в руках головоломку и, наконец, пробормотал:
— Другие мальчишки смеялись надо мной.
— Все мальчики это делают. Тебе следовало ответить им тем же.
Внешне сохраняя спокойствие, Дунстан отрезал еще сыра, но внутри у него все содрогнулось. Дети бывают жестоки. Ему тоже досталось в юности, и его мучения прекратились, когда он перерос своих мучителей. Гриффит тоже выглядел старше своего возраста, хотя его противниками, вероятно, были не только мальчики из его школы.
— Мама говорила, чтобы я не обращал внимания. — Гриффит засунул в рот огромный кусок хлеба и сердито принялся жевать.
Адонис фыркнул из своего угла:
— Твоя мать, очевидно, не Малколм.
— Заткнись, или я стану называть тебя Малколм, — беззлобно отреагировал Дунстан. Он не спускал глаз с сына. — Я полагаю, ты не стыдишься своего рождения? Мать объяснила, почему мы не могли пожениться?
Гриффит нахмурился.
— Я не дурак. Сыновья графов не женятся на служанках. Мама говорит: я должен высоко держать голову и гордиться, что ты признаешь меня, в отличие от многих.
Но хорошие отцы забирают сыновей в свой дом и воспитывают их, подготавливая к лучшей жизни. Когда родился Гриффит, у Дунстана еще не было дома, куда бы он мог привести сына. А женившись на Силии, он стал свидетелем ее истерики, когда предложил забрать его к себе. В жизни не все так просто.
— Мы были слишком молоды, чтобы жениться, — поправил Дунстан мальчика, стараясь немного приукрасить суровую реальность. — Твоя мать — прекрасная женщина, иначе я никогда не оставил бы тебя с ней. Так из-за чего ты дерешься? Думаю, чтобы подраться с мальчишками твоего возраста, понадобится один или два хулигана. Ты же у меня сильный.
Задавая вопрос, он предвидел ответ. Это стало очевидно после разговора с Лейлой. Дунстан считал, что, если сын уедет из родной деревни, люди забудут о трагедии, связанной со смертью Силии, и жизнь пойдет своим чередом.
Теперь он понимал, что просто зализывал свои раны, вместо того чтобы думать о сыне.
— Они говорят, что ты убил свою жену, — пробормотал Гриффит. — А я назвал их грязными лгунами.
Дунстан знал: мальчик хотел услышать, что его отец не убийца. Ему очень хотелось заверить сына в его правоте. К своему позору, он этого сделать не мог. Он не верил, что способен на столь отвратительное преступление, но и не имел никаких доказательств тому, что не убивал Силию. Ведь существовало множество мелочей, говорящих, что он это сделать мог.
— Марта, ты не могла бы оставить нас на минуту?
— Я накрою на стол. Хватит есть один хлеб!
В тишине, которая наступила после ухода горничной, Дунстан обнял крепкой рукой худенькие плечи сына, впитывая в себя его тепло и энергию. Он не мог лгать, но также не мог травмировать мальчика.
— Если я не убил Силию, когда она завела себе любовника, ты думаешь, я стал бы убивать ее после того, как мы расстались и не жили вместе больше года?
Мальчик покачал своей лохматой головой.
— Я назвал их всех мерзкими лгунами, — упрямо повторил он, — но даже женщины шептались об этом, а я не могу закрыть всем рты.
— Малколмы абсолютно правы, — заметил Адонис со своей скамьи. — Ты должен восстанет вить свое честное имя, а не прятаться здесь. Ты сын графа. Пусть общество поработает на тебя, используй то, что тебе посылает судьба для всеобщего блага.
Дунстан враждебно посмотрел на родственника.
— Если бы у меня была хоть малейшая возможность доказать, кто убил Силию, неужели ты думаешь, я бы ее не использовал? — Из-за своего упрямства Дунстан не желал говорить Адонису, что экономил каждый заработанный им пенни, чтобы заплатить человеку за работу, которую он сам сделать не смог.
— Малколмы видят и слышат, как никто другой. Ты просил их о помощи? — спросил Адонис.
— Мы говорим о женщинах, которые могут общаться с деревьями и выпускают птиц в церквях, — возразил Дунстан.
— Согласен, не слишком приятно иметь дело с необъяснимым, — признался Адонис, крутя в руках еще одну проволочную головоломку, которую он извлек неизвестно откуда. — Силия жила в Лондоне. Малколмы живут в Лондоне. У них гораздо больше возможностей расследовать это дело, чем у тебя.
— Пусть занимаются своими делами и не лезут в мою жизнь. Мне нет места в их позолоченных комнатах. Я фермер.
— Ты сын графа, — вмешался Гриффит.
— Я сын графа, который чувствует себя намного уютнее со стадом овец, чем с клоунами в париках в Лондоне, — настаивал Дунстан. — По крайней мере, здесь я могу взять палку и прогнать овец с моего пути.
— В своих шерстяных париках лондонские господа ничем не отличаются от стада овец. Бери с собой крепкую палку и обращайся с ними соответственно, — посоветовал Адонис.
Дунстан сдержал улыбку, представив себе подобную картину.
— Не думаю, что Малколмам понравилось бы, как я тыкаю свою палку в леди.
Под громкий смех гостя в кухню вернулась Марта, явно не одобряя последнюю фразу своего хозяина.
— Сэр, не думаю, что о подобных вещах можно говорить при мальчике.
Мальчик же улыбался во весь рот. Почувствовав облегчение при виде развеселившегося сына, Дунстан поднялся и обнял кухарку за плечи.
— А вы что скажете, мадам? Сможет ли пастух постричь шерсть с лондонских овечек?
— Только если он научится танцевать, сэр, — ответила женщина с улыбкой. — Я слышала, что овцы в Лондоне больше всего любят танцевать.
Адонис оторвал от скамейки свое длинное тело и изобразил сложный поклон перед Мартой.
— Моя леди-пастушка, могу ли я немного поухаживать за вами?
Настроение сына вдохновило Дунстана присоединиться к всеобщему веселью. Он взял кухарку за руку, сделал изысканный поклон, обхватил ее широкую талию и закружил в танце.
Гриффит громко смеялся, а Адонис, в свою очередь, поймав взволнованную кухарку, повел ее по кухне, при этом напевая:
— В Лондон мы поедем, в Лондон мы поедем, хей-хо, как весело, в Лондон мы поедем!
Дунстан смеялся вместе с сыном, хотя знал, что должен возражать, что они не скоро поедут в Лондон, но у него не было сил спорить, так как челюсти свело от смеха. У него было такое чувство, будто грозовая туча временно поднялась с его плеч, и он не желал ускорять ее возвращение.
Он уже успел забыть, как приятно общаться с родными по духу братьями, потому что слишком долго жил в одиночестве.
Если б только ему удалось восстановить свое честное имя, он мог бы снова вернуться в семью.
Но, обещая Лейле помочь здесь, он не мог нарушить данное слово.
— Очень хорошо веселиться, танцевать и мечтать, но я не могу ехать в Лондон сейчас, — объяснял Дунстан Адонису на следующий день, наблюдая за приближающимся ливнем и за штормовым ветром, который срывал листья с живой изгороди у его порога. — В отличие от тебя у меня есть сын, о котором необходимо заботиться. Мне нужно время все уладить.
Адонис пожал плечами:
— Тогда не затягивай надолго, иначе жена твоего благородного брата с компанией своих светловолосых кузин начнет расследование сама.
— Я поговорю с леди Лейлой. — Дунстан с хмурым видом наблюдал, как над горизонтом собираются тучи. — Возможно, она сможет отозвать Ниниан и других, пока у меня не появится время поехать туда лично.
Поговорю с леди Лейлой. Как будто они спокойно могли обменяться разумными словами, не вызвав при этом маленькие вспышки гнева. Ее появление здесь вместе с матерью, в образе Лили и поведением Лейлы, оставило его в полной нерешительности. Он никак не мог согласиться с фактом, что леди могла быть столь же доступной, как деревенская девица в поле.
Адонис от души рассмеялся.
— Если ты думаешь, что твое строгое слово отзовет леди, то ты ничего не знаешь о Малколмах. До сих пор не могу понять, как им и Ивесам удавалось жить друг без друга все эти годы и вы уже не поубивали друг друга. Я желаю тебе удачи.
Адонис развернулся и зашагал прочь в темноту, не попрощавшись. Каблук на одном его сапоге шлепал при ходьбе, и Дунстан решил написать Дрого и попросить его сшить сапоги для их родственничка, хотя и не знал, каким образом они смогут передать ему сапоги. Адонис исчезал и вновь появлялся, когда ему взбредет в голову, но он был в долгу перед этим человеком. Он был должен этому человеку гораздо больше, чем пару сапог.
Дунстан обернулся и заметил Гриффита, который тихо стоял за его спиной и наблюдал за уходом Адониса.
— Знаешь, прежде всего, ты должен окончить школу, — сказал он сыну.
С зачесанными назад волосами и в старом сюртуке отца парень больше походил на мужчину, чем на ребенка, пока не скорчил гримасу.
— Я узнал все, чему они могли научить.
Мальчик узнал все, чему его могли научить в деревенской школе, потому что отец не отослал его получить лучшее образование. Еще один промах, подумал Дунстан, который теперь не легко исправить. У него не было средств, чтобы отослать сына назад в школу, но он знал, что безделье не пойдет мальчику на пользу. Возможно, если он уволит сыщика и поедет в Лондон, то сможет использовать эти деньги для обучения Гриффита. Но что с ним делать, пока он сам будет в Лондоне?
— Мы поговорим о школе попозже. — Решив, что у него еще есть время обдумать этот вопрос, Дунстан собрался наладить отношения с сыном теперь, когда Адонис уехал, оставив их наедине. — Пока ты можешь помогать мне в поле. Полагаю, твоя мать не воспитала из тебя белоручку.
Если Гриффит и хотел возразить, услышав о предстоящей ему работе, но не решился после отцовского намека на возможный недостаток в воспитании. Но имея небольшой опыт общения с подростками, Дунстан решил заинтересовать сына своим делом:
— Я пишу инструкцию по выращиванию турнепса. Она лежит на моем столе. Просмотри ее, думаю, тебе будет полезно ознакомиться с информацией, затем проверь на ошибки и, где необходимо, сделай разъяснения. Когда закончишь, я покажу, что нужно делать в поле.
Гриффит кивнул.
— Ты не отошлешь меня обратно?
— Ты мой сын, — заверил его Дунстан, понимая, что мальчик все еще чувствует себя неуверенно, — и я постараюсь научиться быть отцом. Многого от меня не жди. Своего собственного отца я видел в лучшем случае один раз в год, так что мне не с кого было брать пример.
Мальчик заметно расслабился, хотя в глазах все еще читалась осторожность.
Неужели и он сделал это со своим сыном, задал себе вопрос Дунстан. Изолировал его, как и себя, от всего общества? Если так, Лейла совершенно справедливо назвала его ограниченным человеком. От чего еще он отказался, погрузившись с головой в работу?
Вина за смерть Силии и ее любовника и так уже тяжелым бременем легла на его плечи. Если он повторит ошибки отца по отношению к Гриффиту, то место в аду ему гарантировано. Но, он понятия не имел, как исправить ситуацию.
Ему следовало научиться. С удовлетворением отметив, что занял сына делом на какое-то время, Дунстан вышел из дома. У него появилось безумное желание обсудить свои страхи о вновь обретенном отцовстве с Лейлой. Ему необходим был хороший совет. Но он не был математическим гением, как Дрого, или изобретателем, как их младший брат Юн, не умел разбираться в людях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, миледи. Чем могу вам помочь?
Дунстан зачесал назад свои густые темные волосы, связав их лентой, и был теперь в поношенном сюртуке темно-синего цвета, отделанном узкой серебряной полоской в тон серому жилету. Лейле понравилось, что он переоделся, хотя ее совершенно не волновал его внешний вид, будь он хоть в лохмотьях. Она видела человека, а не одежду, и дрожала под его голодным взглядом. Их физическое притяжение друг к другу накалило воздух в маленькой комнате лучше любого огня.
Эрмайон бросила неодобрительный взгляд на дочь и покачала головой — то ли от беспокойства, то ли от неизбежности того, чего не могла сказать Лейла.
— На самом деле мы приехали поговорить, чем мы можем помочь вам, — прощебетала она, ставя на стол свою чашку. Кожа у маркизы была чистой и гладкой, как у новорожденного младенца. Да и вид ее излучал саму невинность. — Присаживайтесь, дорогой, и выпейте с нами чаю. Вам известно, что Ниниан иногда разговаривает с призраками?
Лейла прикусила губу, чтобы не рассмеяться при виде того, как Дунстан вытаращил от удивления глаза и осторожно взгромоздился на стул, не осознавая еще, что ее мать разрядила напряженность между ними и уже сделала кое-какие выводы.
— А мой брат видит звезды, где их нет, — добавил он, подшучивая над пожилой леди и одновременно принимая из рук Лейлы чашку — У каждого из нас свои причуды.
— Оставим это без комментариев, — продолжила Эрмайон, — мы здесь, чтобы помочь. Мои дочери говорят, что ваше имя незаслуженно очернили, и мы должны это исправить.
На лице Дунстана было написано раздражение.
— Надеюсь, вы проделали столь долгий путь не ради этой дурацкой затеи, миледи. Я уже сказал вашей дочери, что меня совершенно не волнует, что думают обо мне другие люди.
Эрмайон окинула его оценивающим печальным взглядом.
— А вы не думаете о других, которых это тоже может затронуть? Вам бы хотелось, чтобы ваш сын рос с уверенностью, что не стоит обращать внимания на такую дурную славу? Чтобы вы никогда не навещали своих братьев или племянника из страха нанести им вред досужими разговорами? А ваша мать, ваша дорогая, святая мать! Как вы могли позволить ей так жестоко страдать из-за подозрений?
Лейла подумала, что Дунстан сейчас взорвется, если ее мать тотчас же не замолчит. Она почти физически чувствовала исходящий от него жар, готовый обжечь их в любое мгновение. Ощущения, испытываемые Лейлой, пугали и в то же время возбуждали ее.
— Мама, ты зашла слишком далеко.
— Миледи, я благодарен вам за заботу, — холодно произнес Дунстан. — Но этот вопрос так просто не решается, и не ваши это заботы. Я сожалею, что заставил кого-то думать иначе.
— О, не будьте так чертовски вежливы, Дунстан. — Устав и расстроившись от пустых разговоров, Лейла со стуком поставила на стол чашку и встала. — Вы однажды уже дали понять, что мнение других вас совершенно не волнует, так что простите, если нас тоже не волнует ваше мнение. Пойдем, мама. Пусть этот человек горит в созданном им же самим аду.
Дунстан встал, когда они поднялись, и Лейла знала, что он в бешенстве, точно так же, как в ту ночь, когда вторгся в ее спальню. Хорошо. Возможно, он попытается проделать это снова. На сей раз, она будет готова к встрече с ним.
Глава 14
— Общаешься с леди, не так ли?
Еще не придя в себя полностью после столкновения с Лейлой, Дунстан сдерживался из последних сил, чтобы не заехать кулаком в челюсть, которая слишком походила на его собственную. Адонис сидел, растянувшись на скамейке перед камином на кухне, словно у себя дома, и крутил металлическую головоломку своими ловкими пальцами.
— Я старался быть вежлив, — парировал Дунстан. Заметив, что на тарелке сына остались только крошки от сыра и хлеба, он отправился в кладовку за добавкой, несмотря на возражения Марты, так как скоро будет готов обед.
— Послушай, а они правы. — Очевидно, не испытывая ни малейшего угрызения совести и совершенно не скрывая, что подслушивал, Адонис вытянул вперед ноги в изношенных сапогах. — Ты вредишь своей семье, тем, что не пытаешься очистить имя от обвинений.
Дунстан предупреждающе посмотрел на него и кивнул в сторону сына.
— Всему свое время.
— Скажи своему отцу, почему ты убежал.
Адонис встал со скамьи и бросил на стол перед Гриффитом свою замысловатую проволочную головоломку, которая тотчас распалась на три кольца. Марта положила на стол ломоть свежего хлеба, с интересом посмотрела через плечо на Гриффита, затем вновь занялась стряпней.
— Как ты это сделал? — Мальчик взял в руки части головоломки и начал крутить их.
Стиснув зубы, потому что не хотел заводить этот разговор, Дунстан опустился на скамью рядом с сыном. Он взял кольца и помог сцепить их.
— Почему ты убежал? — спросил он Гриффита, повторяя вопрос гостя.
Тот неловко заерзал на скамье.
— Потому.
— В наказание, что расстроил свою мать, всю неделю будешь таскать в дом воду. — Дунстан прожевал кусок хлеба с сыром, обдумывая слова. — Она, наверное, места себе не находит. Нужно немедленно послать к ней посыльного, чтобы сообщить, где ты находишься.
— Я остаюсь? — Гриффит осторожно посмотрел на отца.
— Зависит от тебя. Напишешь извинения матери? — Дунстан настаивал, потому что знал: Бесси до безумия любит мальчика.
Гриффит поморщился и вновь принялся за головоломку.
— Я оставил ей записку. — В ответ на молчание отца он пожал плечами, но не поднял глаза, — Я извинюсь.
— В таком случае оставайся. Но воду все равно будешь носить всю неделю.
— Зачем нам столько воды? — возразил мальчик. — Нам придется мыться в ванне?
— Каждый вечер, если не скажешь мне, почему убежал.
Гриффит вздохнул, закатил глаза, повертел в руках головоломку и, наконец, пробормотал:
— Другие мальчишки смеялись надо мной.
— Все мальчики это делают. Тебе следовало ответить им тем же.
Внешне сохраняя спокойствие, Дунстан отрезал еще сыра, но внутри у него все содрогнулось. Дети бывают жестоки. Ему тоже досталось в юности, и его мучения прекратились, когда он перерос своих мучителей. Гриффит тоже выглядел старше своего возраста, хотя его противниками, вероятно, были не только мальчики из его школы.
— Мама говорила, чтобы я не обращал внимания. — Гриффит засунул в рот огромный кусок хлеба и сердито принялся жевать.
Адонис фыркнул из своего угла:
— Твоя мать, очевидно, не Малколм.
— Заткнись, или я стану называть тебя Малколм, — беззлобно отреагировал Дунстан. Он не спускал глаз с сына. — Я полагаю, ты не стыдишься своего рождения? Мать объяснила, почему мы не могли пожениться?
Гриффит нахмурился.
— Я не дурак. Сыновья графов не женятся на служанках. Мама говорит: я должен высоко держать голову и гордиться, что ты признаешь меня, в отличие от многих.
Но хорошие отцы забирают сыновей в свой дом и воспитывают их, подготавливая к лучшей жизни. Когда родился Гриффит, у Дунстана еще не было дома, куда бы он мог привести сына. А женившись на Силии, он стал свидетелем ее истерики, когда предложил забрать его к себе. В жизни не все так просто.
— Мы были слишком молоды, чтобы жениться, — поправил Дунстан мальчика, стараясь немного приукрасить суровую реальность. — Твоя мать — прекрасная женщина, иначе я никогда не оставил бы тебя с ней. Так из-за чего ты дерешься? Думаю, чтобы подраться с мальчишками твоего возраста, понадобится один или два хулигана. Ты же у меня сильный.
Задавая вопрос, он предвидел ответ. Это стало очевидно после разговора с Лейлой. Дунстан считал, что, если сын уедет из родной деревни, люди забудут о трагедии, связанной со смертью Силии, и жизнь пойдет своим чередом.
Теперь он понимал, что просто зализывал свои раны, вместо того чтобы думать о сыне.
— Они говорят, что ты убил свою жену, — пробормотал Гриффит. — А я назвал их грязными лгунами.
Дунстан знал: мальчик хотел услышать, что его отец не убийца. Ему очень хотелось заверить сына в его правоте. К своему позору, он этого сделать не мог. Он не верил, что способен на столь отвратительное преступление, но и не имел никаких доказательств тому, что не убивал Силию. Ведь существовало множество мелочей, говорящих, что он это сделать мог.
— Марта, ты не могла бы оставить нас на минуту?
— Я накрою на стол. Хватит есть один хлеб!
В тишине, которая наступила после ухода горничной, Дунстан обнял крепкой рукой худенькие плечи сына, впитывая в себя его тепло и энергию. Он не мог лгать, но также не мог травмировать мальчика.
— Если я не убил Силию, когда она завела себе любовника, ты думаешь, я стал бы убивать ее после того, как мы расстались и не жили вместе больше года?
Мальчик покачал своей лохматой головой.
— Я назвал их всех мерзкими лгунами, — упрямо повторил он, — но даже женщины шептались об этом, а я не могу закрыть всем рты.
— Малколмы абсолютно правы, — заметил Адонис со своей скамьи. — Ты должен восстанет вить свое честное имя, а не прятаться здесь. Ты сын графа. Пусть общество поработает на тебя, используй то, что тебе посылает судьба для всеобщего блага.
Дунстан враждебно посмотрел на родственника.
— Если бы у меня была хоть малейшая возможность доказать, кто убил Силию, неужели ты думаешь, я бы ее не использовал? — Из-за своего упрямства Дунстан не желал говорить Адонису, что экономил каждый заработанный им пенни, чтобы заплатить человеку за работу, которую он сам сделать не смог.
— Малколмы видят и слышат, как никто другой. Ты просил их о помощи? — спросил Адонис.
— Мы говорим о женщинах, которые могут общаться с деревьями и выпускают птиц в церквях, — возразил Дунстан.
— Согласен, не слишком приятно иметь дело с необъяснимым, — признался Адонис, крутя в руках еще одну проволочную головоломку, которую он извлек неизвестно откуда. — Силия жила в Лондоне. Малколмы живут в Лондоне. У них гораздо больше возможностей расследовать это дело, чем у тебя.
— Пусть занимаются своими делами и не лезут в мою жизнь. Мне нет места в их позолоченных комнатах. Я фермер.
— Ты сын графа, — вмешался Гриффит.
— Я сын графа, который чувствует себя намного уютнее со стадом овец, чем с клоунами в париках в Лондоне, — настаивал Дунстан. — По крайней мере, здесь я могу взять палку и прогнать овец с моего пути.
— В своих шерстяных париках лондонские господа ничем не отличаются от стада овец. Бери с собой крепкую палку и обращайся с ними соответственно, — посоветовал Адонис.
Дунстан сдержал улыбку, представив себе подобную картину.
— Не думаю, что Малколмам понравилось бы, как я тыкаю свою палку в леди.
Под громкий смех гостя в кухню вернулась Марта, явно не одобряя последнюю фразу своего хозяина.
— Сэр, не думаю, что о подобных вещах можно говорить при мальчике.
Мальчик же улыбался во весь рот. Почувствовав облегчение при виде развеселившегося сына, Дунстан поднялся и обнял кухарку за плечи.
— А вы что скажете, мадам? Сможет ли пастух постричь шерсть с лондонских овечек?
— Только если он научится танцевать, сэр, — ответила женщина с улыбкой. — Я слышала, что овцы в Лондоне больше всего любят танцевать.
Адонис оторвал от скамейки свое длинное тело и изобразил сложный поклон перед Мартой.
— Моя леди-пастушка, могу ли я немного поухаживать за вами?
Настроение сына вдохновило Дунстана присоединиться к всеобщему веселью. Он взял кухарку за руку, сделал изысканный поклон, обхватил ее широкую талию и закружил в танце.
Гриффит громко смеялся, а Адонис, в свою очередь, поймав взволнованную кухарку, повел ее по кухне, при этом напевая:
— В Лондон мы поедем, в Лондон мы поедем, хей-хо, как весело, в Лондон мы поедем!
Дунстан смеялся вместе с сыном, хотя знал, что должен возражать, что они не скоро поедут в Лондон, но у него не было сил спорить, так как челюсти свело от смеха. У него было такое чувство, будто грозовая туча временно поднялась с его плеч, и он не желал ускорять ее возвращение.
Он уже успел забыть, как приятно общаться с родными по духу братьями, потому что слишком долго жил в одиночестве.
Если б только ему удалось восстановить свое честное имя, он мог бы снова вернуться в семью.
Но, обещая Лейле помочь здесь, он не мог нарушить данное слово.
— Очень хорошо веселиться, танцевать и мечтать, но я не могу ехать в Лондон сейчас, — объяснял Дунстан Адонису на следующий день, наблюдая за приближающимся ливнем и за штормовым ветром, который срывал листья с живой изгороди у его порога. — В отличие от тебя у меня есть сын, о котором необходимо заботиться. Мне нужно время все уладить.
Адонис пожал плечами:
— Тогда не затягивай надолго, иначе жена твоего благородного брата с компанией своих светловолосых кузин начнет расследование сама.
— Я поговорю с леди Лейлой. — Дунстан с хмурым видом наблюдал, как над горизонтом собираются тучи. — Возможно, она сможет отозвать Ниниан и других, пока у меня не появится время поехать туда лично.
Поговорю с леди Лейлой. Как будто они спокойно могли обменяться разумными словами, не вызвав при этом маленькие вспышки гнева. Ее появление здесь вместе с матерью, в образе Лили и поведением Лейлы, оставило его в полной нерешительности. Он никак не мог согласиться с фактом, что леди могла быть столь же доступной, как деревенская девица в поле.
Адонис от души рассмеялся.
— Если ты думаешь, что твое строгое слово отзовет леди, то ты ничего не знаешь о Малколмах. До сих пор не могу понять, как им и Ивесам удавалось жить друг без друга все эти годы и вы уже не поубивали друг друга. Я желаю тебе удачи.
Адонис развернулся и зашагал прочь в темноту, не попрощавшись. Каблук на одном его сапоге шлепал при ходьбе, и Дунстан решил написать Дрого и попросить его сшить сапоги для их родственничка, хотя и не знал, каким образом они смогут передать ему сапоги. Адонис исчезал и вновь появлялся, когда ему взбредет в голову, но он был в долгу перед этим человеком. Он был должен этому человеку гораздо больше, чем пару сапог.
Дунстан обернулся и заметил Гриффита, который тихо стоял за его спиной и наблюдал за уходом Адониса.
— Знаешь, прежде всего, ты должен окончить школу, — сказал он сыну.
С зачесанными назад волосами и в старом сюртуке отца парень больше походил на мужчину, чем на ребенка, пока не скорчил гримасу.
— Я узнал все, чему они могли научить.
Мальчик узнал все, чему его могли научить в деревенской школе, потому что отец не отослал его получить лучшее образование. Еще один промах, подумал Дунстан, который теперь не легко исправить. У него не было средств, чтобы отослать сына назад в школу, но он знал, что безделье не пойдет мальчику на пользу. Возможно, если он уволит сыщика и поедет в Лондон, то сможет использовать эти деньги для обучения Гриффита. Но что с ним делать, пока он сам будет в Лондоне?
— Мы поговорим о школе попозже. — Решив, что у него еще есть время обдумать этот вопрос, Дунстан собрался наладить отношения с сыном теперь, когда Адонис уехал, оставив их наедине. — Пока ты можешь помогать мне в поле. Полагаю, твоя мать не воспитала из тебя белоручку.
Если Гриффит и хотел возразить, услышав о предстоящей ему работе, но не решился после отцовского намека на возможный недостаток в воспитании. Но имея небольшой опыт общения с подростками, Дунстан решил заинтересовать сына своим делом:
— Я пишу инструкцию по выращиванию турнепса. Она лежит на моем столе. Просмотри ее, думаю, тебе будет полезно ознакомиться с информацией, затем проверь на ошибки и, где необходимо, сделай разъяснения. Когда закончишь, я покажу, что нужно делать в поле.
Гриффит кивнул.
— Ты не отошлешь меня обратно?
— Ты мой сын, — заверил его Дунстан, понимая, что мальчик все еще чувствует себя неуверенно, — и я постараюсь научиться быть отцом. Многого от меня не жди. Своего собственного отца я видел в лучшем случае один раз в год, так что мне не с кого было брать пример.
Мальчик заметно расслабился, хотя в глазах все еще читалась осторожность.
Неужели и он сделал это со своим сыном, задал себе вопрос Дунстан. Изолировал его, как и себя, от всего общества? Если так, Лейла совершенно справедливо назвала его ограниченным человеком. От чего еще он отказался, погрузившись с головой в работу?
Вина за смерть Силии и ее любовника и так уже тяжелым бременем легла на его плечи. Если он повторит ошибки отца по отношению к Гриффиту, то место в аду ему гарантировано. Но, он понятия не имел, как исправить ситуацию.
Ему следовало научиться. С удовлетворением отметив, что занял сына делом на какое-то время, Дунстан вышел из дома. У него появилось безумное желание обсудить свои страхи о вновь обретенном отцовстве с Лейлой. Ему необходим был хороший совет. Но он не был математическим гением, как Дрого, или изобретателем, как их младший брат Юн, не умел разбираться в людях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34