Ирвин беспомощно потыкался, следуя за нею в вихре веселой музыки.
В центре зала Блэйн кружил Алису, отпуская ее изящные руки только затем, чтобы хлопать в такт ритму, отбиваемому барабанами.
Фордайс тоже колотил по столу своими короткими толстыми руками, как веселящийся ребенок. Опасаясь, что его отвлечет этот водоворот цвета и музыки, Гарет схватил бутыль и направил струю вина в кубок Фордайса. Вино перелилось через край.
Внезапно на лестнице появилась Ровена. Темно-красный бархат ее платья с высокой талией был собран под грудью и закреплен золотой цепочкой. Волосы спадали вокруг лица мягкими пшеничными волнами, схваченные сзади филигранной брошью. В противоположность тонким оттенкам лимонного и голубого цветов, преобладавших среди танцующих, Ровена сияла подобно рубину, освещенному огнем изнутри.
Гарет вскочил, сдерживая проклятия. Это чертово вино нашло трещину в столе и капало ему на колени. Он потер пятно на рейтузах. Ровена была нежелательной помехой, если он и вправду рассчитывал вытянуть истину из ее не в меру разговорившегося отца.
— Ровена, мой ангел! — Фордайс кинулся было вперед, но его болевшие после вчерашнего суставы напомнили ему, что в ее последнем приветствии было больше ярости, нежели теплоты. Гарет воспользовался его заминкой, усадив опять в кресло.
— Папа!
Взгляды всех обратились к очаровательной фаворитке темного лорда, бросившейся с лестницы прямо к столу, волоча за собой длинные рукава, извивавшиеся у ног танцующих, подобно бархатным змеям. Она грациозно обошла Гарета и уселась на колени своему отцу.
Линдсей Фордайс поначалу съежился, но, когда она начала осыпать его нежнейшими поцелуями, он понял, что ему не угрожает новое нападение, и придал ее к своей груди. По его щекам в сетке красных вен струились пьяные слезы. Гарет понял, что, несмотря на многие недостатки Линдсея Фордайса, часть его души истинно любила единственную дочь. Руки Гарета сжались в кулаки. Он не мог не чувствовать себя преданным при виде этой пары. Они прижались друг к другу щека к щеке, их светлые волосы слились в одно золотистое облако. Гарет готов был увидеть за их спинами призрак Илэйн, насмехающийся над его надменной уверенностью, что он может разрушить узы этого колдовского круга.
Толпа аплодисментами приветствовала трогательное зрелище. Мортимер отметил это единение премилой балладой. Когда глаза менестреля встретились с глазами Гарета, между ними возникло какое-то загадочное взаимопонимание. Светлая голова Мортимера, незаметно для других, наклонилась в согласии.
Блэйн появился позади Гарета, как вредный, проказливый мальчишка.
— Не каждый день наши пресытившиеся души являются свидетелями таких нежных родственных чувств. Трогательно, не правда ли?
— Поразительно, — ответил Гарет.
— Дорогой, дорогой папа, — ворковала Ровена. — Я молюсь, чтобы ты простил меня за мою выходку. Я была расстроена и буквально вне себя. — Она разгладила его тунику и достала из своего лифа кусочек кремового шелка, чтобы вытереть его слезы. — Подумав о своих действиях, я ужаснулась их несправедливости. Я — твое дитя. Не мне судить тебя. Скажи, что ты простишь меня. Я умру, если ты этого не сделаешь.
Фордайс счастливо икнул и похлопал ее по спине.
— Ну, ну, девочка, ты знаешь, что я никогда не мог долго сердиться на тебя. Мы вместе, и с нами — бутылка вина. — Он нахмурился, озадаченный, обнаружив, что бутыль почти пуста. Потом вытер лоб куском материи, который Ровена дала ему. — Самое главное, дитя мое, твой добрый рыцарь предложил мне поддержку и свое общество на этом пасхальном празднике.
Фордайс улыбнулся Гарету. Не обращая внимания на хмурый вид Гарета, Ровена обхватила рукой шею отца.
— Будь осторожен, папа. Его поддержка — это роза с ядовитыми шипами, которой следует остерегаться больше, чем враждебности других людей.
Фордайс взмахнул подобием платка в сторону Гарета.
— Я всегда любил этого парня. Учил его, как кидать кости в игре. Да.
— Мне следовало бы знать об этом раньше, — мягко сказала Ровена.
Гарет нахмурился. Его взгляд не отрывался от кусочка шелка, которым Фордайс махал перед его носом. Он молча потянулся за ним. И в тот же самый момент блестящий шелк привлек внимание и Фордайса. Он пригляделся к нему, разглаживая благоговейными пальцами.С кривой улыбкой Фордайс уронил кусочек ткани на голову Ровены.
— Смотри: этот чепчик выглядит так же чудесно на твоих маленьких локонах теперь, как и в тот день, когда Данла сшила его для тебя. — Прежде чем Гарет успел остановить его, он поднял к ее лицу свой кубок, чтобы она посмотрелась в него, как в зеркало.
Гарет наблюдал через ее плечо, как взгляд Ровены медленно обратился к своему отражению. Она недоуменно дотронулась пальцем до полированного серебра. Светлые волосы. Голубые глаза, припухшие от плача. Смешной кусочек ткани на голове. Кубок отразил все с щемящей ясностью, сведя ее лицом к лицу с дочерью Илэйн де Креси. Гарет задержал дыхание, ожидая, что она выплеснет содержимое кубка ему в лицо.
Ровена подавила истерический смех, глядя на свое отражение.
— О боже. По крайней мере, он не закопал меня в саду.
Гарету хотелось немедленно взять ее на руки, но он знал, что не смеет оставлять Фордайса идти одного дальше по темным тропинкам его пробудившейся наконец памяти. Такая возможность может не представиться вновь. Если он сможет очистить имя де Креси, чтобы иметь право дать его Ровене как своей жене, у него впереди будет еще много лет, чтобы выпросить у нее прощение за свое молчание о том, что он знал.
Блэйн в нетерпении затопал ногами, услышав, как пальцы Мортимера понеслись по струнам в бесшабашном ритме.
— Пойдемте, миледи. Если ваш отец не возражает мы отпразднуем это воссоединение танцем.
Гарет схватил Ровену и буквально сунул ее в руки Блэйна. Она была мягкая и безвольная, как тряпичная кукла.
— Ее отец и я еще не закончили наши дела. Забирай ее.
Блэйн злорадно усмехнулся:
— С радостью.
Когда Блэйн увлекал Ровену в танце, на ее лице сияла улыбка. Гарет опустился в кресло, поглаживая бороду и раздумывая о том, чего же ожидать от нее теперь.
Линдсей Фордайс рассеянно похлопывал себя по коленям, как бы удивленный тем, что Ровена больше не сидит на них. Его взгляд следовал за Ровеной, жадно отыскивая ее среди танцующих. Гарет наблюдал за лицом этого человека с чувством, похожим на жалость.
В танце Ровены ощущалась примитивная грация, дразнящий намек на существо с торфяников, кем она и была. Кулаки Гарета сжались, когда Блэйн прижал свои губы к ее шее. Его напряжение не исчезло и после скромного взгляда, который Ровена обратила к Блэйну, когда они снова сошлись лицом к лицу в танце.
Фордайс дрожащей рукой поднял полный кубок к губам.
— Она напоминает мне ее мать.
Гарет затаил дыхание, не смея двинуться. Сначала он даже подумал, что эта вероломная мысль слетела невзначай с его собственных губ. Фордайс задумчиво кивал в такт музыке.
— Все еще напоминает? — спросил Гарет с притворным безразличием. О том, чего ему это стоило, можно было судить по подергиванию щеки.
Ровена и Блэйн шли сквозь толпу танцующих рука об руку, продвигаясь по направлению к арке лестницы.
— Моя Алтея никогда не наказывала Ровену. Ее адская деликатность не позволяла мне любить ее так, как я мог бы.
— Алтея? — глупо повторил Гарет, видя, как его планы рушатся на глазах.
Блэйн уводил Ровену в тень под лестницей. Они, кажется, спорили. Ровена взглянула в их сторону с мольбой в глазах.
Фордайс бессвязно продолжал:
— Да, моя дорогая жена была очень болезненной с самого начала. Это требовало от меня жертв. Я ограждал ее от сквозняков и всегда советовал ей стирать только при ярком солнце. Я давал ей несколько месяцев передышки между сыновьями и искал в это время у других удовлетворения тех потребностей, на которые обречен мужчина.
Гарету становилось тошно от всего этого.
— Ну, а Ровена не болела ни одного дня в своей жизни. Она могла бы выдержать внимание самого похотливого рыцаря. — Он, хитро подмигнув, толкнул Гарета локтем.
Ровена забросила свои изящные руки за шею Блэйна и притянула его к себе для поцелуя. Гарет встал, оттолкнув кресло с такой силой, что оно едва не перевернулось.
Увидев, куда Гарет направился, Мортимер резко прервал мелодию, которую наигрывал. Барабаны замолкли. Танцующие заспотыкались, вынужденные внезапно остановиться.
Менестрель склонил голову. На гладких волосах сверкали блики. С особой утонченностью и грацией его длинные пальцы нежно перебирали натянутые струны, извлекая из них первые томительные звуки баллады, которую все слышали до этого лишь однажды.
Гарет замер на месте. Отбросив назад свои длинные волосы, Мортимер возвысил голос до сладкого тенора, звучащего той невинностью, которую он утратил, будучи еще мальчишкой, в руках самого доверенного рыцаря его отца:
Илэйн наша прекрасная
Заколота напрасно…
Даже пламя, танцующее в очаге, казалось, замерло при звуках этой мелодии. Тени, метавшиеся по стенам, казалось, вдруг подвинулись ближе и стали тенями прошлого. Сердца слушавших сжались. Все глаза обратились к высокому, темному мужчине, стоявшему среди них.
Ее рукой нетвердой
Убийца выдан гордый…
Гарет услышал металлический стук позади себя. Вокруг его ног, как кровь, разлилось вино. Он повернулся.
Лицо Линдсея Фордайса стало смертельно бледным, когда ложь, которую он рассказывал так часто и так правдиво, что сам поверил в нее, зазвучала здесь в этом зале. Его горло мучительно двигалось, но из него исходил лишь бессмысленный стон.
Неистовая песня победы пробудилась в крови Гарета. Он встретил пораженный взгляд Ровены на другом конце зала и на короткий момент ощутил раскаяние. Но даже это не могло ослабить того взрыва восторженной радости, который чуть не ослепил его.
Он отвернулся от Линдсея Фордайса. Будет еще время для выяснения истины между ними. Он спрятал улыбку под презрительной гримасой и положил руку на рукоять меча. Ему придется выступить еще один, последний раз в роли Темного Лорда Карлеонского. А завтра им всем придется искать нового актера для сочиняемых ими мелких драм.
С рычанием, которое посеяло бы ужас в храбрейших мужчинах, он прошел сквозь толпу, холодно сдвигая людей со своего пути. Мортимер продолжал пение, как будто не подозревая, что над его головой готова нависнуть грозовая туча. Темноволосый оруженосец бросился загородить Мортимера, но Гарет легко отодвинул его, как досадную мелкую помеху.
Его рука сжала струны лютни. Последняя диссонирующая нота задрожала в воздухе, и песня менестреля стихла, оставив тишину настолько глубокую, что тяжелое дыхание Гарета было слышно всем в зале. Гарет выхватил лютню. Он поднял ее над головой, как будто хотел разбить, но, увидев, как незаметно для всех поморщился Мортимер, швырнул ее оруженосцу, стоявшему за ним. Его кулак схватил Мортимера за тунику, толкнув его назад, пока тот не оказался прижатым к стене.
— Идиот! Ты не внял моему предупреждению, когда я последний раз слышал эту непристойность от тебя?
— Это хорошая мелодия, милорд. Я просто забыл вашу просьбу, — проскрипел менестрель.
— Я предупреждал тебя, что ты расстанешься с жизнью, если она когда-нибудь вновь раздастся из твоих уст.
— Люди, сэр, они жаждут новых мелодий. Мой долг — удовлетворять их желания.
Толпа вздохнула и отступила на шаг, когда Гарет бросил Мортимера и повернулся. Он слегка вытащил свой меч из ножен.
— Кто-нибудь желает послушать эту песню? Широкое лезвие мерцало в свете факелов. Никто не смел даже почесаться. Гарет повернулся к Мортимеру, увидев, как тот тихо пробирается на четвереньках к двери.
Он пнул его в зад.
— Убирайся, мошенник, и не пой в моем присутствии сегодня. Любая нота, услышанная от тебя, будет последней.
Гарет подавил безумное желание расхохотаться, увидев, как Мортимер, опустив голову между ног, подмигнул ему. Шелковый кошелек менестреля, раздувшийся от золота Гарета, был его вознаграждением за это представление.
Гарет вложил меч в ножны и отряхнул руки, как будто прикосновение к дрожавшей плоти Мортимера испачкало их.
Перед ним волшебным образом расступалась толпа, когда он шел обратно к столу. Впервые косые взгляды интереса, смешанного с осуждением, не злили, а развлекали его. Скоро он освободится от этих взглядов навсегда, предоставив им всем сокрушаться по поводу их столь длительного заблуждения. Может быть, Мортимер даже сочинит прекрасную балладу обо всем этом. Гарет бессознательно улыбался.
Но улыбка сошла с его лица, когда путь к столу полностью освободился. За столом никого не было. Детский чепчик лежал смятый среди камыша, которым был устелен пол. Линдсей Фордайс исчез.
21
Затащить отца было так же трудно, как раненую лошадь. Его приземистое тело было как будто без костей. От Ровены потребовались все ее силы, чтобы вытащить его из кресла и заставить понять, что они должны бежать немедленно, пока Гарет отвлекся.
Раньше она думала, что сможет бросить своего отца на милость Гарета, не чувствуя угрызений совести. Но когда его руки обняли ее с таким чувством, она поняла, что, несмотря на все его пороки, он был ее отцом. Теперь она не могла вынести мысли, что ему несдобровать, так же, как не могла оставить его, зная, что опасность исходит от человека, которого она любит.
Сначала Ровена хотела отвлечь Гарета, возбудив ревность и направив его гнев на себя. Но ее план не удался. Когда Мортимер начал петь эту проклятую балладу, мысли Гарета вновь обратились к прошлому вместо будущего, которого им, может быть, никогда не удастся разделить.
С огромным трудом поддерживая Фордайса, она вывела его через двор замка к конюшням. Дверь в конюшню была широко раскрыта, впуская внутрь теплый весенний ветер. Большой Фредди и Маленький Фредди оторвались от игры в кости и с удивлением увидели ввалившегося к ним отца, поддерживаемого Ровеной. Она покачнулась. Большой Фредди подхватил ее. Ровена уткнулась в его тунику, вдыхая знакомый, домашний запах его пота, который был для нее слаще, чем любые духи.
Она схватилась за тунику Большого Фредди.
— Лошадь. Нам нужна лошадь. Нет времени объяснять, но отцу нужна лошадь.
Большой Фредди почесал голову.
— Он пришел сюда без лошади.
Ровена трясла его, пытаясь справиться со своей истерикой.
— Неважно, что он пришел без лошади. Мне нужна лошадь сейчас же.
Маленький Фредди схватил ее за локоть:
— Гарет?
Она безмолвно кивнула и благословила его ум, когда он побежал от стойла к стойлу, открывая двери.
— Здесь нет жеребца, которого бы не догнал Фолио, — объявил он наконец.
Ровена думала лишь мгновение.
— Тогда дай мне Фолио.
Большой Фредди побледнел.
— Я не могу отдать лошадь моего господина.
— Ты предпочитаешь увидеть, как на твоих глазах убьют твоего отца? — спросила она.
Лицо Маленького Фредди посуровело.
— Я знаю, что он не подарок. Но он — наш отец. Я не могу допустить, чтобы Гарет хладнокровно убил его. Это будет смерть и для меня, — сказала Ровена.
Маленький Фредди открыл последнюю дверь. Мощные белые ноги коня переступали по сену. Другие лошади нервно заржали в своих стойлах. Бросив отчаянный взгляд на них двоих, Большой Фредди снял с колышка уздечку, украшенную изумрудами и ониксом, надел ее на Фолио.
Маленький Фредди положил седло на спину лошади.
— Боюсь, что Гарету не придется убивать отца. Фолио сбросит и затопчет его, прежде чем он спустится с моста. Этот жеребец признает только своего хозяина.
Ровена решительно сжала зубы.
— Он знает меня.
Рука Маленького Фредди замерла на седле.
— Ты поедешь с ним?
— Только до того места, где он будет в безопасности. После этого я вернусь и приведу назад Фолио.
— Вернешься к нему? К кипящему маслу? К виселице?
Ровена опустила глаза.
— Я не должна бояться Гарета. Я должна верить, что он не тронет меня.
— Я молюсь, чтобы твоя вера не обманула тебя.
— Я тоже. — Ровена твердой рукой взялась за уздечку.
Братья усадили стонущего Фордайса на Фолио позади нее.
Маленький Фредди держал ее за щиколотку.
— Я задержу Гарета насколько смогу.
Затем он убрал руку. Не дожидаясь команды Ровены, жеребец рванулся вперед. Фордайс с отчаянной силой держался за ее талию.
Жеребец понесся по мосту через озеро к лугам.
С каждым ударом копыт Ровена ожидала, что соскользнет под живот лошади и неминуемо окажется под копытами. Когда Фолио стал вязнуть в мягком торфе на вершине холма и встал на дыбы, Ровена завизжала, почувствовав, что лошадь ускользает из-под них. Оба седока скатились по крутому склону, сцепившись в один клубок.
Она лежала на спине, глядя вверх на звезды, рассыпанные по темной синеве неба. И вспомнила ночь из далекого прошлого, когда она лежала в колыбели ее любимого торфяника под пологом такого же неба, в блаженном неведении о смертоносных чарах рыцарей и прочем зле мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
В центре зала Блэйн кружил Алису, отпуская ее изящные руки только затем, чтобы хлопать в такт ритму, отбиваемому барабанами.
Фордайс тоже колотил по столу своими короткими толстыми руками, как веселящийся ребенок. Опасаясь, что его отвлечет этот водоворот цвета и музыки, Гарет схватил бутыль и направил струю вина в кубок Фордайса. Вино перелилось через край.
Внезапно на лестнице появилась Ровена. Темно-красный бархат ее платья с высокой талией был собран под грудью и закреплен золотой цепочкой. Волосы спадали вокруг лица мягкими пшеничными волнами, схваченные сзади филигранной брошью. В противоположность тонким оттенкам лимонного и голубого цветов, преобладавших среди танцующих, Ровена сияла подобно рубину, освещенному огнем изнутри.
Гарет вскочил, сдерживая проклятия. Это чертово вино нашло трещину в столе и капало ему на колени. Он потер пятно на рейтузах. Ровена была нежелательной помехой, если он и вправду рассчитывал вытянуть истину из ее не в меру разговорившегося отца.
— Ровена, мой ангел! — Фордайс кинулся было вперед, но его болевшие после вчерашнего суставы напомнили ему, что в ее последнем приветствии было больше ярости, нежели теплоты. Гарет воспользовался его заминкой, усадив опять в кресло.
— Папа!
Взгляды всех обратились к очаровательной фаворитке темного лорда, бросившейся с лестницы прямо к столу, волоча за собой длинные рукава, извивавшиеся у ног танцующих, подобно бархатным змеям. Она грациозно обошла Гарета и уселась на колени своему отцу.
Линдсей Фордайс поначалу съежился, но, когда она начала осыпать его нежнейшими поцелуями, он понял, что ему не угрожает новое нападение, и придал ее к своей груди. По его щекам в сетке красных вен струились пьяные слезы. Гарет понял, что, несмотря на многие недостатки Линдсея Фордайса, часть его души истинно любила единственную дочь. Руки Гарета сжались в кулаки. Он не мог не чувствовать себя преданным при виде этой пары. Они прижались друг к другу щека к щеке, их светлые волосы слились в одно золотистое облако. Гарет готов был увидеть за их спинами призрак Илэйн, насмехающийся над его надменной уверенностью, что он может разрушить узы этого колдовского круга.
Толпа аплодисментами приветствовала трогательное зрелище. Мортимер отметил это единение премилой балладой. Когда глаза менестреля встретились с глазами Гарета, между ними возникло какое-то загадочное взаимопонимание. Светлая голова Мортимера, незаметно для других, наклонилась в согласии.
Блэйн появился позади Гарета, как вредный, проказливый мальчишка.
— Не каждый день наши пресытившиеся души являются свидетелями таких нежных родственных чувств. Трогательно, не правда ли?
— Поразительно, — ответил Гарет.
— Дорогой, дорогой папа, — ворковала Ровена. — Я молюсь, чтобы ты простил меня за мою выходку. Я была расстроена и буквально вне себя. — Она разгладила его тунику и достала из своего лифа кусочек кремового шелка, чтобы вытереть его слезы. — Подумав о своих действиях, я ужаснулась их несправедливости. Я — твое дитя. Не мне судить тебя. Скажи, что ты простишь меня. Я умру, если ты этого не сделаешь.
Фордайс счастливо икнул и похлопал ее по спине.
— Ну, ну, девочка, ты знаешь, что я никогда не мог долго сердиться на тебя. Мы вместе, и с нами — бутылка вина. — Он нахмурился, озадаченный, обнаружив, что бутыль почти пуста. Потом вытер лоб куском материи, который Ровена дала ему. — Самое главное, дитя мое, твой добрый рыцарь предложил мне поддержку и свое общество на этом пасхальном празднике.
Фордайс улыбнулся Гарету. Не обращая внимания на хмурый вид Гарета, Ровена обхватила рукой шею отца.
— Будь осторожен, папа. Его поддержка — это роза с ядовитыми шипами, которой следует остерегаться больше, чем враждебности других людей.
Фордайс взмахнул подобием платка в сторону Гарета.
— Я всегда любил этого парня. Учил его, как кидать кости в игре. Да.
— Мне следовало бы знать об этом раньше, — мягко сказала Ровена.
Гарет нахмурился. Его взгляд не отрывался от кусочка шелка, которым Фордайс махал перед его носом. Он молча потянулся за ним. И в тот же самый момент блестящий шелк привлек внимание и Фордайса. Он пригляделся к нему, разглаживая благоговейными пальцами.С кривой улыбкой Фордайс уронил кусочек ткани на голову Ровены.
— Смотри: этот чепчик выглядит так же чудесно на твоих маленьких локонах теперь, как и в тот день, когда Данла сшила его для тебя. — Прежде чем Гарет успел остановить его, он поднял к ее лицу свой кубок, чтобы она посмотрелась в него, как в зеркало.
Гарет наблюдал через ее плечо, как взгляд Ровены медленно обратился к своему отражению. Она недоуменно дотронулась пальцем до полированного серебра. Светлые волосы. Голубые глаза, припухшие от плача. Смешной кусочек ткани на голове. Кубок отразил все с щемящей ясностью, сведя ее лицом к лицу с дочерью Илэйн де Креси. Гарет задержал дыхание, ожидая, что она выплеснет содержимое кубка ему в лицо.
Ровена подавила истерический смех, глядя на свое отражение.
— О боже. По крайней мере, он не закопал меня в саду.
Гарету хотелось немедленно взять ее на руки, но он знал, что не смеет оставлять Фордайса идти одного дальше по темным тропинкам его пробудившейся наконец памяти. Такая возможность может не представиться вновь. Если он сможет очистить имя де Креси, чтобы иметь право дать его Ровене как своей жене, у него впереди будет еще много лет, чтобы выпросить у нее прощение за свое молчание о том, что он знал.
Блэйн в нетерпении затопал ногами, услышав, как пальцы Мортимера понеслись по струнам в бесшабашном ритме.
— Пойдемте, миледи. Если ваш отец не возражает мы отпразднуем это воссоединение танцем.
Гарет схватил Ровену и буквально сунул ее в руки Блэйна. Она была мягкая и безвольная, как тряпичная кукла.
— Ее отец и я еще не закончили наши дела. Забирай ее.
Блэйн злорадно усмехнулся:
— С радостью.
Когда Блэйн увлекал Ровену в танце, на ее лице сияла улыбка. Гарет опустился в кресло, поглаживая бороду и раздумывая о том, чего же ожидать от нее теперь.
Линдсей Фордайс рассеянно похлопывал себя по коленям, как бы удивленный тем, что Ровена больше не сидит на них. Его взгляд следовал за Ровеной, жадно отыскивая ее среди танцующих. Гарет наблюдал за лицом этого человека с чувством, похожим на жалость.
В танце Ровены ощущалась примитивная грация, дразнящий намек на существо с торфяников, кем она и была. Кулаки Гарета сжались, когда Блэйн прижал свои губы к ее шее. Его напряжение не исчезло и после скромного взгляда, который Ровена обратила к Блэйну, когда они снова сошлись лицом к лицу в танце.
Фордайс дрожащей рукой поднял полный кубок к губам.
— Она напоминает мне ее мать.
Гарет затаил дыхание, не смея двинуться. Сначала он даже подумал, что эта вероломная мысль слетела невзначай с его собственных губ. Фордайс задумчиво кивал в такт музыке.
— Все еще напоминает? — спросил Гарет с притворным безразличием. О том, чего ему это стоило, можно было судить по подергиванию щеки.
Ровена и Блэйн шли сквозь толпу танцующих рука об руку, продвигаясь по направлению к арке лестницы.
— Моя Алтея никогда не наказывала Ровену. Ее адская деликатность не позволяла мне любить ее так, как я мог бы.
— Алтея? — глупо повторил Гарет, видя, как его планы рушатся на глазах.
Блэйн уводил Ровену в тень под лестницей. Они, кажется, спорили. Ровена взглянула в их сторону с мольбой в глазах.
Фордайс бессвязно продолжал:
— Да, моя дорогая жена была очень болезненной с самого начала. Это требовало от меня жертв. Я ограждал ее от сквозняков и всегда советовал ей стирать только при ярком солнце. Я давал ей несколько месяцев передышки между сыновьями и искал в это время у других удовлетворения тех потребностей, на которые обречен мужчина.
Гарету становилось тошно от всего этого.
— Ну, а Ровена не болела ни одного дня в своей жизни. Она могла бы выдержать внимание самого похотливого рыцаря. — Он, хитро подмигнув, толкнул Гарета локтем.
Ровена забросила свои изящные руки за шею Блэйна и притянула его к себе для поцелуя. Гарет встал, оттолкнув кресло с такой силой, что оно едва не перевернулось.
Увидев, куда Гарет направился, Мортимер резко прервал мелодию, которую наигрывал. Барабаны замолкли. Танцующие заспотыкались, вынужденные внезапно остановиться.
Менестрель склонил голову. На гладких волосах сверкали блики. С особой утонченностью и грацией его длинные пальцы нежно перебирали натянутые струны, извлекая из них первые томительные звуки баллады, которую все слышали до этого лишь однажды.
Гарет замер на месте. Отбросив назад свои длинные волосы, Мортимер возвысил голос до сладкого тенора, звучащего той невинностью, которую он утратил, будучи еще мальчишкой, в руках самого доверенного рыцаря его отца:
Илэйн наша прекрасная
Заколота напрасно…
Даже пламя, танцующее в очаге, казалось, замерло при звуках этой мелодии. Тени, метавшиеся по стенам, казалось, вдруг подвинулись ближе и стали тенями прошлого. Сердца слушавших сжались. Все глаза обратились к высокому, темному мужчине, стоявшему среди них.
Ее рукой нетвердой
Убийца выдан гордый…
Гарет услышал металлический стук позади себя. Вокруг его ног, как кровь, разлилось вино. Он повернулся.
Лицо Линдсея Фордайса стало смертельно бледным, когда ложь, которую он рассказывал так часто и так правдиво, что сам поверил в нее, зазвучала здесь в этом зале. Его горло мучительно двигалось, но из него исходил лишь бессмысленный стон.
Неистовая песня победы пробудилась в крови Гарета. Он встретил пораженный взгляд Ровены на другом конце зала и на короткий момент ощутил раскаяние. Но даже это не могло ослабить того взрыва восторженной радости, который чуть не ослепил его.
Он отвернулся от Линдсея Фордайса. Будет еще время для выяснения истины между ними. Он спрятал улыбку под презрительной гримасой и положил руку на рукоять меча. Ему придется выступить еще один, последний раз в роли Темного Лорда Карлеонского. А завтра им всем придется искать нового актера для сочиняемых ими мелких драм.
С рычанием, которое посеяло бы ужас в храбрейших мужчинах, он прошел сквозь толпу, холодно сдвигая людей со своего пути. Мортимер продолжал пение, как будто не подозревая, что над его головой готова нависнуть грозовая туча. Темноволосый оруженосец бросился загородить Мортимера, но Гарет легко отодвинул его, как досадную мелкую помеху.
Его рука сжала струны лютни. Последняя диссонирующая нота задрожала в воздухе, и песня менестреля стихла, оставив тишину настолько глубокую, что тяжелое дыхание Гарета было слышно всем в зале. Гарет выхватил лютню. Он поднял ее над головой, как будто хотел разбить, но, увидев, как незаметно для всех поморщился Мортимер, швырнул ее оруженосцу, стоявшему за ним. Его кулак схватил Мортимера за тунику, толкнув его назад, пока тот не оказался прижатым к стене.
— Идиот! Ты не внял моему предупреждению, когда я последний раз слышал эту непристойность от тебя?
— Это хорошая мелодия, милорд. Я просто забыл вашу просьбу, — проскрипел менестрель.
— Я предупреждал тебя, что ты расстанешься с жизнью, если она когда-нибудь вновь раздастся из твоих уст.
— Люди, сэр, они жаждут новых мелодий. Мой долг — удовлетворять их желания.
Толпа вздохнула и отступила на шаг, когда Гарет бросил Мортимера и повернулся. Он слегка вытащил свой меч из ножен.
— Кто-нибудь желает послушать эту песню? Широкое лезвие мерцало в свете факелов. Никто не смел даже почесаться. Гарет повернулся к Мортимеру, увидев, как тот тихо пробирается на четвереньках к двери.
Он пнул его в зад.
— Убирайся, мошенник, и не пой в моем присутствии сегодня. Любая нота, услышанная от тебя, будет последней.
Гарет подавил безумное желание расхохотаться, увидев, как Мортимер, опустив голову между ног, подмигнул ему. Шелковый кошелек менестреля, раздувшийся от золота Гарета, был его вознаграждением за это представление.
Гарет вложил меч в ножны и отряхнул руки, как будто прикосновение к дрожавшей плоти Мортимера испачкало их.
Перед ним волшебным образом расступалась толпа, когда он шел обратно к столу. Впервые косые взгляды интереса, смешанного с осуждением, не злили, а развлекали его. Скоро он освободится от этих взглядов навсегда, предоставив им всем сокрушаться по поводу их столь длительного заблуждения. Может быть, Мортимер даже сочинит прекрасную балладу обо всем этом. Гарет бессознательно улыбался.
Но улыбка сошла с его лица, когда путь к столу полностью освободился. За столом никого не было. Детский чепчик лежал смятый среди камыша, которым был устелен пол. Линдсей Фордайс исчез.
21
Затащить отца было так же трудно, как раненую лошадь. Его приземистое тело было как будто без костей. От Ровены потребовались все ее силы, чтобы вытащить его из кресла и заставить понять, что они должны бежать немедленно, пока Гарет отвлекся.
Раньше она думала, что сможет бросить своего отца на милость Гарета, не чувствуя угрызений совести. Но когда его руки обняли ее с таким чувством, она поняла, что, несмотря на все его пороки, он был ее отцом. Теперь она не могла вынести мысли, что ему несдобровать, так же, как не могла оставить его, зная, что опасность исходит от человека, которого она любит.
Сначала Ровена хотела отвлечь Гарета, возбудив ревность и направив его гнев на себя. Но ее план не удался. Когда Мортимер начал петь эту проклятую балладу, мысли Гарета вновь обратились к прошлому вместо будущего, которого им, может быть, никогда не удастся разделить.
С огромным трудом поддерживая Фордайса, она вывела его через двор замка к конюшням. Дверь в конюшню была широко раскрыта, впуская внутрь теплый весенний ветер. Большой Фредди и Маленький Фредди оторвались от игры в кости и с удивлением увидели ввалившегося к ним отца, поддерживаемого Ровеной. Она покачнулась. Большой Фредди подхватил ее. Ровена уткнулась в его тунику, вдыхая знакомый, домашний запах его пота, который был для нее слаще, чем любые духи.
Она схватилась за тунику Большого Фредди.
— Лошадь. Нам нужна лошадь. Нет времени объяснять, но отцу нужна лошадь.
Большой Фредди почесал голову.
— Он пришел сюда без лошади.
Ровена трясла его, пытаясь справиться со своей истерикой.
— Неважно, что он пришел без лошади. Мне нужна лошадь сейчас же.
Маленький Фредди схватил ее за локоть:
— Гарет?
Она безмолвно кивнула и благословила его ум, когда он побежал от стойла к стойлу, открывая двери.
— Здесь нет жеребца, которого бы не догнал Фолио, — объявил он наконец.
Ровена думала лишь мгновение.
— Тогда дай мне Фолио.
Большой Фредди побледнел.
— Я не могу отдать лошадь моего господина.
— Ты предпочитаешь увидеть, как на твоих глазах убьют твоего отца? — спросила она.
Лицо Маленького Фредди посуровело.
— Я знаю, что он не подарок. Но он — наш отец. Я не могу допустить, чтобы Гарет хладнокровно убил его. Это будет смерть и для меня, — сказала Ровена.
Маленький Фредди открыл последнюю дверь. Мощные белые ноги коня переступали по сену. Другие лошади нервно заржали в своих стойлах. Бросив отчаянный взгляд на них двоих, Большой Фредди снял с колышка уздечку, украшенную изумрудами и ониксом, надел ее на Фолио.
Маленький Фредди положил седло на спину лошади.
— Боюсь, что Гарету не придется убивать отца. Фолио сбросит и затопчет его, прежде чем он спустится с моста. Этот жеребец признает только своего хозяина.
Ровена решительно сжала зубы.
— Он знает меня.
Рука Маленького Фредди замерла на седле.
— Ты поедешь с ним?
— Только до того места, где он будет в безопасности. После этого я вернусь и приведу назад Фолио.
— Вернешься к нему? К кипящему маслу? К виселице?
Ровена опустила глаза.
— Я не должна бояться Гарета. Я должна верить, что он не тронет меня.
— Я молюсь, чтобы твоя вера не обманула тебя.
— Я тоже. — Ровена твердой рукой взялась за уздечку.
Братья усадили стонущего Фордайса на Фолио позади нее.
Маленький Фредди держал ее за щиколотку.
— Я задержу Гарета насколько смогу.
Затем он убрал руку. Не дожидаясь команды Ровены, жеребец рванулся вперед. Фордайс с отчаянной силой держался за ее талию.
Жеребец понесся по мосту через озеро к лугам.
С каждым ударом копыт Ровена ожидала, что соскользнет под живот лошади и неминуемо окажется под копытами. Когда Фолио стал вязнуть в мягком торфе на вершине холма и встал на дыбы, Ровена завизжала, почувствовав, что лошадь ускользает из-под них. Оба седока скатились по крутому склону, сцепившись в один клубок.
Она лежала на спине, глядя вверх на звезды, рассыпанные по темной синеве неба. И вспомнила ночь из далекого прошлого, когда она лежала в колыбели ее любимого торфяника под пологом такого же неба, в блаженном неведении о смертоносных чарах рыцарей и прочем зле мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33