Я слишком долго жила, не зная современной моды. Я больше не причиню вам беспокойства.
Она подобрала свои юбки, показавшиеся ей обшитыми свинцом. Толпа расступилась перед ней, давая ей пройти. Смешки утихли. Гарет остался лицом к лицу с ухмыляющимся Блэйном. Блэйн взял бокал с подноса слуги и всунул его в руку Гарета.
— Выпей, друг мой. Это все-таки твой праздник.
Тепло кубка согрело руку Гарета. Он выпил янтарную жидкость и потянулся за другим кубком.
7
Ровена бросилась бежать, не обращая внимания на любопытные взгляды людей во дворе замка. Перебегая по навесному мосту, она слышала лютню Мортимера, наигрывающего веселую песню, ритм которой помогал ей бежать быстрее. Доносившиеся до нее взрывы смеха как будто преследовали ее. По ее щекам текли слезы, окрашивая голубое платье ручейками малиновой краски со щек. Шлейф зацепился за покривившийся столбик частокола, и она оторвала его, с мстительным удовлетворением бросив дорогой бархат прямо на землю.
— Ровена! — послышался хриплый задыхающийся голос позади ее.
Она задержалась у внешней стены, освещенная косыми лучами бледной луны. Крик раздался вновь, на этот раз ближе. Ровена бросилась вперед. Ее ноги.
все еще подчиняясь ритму веселой песенки, доносившейся из замка, легко и безостановочно несли ее в тень от башни. Она достигла турнирного поля. Еще чуть-чуть, и лес будет ее защитником.
— Ровена!
Необычная нотка мольбы в этом голосе заставила ее замедлить бег. Она остановилась и, согнувшись, перевела дыхание, упираясь руками в колени.
Лунный свет заливал пустое поле. Шум шагов по высохшей траве был единственным звуком, нарушающим тишину, да еще раздавалось приглушенное ржание лошадей в близком стойле. Марли стояла в воротах. Ее глаза, как обычно, были спрятаны за завесой волос. Марли сделала шаг к Ровене. Ровена отступила ближе к спасительной тьме леса, как олениха, в любую минуту готовая сорваться с места.
Марли подняла руку.
— Пожалуйста. Не надо. Я не хотела…
Голос Ровены был резок:
— Чего же ты хотела?
Марли потрясла головой:
— Я не знаю. Но только не этого. Это была безобидная проделка. Шутка.
— Твоему брату пришлась не по нраву такая шутка.
— Гарет давно не понимает шуток. — Марли задумчиво провела ногой по копьям, сваленным в траве.
— Почему он так посмотрел на меня? Ему не нравилась ваша мачеха?
Марли со смехом запрокинула голову.
— О нет, напротив. Она ему слишком нравилась.
Ровена подвинулась поближе к ней.
— Значит, ему было больно, потому что я напомнила ему о ней?
— Когда Гарету было двенадцать лет, мой отец привез в Карлеон нашу новую мать. Она была моложе отца, всегда смеющаяся, всегда веселая. Как живой ангел, посланный принести благодать в нашу жизнь.
Марли яростно пнула копья, расшвыряв их по траве. Ровена была слишком захвачена рассказом, чтобы почувствовать удар одного из них по щиколотке.
Голос Марли стал тише.
— Эта благодать на деле обернулась для нас ядом. Гарет еще едва вступал в расцвет отрочества, а она уже обратила внимание на его гладкую кожу, его невинность. Когда моего отца призвали на помощь королю Эдуарду в борьбе с валлийцами, она попросила его не отсылать Гарета к отцу Блэйна для воспитания, как было всегда. Вместо этого она устроила так, что Блэйна послали в Карлеон. Она сама занялась их воспитанием, обучая как пажей. — Марли смотрела прямо в глаза Ровене с непреклонной прямотой. — Она обучала Блэйна манерам. Гарета же — всему остальному.
Ровена протянула руку, чтобы остановить стремительный поток слов, готовый сорваться с губ Марли, но было уже поздно.
— Так, в возрасте четырнадцати лет мой брат начал страдать от чувства вины, полюбив собственную мачеху. Когда отец Блэйна принес весть о смерти нашего отца от ранения отравленной стрелой, Гарет пошел к ней и сказал, что просил священника молиться о прощении душ их обоих. Он нашел ее в покоях в объятиях одного из рыцарей моего отца. Отец лежал на грязном поле боя. Его тело еще не остыло. — Марли схватила копье и порывисто ходила по турнирному полю, как волк в клетке.
Ровена опустилась на траву.
— Что же сделал Гарет? — спросила она тихо. Марли повернулась к ней. Отблеск ее глаза жутко и победно сверкал сквозь путаницу волос.
— В этом-то и вопрос. Видишь ли… Никто этого не знает. На следующее утро ее нашли с мечом Гарета в сердце. Пальцы Илэйн лежали в луже крови, которой она написала имя Гарета на покрывале рядом с собой.
В сознании Ровены всплыли слова печальной песенки:
Илэйн наша прекрасная
Заколота напрасно.
Ее рукой нетвердой
Убийца выдан гордый.
Илэйн… Ровена оперлась лбом на ладонь. Лоб был холодным и влажным. Пальцы ее нервно теребили бархат юбки. Она подняла голову.
— Ты одела меня в ее платье? — спросила она спокойно.
Марли стояла в пятне лунного света, опершись на копье, как на посох.
— Я не хотела…
— Ты одела меня в ее платье, — повторила Ровена этот раз уже уверенно. Одним быстрым движением она встала на ноги, зажав в ладони копье. — Ро, я бы не…
— Теперь он смотрит на меня и видит ее. Как же должен ненавидеть меня…
Боль, которую она чувствовала, поражала ее саму гнев обуял ее. Марли едва успела защититься, когда Ровена бросилась на нее. Твердый удар дерева о дерево разнесся эхом по пустынной арене турнирных боев. Марли отшатнулась, чудом удержавшись на ногах. Ровена не остановилась. Непохожая на саму себя, с ревом ярости, более животным, нежели человеческим, она вновь ринулась вперед, бросив в атаку весь свой вес. Копье Марли с оглушительным треском раскололось пополам. Марли упала на спину, оказавшись прижатой к земле телом Ровены. Копье Ровены оказалось поперек горла Марли. Волосы Марли откинулись назад при падении, открыв ее лицо безжалостно яркому лунному свету.
Ровену всегда удивляло то, что Марли так старательно скрывала свое лицо. В ее воображении возникало множество романтических историй, объясняющих это и рисующих то страшные ожоги, то уродующие шрамы. Истина оказалась намного хуже.
Марли была прекрасна.
Резкие черты лица Гарета у его сестры оказались сглаженными и утонченными, с прямым подбородком и высокими скулами. Марли свирепо глядела на Ровену своими темными глазами, сверкающими в лунном свете, как обсидиан. Широкие, полные губы были сжаты в гордой усмешке. Спутанные космы волос скрывали женщину, по сравнению с которой леди Алиса казалась бесцветным подражанием того, какой бог хотел видеть женщину. Голубые глаза Ровены раскрылись в изумлении, и давление копья ослабло.
— Почему? — прошептала она, сама не зная, о чем хочет спросить.
Марли оттолкнула ее, и Ровена откатилась вбок, не сопротивляясь. Марли села, повернувшись спиной к Ровене. Ее волосы снова висели над лицом. Когда Марли наконец обрела голос, справившись с дыханием, Ровена уже исчезла.
Ровена на бегу срывала с себя наряд давно умершей женщины, сбрасывая слой за слоем бархатные одеяния, запятнанные позором предательства Марли. Она яростно рвала расшитый лиф платья, пока он не затрещал под ее ногтями. Куст согнулся под весом отброшенной камлотовой нижней туники. Она швырнула в сторону золотой пояс. Оставшись в тонкой льняной рубашке, Ровена летела по лесу, огибая стволы деревьев с безупречной грацией, которую давали ей обретенные крылья свободы. Она была свободна. Так же свободна, как до прихода Гарета в Ревелвуд. Ничто не могло остановить ее теперь. Ни Гарет, ни даже папа. Никакие угрозы. Никакие обещания.
Не обращая внимания на ветви, бьющие по лицу, она мчалась все глубже в лес, оставив позади умирающую листву и вступив под высокие сосны. Игольчатые ветви пропускали лунный свет, пятнами падавший на землю. Она остановилась, впервые ощутив пропаду ноябрьского воздуха, касающегося ее разгоряченной кожи. Зловещий скрип ветвей вдруг показался ей страшным. Ветер, шептавший в ветвях деревьев, раскачивал их тонкие стволы в жутком, потустороннем свете луны.
Ровена скинула атласные туфли и бросилась дальше.
Под ее босыми ногами чуть потрескивали сухие иглы. Лишь достигнув края леса, она остановилась, обхватив руками ствол сосны с грубой корой. Ропот, более громкий, чем шум ветра, подсказал ей, что близко бежит вода. Она увидела чистый поток, вырывающийся из-под земли и впадающий в посеребренную луной заводь.
Без колебания Ровена сбежала с холма и бросилась в прохладную воду. Она глубоко нырнула, затем выскочила на поверхность, стряхивая воду с волос сверкающими брызгами, как будто совершая новое крещение, освобождающее ее от порочности Карлеона.
Марли наблюдала, как Гарет приближается к ней, глядя сквозь вуаль своих волос, погружающую мир в привычную ей полутьму. Он медленно шел но турнирному полю, двигаясь с такой преувеличенной точностью и старательной грацией, что она поняла, как много он выпил. Она легла в траву, опершись на локоть, всунула пустой стебелек травинки между зубами и тихо дунула. В ночи пронесся жутковатый свист. Гарет остановился перед нею, твердо расставив ноги.
— Ты видела ее? — спросил он, с безупречной четкостью произнося слова.
Марли издала короткий звук на своей импровизированной свирели.
— Она ушла.
Марли выплюнула травинку к его ногам.
— Куда? На кухне ее нет. И в моей спальне тоже нет.
— Ты, кажется, не очень-то ее удерживал, если не сказать большего?
Гарет глядел на Марли в упор.
— Ты знаешь, где она?
— Я сказала тебе. Она ушла.
Гарет присел на корточки перед нею. Он запустил свои пальцы в ее волосы и осторожно убрал их с лица. Уже второй раз в эту ночь лунный свет пролился на поверхность ее щек.
— Ушла куда? — тихо спросил он.
Их темные глаза скрестились. Коротко мотнув головой, Марли указала на лес.
— Она ушла навсегда. Почему ты не оставишь ее в покое? Как ты не можешь понять своей тупой головой, что ее отец не придет к тебе? Или тебя заботит теперь уже не это?
Нахмурившись, Гарет встал, оставив Марли пребывать в ее любимой темноте.
— Она не знает этого леса. Она может заблудиться. На нее могут напасть волки или медведи.
— И съесть ее? — добавила Марли с кривой улыбкой.
Гарет нахмурился еще больше. Он резко повернулся и направился к конюшне, отрезвев окончательно.
Марли наблюдала за ним, удобно устроившись в траве. Ее глаза зло сузились, когда из темноты выступил Блэйн и взял Гарета за руку.
— Гарет, я все слышал. Позволь мне собрать рыцарей и организовать поиски.
Гарет резко выдернул руку.
— Ровена и так беспомощна против нападения кабанов. Я не хочу, чтобы ей угрожал еще и такой кабан, как ты.
Он скрылся в конюшне и вышел оттуда, ведя на поводу Фолио. Когда Гарет вскочил в седло, Блэйну пришлось резво отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под копыта.
— Гарет, ты выиграл ее на пари. Давай заключим новое. Дай мне шанс выиграть ее.
Гарет намотал поводья на руку, укрощая танцующую в нетерпении лошадь. Уголок его рта приподнялся в холодной улыбке.
— И что ты предпочитаешь? Хазард? Шахматы? Состязание на турнире?
Блэйн отступил назад, подняв руки в знак капитуляции. Гарет пустил Фолио вскачь. Грохот копыт прокатился, затихая в ночи.
Блэйн обернулся, глядя на турнирное поле. Лунный свет освещал траву на месте, где еще недавно лежала Марли. Камешек скатился по стене, возвышающейся над ним. Когда он взглянул вверх, через крышу конюшни пронеслась фигура в шлеме, держащая в руке расколотое копье. С победоносным визгом она бросилась ему на плечи.
Замок, с его огнями и смехом, казался Гарету иным, бесконечно далеким миром, когда он пробирался сквозь первобытную тишину леса. Его окружали ночные звуки и шорохи: трепыхание невидимых крыльев в ветвях над ним; негодующее кваканье лягушки; шепот листа, срывающегося с ветки и плавно опускающегося вниз. Там, где листва все еще держалась на деревьях, не пропуская лунного света, он направлял лошадь вперед, подчиняясь скорее инстинкту, поскольку перед его невидящими глазами была лишь пустота и то внутреннее сияние, которое бывает в глазах слепого, не обжигаемых более солнечным светом.
Заехав уже довольно далеко в лес, он остановился и выкрикнул ее имя. Голос, прокатясь по лесу, вернулся к нему пустым, безжизненным эхом, неприятно поразившим его своей резкой хрипотой. Гладкая кожа Фолио под его коленями задрожала. В тишине прозвучал одинокий крик козодоя. Он направил лошадь вперед сквозь путаницу ветвей. Фолио упирался и дергал головой. Крапива жалила ноги коня,
Гарет спешился. Вынув меч, он стал рубить поросль под деревьями, расчищая путь для Фолио. Лошадь тихо ржала, влажно дыша ему в затылок. Внезапно он остановился. На ветке висел, зацепившись, бархатный лоскуток. Гарет долго глядел на него, затем прижал к своей щеке, ощущая кожей мягкое прикосновение. Он поднял глаза к свету, который прорывался сквозь кусты впереди него, затем раздвинул мешавшие видеть ветви. Лунный свет выбелил серебром иглы сосен перед ним.
Забыв о зажатом в руке мече, он двинулся походкой сомнамбулы в этот притягивающий бесцветный мир, так внезапно открывшийся ему. Тени расступились.
У подножия безлесного холма лежала фигура в белом, раскинувшись рядом с ручьем. Сначала Гарет подумал, что она мертва. Она была так бледна, грудь ее казалась такой недвижной. Но когда его отяжелевшие ноги подвели его ближе, он увидел, что жизнь пульсирует в ней, окрашивая щеки розовым цветом. Она лежала на спине и еле слышно дышала. Это бы; глубокий сон смертельно уставшего человека.
Рубашка, обычно такая бесформенная на ней, теперь плотно облегала ее тело. Гарет обвел ее взглядом, угадывая соблазнительные очертания под влажным полотном. Он ощутил некое неудобство в паху и тихо выругался, осознав силу своего влечения к ней.
Почему ей не холодно? Лежать на земле, осенью, открытой всем ветрам, и не дрожать казалось неестественным. Гарет вспомнил полуразрушенный Ревелвуд и зимы, которые она привыкла там проводить. Осенний ветер должен казаться ей легким бризом.
Ему самому не было холодно. Кожу покалывало, как будто он испытал внезапный лихорадочный озноб и жар. Он совсем было собрался разбудить ее, но остановился. Он стоял в раздумье, полуотвернувшись от нее. Фолио с ожиданием смотрел на него с вершины холма.
Ровена во сне повернула голову, и влажные волосы заблестели, переливаясь в лунном свете. Вид ее чуть не вызвал стон у Гарета. Она принадлежала ему. Оплата проигранного пари была долгом чести проигравшего. В течение года она принадлежала ему. Он мог использовать ее на своих полях, в работе на кухне или в своей спальне, если пожелает. Никто не мог назвать его негодяем за это. Никто не мог в этот момент воспрепятствовать ему прижаться к ее раскинувшимся бедрам и овладеть ею. Ровена пошевелилась. Ее гладкий лоб слегка наморщился.
Гарет стоял над нею, едва дыша. Часть его души все еще хотела ненавидеть ее, все еще желала видеть в ней избалованное дитя, воспитанное своим обожаемым отцом, чтобы очаровывать и обманывать так же, как Илэйн. Такие мысли позволили бы ему с легкостью наказать Фордайса, отослав его дочь назад обесчещенной и униженной. Но в этой девочке не было ничего от Илэйн. Воспитанная в бедности, в которую постепенно погружался Фордайс с той самой ночи, когда барон был вынужден бежать от меча Гарета, Ровена была начисто лишена духа самонадеянности и тщеславия, сохранив душу светлую, сияющую, как солнце. Какое право имел он пачкать ее своими темными желаниями?
Его право на нее не должно омрачаться жестокостью. Он может сделать ее жизнь в Карлеоне приятной в течение всего назначенного года. Он может дать ей радости и наслаждения, о которых она могла лишь мечтать в Ревелвуде. А в конце года он мог бы найти ей достойного мужа или отослать обратно с солидным количеством золота, которое даст ей будущее, свободное от бедности и голода.
«Будущее с мужчинами, подобными Блэйну, ждущими, чтобы подобрать твои объедки».
Голос, произнесший это в его сознании, был голосом Марли, и он ненавидел его предсказание. С проклятием он вонзил меч в землю. Трясущимися руками отстегнул ножны. Ровена тихо застонала во сне, когда его тень упала на нее.
Сияло солнце. Теплый ветер пробегал по высоким травам, мешая зелень и золото. Точка на горизонте становилась все больше, приближаясь к ней. Сердце Ровены переполнялось радостью. Солнце золотило волосы Маленького Фредди, мчавшегося, как дитя, в ее распахнутые объятия. Сердце Ровены шумно билось. Она стрелой неслась ему навстречу.
Ровена чуть не споткнулась, когда увидела темную тень, мчащуюся позади ее брата. Тень приближалась к нему с неотвратимостью ястреба, падающего на мышь. Ровена кричала, пытаясь предупредить его, но Маленький Фредди продолжал бежать, не ведая о нависшей над ним опасности.
Рыцарь в черных доспехах мчался по торфянику, и шелковистая белая грива коня развевалась на ветру. Его лицо скрывалось за решеткой шлема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Она подобрала свои юбки, показавшиеся ей обшитыми свинцом. Толпа расступилась перед ней, давая ей пройти. Смешки утихли. Гарет остался лицом к лицу с ухмыляющимся Блэйном. Блэйн взял бокал с подноса слуги и всунул его в руку Гарета.
— Выпей, друг мой. Это все-таки твой праздник.
Тепло кубка согрело руку Гарета. Он выпил янтарную жидкость и потянулся за другим кубком.
7
Ровена бросилась бежать, не обращая внимания на любопытные взгляды людей во дворе замка. Перебегая по навесному мосту, она слышала лютню Мортимера, наигрывающего веселую песню, ритм которой помогал ей бежать быстрее. Доносившиеся до нее взрывы смеха как будто преследовали ее. По ее щекам текли слезы, окрашивая голубое платье ручейками малиновой краски со щек. Шлейф зацепился за покривившийся столбик частокола, и она оторвала его, с мстительным удовлетворением бросив дорогой бархат прямо на землю.
— Ровена! — послышался хриплый задыхающийся голос позади ее.
Она задержалась у внешней стены, освещенная косыми лучами бледной луны. Крик раздался вновь, на этот раз ближе. Ровена бросилась вперед. Ее ноги.
все еще подчиняясь ритму веселой песенки, доносившейся из замка, легко и безостановочно несли ее в тень от башни. Она достигла турнирного поля. Еще чуть-чуть, и лес будет ее защитником.
— Ровена!
Необычная нотка мольбы в этом голосе заставила ее замедлить бег. Она остановилась и, согнувшись, перевела дыхание, упираясь руками в колени.
Лунный свет заливал пустое поле. Шум шагов по высохшей траве был единственным звуком, нарушающим тишину, да еще раздавалось приглушенное ржание лошадей в близком стойле. Марли стояла в воротах. Ее глаза, как обычно, были спрятаны за завесой волос. Марли сделала шаг к Ровене. Ровена отступила ближе к спасительной тьме леса, как олениха, в любую минуту готовая сорваться с места.
Марли подняла руку.
— Пожалуйста. Не надо. Я не хотела…
Голос Ровены был резок:
— Чего же ты хотела?
Марли потрясла головой:
— Я не знаю. Но только не этого. Это была безобидная проделка. Шутка.
— Твоему брату пришлась не по нраву такая шутка.
— Гарет давно не понимает шуток. — Марли задумчиво провела ногой по копьям, сваленным в траве.
— Почему он так посмотрел на меня? Ему не нравилась ваша мачеха?
Марли со смехом запрокинула голову.
— О нет, напротив. Она ему слишком нравилась.
Ровена подвинулась поближе к ней.
— Значит, ему было больно, потому что я напомнила ему о ней?
— Когда Гарету было двенадцать лет, мой отец привез в Карлеон нашу новую мать. Она была моложе отца, всегда смеющаяся, всегда веселая. Как живой ангел, посланный принести благодать в нашу жизнь.
Марли яростно пнула копья, расшвыряв их по траве. Ровена была слишком захвачена рассказом, чтобы почувствовать удар одного из них по щиколотке.
Голос Марли стал тише.
— Эта благодать на деле обернулась для нас ядом. Гарет еще едва вступал в расцвет отрочества, а она уже обратила внимание на его гладкую кожу, его невинность. Когда моего отца призвали на помощь королю Эдуарду в борьбе с валлийцами, она попросила его не отсылать Гарета к отцу Блэйна для воспитания, как было всегда. Вместо этого она устроила так, что Блэйна послали в Карлеон. Она сама занялась их воспитанием, обучая как пажей. — Марли смотрела прямо в глаза Ровене с непреклонной прямотой. — Она обучала Блэйна манерам. Гарета же — всему остальному.
Ровена протянула руку, чтобы остановить стремительный поток слов, готовый сорваться с губ Марли, но было уже поздно.
— Так, в возрасте четырнадцати лет мой брат начал страдать от чувства вины, полюбив собственную мачеху. Когда отец Блэйна принес весть о смерти нашего отца от ранения отравленной стрелой, Гарет пошел к ней и сказал, что просил священника молиться о прощении душ их обоих. Он нашел ее в покоях в объятиях одного из рыцарей моего отца. Отец лежал на грязном поле боя. Его тело еще не остыло. — Марли схватила копье и порывисто ходила по турнирному полю, как волк в клетке.
Ровена опустилась на траву.
— Что же сделал Гарет? — спросила она тихо. Марли повернулась к ней. Отблеск ее глаза жутко и победно сверкал сквозь путаницу волос.
— В этом-то и вопрос. Видишь ли… Никто этого не знает. На следующее утро ее нашли с мечом Гарета в сердце. Пальцы Илэйн лежали в луже крови, которой она написала имя Гарета на покрывале рядом с собой.
В сознании Ровены всплыли слова печальной песенки:
Илэйн наша прекрасная
Заколота напрасно.
Ее рукой нетвердой
Убийца выдан гордый.
Илэйн… Ровена оперлась лбом на ладонь. Лоб был холодным и влажным. Пальцы ее нервно теребили бархат юбки. Она подняла голову.
— Ты одела меня в ее платье? — спросила она спокойно.
Марли стояла в пятне лунного света, опершись на копье, как на посох.
— Я не хотела…
— Ты одела меня в ее платье, — повторила Ровена этот раз уже уверенно. Одним быстрым движением она встала на ноги, зажав в ладони копье. — Ро, я бы не…
— Теперь он смотрит на меня и видит ее. Как же должен ненавидеть меня…
Боль, которую она чувствовала, поражала ее саму гнев обуял ее. Марли едва успела защититься, когда Ровена бросилась на нее. Твердый удар дерева о дерево разнесся эхом по пустынной арене турнирных боев. Марли отшатнулась, чудом удержавшись на ногах. Ровена не остановилась. Непохожая на саму себя, с ревом ярости, более животным, нежели человеческим, она вновь ринулась вперед, бросив в атаку весь свой вес. Копье Марли с оглушительным треском раскололось пополам. Марли упала на спину, оказавшись прижатой к земле телом Ровены. Копье Ровены оказалось поперек горла Марли. Волосы Марли откинулись назад при падении, открыв ее лицо безжалостно яркому лунному свету.
Ровену всегда удивляло то, что Марли так старательно скрывала свое лицо. В ее воображении возникало множество романтических историй, объясняющих это и рисующих то страшные ожоги, то уродующие шрамы. Истина оказалась намного хуже.
Марли была прекрасна.
Резкие черты лица Гарета у его сестры оказались сглаженными и утонченными, с прямым подбородком и высокими скулами. Марли свирепо глядела на Ровену своими темными глазами, сверкающими в лунном свете, как обсидиан. Широкие, полные губы были сжаты в гордой усмешке. Спутанные космы волос скрывали женщину, по сравнению с которой леди Алиса казалась бесцветным подражанием того, какой бог хотел видеть женщину. Голубые глаза Ровены раскрылись в изумлении, и давление копья ослабло.
— Почему? — прошептала она, сама не зная, о чем хочет спросить.
Марли оттолкнула ее, и Ровена откатилась вбок, не сопротивляясь. Марли села, повернувшись спиной к Ровене. Ее волосы снова висели над лицом. Когда Марли наконец обрела голос, справившись с дыханием, Ровена уже исчезла.
Ровена на бегу срывала с себя наряд давно умершей женщины, сбрасывая слой за слоем бархатные одеяния, запятнанные позором предательства Марли. Она яростно рвала расшитый лиф платья, пока он не затрещал под ее ногтями. Куст согнулся под весом отброшенной камлотовой нижней туники. Она швырнула в сторону золотой пояс. Оставшись в тонкой льняной рубашке, Ровена летела по лесу, огибая стволы деревьев с безупречной грацией, которую давали ей обретенные крылья свободы. Она была свободна. Так же свободна, как до прихода Гарета в Ревелвуд. Ничто не могло остановить ее теперь. Ни Гарет, ни даже папа. Никакие угрозы. Никакие обещания.
Не обращая внимания на ветви, бьющие по лицу, она мчалась все глубже в лес, оставив позади умирающую листву и вступив под высокие сосны. Игольчатые ветви пропускали лунный свет, пятнами падавший на землю. Она остановилась, впервые ощутив пропаду ноябрьского воздуха, касающегося ее разгоряченной кожи. Зловещий скрип ветвей вдруг показался ей страшным. Ветер, шептавший в ветвях деревьев, раскачивал их тонкие стволы в жутком, потустороннем свете луны.
Ровена скинула атласные туфли и бросилась дальше.
Под ее босыми ногами чуть потрескивали сухие иглы. Лишь достигнув края леса, она остановилась, обхватив руками ствол сосны с грубой корой. Ропот, более громкий, чем шум ветра, подсказал ей, что близко бежит вода. Она увидела чистый поток, вырывающийся из-под земли и впадающий в посеребренную луной заводь.
Без колебания Ровена сбежала с холма и бросилась в прохладную воду. Она глубоко нырнула, затем выскочила на поверхность, стряхивая воду с волос сверкающими брызгами, как будто совершая новое крещение, освобождающее ее от порочности Карлеона.
Марли наблюдала, как Гарет приближается к ней, глядя сквозь вуаль своих волос, погружающую мир в привычную ей полутьму. Он медленно шел но турнирному полю, двигаясь с такой преувеличенной точностью и старательной грацией, что она поняла, как много он выпил. Она легла в траву, опершись на локоть, всунула пустой стебелек травинки между зубами и тихо дунула. В ночи пронесся жутковатый свист. Гарет остановился перед нею, твердо расставив ноги.
— Ты видела ее? — спросил он, с безупречной четкостью произнося слова.
Марли издала короткий звук на своей импровизированной свирели.
— Она ушла.
Марли выплюнула травинку к его ногам.
— Куда? На кухне ее нет. И в моей спальне тоже нет.
— Ты, кажется, не очень-то ее удерживал, если не сказать большего?
Гарет глядел на Марли в упор.
— Ты знаешь, где она?
— Я сказала тебе. Она ушла.
Гарет присел на корточки перед нею. Он запустил свои пальцы в ее волосы и осторожно убрал их с лица. Уже второй раз в эту ночь лунный свет пролился на поверхность ее щек.
— Ушла куда? — тихо спросил он.
Их темные глаза скрестились. Коротко мотнув головой, Марли указала на лес.
— Она ушла навсегда. Почему ты не оставишь ее в покое? Как ты не можешь понять своей тупой головой, что ее отец не придет к тебе? Или тебя заботит теперь уже не это?
Нахмурившись, Гарет встал, оставив Марли пребывать в ее любимой темноте.
— Она не знает этого леса. Она может заблудиться. На нее могут напасть волки или медведи.
— И съесть ее? — добавила Марли с кривой улыбкой.
Гарет нахмурился еще больше. Он резко повернулся и направился к конюшне, отрезвев окончательно.
Марли наблюдала за ним, удобно устроившись в траве. Ее глаза зло сузились, когда из темноты выступил Блэйн и взял Гарета за руку.
— Гарет, я все слышал. Позволь мне собрать рыцарей и организовать поиски.
Гарет резко выдернул руку.
— Ровена и так беспомощна против нападения кабанов. Я не хочу, чтобы ей угрожал еще и такой кабан, как ты.
Он скрылся в конюшне и вышел оттуда, ведя на поводу Фолио. Когда Гарет вскочил в седло, Блэйну пришлось резво отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под копыта.
— Гарет, ты выиграл ее на пари. Давай заключим новое. Дай мне шанс выиграть ее.
Гарет намотал поводья на руку, укрощая танцующую в нетерпении лошадь. Уголок его рта приподнялся в холодной улыбке.
— И что ты предпочитаешь? Хазард? Шахматы? Состязание на турнире?
Блэйн отступил назад, подняв руки в знак капитуляции. Гарет пустил Фолио вскачь. Грохот копыт прокатился, затихая в ночи.
Блэйн обернулся, глядя на турнирное поле. Лунный свет освещал траву на месте, где еще недавно лежала Марли. Камешек скатился по стене, возвышающейся над ним. Когда он взглянул вверх, через крышу конюшни пронеслась фигура в шлеме, держащая в руке расколотое копье. С победоносным визгом она бросилась ему на плечи.
Замок, с его огнями и смехом, казался Гарету иным, бесконечно далеким миром, когда он пробирался сквозь первобытную тишину леса. Его окружали ночные звуки и шорохи: трепыхание невидимых крыльев в ветвях над ним; негодующее кваканье лягушки; шепот листа, срывающегося с ветки и плавно опускающегося вниз. Там, где листва все еще держалась на деревьях, не пропуская лунного света, он направлял лошадь вперед, подчиняясь скорее инстинкту, поскольку перед его невидящими глазами была лишь пустота и то внутреннее сияние, которое бывает в глазах слепого, не обжигаемых более солнечным светом.
Заехав уже довольно далеко в лес, он остановился и выкрикнул ее имя. Голос, прокатясь по лесу, вернулся к нему пустым, безжизненным эхом, неприятно поразившим его своей резкой хрипотой. Гладкая кожа Фолио под его коленями задрожала. В тишине прозвучал одинокий крик козодоя. Он направил лошадь вперед сквозь путаницу ветвей. Фолио упирался и дергал головой. Крапива жалила ноги коня,
Гарет спешился. Вынув меч, он стал рубить поросль под деревьями, расчищая путь для Фолио. Лошадь тихо ржала, влажно дыша ему в затылок. Внезапно он остановился. На ветке висел, зацепившись, бархатный лоскуток. Гарет долго глядел на него, затем прижал к своей щеке, ощущая кожей мягкое прикосновение. Он поднял глаза к свету, который прорывался сквозь кусты впереди него, затем раздвинул мешавшие видеть ветви. Лунный свет выбелил серебром иглы сосен перед ним.
Забыв о зажатом в руке мече, он двинулся походкой сомнамбулы в этот притягивающий бесцветный мир, так внезапно открывшийся ему. Тени расступились.
У подножия безлесного холма лежала фигура в белом, раскинувшись рядом с ручьем. Сначала Гарет подумал, что она мертва. Она была так бледна, грудь ее казалась такой недвижной. Но когда его отяжелевшие ноги подвели его ближе, он увидел, что жизнь пульсирует в ней, окрашивая щеки розовым цветом. Она лежала на спине и еле слышно дышала. Это бы; глубокий сон смертельно уставшего человека.
Рубашка, обычно такая бесформенная на ней, теперь плотно облегала ее тело. Гарет обвел ее взглядом, угадывая соблазнительные очертания под влажным полотном. Он ощутил некое неудобство в паху и тихо выругался, осознав силу своего влечения к ней.
Почему ей не холодно? Лежать на земле, осенью, открытой всем ветрам, и не дрожать казалось неестественным. Гарет вспомнил полуразрушенный Ревелвуд и зимы, которые она привыкла там проводить. Осенний ветер должен казаться ей легким бризом.
Ему самому не было холодно. Кожу покалывало, как будто он испытал внезапный лихорадочный озноб и жар. Он совсем было собрался разбудить ее, но остановился. Он стоял в раздумье, полуотвернувшись от нее. Фолио с ожиданием смотрел на него с вершины холма.
Ровена во сне повернула голову, и влажные волосы заблестели, переливаясь в лунном свете. Вид ее чуть не вызвал стон у Гарета. Она принадлежала ему. Оплата проигранного пари была долгом чести проигравшего. В течение года она принадлежала ему. Он мог использовать ее на своих полях, в работе на кухне или в своей спальне, если пожелает. Никто не мог назвать его негодяем за это. Никто не мог в этот момент воспрепятствовать ему прижаться к ее раскинувшимся бедрам и овладеть ею. Ровена пошевелилась. Ее гладкий лоб слегка наморщился.
Гарет стоял над нею, едва дыша. Часть его души все еще хотела ненавидеть ее, все еще желала видеть в ней избалованное дитя, воспитанное своим обожаемым отцом, чтобы очаровывать и обманывать так же, как Илэйн. Такие мысли позволили бы ему с легкостью наказать Фордайса, отослав его дочь назад обесчещенной и униженной. Но в этой девочке не было ничего от Илэйн. Воспитанная в бедности, в которую постепенно погружался Фордайс с той самой ночи, когда барон был вынужден бежать от меча Гарета, Ровена была начисто лишена духа самонадеянности и тщеславия, сохранив душу светлую, сияющую, как солнце. Какое право имел он пачкать ее своими темными желаниями?
Его право на нее не должно омрачаться жестокостью. Он может сделать ее жизнь в Карлеоне приятной в течение всего назначенного года. Он может дать ей радости и наслаждения, о которых она могла лишь мечтать в Ревелвуде. А в конце года он мог бы найти ей достойного мужа или отослать обратно с солидным количеством золота, которое даст ей будущее, свободное от бедности и голода.
«Будущее с мужчинами, подобными Блэйну, ждущими, чтобы подобрать твои объедки».
Голос, произнесший это в его сознании, был голосом Марли, и он ненавидел его предсказание. С проклятием он вонзил меч в землю. Трясущимися руками отстегнул ножны. Ровена тихо застонала во сне, когда его тень упала на нее.
Сияло солнце. Теплый ветер пробегал по высоким травам, мешая зелень и золото. Точка на горизонте становилась все больше, приближаясь к ней. Сердце Ровены переполнялось радостью. Солнце золотило волосы Маленького Фредди, мчавшегося, как дитя, в ее распахнутые объятия. Сердце Ровены шумно билось. Она стрелой неслась ему навстречу.
Ровена чуть не споткнулась, когда увидела темную тень, мчащуюся позади ее брата. Тень приближалась к нему с неотвратимостью ястреба, падающего на мышь. Ровена кричала, пытаясь предупредить его, но Маленький Фредди продолжал бежать, не ведая о нависшей над ним опасности.
Рыцарь в черных доспехах мчался по торфянику, и шелковистая белая грива коня развевалась на ветру. Его лицо скрывалось за решеткой шлема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33