но маркиз поступил с ней так же подло, как и со мной: чтобы вернуть себе милость государя, он дал письменное обещание прекратить всякие отношения с г-жой де Кур-сель. Ей не преминули показать эту бумагу, от этого у нее началась злокачественная горячка, и она чуть было не умерла.
Болезнь преобразила красавицу до неузнаваемости, и она поспешила укрыться у своей тетки в Орлеане; там она окончательно поправилась и вернулась в Париж такой же, какой была прежде. Ее снова окружили воздыхатели во главе с Лувуа; хотя маркиза и не относилась к нему так, как ему хотелось, он тем не менее защищал ее, когда дамы д'Эльбёф, де Роган, де Буйон, д'Овернь, де Мазарини и все прочие тайком сплетничали о ней. Госпожа де Курсель насмехалась над Лувуа ради забавы, и он перестал с ней встречаться; затем его терпение лопнуло, и он просто-напросто отправил ее в монастырь святой Марии Сент-Антуанского предместья. Госпожа де Мазарини, которую привезли в Париж после ее похождений, тоже находилась там; обе дамы очень быстро сдружились и превосходно ладили между собой. Они настолько разозлили бедных монахинь, что те упросили, чтобы их избавили от этих особ; приятельниц поместили в Шелль, откуда герцог де Мазарини с отрядом из шестидесяти всадников попытался увезти свою жену, но ему это не удалось.
Обе дамы вышли оттуда после окончания судебного процесса герцогини и стали жить вместе во дворце Мазарини; все шло хорошо до тех пор, пока они не поссорились из-за Карюжа, делавшего первые шаги в свете. Курсель одержала победу и, покинув свою соперницу, не придумала ничего лучше как поселиться у своего мужа. Госпожа де Мазарини рассказала ему обо всем, и он вызвал Карюжа на дуэль. Они дрались, а затем объяснились и обнялись как добрые друзья; я не знаю, что заставило их помириться, но дело обстояло именно так. Это трогательное согласие не уберегло дуэлянтов от тюрьмы, и во всем стали винить г-жу де Курсель. Муж забрал маркизу и увез или, точнее, отправил ее в свой родовой дом, расположенный в Мене, близ Шато-сюр-Луар, под наблюдение свекрови — таким образом, она попала в западню.
К даме весьма кстати приставили смазливого пажа по имени Ростен де Ла Ферьер; за неимением лучшего она связалась с ним и забеременела. Тут же узнав о случившемся, маркиз послал офицера и солдат, чтобы они ее охраняли, и возбудил против нее тяжбу; он добился разрешения взять ее под стражу и перевести вместе с конвоем в замок Ла-Санноньер, к своему родственнику г-ну де Саналлеку. Желая отомстить мужу, дама призналась там, что она беременна, и рассказала о связи с Ростеном; пажа, сделавшего свое дело, отпустили и спрятали в Арсенале. Кое-какие слухи обо всех этих мерзостях просочились. Господин де Роган, которого маркиза сумела оповестить, пришел к ней на помощь, освободил ее и перевез в Люксембургский дворец, откуда она, по совету своих адвокатов отдавшись в руки властей, попала в Консьержери.
Там г-жа де Курсель рассказала все и показала завещание, которое ее вынудили подписать у Саналлека в пользу ее мужа. Она обвиняла Ростена в том, что он был соучастником их заговора, и утверждала, что ребенок остался у Курселя, но тот решительно это отрицал. Госпожа Корнюель говорила по этому поводу:
— Курселя остригут и отправят в монастырь вместо его жены. Этот чертов Парижский парламент уже никому не верит… разве что колдунам, и у него есть для этого все основания. Госпожа де Курсель вторила ей, повторяя:
— Я ничего не боюсь, ведь меня судят мужчины. Однако произошло одно событие, которое никто не предвидел.
Госпоже де Курсель надоело сидеть в Консьержери; она подкупила одну из своих горничных, поменялась с ней одеждой и сбежала в Англию, к г-же де Мазарини, которая укрывалась там и с которой она без труда помирилась: они нуждались друг в друге. По-моему, эти особы, в особенности госпожа де Курсель, были одержимы дьяволом, имя которому Легион, как говорится в Евангелии, ибо они не могли усидеть на одном месте. Едва лишь оказавшись в Лондоне, маркиза завела себе нового любовника, который стоил всех остальных, ибо он, этот бедный Брюлар дю Буле, был не только порядочным, но и добродетельным человеком. Он не просто страстно в нее влюбился, а буквально потерял голову.
Бедняга принялся жалеть г-жу де Курсель от всего сердца; ее страдания и подлые козни, жертвой которых она стала, оправдывали в его глазах ее проступки; он решил, что она способна серьезно привязаться к тому, кто постарается сделать ее счастливой, и предпринял такую попытку, пытаясь превозмочь ревность, а для нее у него было предостаточно оснований. Маркизе не было до этого никакого дела. Она вернулась в Париж инкогнито, без ведома своего воздыхателя, и снова начала встречаться с Роганом, Крийоном и маркизом де Вилларом, начавшим управлять ее делами. Сколько же греховных мыслей вертелось в головке этой прекрасной Сидонии!
Страх заставил даму укрыться в Осоне, у одного из своих родственников по имени Люзиньи, в замке Ати. Буле увез ее оттуда в Женеву под именем г-жи де Болье; она жила там довольно уединенно. Однако красота маркизы не осталась незамеченной, и, когда герцогиня де Мазарини, направлявшаяся в Гамбург, приехала навестить свою подругу, все взоры обратились на г-жу де Курсель. Ее называли не иначе как «прекрасная чужестранка», и люди толпились на улицах, когда она там проходила. Маркиза столь искусно притворялась, что ей удалось заручиться поддержкой незапятнанных ни в чем магистратов этой педантской и скучной республики, и, что было еще труднее, она заставила их суровых, глупых жен-гугеноток уважать ее. Плутовка обосновалась в доме графа фон Дона, который во всем доверял ей, и внушила любовь самому знаменитому Грегорио Лети. У нее было к нему письмо, которое она вручила ему со словами:
— Не подумайте, господин Лети, что я приехала сюда с дурными намерениями. Я уехала из дома, потому что мой муж хочет со мной жить, а я этого не хочу. Лети ответил ей, отчасти шутя:
— Конечно, сударыня, многие захотели бы с вами жить, ведь вы слишком красивы, чтобы принадлежать одному мужчине.
Госпожа де Курсель вела себя благоразумно: она жила довольно тихо и достаточно долго скрывала свою связь с Буле. Приезжая к ней, он укрывался в деревне, а она, подобно герцогине Буйонской, разъезжала повсюду верхом, бывала в самом блестящем обществе и всевозможные свои проделки держала в тайне от бедного Буле, который догадывался обо всем, не будучи в этом уверен, и умирал от ревности. Между этими несчастными происходили душераздирающие сцены; Буле бросил все ради г-жи де Курсель; она относилась к нему не столько с любовью, сколько с уважением, просто как к хорошему человеку. В конце концов любовник поймал маркизу с поличным, когда она была с конюхом. В первом порыве досады и отчаяния Буле совершил недостойный поступок: он написал всем женевским друзьям Сидонии, что она собой представляет и в каких отношениях он с ней состоит; при этом он использовал выражения, к каким дворянин, как и всякий порядочный человек, не прибегает по отношению к своей бывшей возлюбленной. Маркизу с позором изгнали из города.
Вскоре Буле жестоко в этом раскаялся, тем более что он все еще любил г-жуде Курсель, а она, покидая прибежище, которого он ее лишил, простила его и написала ему благородное и трогательное письмо, чтобы сообщить об этом:
«Все Ваши оскорбления и грубости, — писала она, — не могут заставить меня забыть, что я обязана Вам больше, чем кому-либо из светских людей, и все то зло, что Вы мне теперь причиняете, не помешает мне оценить Ваши последние услуги. Поэтому, читая мое письмо, не поддавайтесь чувству омерзения, которое мы питаем к нравам своих врагов. Думайте просто, что это знак благодарности женщины, которую Вы любили и которая всегда будет считать Вас самым порядочным человеком на свете, если только Вы не желаете, чтобы она относилась к Вам как к лучшему из своих друзей. Если бы страсть, которую Вы ко мне испытывали, не принесла Вам одни лишь неприятности и сожаления, я не позволила бы Вам расстаться со мной сейчас, ибо могу винить себя лишь в том, что не любила Вас так, как Вам хотелось и как Вы того заслуживаете».
Маркиза уехала в Савойю и, находясь там, попыталась добиться изменения решения суда, согласно которому ей возвращали все имущество, в то же время обрекая ее на жизнь в монастыре. Неизвестно, что бы за этим последовало, если бы не умер ее муж. Начался страшный переполох, и в игру вступили наследники, еще более жестокие, чем маркиз. Госпожа де Курсель не придала этому значения, вернулась в Париж и стала вести там жизнь, полную развлечений. И тут деверь маркизы, шевалье де Курсель, снова отправил ее в Консьержери, где ее окончательно осудили за прелюбодеяние с Ростеном (увы, именно с ним!) и приговорили к штрафу в шестьдесят тысяч франков, который она должна была выплатить Курселям, не считая судебных издержек, объявлений и т.д. Но вместе с тем г-жу де Курсель отпустили на свободу и сняли с нее всякую ответственность — она сочла все это не слишком дорогой ценой.
Именно тогда маркиза написала мне из Консьержери, и мы помирились. Я сделала для нее что смогла, хотя и виделась с ней лишь тайком; затем она исчезла, и я не знаю, где она сейчас.
Вот и вся история женщины, заставившей о себе говорить: когда я вернулась из Монако, о ней шла всеобщая молва; тем не менее о маркизе вскоре все забыли, и я в первую очередь, из-за другой, еще более удивительной истории, непосредственно связанной со мной: речь идет о несостоявшемся браке Мадемуазель с Лозеном. Я расскажу лишь о том, что касается меня и неизвестно большинству, поскольку в общих чертах эти события знают все.
Мадемуазель отвергла половину королей и принцев Европы и была отвергнута другой их половиной; между тем она старела, и незамужняя жизнь стала сильно ее тяготить. Я уже не раз говорила, что она давно подумывала о Лозене, разумеется не как о муже (столь невероятная мысль не могла ни с того ни с сего прийти ей в голову), а как о мужчине, который ей нравился. Однако, поскольку все беспрестанно говорили с принцессой о ее наследстве, она внезапно передумала и решила выбрать себе супруга, о чем она заявила во всеуслышание, чтобы ее оставили в покое по поводу ее завещания.
Прежде всего речь зашла о герцоге де Лонгвиле, в ту пору графе де Сен-Поле, который по возрасту годился Мадемуазель в сыновья, затем об английском короле, а после смерти г-жи Генриетты — о Месье. Все единодушно выступали за Месье, исключая короля, которого нисколько это не интересовало, и Мадемуазель, которую не интересовал принц. Поэтому она его отвергла с согласия государя, и принц сожалел только о ее богатстве. Тотчас же снова стали возникать честолюбивые помыслы, и на первый план выдвинулся граф де Сен-Поль. Однако это не устраивало ни Мадемуазель, ни некоего кавалера, который начиная с 1666 года прилагал все усилия, чтобы усилить влечение, возникшее у принцессы с первого взгляда и замеченное им одним. Он заботился об ее экипажах, гвардейцах и шатрах, с удвоенным рвением нес королевскую службу и избегал женщин, позволяя им открыто любить его; вскоре этот хитрец стал горячим другом принцессы и изливал ей свою душу; мало-помалу он обрел ее любовь и, увидев, что она в его власти, отступил.
Мадемуазель все сильнее привязывалась к этому человеку и советовалась с ним по всякому поводу, не скрывая своего расположения к нему, что сочли вполне естественным; он был фаворитом короля, и никто, кроме меня, причем временами, не придавал этому значения, да и то я посмеивалась над своими опасениями. Лозен, понимавший, что все складывается так, как он задумал, держался очень строго с внучкой Генриха IV, но ввел в ее окружение своих друзей и свою сестру, которые расточали ему похвалу; им даже удалось внушить принцессе, что г-жа де Ла Саблиер, за которой тогда ухаживал граф, всего лишь старая одноглазая мещанка, и что Лозена оклеветали. Тот, кто знает Мадемуазель, эту гордую и цельную натуру, может понять ее легковерие. Перестав встречаться с Лозеном, которого она привыкла видеть каждый день, принцесса стала скучать. Ее тоска по графу усилилась до такой степени, что переросла в любовь; она призналась себе в этом, и это ее не испугало. Она легко убедилась, что Лозен платит ей взаимностью — об этом свидетельствовали как его почтительное отношение к ней, так и отчужденность. Граф окружал ее нежной заботой, стараясь это скрыть, как она полагала; и тут Мадемуазель поняла, как сильно она его любит, и попыталась обуздать это чувство, но было уже поздно. Она стала страстно молиться и в конце концов, после мучительной борьбы с собственной гордостью, решила сдаться и увенчать эту пламенную страсть узами брака. Она принялась искать в прошлом, в браке своей сестры с графом де Гизом, оправдания своего безумия, нашла достаточно убедительные доводы и признала их. Оставалось лишь известить Лозена о том, как ему посчастливилось; ожидавший этого граф, чтобы не спугнуть удачу, сделал вид, что он колеблется.
Принцессе пришлось написать ему в подобающих выражениях, что она желает выйти за него замуж; хитрец вначале отказал ей, заявив, что она смеется над ним и что он ни за что не поверит, будто она собирается выйти замуж за слугу своего двоюродного брата. Затем Лозен выдвинул множество других возражений, чтобы принцесса их опровергла, и она поспешила это сделать. Предатель убедил ее, что он не выносит женщин, в то время как он не мог без них жить. Бедная Мадемуазель, бедная принцесса, поверившая обещаниям младшего сына гасконской семьи!
Лозен отказался предпринимать какие-либо действия, и Мадемуазель взяла все на себя; она поговорила с королем, что было труднее всего, и призналась в своей безрассудной и нелепой в ее годы страсти. Принцесса не щадила себя и, ко всеобщему удивлению, к ее собственному изумлению, король, поупрямившись немного, дал ей согласие на этот брак. Моему отцу все было известно (я думаю, что он подслушивал под дверью). Он тотчас же явился ко мне и сообщил эту странную новость. Я подпрыгнула на три фута в своем кресле: — Он женится на Мадемуазель?! Помилуйте, этого не может быть!
— Это возможно, поскольку король дал свое согласие и данный вопрос будет вынесен завтра на заседание совета, после чего представители знати, в число которых я, конечно, войду, станут благодарить короля и Мадемуазель за оказанную дворянству честь.
— А я вам говорю, что этому не бывать, этому не бывать!
Поспешив к Месье, я рассказала ему об этом чудовищном событии; он согласился со мной и поклялся, что этого не допустит.
Я поняла, что следует сыграть на самолюбии принца, и настроила его соответствующим образом. Поскольку встречаться с н и м было бесполезно, я бросилась к Мадемуазель, но она не приняла меня: я впала в немилость, Какую ночь я тогда провела! На следующий день я с нетерпением ждала решения совета; невзирая на сопротивление Месье и многих других, король заявил, что его кузина вольна выбирать себе мужа, а он не вправе ей препятствовать, и снова дал свое согласие. Мне передали этот ответ — я пришла в ярость. К счастью, тщеславие Лозена его погубило. Вместо того чтобы дожидаться свадебных нарядов, чтобы с большей помпой отпраздновать свою победу, графу следовало венчаться в тот же вечер и торжествовать на следующий день. Я это поняла и, осознав его ошибку, воспрянула духом. Я вернулась к Месье, который тоже рвал и метал; отправилась к г-же де Ланжерон, весьма влиятельной особе из дворца Конде, — словом, никого не забыла. Пустив в ход все средства, я в конце концов с радостью услышала, как господин принц говорит Месье:
— Мы вместе пойдем к королю и объясним ему, что это за гнусность; если, несмотря ни на что, король пойдет дальше, фаворит будет иметь дело со мной: я не позволю ему бесчестить первенствующую королевскую династию Европы.
Я поступила еще разумнее, послав Месье к г-же де Монтеспан; у меня не было сомнений, что на этот раз мы договоримся. Она раскричалась и стала повторять, что Мадемуазель безусловно сошла с ума и ее следует держать взаперти. Завязав всю эту интригу, я затаилась, как паук возле паутины. Без меня все бы только пустословили и строили планы, но ничего бы не предприняли. Лишь благодаря мне, мне одной, Лозен потерпел крах. Гордец! Я добралась до самой королевы с помощью Ла Молина, которой я дала бриллиант стоимостью в пятьсот пистолей; я бы пожертвовала всем, вплоть до последней драгоценности, лишь бы замысел графа провалился! Все отправились поздравлять Мадемуазель, но я не стала этого делать: я готова была ее убить! Она даровала Лозену свои бесчисленные сокровища! Этот наглец вел себя возмутительно. Однако на следующий день, когда король, наконец внявший голосу разума, пригласил кузину и запретил ей настаивать на своем, когда этот г-н де Монпансье стал прежним Лозеном, ах, как же я была счастлива!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Болезнь преобразила красавицу до неузнаваемости, и она поспешила укрыться у своей тетки в Орлеане; там она окончательно поправилась и вернулась в Париж такой же, какой была прежде. Ее снова окружили воздыхатели во главе с Лувуа; хотя маркиза и не относилась к нему так, как ему хотелось, он тем не менее защищал ее, когда дамы д'Эльбёф, де Роган, де Буйон, д'Овернь, де Мазарини и все прочие тайком сплетничали о ней. Госпожа де Курсель насмехалась над Лувуа ради забавы, и он перестал с ней встречаться; затем его терпение лопнуло, и он просто-напросто отправил ее в монастырь святой Марии Сент-Антуанского предместья. Госпожа де Мазарини, которую привезли в Париж после ее похождений, тоже находилась там; обе дамы очень быстро сдружились и превосходно ладили между собой. Они настолько разозлили бедных монахинь, что те упросили, чтобы их избавили от этих особ; приятельниц поместили в Шелль, откуда герцог де Мазарини с отрядом из шестидесяти всадников попытался увезти свою жену, но ему это не удалось.
Обе дамы вышли оттуда после окончания судебного процесса герцогини и стали жить вместе во дворце Мазарини; все шло хорошо до тех пор, пока они не поссорились из-за Карюжа, делавшего первые шаги в свете. Курсель одержала победу и, покинув свою соперницу, не придумала ничего лучше как поселиться у своего мужа. Госпожа де Мазарини рассказала ему обо всем, и он вызвал Карюжа на дуэль. Они дрались, а затем объяснились и обнялись как добрые друзья; я не знаю, что заставило их помириться, но дело обстояло именно так. Это трогательное согласие не уберегло дуэлянтов от тюрьмы, и во всем стали винить г-жу де Курсель. Муж забрал маркизу и увез или, точнее, отправил ее в свой родовой дом, расположенный в Мене, близ Шато-сюр-Луар, под наблюдение свекрови — таким образом, она попала в западню.
К даме весьма кстати приставили смазливого пажа по имени Ростен де Ла Ферьер; за неимением лучшего она связалась с ним и забеременела. Тут же узнав о случившемся, маркиз послал офицера и солдат, чтобы они ее охраняли, и возбудил против нее тяжбу; он добился разрешения взять ее под стражу и перевести вместе с конвоем в замок Ла-Санноньер, к своему родственнику г-ну де Саналлеку. Желая отомстить мужу, дама призналась там, что она беременна, и рассказала о связи с Ростеном; пажа, сделавшего свое дело, отпустили и спрятали в Арсенале. Кое-какие слухи обо всех этих мерзостях просочились. Господин де Роган, которого маркиза сумела оповестить, пришел к ней на помощь, освободил ее и перевез в Люксембургский дворец, откуда она, по совету своих адвокатов отдавшись в руки властей, попала в Консьержери.
Там г-жа де Курсель рассказала все и показала завещание, которое ее вынудили подписать у Саналлека в пользу ее мужа. Она обвиняла Ростена в том, что он был соучастником их заговора, и утверждала, что ребенок остался у Курселя, но тот решительно это отрицал. Госпожа Корнюель говорила по этому поводу:
— Курселя остригут и отправят в монастырь вместо его жены. Этот чертов Парижский парламент уже никому не верит… разве что колдунам, и у него есть для этого все основания. Госпожа де Курсель вторила ей, повторяя:
— Я ничего не боюсь, ведь меня судят мужчины. Однако произошло одно событие, которое никто не предвидел.
Госпоже де Курсель надоело сидеть в Консьержери; она подкупила одну из своих горничных, поменялась с ней одеждой и сбежала в Англию, к г-же де Мазарини, которая укрывалась там и с которой она без труда помирилась: они нуждались друг в друге. По-моему, эти особы, в особенности госпожа де Курсель, были одержимы дьяволом, имя которому Легион, как говорится в Евангелии, ибо они не могли усидеть на одном месте. Едва лишь оказавшись в Лондоне, маркиза завела себе нового любовника, который стоил всех остальных, ибо он, этот бедный Брюлар дю Буле, был не только порядочным, но и добродетельным человеком. Он не просто страстно в нее влюбился, а буквально потерял голову.
Бедняга принялся жалеть г-жу де Курсель от всего сердца; ее страдания и подлые козни, жертвой которых она стала, оправдывали в его глазах ее проступки; он решил, что она способна серьезно привязаться к тому, кто постарается сделать ее счастливой, и предпринял такую попытку, пытаясь превозмочь ревность, а для нее у него было предостаточно оснований. Маркизе не было до этого никакого дела. Она вернулась в Париж инкогнито, без ведома своего воздыхателя, и снова начала встречаться с Роганом, Крийоном и маркизом де Вилларом, начавшим управлять ее делами. Сколько же греховных мыслей вертелось в головке этой прекрасной Сидонии!
Страх заставил даму укрыться в Осоне, у одного из своих родственников по имени Люзиньи, в замке Ати. Буле увез ее оттуда в Женеву под именем г-жи де Болье; она жила там довольно уединенно. Однако красота маркизы не осталась незамеченной, и, когда герцогиня де Мазарини, направлявшаяся в Гамбург, приехала навестить свою подругу, все взоры обратились на г-жу де Курсель. Ее называли не иначе как «прекрасная чужестранка», и люди толпились на улицах, когда она там проходила. Маркиза столь искусно притворялась, что ей удалось заручиться поддержкой незапятнанных ни в чем магистратов этой педантской и скучной республики, и, что было еще труднее, она заставила их суровых, глупых жен-гугеноток уважать ее. Плутовка обосновалась в доме графа фон Дона, который во всем доверял ей, и внушила любовь самому знаменитому Грегорио Лети. У нее было к нему письмо, которое она вручила ему со словами:
— Не подумайте, господин Лети, что я приехала сюда с дурными намерениями. Я уехала из дома, потому что мой муж хочет со мной жить, а я этого не хочу. Лети ответил ей, отчасти шутя:
— Конечно, сударыня, многие захотели бы с вами жить, ведь вы слишком красивы, чтобы принадлежать одному мужчине.
Госпожа де Курсель вела себя благоразумно: она жила довольно тихо и достаточно долго скрывала свою связь с Буле. Приезжая к ней, он укрывался в деревне, а она, подобно герцогине Буйонской, разъезжала повсюду верхом, бывала в самом блестящем обществе и всевозможные свои проделки держала в тайне от бедного Буле, который догадывался обо всем, не будучи в этом уверен, и умирал от ревности. Между этими несчастными происходили душераздирающие сцены; Буле бросил все ради г-жи де Курсель; она относилась к нему не столько с любовью, сколько с уважением, просто как к хорошему человеку. В конце концов любовник поймал маркизу с поличным, когда она была с конюхом. В первом порыве досады и отчаяния Буле совершил недостойный поступок: он написал всем женевским друзьям Сидонии, что она собой представляет и в каких отношениях он с ней состоит; при этом он использовал выражения, к каким дворянин, как и всякий порядочный человек, не прибегает по отношению к своей бывшей возлюбленной. Маркизу с позором изгнали из города.
Вскоре Буле жестоко в этом раскаялся, тем более что он все еще любил г-жуде Курсель, а она, покидая прибежище, которого он ее лишил, простила его и написала ему благородное и трогательное письмо, чтобы сообщить об этом:
«Все Ваши оскорбления и грубости, — писала она, — не могут заставить меня забыть, что я обязана Вам больше, чем кому-либо из светских людей, и все то зло, что Вы мне теперь причиняете, не помешает мне оценить Ваши последние услуги. Поэтому, читая мое письмо, не поддавайтесь чувству омерзения, которое мы питаем к нравам своих врагов. Думайте просто, что это знак благодарности женщины, которую Вы любили и которая всегда будет считать Вас самым порядочным человеком на свете, если только Вы не желаете, чтобы она относилась к Вам как к лучшему из своих друзей. Если бы страсть, которую Вы ко мне испытывали, не принесла Вам одни лишь неприятности и сожаления, я не позволила бы Вам расстаться со мной сейчас, ибо могу винить себя лишь в том, что не любила Вас так, как Вам хотелось и как Вы того заслуживаете».
Маркиза уехала в Савойю и, находясь там, попыталась добиться изменения решения суда, согласно которому ей возвращали все имущество, в то же время обрекая ее на жизнь в монастыре. Неизвестно, что бы за этим последовало, если бы не умер ее муж. Начался страшный переполох, и в игру вступили наследники, еще более жестокие, чем маркиз. Госпожа де Курсель не придала этому значения, вернулась в Париж и стала вести там жизнь, полную развлечений. И тут деверь маркизы, шевалье де Курсель, снова отправил ее в Консьержери, где ее окончательно осудили за прелюбодеяние с Ростеном (увы, именно с ним!) и приговорили к штрафу в шестьдесят тысяч франков, который она должна была выплатить Курселям, не считая судебных издержек, объявлений и т.д. Но вместе с тем г-жу де Курсель отпустили на свободу и сняли с нее всякую ответственность — она сочла все это не слишком дорогой ценой.
Именно тогда маркиза написала мне из Консьержери, и мы помирились. Я сделала для нее что смогла, хотя и виделась с ней лишь тайком; затем она исчезла, и я не знаю, где она сейчас.
Вот и вся история женщины, заставившей о себе говорить: когда я вернулась из Монако, о ней шла всеобщая молва; тем не менее о маркизе вскоре все забыли, и я в первую очередь, из-за другой, еще более удивительной истории, непосредственно связанной со мной: речь идет о несостоявшемся браке Мадемуазель с Лозеном. Я расскажу лишь о том, что касается меня и неизвестно большинству, поскольку в общих чертах эти события знают все.
Мадемуазель отвергла половину королей и принцев Европы и была отвергнута другой их половиной; между тем она старела, и незамужняя жизнь стала сильно ее тяготить. Я уже не раз говорила, что она давно подумывала о Лозене, разумеется не как о муже (столь невероятная мысль не могла ни с того ни с сего прийти ей в голову), а как о мужчине, который ей нравился. Однако, поскольку все беспрестанно говорили с принцессой о ее наследстве, она внезапно передумала и решила выбрать себе супруга, о чем она заявила во всеуслышание, чтобы ее оставили в покое по поводу ее завещания.
Прежде всего речь зашла о герцоге де Лонгвиле, в ту пору графе де Сен-Поле, который по возрасту годился Мадемуазель в сыновья, затем об английском короле, а после смерти г-жи Генриетты — о Месье. Все единодушно выступали за Месье, исключая короля, которого нисколько это не интересовало, и Мадемуазель, которую не интересовал принц. Поэтому она его отвергла с согласия государя, и принц сожалел только о ее богатстве. Тотчас же снова стали возникать честолюбивые помыслы, и на первый план выдвинулся граф де Сен-Поль. Однако это не устраивало ни Мадемуазель, ни некоего кавалера, который начиная с 1666 года прилагал все усилия, чтобы усилить влечение, возникшее у принцессы с первого взгляда и замеченное им одним. Он заботился об ее экипажах, гвардейцах и шатрах, с удвоенным рвением нес королевскую службу и избегал женщин, позволяя им открыто любить его; вскоре этот хитрец стал горячим другом принцессы и изливал ей свою душу; мало-помалу он обрел ее любовь и, увидев, что она в его власти, отступил.
Мадемуазель все сильнее привязывалась к этому человеку и советовалась с ним по всякому поводу, не скрывая своего расположения к нему, что сочли вполне естественным; он был фаворитом короля, и никто, кроме меня, причем временами, не придавал этому значения, да и то я посмеивалась над своими опасениями. Лозен, понимавший, что все складывается так, как он задумал, держался очень строго с внучкой Генриха IV, но ввел в ее окружение своих друзей и свою сестру, которые расточали ему похвалу; им даже удалось внушить принцессе, что г-жа де Ла Саблиер, за которой тогда ухаживал граф, всего лишь старая одноглазая мещанка, и что Лозена оклеветали. Тот, кто знает Мадемуазель, эту гордую и цельную натуру, может понять ее легковерие. Перестав встречаться с Лозеном, которого она привыкла видеть каждый день, принцесса стала скучать. Ее тоска по графу усилилась до такой степени, что переросла в любовь; она призналась себе в этом, и это ее не испугало. Она легко убедилась, что Лозен платит ей взаимностью — об этом свидетельствовали как его почтительное отношение к ней, так и отчужденность. Граф окружал ее нежной заботой, стараясь это скрыть, как она полагала; и тут Мадемуазель поняла, как сильно она его любит, и попыталась обуздать это чувство, но было уже поздно. Она стала страстно молиться и в конце концов, после мучительной борьбы с собственной гордостью, решила сдаться и увенчать эту пламенную страсть узами брака. Она принялась искать в прошлом, в браке своей сестры с графом де Гизом, оправдания своего безумия, нашла достаточно убедительные доводы и признала их. Оставалось лишь известить Лозена о том, как ему посчастливилось; ожидавший этого граф, чтобы не спугнуть удачу, сделал вид, что он колеблется.
Принцессе пришлось написать ему в подобающих выражениях, что она желает выйти за него замуж; хитрец вначале отказал ей, заявив, что она смеется над ним и что он ни за что не поверит, будто она собирается выйти замуж за слугу своего двоюродного брата. Затем Лозен выдвинул множество других возражений, чтобы принцесса их опровергла, и она поспешила это сделать. Предатель убедил ее, что он не выносит женщин, в то время как он не мог без них жить. Бедная Мадемуазель, бедная принцесса, поверившая обещаниям младшего сына гасконской семьи!
Лозен отказался предпринимать какие-либо действия, и Мадемуазель взяла все на себя; она поговорила с королем, что было труднее всего, и призналась в своей безрассудной и нелепой в ее годы страсти. Принцесса не щадила себя и, ко всеобщему удивлению, к ее собственному изумлению, король, поупрямившись немного, дал ей согласие на этот брак. Моему отцу все было известно (я думаю, что он подслушивал под дверью). Он тотчас же явился ко мне и сообщил эту странную новость. Я подпрыгнула на три фута в своем кресле: — Он женится на Мадемуазель?! Помилуйте, этого не может быть!
— Это возможно, поскольку король дал свое согласие и данный вопрос будет вынесен завтра на заседание совета, после чего представители знати, в число которых я, конечно, войду, станут благодарить короля и Мадемуазель за оказанную дворянству честь.
— А я вам говорю, что этому не бывать, этому не бывать!
Поспешив к Месье, я рассказала ему об этом чудовищном событии; он согласился со мной и поклялся, что этого не допустит.
Я поняла, что следует сыграть на самолюбии принца, и настроила его соответствующим образом. Поскольку встречаться с н и м было бесполезно, я бросилась к Мадемуазель, но она не приняла меня: я впала в немилость, Какую ночь я тогда провела! На следующий день я с нетерпением ждала решения совета; невзирая на сопротивление Месье и многих других, король заявил, что его кузина вольна выбирать себе мужа, а он не вправе ей препятствовать, и снова дал свое согласие. Мне передали этот ответ — я пришла в ярость. К счастью, тщеславие Лозена его погубило. Вместо того чтобы дожидаться свадебных нарядов, чтобы с большей помпой отпраздновать свою победу, графу следовало венчаться в тот же вечер и торжествовать на следующий день. Я это поняла и, осознав его ошибку, воспрянула духом. Я вернулась к Месье, который тоже рвал и метал; отправилась к г-же де Ланжерон, весьма влиятельной особе из дворца Конде, — словом, никого не забыла. Пустив в ход все средства, я в конце концов с радостью услышала, как господин принц говорит Месье:
— Мы вместе пойдем к королю и объясним ему, что это за гнусность; если, несмотря ни на что, король пойдет дальше, фаворит будет иметь дело со мной: я не позволю ему бесчестить первенствующую королевскую династию Европы.
Я поступила еще разумнее, послав Месье к г-же де Монтеспан; у меня не было сомнений, что на этот раз мы договоримся. Она раскричалась и стала повторять, что Мадемуазель безусловно сошла с ума и ее следует держать взаперти. Завязав всю эту интригу, я затаилась, как паук возле паутины. Без меня все бы только пустословили и строили планы, но ничего бы не предприняли. Лишь благодаря мне, мне одной, Лозен потерпел крах. Гордец! Я добралась до самой королевы с помощью Ла Молина, которой я дала бриллиант стоимостью в пятьсот пистолей; я бы пожертвовала всем, вплоть до последней драгоценности, лишь бы замысел графа провалился! Все отправились поздравлять Мадемуазель, но я не стала этого делать: я готова была ее убить! Она даровала Лозену свои бесчисленные сокровища! Этот наглец вел себя возмутительно. Однако на следующий день, когда король, наконец внявший голосу разума, пригласил кузину и запретил ей настаивать на своем, когда этот г-н де Монпансье стал прежним Лозеном, ах, как же я была счастлива!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86