— Он кивнул в сторону своего портрета. — Как вы думаете, есть сходство?
Повернувшись, она взглянула на картину. Пегги все еще чувствовала некоторое смущение от нацеленных на нее в упор взглядов портрета и его оригинала, а также некоторое раздражение от того, что Эдвард упомянул про фонтан из шампанского. Именно поэтому она, фыркнув, ответила:
— Боюсь, что ничуть.
Эдвард и экономка явно удивились.
— Не похож? — Эдвард перевел взгляд с портрета на лицо Пегги. — А все уверяют, что сходство поразительное.
— Должно быть, из вежливости, — съязвила Пегги. — Полагаю, художник сделал вас гораздо более… — Она стрельнула глазами, раздумывая, что бы такое сказать, чтобы посильнее уколоть его. В ее глазах Эдвард обладал многими недостатками, но для общества в целом у него было все, что полагалось иметь представителю высшего света — приятная внешность, титул и, что самое важное, состояние. — Гораздо более… мужественным, чем вы являетесь в реальности, — закончила она.
— Более мужественным? — Эдвард шагнул к портрету, вглядываясь в него. — Боюсь, что не вижу…
— Не видите? Вокруг вас и в самом деле буквально разливается женственность, милорд. — Пегги приторно улыбнулась прямо в его изумленное лицо. — Ваш братец всегда говорил, что в вас есть что-то от самовлюбленного щеголя.
— От щеголя? — Эдвард был в полном замешательстве. — Джон говорил это? Да будь прокляты его глаза, я…
— Ну хорошо, признаю, что сейчас вы так не выглядите. — Пегги царственно приблизилась к нему и, потянувшись, поправила галстук, который сбился во время верховой езды. Она стояла так близко, что касалась его грудью. — Сейчас вид у вас весьма… неряшливый, что ли.
— Мы с Картрайтом только что вернулись с верховой прогулки, — растерянно проговорил Эдвард. Она заметила, что его ноздри раздуваются, и поняла, что лорд вдыхает запах ее духов.
Обворожительно улыбнувшись, Пегги придала галстуку окончательную форму.
— Ну вот, — заключила она, отступая на шаг. — Так будет немного лучше. — Однако тон, которым она это произнесла, ясно говорил, что так стало отнюдь не лучше. — Миссис Прейхерст, нам лучше поторопиться, чтобы успеть все осмотреть до ужина.
— Ох, ах да-а, — засуетилась экономка. — Если позволите, милорд, я предупрежу кухарку о леди Эшбери…
Тот пришел в себя ровно настолько, чтобы откланяться, но линия бровей свидетельствовала, что Эдвард чем-то сильно раздражен. Он зашагал прочь, каблуки зазвенели по камню. Все внутри Пегги ликовало: она показала, что не является какой-то вечно краснеющей провинциалкой. В любом случае он до самого обеда будет ломать голову по поводу ее шпильки относительно своей мужественности.
Миссис Прейхерст пребывала в растрепанных чувствах. Пегги повернулась к экономке. Глаза девушки были широко раскрыты, излучая святую невинность.
— О Господи! Я сказала что-нибудь, чего не следовало говорить? — спросила она. — Кажется, его что-то расстроило…
Экономка покачала головой, глядя вслед хозяину:
— Боюсь, мисс Макдугал, что вы сильно задели его за живое. Лорд Эдвард добрейший из людей до тех пор, пока его не разозлили. Его единственный недостаток — это то, что он унаследовал гневливость своего отца. Ваша сестра, должно быть, говорила вам об этом. Лорд Джон тоже унаследовал эту черту характера.
Пегги кивнула. Она хорошо помнила вспышки раздражения, которые порой охватывали Джона. Одна из них привела к его смерти.
— Да, — вздохнула она.
— Клянусь, мисс, когда лорд Джон и лорд Эдвард дрались, было слышно за несколько миль. А знаете, они непрерывно дрались. Меня совсем не удивило, что лорд Джон отзывался о своем брате как о денди. — Миссис Прейхерст хихикнула. — Наверняка он знал, что это до чертиков разозлит лорда Эдварда! Ему-то, как никому, кого я знаю, не подходит такое слово. Он не слишком любит красоваться, зато очень даже неравнодушен к дамам, как и его брат Джон.
Пегги поджала губы.
— Все ясно. А как долго виконтесса является одной из… подруг лорда Эдварда?
Миссис Прейхерст удивленно посмотрела на Пегги. Она хотела было отшутиться, но девушка увидела по лицу экономки, что той явно не по себе.
— Господь с вами! Я не думаю, что… Ну ладно: полагаю, леди Арабелла подруга лорда Эдварда с тех пор, как ее муж, виконт Эшбери, приобрел имение в нескольких милях отсюда.
— И виконтесса приезжает погостить без мужа? — уточнила Пегги.
— Ну… — сказала миссис Прейхерст, — да. — И продолжила таинственным голосом: — Между нами, мисс, виконтесса очень красива, а ее муж… ну, виконт, значительно старше своей жены. Бедняги, они не смогли иметь детей. Кроме того, виконтесса обожает общество, а ее муж просто нелюдим…
Экономка умолкла. Пегги быстро схватила суть того, что произошло: красивая скучающая жена; старый невнимательный муж; и мужчина вроде лорда Эдварда, до которого можно рукой подать. Конечно же, между ними завязался роман! Пегги почувствовала укол досады, но это можно было легко объяснить: у нее было совсем немного времени, чтобы вывести лорда Эдварда из равновесия, а виконтесса скоро вернет ему чувство уверенности. Черт!
Приезд леди Эшбери не настолько взволновал миссис Прейхерст, чтобы прервать их экскурсию по дому. Экономка обстоятельно и с удовольствием, как показалось Пегги, провела ее через утреннюю комнату, столовую, гостиную, библиотеки, кабинеты, рассказывая по ходу об украшениях из чеканного серебра, о шелковых с вышивкой каминных экранах, пока они не дошли до коридора, ведущего к оранжерее. Здесь в голосе миссис Прейхерст появились хвастливые нотки, а в глазах загорелась гордость, когда она пустилась в новую историю про своего хозяина.
— Покойная герцогиня обожала цветы, — говорила экономка, ведя Пегги по длинному, слабо освещенному коридору. — Любила их настолько, что зимой, которая у нас в Йоркшире тянется долго, она впадала в депрессию. Тогда герцог отгородил от ветра место, прогреваемое солнцем, выписал самые красивые растения и цветы и заплатил огромные деньги, чтобы это место отапливалось с ноября по март. Но когда герцогиня умерла, покойный граф, да это и понятно, забросил оранжерею. Ее заперли, и она стояла пустая… пока не умер сам герцог. Тогда лорд Эдвард пригласил из Лондона специалиста, который перестроил оранжерею. Он привез цветы, растения и даже маленькие деревца! И устроил фонтан! Да вы и сами увидите. Теперь это — живое свидетельство любви лорда Эдварда к матери…
Они как раз приблизились к тяжелым деревянным дверям, которые миссис Прейхерст и распахнула жестом прирожденной драматической актрисы. Войдя в них, Пегги остановилась в восхищении. Сначала она почувствовала захлестнувшую ее волну влажного воздуха, затем ее обдало густым, переливчатым ароматом почвы, и только потом ее глаза впитали в себя сверкающее многоцветие.
Теплица просто поразила Пегги. За всю свою не слишком богатую событиями жизнь она не видела ничего подобного. Казалось невероятным в разгар зимы видеть благоухающие цветы, так много зелени на фоне бесконечной белизны. Помещение со стеклянными стенами оказалось гораздо больше, чем могла ожидать Пегги, оно было достаточно вместительным, чтобы устраивать здесь пикники. На каменном полу тут и там стояли кованые железные столы и скамьи, некоторые были размещены вокруг журчащего фонтана с чистой водой — не шампанским. Розы, сирень, лилии… Пегги никогда не разводила столько цветов даже в своем садике, который вызывал зависть у многих дилетантов-цветоводов в Эпплсби. Сколько же времени, терпения и труда нужно, чтобы поддерживать такое количество растений в холодную погоду! Время, уход… и большие деньги.
Шагая по купающимся в аромате цветов дорожкам между кадками с растениями, Пегги признала про себя, что деньги потрачены на дело. То, что Эдвард пошел на такие хлопоты и расходы, чтобы исправить упущение отца, показалось странным образом похожим на него. Разве не то же самое он сделал, вернув в конце концов Джереми в Роулингз? К своему неудовольствию, она была вынуждена признать, что Эдвард не всегда швыряет деньги на ветер. Некоторые из его расходов были вполне оправданными. В данном конкретном случае, несмотря на то, что сюда были вложены огромные деньги, она не могла не одобрить действия хозяина. Оранжерея покорила Пегги настолько, что она не хотела покидать этот домашний Эдем. От миссис Прейхерст потребовалось немало увещеваний, чтобы заставить девушку отправиться переодеваться к обеду.
Глава 11
Когда миссис Прейхерст наконец передала Пегги из рук в руки Люси, та увидела, что горничная уже приготовила для нее наряд — открытое вечернее платье из бледно-розового атласа. Это был один из тех туалетов, что выбрала леди Герберт, несмотря на протесты Пегги, которая заявляла, что для нее это слишком шикарно. Девушке платье казалось излишне откровенным, а Люси настояла к тому же, чтобы в волосы Пегги были вплетены белые розы из вазы, стоявшей у кровати. Девушка опасалась, что некоторые могут посчитать это попыткой привлечь к себе внимание присутствующих.
— У вас совсем нет украшений, мисс, — заявила Люси не без легкого возмущения. — Должно же что-то быть в волосах и на шее. — В качестве «чего-то» Люси решила использовать черную бархатную ленту, на которую она приколола прекрасную полураспустившуюся розу.
Белизна цветка блекла на фоне опаловой кожи Пегги, и она в конце концов позволила Люси повязать бархотку себе на шею. Когда туалет Пегги был окончен, она, критически изучив свое отражение в зеркале, подумала: не стоит ли добавить немного кружев, чтобы прикрыть грудь, которая довольно откровенно выглядывала из выреза ее платья? Мистер Уэрт знал, что она не замужем, и Пегги упрямо твердила, несмотря на смех леди Герберт, что в этом качестве останется навсегда. И все же, не обратив внимания на ее протесты, модельер сделал на всех ее платьях скандально глубокие декольте.
— Это просто грех, — провозгласил великий портной, — прятать то, чем Господь счел нужным наградить вас, мадемуазель.
Пегги была не вполне уверена, что согласна со словами прославленного мистера Уэрта, но подумала, что, поскольку внимание Эдварда будет устремлено в другую сторону, беспокоиться ей не о чем. Нанеся пару капель французских духов — ее сильно возмутила стоимость даже самого маленького флакончика этой жидкости, но она издавала такой божественный аромат, что Пегги не смогла устоять, чтобы не купить, — девушка уже была готова спуститься вниз, когда Люси остановила ее и поочередно чувствительно ущипнула за каждую щеку.
— Вот! — вскричала она. — Какие бриллианты? У вас есть кое-что-получше, мисс… Розы на щеках!
Пегги, которая вдруг разволновалась, смогла только слабо улыбнуться в ответ.
Восстановив в памяти прогулку с миссис Прейхерст, Пегги вспомнила, что перед обедом гости обычно собирались в Золотой гостиной. Она поспешила вниз, улыбаясь слугам, которые радостно приветствовали ее по пути. На пороге гостиной Пегги помедлила. Голоса, которые доносились из комнаты, сливались в приятный хор, среди всех выделялся женский смех, звучавший как серебряный колокольчик.
Пегги, прикоснувшись к цветку у себя на шее, судорожно вздохнула. Что это с ней? Отчего ее так волнует, что о ней подумает какая-то глупая виконтесса? Да, у нее нет титулов — так что же? Зато по меньшей мере у нее есть гордость. Клан Макдугалов такой же древний, как любое английское герцогство, и в тысячу раз благороднее их! А кроме того, Пегги была совершенно уверена, что виконтесса не сможет выпить столько виски, сколько сможет она!
Однако она слишком хорошо помнила, как относились к ней другие девчонки в Эпплсби. Несмотря на то, что она, дочь священника, по совершенно непонятным для них причинам предпочитала книги общению с местными парнями, те провожали ее на улице такими взглядами, что все девчонки завидовали. Пегги искренне надеялась, что виконтесса сочтет ниже своего достоинства общаться с нею и поэтому им не придется говорить слишком много. О чем с ней беседовать, девушка представляла себе так же смутно, как возможную тему для разговора с дочерью трактирщика, Мурин Кленденинг.
Эверс явился словно ниоткуда, поклонился и вежливо открыл дверь, чтобы объявить о ее прибытии компании, которая собралась в гостиной. Люси могла бы и не щипать щеки хозяйки: Пегги обнаружила, что вся горит, когда хорошо поставленный голос произнес: «Мисс Пегги Макдугал».
«Господи, — взмолилась она. — Не дай мне сделать какую-нибудь глупость». И разозлилась на себя за то, что ее так волнует, какое впечатление производит она на других людей. И зачем только она согласилась уехать из Эпплсби?
Открыв глаза, девушка приторно улыбнулась Эверсу, который вновь поклонился, на этот раз, заметила Пегги, его щеки немного порозовели. О Боже, подумала она. Видимо, дочерям священников не следует улыбаться дворецким. Но он был такой милый! Как же она могла не улыбнуться? Приподняв подол платья левой рукой, она быстро прошла мимо него в надежде, что царственная посадка ее носа отвлечет всеобщее внимание от ее пылающих щек.
Если Пегги надеялась войти незаметно, то большего разочарования она не могла испытать. Разговор в гостиной резко оборвался, и три пары глаз устремились на нее. Пегги в смущении опустила голову, заметив, что лорд Эдвард и его друг, мистер Картрайт, поспешно вскочили с мест после секундного замешательства. Она не поняла, что замешательство было вызвано тем, что оба были моментально сражены, увидев в дверях стройную красавицу с розовыми щеками и стеснительно потупленными глазами.
Ну же, смелее, Пегги, приказала она себе и, собравшись с духом, распрямила плечи и подняла голову. Затем девушка улыбнулась, прошла через комнату и протянула руку ближайшему из присутствующих. Им оказался Алистер Картрайт.
— Мистер Картрайт, — произнесла она. — Как приятно снова видеть вас. Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы встречались в последний раз.
Алистер Картрайт взял ее руку и склонился над ней, явно не в силах вымолвить ни слова, хотя Пегги не могла понять почему. Девушка повернулась к лорду Эдварду, оторвав от его приятеля ставший обеспокоенным взгляд. Тот поменял костюм для верховой езды на подчеркнуто консервативный наряд, в который входил другой безупречно повязанный галстук и весьма скромный жилет. Лорд Эдвард поедал ее глазами с непроницаемым выражением на лице, и Пегги не могла определить, нравится ли ему то, что он видел перед собой.
— Мисс Макдугал, — сказал он с холодной вежливостью, будто обращаясь к едва знакомому человеку, — позвольте представить вам виконтессу Эшбери, леди Арабеллу.
Пегги пришлось довольно сильно задрать подбородок, чтобы хорошенько рассмотреть виконтессу, которая, даже наклонив в приветствии голову, была намного выше девушки. Выше и красивее, чем она, несмотря на все ухищрения Люси, вдруг поняла Пегги с упавшим сердцем.
Леди Арабелла, которая оказалась значительно старше, чем ожидала Пегги, прекрасно сохранилась для своих по меньшей мере сорока лет и обладала истинно английской красотой. Все в ней было бледных тонов и вызывало ассоциацию с увядающей чайной розой. Волосы, локонами спадавшие на плечи, были светлыми, почти белыми. В глазах плескалась такая голубизна, что ирисы рядом с ними казались бы просто бесцветными, и это были проницательные глаза, которые замечали все, включая, почувствовала Пегги, зарумянившись, отсутствие на ней драгоценностей. Одетая по последнему слову моды в платье из небесно-голубого шелка с такой широкой юбкой, что Пегги удивилась, как ей удалось пройти через дверь, виконтесса тем не менее выглядела хрупкой, словно изящная фарфоровая статуэтка. Такой тип красоты воспевали в своих произведениях Теннисон и Браунинг. Женщины вроде Пегги и мечтать не могли о соперничестве с подобными дамами.
— Как поживаете, леди Эшбери? — застенчиво проговорила девушка.
— Благодарю вас, хорошо, — ответила леди Эшбери. Сделав реверанс, виконтесса, как и до того Эдвард, окинула Пегги с ног до головы оценивающим взглядом. То, что она увидела, явно ей не понравилось, потому что ее губы, подкрашенные ярко-розовой помадой, сложились в такую фальшивую улыбку, что Пегги удивилась, как может лорд Эдвард быть таким слепцом. — Надеюсь, вы уже оправились после болезни, мисс Макдугал, и после того печального инцидента, о котором мне рассказывал Эдвард?
Пегги улыбнулась:
— Я чувствую себя много лучше. Разве может быть по-другому при таком заботливом хозяине?
Пегги ослепительно улыбнулась Эдварду, который в ответ лишь поднял свои темные брови. Он слегка растерялся от такого комплимента — ведь всего несколько часов назад она в запале обвинила его в изнеженности.
Стоявший рядом с Эдвардом Алистер Картрайт более был не в силах сдерживаться. Шагнув вперед, он снова завладел рукой девушки и, глядя на нее сверху вниз, произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Повернувшись, она взглянула на картину. Пегги все еще чувствовала некоторое смущение от нацеленных на нее в упор взглядов портрета и его оригинала, а также некоторое раздражение от того, что Эдвард упомянул про фонтан из шампанского. Именно поэтому она, фыркнув, ответила:
— Боюсь, что ничуть.
Эдвард и экономка явно удивились.
— Не похож? — Эдвард перевел взгляд с портрета на лицо Пегги. — А все уверяют, что сходство поразительное.
— Должно быть, из вежливости, — съязвила Пегги. — Полагаю, художник сделал вас гораздо более… — Она стрельнула глазами, раздумывая, что бы такое сказать, чтобы посильнее уколоть его. В ее глазах Эдвард обладал многими недостатками, но для общества в целом у него было все, что полагалось иметь представителю высшего света — приятная внешность, титул и, что самое важное, состояние. — Гораздо более… мужественным, чем вы являетесь в реальности, — закончила она.
— Более мужественным? — Эдвард шагнул к портрету, вглядываясь в него. — Боюсь, что не вижу…
— Не видите? Вокруг вас и в самом деле буквально разливается женственность, милорд. — Пегги приторно улыбнулась прямо в его изумленное лицо. — Ваш братец всегда говорил, что в вас есть что-то от самовлюбленного щеголя.
— От щеголя? — Эдвард был в полном замешательстве. — Джон говорил это? Да будь прокляты его глаза, я…
— Ну хорошо, признаю, что сейчас вы так не выглядите. — Пегги царственно приблизилась к нему и, потянувшись, поправила галстук, который сбился во время верховой езды. Она стояла так близко, что касалась его грудью. — Сейчас вид у вас весьма… неряшливый, что ли.
— Мы с Картрайтом только что вернулись с верховой прогулки, — растерянно проговорил Эдвард. Она заметила, что его ноздри раздуваются, и поняла, что лорд вдыхает запах ее духов.
Обворожительно улыбнувшись, Пегги придала галстуку окончательную форму.
— Ну вот, — заключила она, отступая на шаг. — Так будет немного лучше. — Однако тон, которым она это произнесла, ясно говорил, что так стало отнюдь не лучше. — Миссис Прейхерст, нам лучше поторопиться, чтобы успеть все осмотреть до ужина.
— Ох, ах да-а, — засуетилась экономка. — Если позволите, милорд, я предупрежу кухарку о леди Эшбери…
Тот пришел в себя ровно настолько, чтобы откланяться, но линия бровей свидетельствовала, что Эдвард чем-то сильно раздражен. Он зашагал прочь, каблуки зазвенели по камню. Все внутри Пегги ликовало: она показала, что не является какой-то вечно краснеющей провинциалкой. В любом случае он до самого обеда будет ломать голову по поводу ее шпильки относительно своей мужественности.
Миссис Прейхерст пребывала в растрепанных чувствах. Пегги повернулась к экономке. Глаза девушки были широко раскрыты, излучая святую невинность.
— О Господи! Я сказала что-нибудь, чего не следовало говорить? — спросила она. — Кажется, его что-то расстроило…
Экономка покачала головой, глядя вслед хозяину:
— Боюсь, мисс Макдугал, что вы сильно задели его за живое. Лорд Эдвард добрейший из людей до тех пор, пока его не разозлили. Его единственный недостаток — это то, что он унаследовал гневливость своего отца. Ваша сестра, должно быть, говорила вам об этом. Лорд Джон тоже унаследовал эту черту характера.
Пегги кивнула. Она хорошо помнила вспышки раздражения, которые порой охватывали Джона. Одна из них привела к его смерти.
— Да, — вздохнула она.
— Клянусь, мисс, когда лорд Джон и лорд Эдвард дрались, было слышно за несколько миль. А знаете, они непрерывно дрались. Меня совсем не удивило, что лорд Джон отзывался о своем брате как о денди. — Миссис Прейхерст хихикнула. — Наверняка он знал, что это до чертиков разозлит лорда Эдварда! Ему-то, как никому, кого я знаю, не подходит такое слово. Он не слишком любит красоваться, зато очень даже неравнодушен к дамам, как и его брат Джон.
Пегги поджала губы.
— Все ясно. А как долго виконтесса является одной из… подруг лорда Эдварда?
Миссис Прейхерст удивленно посмотрела на Пегги. Она хотела было отшутиться, но девушка увидела по лицу экономки, что той явно не по себе.
— Господь с вами! Я не думаю, что… Ну ладно: полагаю, леди Арабелла подруга лорда Эдварда с тех пор, как ее муж, виконт Эшбери, приобрел имение в нескольких милях отсюда.
— И виконтесса приезжает погостить без мужа? — уточнила Пегги.
— Ну… — сказала миссис Прейхерст, — да. — И продолжила таинственным голосом: — Между нами, мисс, виконтесса очень красива, а ее муж… ну, виконт, значительно старше своей жены. Бедняги, они не смогли иметь детей. Кроме того, виконтесса обожает общество, а ее муж просто нелюдим…
Экономка умолкла. Пегги быстро схватила суть того, что произошло: красивая скучающая жена; старый невнимательный муж; и мужчина вроде лорда Эдварда, до которого можно рукой подать. Конечно же, между ними завязался роман! Пегги почувствовала укол досады, но это можно было легко объяснить: у нее было совсем немного времени, чтобы вывести лорда Эдварда из равновесия, а виконтесса скоро вернет ему чувство уверенности. Черт!
Приезд леди Эшбери не настолько взволновал миссис Прейхерст, чтобы прервать их экскурсию по дому. Экономка обстоятельно и с удовольствием, как показалось Пегги, провела ее через утреннюю комнату, столовую, гостиную, библиотеки, кабинеты, рассказывая по ходу об украшениях из чеканного серебра, о шелковых с вышивкой каминных экранах, пока они не дошли до коридора, ведущего к оранжерее. Здесь в голосе миссис Прейхерст появились хвастливые нотки, а в глазах загорелась гордость, когда она пустилась в новую историю про своего хозяина.
— Покойная герцогиня обожала цветы, — говорила экономка, ведя Пегги по длинному, слабо освещенному коридору. — Любила их настолько, что зимой, которая у нас в Йоркшире тянется долго, она впадала в депрессию. Тогда герцог отгородил от ветра место, прогреваемое солнцем, выписал самые красивые растения и цветы и заплатил огромные деньги, чтобы это место отапливалось с ноября по март. Но когда герцогиня умерла, покойный граф, да это и понятно, забросил оранжерею. Ее заперли, и она стояла пустая… пока не умер сам герцог. Тогда лорд Эдвард пригласил из Лондона специалиста, который перестроил оранжерею. Он привез цветы, растения и даже маленькие деревца! И устроил фонтан! Да вы и сами увидите. Теперь это — живое свидетельство любви лорда Эдварда к матери…
Они как раз приблизились к тяжелым деревянным дверям, которые миссис Прейхерст и распахнула жестом прирожденной драматической актрисы. Войдя в них, Пегги остановилась в восхищении. Сначала она почувствовала захлестнувшую ее волну влажного воздуха, затем ее обдало густым, переливчатым ароматом почвы, и только потом ее глаза впитали в себя сверкающее многоцветие.
Теплица просто поразила Пегги. За всю свою не слишком богатую событиями жизнь она не видела ничего подобного. Казалось невероятным в разгар зимы видеть благоухающие цветы, так много зелени на фоне бесконечной белизны. Помещение со стеклянными стенами оказалось гораздо больше, чем могла ожидать Пегги, оно было достаточно вместительным, чтобы устраивать здесь пикники. На каменном полу тут и там стояли кованые железные столы и скамьи, некоторые были размещены вокруг журчащего фонтана с чистой водой — не шампанским. Розы, сирень, лилии… Пегги никогда не разводила столько цветов даже в своем садике, который вызывал зависть у многих дилетантов-цветоводов в Эпплсби. Сколько же времени, терпения и труда нужно, чтобы поддерживать такое количество растений в холодную погоду! Время, уход… и большие деньги.
Шагая по купающимся в аромате цветов дорожкам между кадками с растениями, Пегги признала про себя, что деньги потрачены на дело. То, что Эдвард пошел на такие хлопоты и расходы, чтобы исправить упущение отца, показалось странным образом похожим на него. Разве не то же самое он сделал, вернув в конце концов Джереми в Роулингз? К своему неудовольствию, она была вынуждена признать, что Эдвард не всегда швыряет деньги на ветер. Некоторые из его расходов были вполне оправданными. В данном конкретном случае, несмотря на то, что сюда были вложены огромные деньги, она не могла не одобрить действия хозяина. Оранжерея покорила Пегги настолько, что она не хотела покидать этот домашний Эдем. От миссис Прейхерст потребовалось немало увещеваний, чтобы заставить девушку отправиться переодеваться к обеду.
Глава 11
Когда миссис Прейхерст наконец передала Пегги из рук в руки Люси, та увидела, что горничная уже приготовила для нее наряд — открытое вечернее платье из бледно-розового атласа. Это был один из тех туалетов, что выбрала леди Герберт, несмотря на протесты Пегги, которая заявляла, что для нее это слишком шикарно. Девушке платье казалось излишне откровенным, а Люси настояла к тому же, чтобы в волосы Пегги были вплетены белые розы из вазы, стоявшей у кровати. Девушка опасалась, что некоторые могут посчитать это попыткой привлечь к себе внимание присутствующих.
— У вас совсем нет украшений, мисс, — заявила Люси не без легкого возмущения. — Должно же что-то быть в волосах и на шее. — В качестве «чего-то» Люси решила использовать черную бархатную ленту, на которую она приколола прекрасную полураспустившуюся розу.
Белизна цветка блекла на фоне опаловой кожи Пегги, и она в конце концов позволила Люси повязать бархотку себе на шею. Когда туалет Пегги был окончен, она, критически изучив свое отражение в зеркале, подумала: не стоит ли добавить немного кружев, чтобы прикрыть грудь, которая довольно откровенно выглядывала из выреза ее платья? Мистер Уэрт знал, что она не замужем, и Пегги упрямо твердила, несмотря на смех леди Герберт, что в этом качестве останется навсегда. И все же, не обратив внимания на ее протесты, модельер сделал на всех ее платьях скандально глубокие декольте.
— Это просто грех, — провозгласил великий портной, — прятать то, чем Господь счел нужным наградить вас, мадемуазель.
Пегги была не вполне уверена, что согласна со словами прославленного мистера Уэрта, но подумала, что, поскольку внимание Эдварда будет устремлено в другую сторону, беспокоиться ей не о чем. Нанеся пару капель французских духов — ее сильно возмутила стоимость даже самого маленького флакончика этой жидкости, но она издавала такой божественный аромат, что Пегги не смогла устоять, чтобы не купить, — девушка уже была готова спуститься вниз, когда Люси остановила ее и поочередно чувствительно ущипнула за каждую щеку.
— Вот! — вскричала она. — Какие бриллианты? У вас есть кое-что-получше, мисс… Розы на щеках!
Пегги, которая вдруг разволновалась, смогла только слабо улыбнуться в ответ.
Восстановив в памяти прогулку с миссис Прейхерст, Пегги вспомнила, что перед обедом гости обычно собирались в Золотой гостиной. Она поспешила вниз, улыбаясь слугам, которые радостно приветствовали ее по пути. На пороге гостиной Пегги помедлила. Голоса, которые доносились из комнаты, сливались в приятный хор, среди всех выделялся женский смех, звучавший как серебряный колокольчик.
Пегги, прикоснувшись к цветку у себя на шее, судорожно вздохнула. Что это с ней? Отчего ее так волнует, что о ней подумает какая-то глупая виконтесса? Да, у нее нет титулов — так что же? Зато по меньшей мере у нее есть гордость. Клан Макдугалов такой же древний, как любое английское герцогство, и в тысячу раз благороднее их! А кроме того, Пегги была совершенно уверена, что виконтесса не сможет выпить столько виски, сколько сможет она!
Однако она слишком хорошо помнила, как относились к ней другие девчонки в Эпплсби. Несмотря на то, что она, дочь священника, по совершенно непонятным для них причинам предпочитала книги общению с местными парнями, те провожали ее на улице такими взглядами, что все девчонки завидовали. Пегги искренне надеялась, что виконтесса сочтет ниже своего достоинства общаться с нею и поэтому им не придется говорить слишком много. О чем с ней беседовать, девушка представляла себе так же смутно, как возможную тему для разговора с дочерью трактирщика, Мурин Кленденинг.
Эверс явился словно ниоткуда, поклонился и вежливо открыл дверь, чтобы объявить о ее прибытии компании, которая собралась в гостиной. Люси могла бы и не щипать щеки хозяйки: Пегги обнаружила, что вся горит, когда хорошо поставленный голос произнес: «Мисс Пегги Макдугал».
«Господи, — взмолилась она. — Не дай мне сделать какую-нибудь глупость». И разозлилась на себя за то, что ее так волнует, какое впечатление производит она на других людей. И зачем только она согласилась уехать из Эпплсби?
Открыв глаза, девушка приторно улыбнулась Эверсу, который вновь поклонился, на этот раз, заметила Пегги, его щеки немного порозовели. О Боже, подумала она. Видимо, дочерям священников не следует улыбаться дворецким. Но он был такой милый! Как же она могла не улыбнуться? Приподняв подол платья левой рукой, она быстро прошла мимо него в надежде, что царственная посадка ее носа отвлечет всеобщее внимание от ее пылающих щек.
Если Пегги надеялась войти незаметно, то большего разочарования она не могла испытать. Разговор в гостиной резко оборвался, и три пары глаз устремились на нее. Пегги в смущении опустила голову, заметив, что лорд Эдвард и его друг, мистер Картрайт, поспешно вскочили с мест после секундного замешательства. Она не поняла, что замешательство было вызвано тем, что оба были моментально сражены, увидев в дверях стройную красавицу с розовыми щеками и стеснительно потупленными глазами.
Ну же, смелее, Пегги, приказала она себе и, собравшись с духом, распрямила плечи и подняла голову. Затем девушка улыбнулась, прошла через комнату и протянула руку ближайшему из присутствующих. Им оказался Алистер Картрайт.
— Мистер Картрайт, — произнесла она. — Как приятно снова видеть вас. Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы встречались в последний раз.
Алистер Картрайт взял ее руку и склонился над ней, явно не в силах вымолвить ни слова, хотя Пегги не могла понять почему. Девушка повернулась к лорду Эдварду, оторвав от его приятеля ставший обеспокоенным взгляд. Тот поменял костюм для верховой езды на подчеркнуто консервативный наряд, в который входил другой безупречно повязанный галстук и весьма скромный жилет. Лорд Эдвард поедал ее глазами с непроницаемым выражением на лице, и Пегги не могла определить, нравится ли ему то, что он видел перед собой.
— Мисс Макдугал, — сказал он с холодной вежливостью, будто обращаясь к едва знакомому человеку, — позвольте представить вам виконтессу Эшбери, леди Арабеллу.
Пегги пришлось довольно сильно задрать подбородок, чтобы хорошенько рассмотреть виконтессу, которая, даже наклонив в приветствии голову, была намного выше девушки. Выше и красивее, чем она, несмотря на все ухищрения Люси, вдруг поняла Пегги с упавшим сердцем.
Леди Арабелла, которая оказалась значительно старше, чем ожидала Пегги, прекрасно сохранилась для своих по меньшей мере сорока лет и обладала истинно английской красотой. Все в ней было бледных тонов и вызывало ассоциацию с увядающей чайной розой. Волосы, локонами спадавшие на плечи, были светлыми, почти белыми. В глазах плескалась такая голубизна, что ирисы рядом с ними казались бы просто бесцветными, и это были проницательные глаза, которые замечали все, включая, почувствовала Пегги, зарумянившись, отсутствие на ней драгоценностей. Одетая по последнему слову моды в платье из небесно-голубого шелка с такой широкой юбкой, что Пегги удивилась, как ей удалось пройти через дверь, виконтесса тем не менее выглядела хрупкой, словно изящная фарфоровая статуэтка. Такой тип красоты воспевали в своих произведениях Теннисон и Браунинг. Женщины вроде Пегги и мечтать не могли о соперничестве с подобными дамами.
— Как поживаете, леди Эшбери? — застенчиво проговорила девушка.
— Благодарю вас, хорошо, — ответила леди Эшбери. Сделав реверанс, виконтесса, как и до того Эдвард, окинула Пегги с ног до головы оценивающим взглядом. То, что она увидела, явно ей не понравилось, потому что ее губы, подкрашенные ярко-розовой помадой, сложились в такую фальшивую улыбку, что Пегги удивилась, как может лорд Эдвард быть таким слепцом. — Надеюсь, вы уже оправились после болезни, мисс Макдугал, и после того печального инцидента, о котором мне рассказывал Эдвард?
Пегги улыбнулась:
— Я чувствую себя много лучше. Разве может быть по-другому при таком заботливом хозяине?
Пегги ослепительно улыбнулась Эдварду, который в ответ лишь поднял свои темные брови. Он слегка растерялся от такого комплимента — ведь всего несколько часов назад она в запале обвинила его в изнеженности.
Стоявший рядом с Эдвардом Алистер Картрайт более был не в силах сдерживаться. Шагнув вперед, он снова завладел рукой девушки и, глядя на нее сверху вниз, произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36