Грейс уселась на стул с прямой спинкой, стоявший возле бюро. Место не слишком удобное – утром герцогиня капризничала не меньше, чем в остальное время дня, и Грейс приходилось то и дело вскакивать и метаться между стулом и кроватью, выполняя разнообразные поручения. Но сидеть рядом с постелью госпожи компаньонке не дозволялось. Герцогиня жаловалась, что ее не оставляет ощущение, будто Грейс пытается читать, заглядывая ей через плечо.Что, конечно же, соответствовало истине. Теперь газету доставляли в комнату компаньонки сразу, как только герцогиня заканчивала чтение. Грейс получала свежий выпуск с опозданием в два с половиной дня, на двенадцать часов раньше всех остальных жителей графства.Странно, что подобные мелочи позволяют людям чувствовать свое превосходство над другими, подумала Грейс.– Хм.Грейс склонила голову набок и прислушалась, но промолчала. Если задать вопрос, герцогиня ни за что не расскажет, что привлекло ее внимание.– В Хауат-Холле случился пожар, – пояснила старуха.Грейс слабо представляла себе, где это.– Надеюсь, никто не пострадал.Герцогиня пробежала глазами еще несколько строк и проговорила:– Всего лишь лакей. И две горничные. – Она внезапно нахмурилась и добавила: – Погибла собака. Боже, какая жалость.Грейс не ответила. Обычно она старалась избегать утренних разговоров, пока не выпьет чашку шоколада, что дозволялось ей не раньше семи часов, за завтраком. При мысли о завтраке в животе у нее заурчало. При всей своей нелюбви к тоскливым утренним часам Грейс обожала завтраки. Вот если бы и на ужин подавали копченую рыбу и яйца!Грейс посмотрела на часы и вздохнула. До завтрака оставалось пятьдесят пять минут. Интересно, мистер Одли уже проснулся?Вполне возможно. Ранние пташки вроде него никогда не встают за десять минут до завтрака.Она попыталась представить себе мистера Одли заспанным и помятым.– Что с вами, мисс Эверсли? – брюзгливо проворчала герцогиня.Грейс растерянно моргнула.– Что со мной, мадам?– Вы только что… пискнули. – В голосе старухи слышалось такое отвращение, словно Грейс совершила что-то в высшей степени непристойное.– Простите, мадам, – поспешно проговорила Грейс и, опустив глаза, уставилась на сложенные на коленях руки. Ее щеки пылали, это было заметно даже в тусклых утренних лучах. Герцогиня, несмотря на слабое зрение, наверняка углядела ее румянец.Ох, не следовало ей воображать себе мистера Одли полуодетым. Одному Богу известно, какие еще неприличные звуки способны вызвать подобные мысли.И все же мистер Одли настоящий красавец. Это бросалось в глаза, даже когда лицо его скрывала полумаска. На его губах всегда играет легкая улыбка. Вряд ли он вообще когда-нибудь хмурится. А его глаза… В первую ночь Грейс не успела как следует их разглядеть, и, наверное, к лучшему. Этот изумрудный цвет невозможно забыть. Никогда прежде Грейс не видела таких глаз. Они сияли намного ярче изумрудов герцогини, ради которых Грейс рисковала жизнью (это было почти правдой, хотя, вспоминая о героическом спасении ожерелья, Грейс всякий раз досадливо морщилась).– Мисс Эверсли!Грейс от неожиданности подскочила на стуле.– Мадам?Герцогиня пронзила ее недовольным взглядом.– Вы только что фыркнули.– Неужели?– Вы не доверяете моему слуху?– Вовсе нет, мадам. – Герцогиню выводил из себя даже малейший намек на ее преклонный возраст, она отказывалась признавать, что дряхлеет, а зрение и слух ее уже не так остры, как прежде. Грейс смущенно откашлялась. – Прошу прощения, мадам. Я не заметила. Должно быть, я… э-э… шумно вздохнула.– Шумно вздохнула? – Герцогиня определенно сочла этот звук не менее предосудительным, чем писк.Грейс приложила руку к груди.– Боюсь, у меня немного заложена грудь.Герцогиня с подозрением воззрилась на чашку, брезгливо раздув ноздри.– Надеюсь, вы не дышали на мой шоколад.– Конечно, нет, мадам. Поднос с шоколадом всегда приносят горничные.Старуха недовольно нахмурилась, давая понять, что тема исчерпана, и снова углубилась в чтение, оставив Грейс наедине с мыслями о мистере Одли.– Мисс Эверсли!Грейс вскочила со стула. Сцена все больше начинала напоминать комедию.– Да, мадам?– Вы вздохнули.– В самом деле, мадам?– Вы собираетесь это отрицать?– Нет. То есть я не заметила, что вздохнула, но вполне допускаю, что могла это сделать.Герцогиня раздраженно взмахнула рукой, приказывая Грейс умолкнуть.– Нынче утром вы невероятно рассеянны.У Грейс тотчас загорелись глаза. Неужели ей удастся сегодня улизнуть пораньше?– Сядьте, мисс Эверсли.Она опустилась на стул. Что ж, не повезло. Герцогиня отложила газету и хмуро поджала губы.– Расскажите мне о моем внуке.Щеки Грейс снова запылали.– Что, простите?Правая бровь герцогини изогнулась ломаной чертой, приняв форму верхушки зонта от солнца.– Вы проводили его в спальню прошлым вечером, верно?– Конечно, мадам. Как вы приказали.– Ну? И о чем он с вами говорил? Я желаю знать, что он за человек. Очень может быть, что в его руках будущее семьи.Грейс впервые со вчерашнего дня вспомнила о Томасе, и ее кольнуло чувство вины. Томас был воплощением истинного герцога, и никто не знал замок лучше его. Даже вдовствующая герцогиня.– Э-э… вы не думаете, что немного преждевременно судить об этом, мадам?– Ах вот как? Стало быть, защищаем моего второго внука?Грейс удивленно округлила глаза. В голосе герцогини слышалось откровенное злорадство.– Я считаю его светлость своим другом, – осторожно заметила девушка. – И никогда не пожелала бы ему зла.– Фу, – презрительно скривилась герцогиня. – Если мистер Кавендиш – и не смейте называть его мистером Одли – действительно законный отпрыск моего Джона, то вам не стоит жалеть Уиндема. Этот мальчишка должен благодарить судьбу.– За то, что титул вырывают у него из рук?– За то, что ему посчастливилось так долго носить этот титул, – резко возразила герцогиня. – Если мистер… о, черт побери, я буду звать его Джоном…«Джеком», – мысленно поправила ее Грейс.– Если Джон в самом деле законный сын моего Джона, то у Уиндема с самого начала не было никаких прав на герцогский титул. Так что едва ли его можно признать незаслуженно обделенным.– Но ведь его светлости с рождения внушали, что он будущий герцог Уиндем.– Здесь нет моей вины, – язвительно усмехнулась старуха. – И вдобавок не с рождения.– Да, – неохотно признала Грейс. Томас унаследовал титул в двадцатилетнем возрасте, когда его отец скончался от болезни легких. – Но он всегда знал, что рано или поздно титул достанется ему, а это почти то же самое.Герцогиня еще немного поворчала. Она имела привычку капризно брюзжать всякий раз, когда сталкивалась с доводами, которые не в силах была опровергнуть. Бросив напоследок колючий взгляд в сторону компаньонки, она снова схватила газету, резко развернула и уткнулась в нее, отгородившись от остального мира.Грейс воспользовалась короткой передышкой, чтобы расслабить плечи и ссутулиться. Закрыть глаза она не осмелилась.Она готова была поклясться, что прошло не больше десяти секунд, как старуха отшвырнула газету и хмуро бросила:– Вы думаете, из него выйдет хороший герцог?– Мистер О… – Грейс вовремя спохватилась и прикусила язык. – Э-э… наш новый гость…Герцогиня раздраженно закатила глаза в ответ на эту словесную акробатику.– Называйте его мистером Кавендишем. Это его настоящее имя.– Однако он не хочет, чтобы его так называли.– А мне начхать, хочет он или не хочет. Он тот, кто есть. Кавендиш. И кончено. – Герцогиня поднесла к губам чашку с шоколадом и сделала щедрый глоток. – Все мы те, кто мы есть. И это хорошо.Грейс промолчала. Ей столько раз приходилось выслушивать нравоучения герцогини о «природе человека» и «естественном порядке вещей», что благоразумнее было не искушать судьбу: старуха вполне могла разразиться очередной проповедью.– Вы не ответили на мой вопрос, мисс Эверсли.Грейс помедлила, обдумывая ответ.– Мне трудно сказать, мадам. Я так мало знаю вашего внука.Грейс говорила почти искренне. Ей трудно было себе представить кого-то другого вместо Томаса в роли герцога. Мистеру Одли при всем его очаровательном дружелюбии и веселости определенно не хватало солидности, основательности. Конечно, он умен, этого Грейс не отрицала, но хватит ли ему мудрости, рассудительности и воли, чтобы управлять огромными владениями? Большую часть времени Кавендиши проводили в Белгрейве, но Уиндему принадлежали бесчисленные имения в Англии и за ее пределами. Томасу приходилось держать не меньше дюжины секретарей и управляющих, помогавших ему вести дела, однако он отнюдь не бездельничал, переложив все заботы на чужие плечи. Грейс могла бы поклясться, что он знает в Белгрейве каждую пядь земли. Ей нередко доводилось заменять герцогиню, выполняя повседневные обязанности хозяйки поместья, и она заметила, что Уиндем лично знаком почти со всеми своими арендаторами.Грейс считала это замечательным достоинством в человеке, воспитанном в сознании собственного превосходства и стоящем неизмеримо высоко над остальными смертными (чуть ниже короля и, по воле Божьей, много выше всех прочих).Томасу нравилось поддерживать реноме немного скучающего светского льва, слегка циничного и искушенного в житейских делах, но под этой маской скрывалась натура, куда более глубокая. Именно поэтому ему и удавалось так хорошо управлять бессчетными владениями.И потому Грейс было так горько видеть жестокое, пренебрежительное невнимание герцогини к внуку. Грейс понимала, что того, кто сам не испытывает чувств, нисколько не заботят чувства других, но в обращении с Томасом герцогиня проявляла редкое бездушие, его невозможно было объяснить даже чудовищным эгоизмом старухи.Грейс представления не имела, провел ли Томас ночь в замке, но если бы он не вернулся, она не стала бы его осуждать.– Еще шоколада, мисс Эверсли.Грейс поднялась и наполнила чашку герцогини из кувшинчика, стоявшего на столике возле кровати.– О чем вы разговаривали прошлой ночью?Грейс не собиралась откровенничать с герцогиней. Она решила прикинуться простушкой.– Я рано ушла к себе. – Она резким движением подняла вверх кувшинчик с остатками шоколада, не пролив ни капли. – С вашего любезного разрешения.Герцогиня нахмурилась, сверля компаньонку испытующим взглядом, но Грейс поспешно отвернулась, чтобы поставить кувшинчик на поднос. Этот маневр позволил ей выиграть немного времени.– Он говорил обо мне? – не унималась герцогиня.– Э-э… не так уж много, – уклончиво пробормотала Грейс.– Немного или ничего?Грейс повернулась лицом к хозяйке. Герцогиня явно теряла терпение, и избежать допроса, похоже, не удавалось.– Он упоминал о вас.– И что он сказал?Боже милосердный! Не говорить же мадам, что внук назвал ее старой перечницей? И это еще не худшее выражение из всех, что могли прийти ему на ум.– Я точно не помню, ваша светлость, – пролепетала Грейс. – Мне очень жаль, я не знала, что мне следовало запомнить его слова.– Что ж, в следующий раз потрудитесь запомнить, – проворчала старуха. Она было снова уткнулась в газету, но подняла глаза к окну, ее губы сжались в тонкую упрямую полоску. Грейс сидела смирно, сложив руки на коленях, и терпеливо ждала, а герцогиня беспокойно ерзала, пила маленькими глоточками шоколад и скрежетала зубами. Но в конце концов – в это трудно было поверить – Грейс стало жалко несчастную старуху.– Мне кажется, он похож на вас. – Слова вылетели сами собой, прежде чем Грейс успела прикусить язык.Глаза герцогини радостно вспыхнули.– Правда? Чем?Лицо старухи казалось непривычно счастливым, и у Грейс упало сердце: она понятия не имела, что сказать.– Ну, сходство не слишком бросается в глаза, – промямлила она, – но в выражении лица есть что-то общее. – Грейс выдавила из себя вежливую улыбку, однако затянувшаяся пауза ясно говорила о том, что герцогиня ждет продолжения. – Его брови, – выпалила Грейс, на которую вдруг снизошло гениальное озарение. – Он поднимает их в точности, как вы.– Вот так? – Левая бровь герцогини взлетела вверх так стремительно, что едва не соскочила с лица вовсе. У Грейс захватило дух от этого зрелища.– Э-э… да. Что-то вроде этого. Его брови… – Грейс коснулась лба рукой и смущенно замолчала.– Кустистее?– Да.– Ну, он же мужчина.– Да. – «О да».– Он двигает обеими?Грейс непонимающе уставилась на нее.– Обеими, мадам?Герцогиня начала поднимать и опускать брови поочередно: левую, правую, левую, правую. Этот маленький спектакль выглядел более чем необычно, даже слегка пугающе.– Я не знаю, – торопливо отозвалась Грейс, желая заставить герцогиню остановиться.– Странно, – протянула старуха, вернув брови в нормальное положение, к явному облегчению Грейс. – Мой Джон не умел так играть бровями.– Наследственность порой причудлива, – подтвердила Грейс. – Мой отец не мог вывернуть палец так. – Она взяла себя за большой палец и отогнула назад, пока тот не коснулся руки над запястьем. – Но папа говорил, что дедушке это удавалось.– Фу! – с отвращением воскликнула герцогиня и отвернулась. – Прекратите сейчас же!Грейс улыбнулась, мягко заметив:– Думаю, вам не захочется увидеть, что я вытворяю с локтями.– Боже правый, нет. – Герцогиня возмущенно фыркнула и махнула рукой в сторону двери. – Ну все, с меня довольно ваших выходок. Пойдите позаботьтесь лучше о завтраке.– Мне позвать Нэнси, чтобы она помогла вам одеться?Герцогиня испустила долгий страдальческий вздох, всем своим видом давая понять, как тяжела жизнь утонченной представительницы избранного круга.– Да, – неохотно согласилась она, скривив губы, – не могу видеть этот ваш палец.Грейс хихикнула. Ее смех прозвучал особенно дерзко потому, что она даже не попыталась его сдержать.– Вы смеетесь надо мной, мисс Эверсли?– Конечно, нет!– Не хотите ли вы сказать, – резко бросила герцогиня, – что смеетесь вместе со мной? Даже думать не смейте!– Я просто смеялась, мадам, – возразила Грейс, чувствуя, как подрагивают губы от сдерживаемого смеха. – Иногда это со мной случается.– Никогда не замечала, – холодно заметила герцогиня, буравя компаньонку недоверчивым взглядом, словно только что уличила ее во лжи.Грейс немедленно пришли на ум три возможных ответа, ни один из которых она не могла произнести вслух:«Это потому, что вы никогда никого не слушаете, ваша светлость».«Это потому, что в вашем присутствии мне редко хочется смеяться».И наконец: «Ну и что с того?»Неожиданно для себя самой Грейс улыбнулась. Как ни странно, вполне искренне, даже тепло. Ей слишком часто приходилось отмалчиваться и глотать язвительные замечания, так и вертевшиеся на языке, обычно это всегда оставляло во рту привкус горечи.Но только не на этот раз. Сейчас она чувствовала себя необычайно легко и свободно. Ее нисколько не заботило, что нельзя огрызнуться и съехидничать. Это утро было наполнено радостным ожиданием. Грейс с нетерпением предвкушала…Завтрак. Яичницу с беконом. Копченую рыбу. Поджаренный хлеб с маслом и джемом и…Встречу с ним.С мистером Одли.С Джеком. Глава 9 Джек с трудом выбрался из кровати ровно за четырнадцать минут до семи, хотя накануне тщательно готовился к раннему подъему. Вечером, после ухода мисс Эверсли, он вызвал звонком горничную и дал ей четкое указание постучать к нему в дверь в четверть седьмого. Он отослал было служанку, но в последний момент решил, что стоит подстраховаться, и велел постучать в дверь шесть раз в назначенное время и еще двенадцать раз четверть часа спустя.Джек боялся, что с первой попытки не проснется.Горничная получила предупреждение на случай, если Джек не появится у двери в течение десяти секунд после второй серии ударов в дверь: ей следовало войти в комнату и не отступать, пока она не убедится, что мистер Одли действительно проснулся.Джек обещал девушке шиллинг, если она никому не проговорится обо всех этих приготовлениях.– Я узнаю, держите ли вы слово, – предупредил он с обезоруживающей улыбкой, способной расплавить даже камень. – Тайное всегда становится явным, и все слухи рано или поздно стекаются ко мне.Джек сказал правду. В какой бы дом ни заносила его судьба, служанки всегда выбалтывали ему все, они его обожали. Поразительно, сколь многого можно добиться, имея в своем распоряжении всего лишь улыбку и щенячий восторг в глазах.Однако, к несчастью, скрупулезно разработанный план Джека с треском провалился. Даже гениальным стратегам не удается предусмотреть все случайности.Горничную не в чем было упрекнуть. Она честно выполнила указания Джека. Шесть раз постучала в дверь ровно в четверть седьмого. Джек с усилием приоткрыл один глаз, по крайней мере на две трети, и взглянул на часы, стоявшие на столике возле кровати.К половине седьмого он снова уже храпел, и если ему удалось сосчитать лишь семь ударов из двенадцати, то винить в этом следовало исключительно его самого, а никак не горничную.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32