– И шелковая.– Действительно. – Он переступил порог. – Вы не зайдете?– О нет.– Я и не надеялся, что вы согласитесь. Жаль. Придется мне слоняться здесь одному. В одиночку наслаждаться этим синим шелковым великолепием.– Герцогиня была права, – покачала головой Грейс. – Вы никогда не бываете серьезным.– Неправда. Я довольно часто бываю серьезен. Предоставляю вам самой догадаться когда. – Пожав плечами, он медленно направился к бюро, лениво провел пальцем по крышке и коснулся изящного пресс-папье. – Мне нравится оставлять людей в неведении.Грейс не ответила, наблюдая, как мистер Одли осматривает свою комнату. Ей следовало уйти. Пожалуй, ей даже хотелось уйти, весь день она мечтала только о том, чтобы свернуться калачиком в постели и уснуть. И все же она осталась. Следя глазами за мистером Одли, она старалась угадать, каково это – впервые увидеть великолепие Белгрейва.Явившись сюда пять лет назад, она была всего лишь служанкой при герцогине, а этому человеку, возможно, предстояло стать хозяином Белгрейва.Наверное, это чертовски странное чувство. Странное и ошеломляющее. У нее не хватило духу сказать мистеру Одли, что эта комната далеко не самая роскошная и изысканная в замке. Есть и другие, намного богаче.– Прекрасная картина, – заметил он, разглядывая живописное полотно на стене.Грейс кивнула. Ее губы на мгновение приоткрылись и снова сомкнулись.– Вы хотели сказать, что это Рембрандт.Губы девушки приоткрылись снова, на этот раз от удивления.Мистер Одли даже не смотрел на нее.– Да, – призналась Грейс.– А это? – Он кивнул на полотно, висевшее рядом. – Караваджо?Грейс растерянно моргнула.– Я не знаю.– Зато я знаю. – В его голосе звучало какое-то странное мрачное восхищение. – Это Караваджо.– Вы, должно быть, знаток? – спросила Грейс, неожиданно заметив, что носки ее туфель оказались за порогом спальни. Каблуки чинно и благопристойно оставались в коридоре, но носки…Мистер Одли перешел к следующей картине – на восточной стене они висели во множестве – и пробормотал:– Я не назвал бы себя знатоком, просто мне нравится живопись. Ее так легко читать.– Читать? – Грейс шагнула в комнату. Какая странная мысль.– Да, – кивнул мистер Одли. – Взгляните сюда. – Он указал на полотно, по всей вероятности, эпохи постренессанса. Изображенная на нем женщина восседала в широком кресле, обитом черным бархатом. Высокая витая спинка и массивные подлокотники сияли позолотой. Возможно, это был трон. – Видите этот взгляд из-под полуопущенных век? Она наблюдает за другой женщиной, но не смотрит ей в лицо. Ее терзает ревность.– Нет, – Грейс встала рядом с ним, – она в ярости.– Конечно, но она в ярости, потому что завидует.– Завидует ей? – спросила Грейс, кивнув в сторону второй женщины, красавицы с волосами цвета пшеницы, облаченной в полупрозрачный греческий хитон. Одна из ее грудей, казалось, вот-вот бесстыдно выскочит из платья. – Не думаю, – возразила Грейс. – Посмотрите на ту, что на троне. У нее есть все.– Да, все земные блага. Но та, вторая женщина завладела ее мужем.– Почему вы решили, что она замужем? – Грейс недоверчиво покосилась на мистера Одли и приблизилась к картине, стараясь разглядеть обручальное кольцо на пальце разгневанной женщины на троне. Но мазки краски на полотне оказались слишком грубыми, чтобы различить такую мелочь, как кольцо.– Разумеется, она замужем. Всмотритесь в выражение ее лица.– Я не вижу ничего, что указывало бы на ее замужность.Мистер Одли насмешливо поднял бровь:– «Замужность»?– Я совершенно уверена, что есть такое слово. В отличие от «правдонравия». – Грейс недоуменно нахмурилась. – Но если она замужем, то где же муж?– Здесь, – отозвался мистер Одли, коснувшись пальцем причудливой золоченой рамы возле фигуры женщины в греческом хитоне.– Но откуда вы знаете? Это же за пределами холста!– Достаточно лишь вглядеться в ее лицо. Эти глаза. Она смотрит на мужчину, который ее любит.Грейс с любопытством повернулась к мистеру Одли.– А может, на мужчину, которого любит она сама?– Не могу сказать. – Мистер Одли задумчиво склонил голову набок. – Несколько мгновений прошло в молчании, потом он произнес: – В этой картине заключен целый роман. Нужно лишь потратить немного времени, чтобы прочитать его.Он прав, подумала Грейс. Как странно. Ей вдруг стало немного не по себе, оттого что мистер Одли оказался таким проницательным. Этот легковесный балагур, самонадеянный и дерзкий разбойник, не потрудившийся найти себе достойное ремесло.– Вы в моей комнате, – заметил мистер Одли.Грейс резко отпрянула.– Постойте. – Он выбросил вперед руку и поддержал Грейс за локоть. Как раз вовремя, иначе она непременно упала бы.– Спасибо, – тихо пробормотала девушка. Мистер Одли по-прежнему держал ее под руку. Грейс успела прийти в себя и твердо стояла на ногах. Но мистер Одли не отпускал ее. А она не пыталась вырваться. Глава 8 И тогда Джек ее поцеловал. Он не смог удержаться.Не сумел справиться с собой. Его рука сжимала локоть Грейс, он чувствовал нежное тепло ее кожи, лицо ее было так близко, синие глаза смотрели прямо и бесхитростно, и Джек понял, что ему не остается ничего другого, как – ведь у него и впрямь не было выбора – поцеловать ее.Любой иной поступок, слово или жест могли обернуться непоправимой трагедией.Джек давным-давно узнал, что поцелуй – тонкое искусство, ему не раз говорили, что он может считать себя признанным знатоком этого жанра. Но сейчас в его поцелуе не было и тени того отточенного мастерства, той галантной изощренности, что вызывала неизменное восхищение у дам. В этом поцелуе была страсть, безрассудная, необузданная страсть, потому что никогда прежде, ни с одной женщиной Джек не испытывал такого неистового желания.И больше всего на свете ему хотелось пробудить в мисс Эверсли ответную нежность. Не отпугнуть ее, нет, понравиться ей, очаровать. Вызвать у нее интерес, желание узнать его ближе. Завоевать ее. Чтобы она приникла к нему, сгорая от страсти, и шептала ему на ухо: «Ты мой герой, я тебя обожаю, ни за что не стану даже дышать одним воздухом с другим мужчиной».Ему хотелось изведать ее вкус, вдохнуть ее дразнящий запах. Он так бы ее и съел. Может, тогда ему удалось бы вобрать в себя то, что составляло ее суть, делало ее особенной, не похожей ни на одну другую женщину. И кто знает, возможно, это превратило бы его в мужчину, которым, как ему временами казалось, он должен был стать, но не стал. В это мгновение мисс Эверсли была для него спасением.И искушением.И всем, что таилось между…– Грейс, – прошептал он, почти касаясь губами ее губ. – Грейс, – повторил он чуть слышно, завороженный звучанием ее имени.Она тихо застонала в ответ, и этот легкий, едва уловимый звук сказал Джеку все, что ему хотелось знать.Он поцеловал ее снова, очень нежно, неспешно исследуя самые сокровенные глубины ее души. И с каждым мгновением его жажда становилась все нестерпимее.– Грейс… – Теперь его хриплый голос звучал умоляюще. Он обхватил ее за талию и прижал к себе, это придало поцелую особый, изысканный вкус. Под платьем на ней не было корсета, и Джек ощущал каждый изгиб ее тела, теплого и податливого как воск. Но ему хотелось большего. Желание опьяняло его.Поцелуй дразнил, распалял, соблазнял. А Джек так жаждал поддаться соблазну…– Грейс, – прошептал он, и на этот раз она шепнула в ответ:– Джек…Он почувствовал, что погиб. Его имя, слетевшее с ее губ, один короткий слог, тихий как вздох и такой непохожий на официальное и сухое «мистер Одли», поразил Джека в самое сердце. Он еще крепче прижал к себе Грейс, уже не заботясь о том, что взбунтовавшееся тело выдает его с головой, и впился в ее рот.Потом настала очередь щеки, уха, шеи и нежной впадинки возле ключицы. Его рука скользнула вдоль ее ребер к груди, сминая ткань платья, его губы почти коснулись восхитительной ложбинки…– Нет…Ее шепот был едва различим, и все же она оттолкнула Джека.Он смотрел на нее исподлобья, тяжело дыша. Ее глаза, все еще затуманенные страстью, были широко открыты, припухшие от поцелуев губы влажно блестели. Взгляд Джека скользнул ниже, к ее бедрам, надежно защищенным складками платья. О, если бы он мог видеть сквозь одежду…Боже милосердный! Смотреть на нее было пыткой. Джека сотрясала дрожь, тело будто свело судорогой. У него вырвался хриплый прерывистый стон.Неимоверным усилием воли ему удалось оторвать взгляд от ее бедер.– Мисс Эверсли, – пробормотал он, заставив себя посмотреть ей в глаза. Нужно было что-то сказать, а извиняться он не собирался. Нелепо просить прощения, не испытывая раскаяния.– Мистер Одли, – выговорила Грейс, прижав пальцы к губам.И, видя перед собой ее пылающее лицо с полураскрытым ртом и распахнутыми удивленными глазами, Джек вдруг с ужасом понял, что испытывает то же смятение, ту же робость. Он содрогнулся, словно только что заглянул себе в душу.Но нет, это невозможно. Они едва знакомы, и вдобавок Джек Одли не из тех безумцев, что сохнут от любви. Ему в жизни не доводилось терять рассудок от вожделения, когда сердце бешено колотится, мысли путаются, а в голове сплошной туман.Конечно, он любил женщин. Более того, он восхищался ими, что выгодно отличало его от остальных мужчин. Ему нравилось, как они двигаются, нравилось слышать их щебетание, не важно, таяли ли они в его объятиях или недовольно ворчали. Ему доставляло огромное удовольствие наблюдать за ними. Каждая из них пахла по-своему, каждая выделялась неповторимыми движениями и жестами, и все же все они принадлежали к одному племени, таинственному и непостижимому. Их окутывала незримая аура женственности, вызывающая, дразнящая. Иногда Джеку казалось, что он явственно слышит: «Не забывай, я женщина. Мы с тобой из разных миров». Это придавало чувственным наслаждениям особую остроту. Но Джек никогда не любил ни одну из них. И не испытывал ни малейшего желания изменять своим привычкам. Он всегда полагал, что постоянная привязанность лишь осложняет жизнь, неся с собой одни неприятности. Джек предпочитал порхать от одной возлюбленной к другой. Его вполне устраивали случайные, мимолетные связи. В душе он был бродягой, а любовь всегда призывает к оседлости.Джек улыбнулся. Одними уголками губ. В подобных обстоятельствах это самая подходящая улыбка. Он нарочно сделал ее чуть кривоватой, слегка ироничной. Улыбка должна была соответствовать его обычному насмешливому тону.– Вы вошли ко мне в спальню.Мисс Эверсли кивнула, медленно и рассеянно, Джеку показалось, что мысли ее витают где-то далеко. Когда она заговорила, в голосе ее звучала странная отстраненность, будто она обращалась к себе самой.– Я никогда больше так не поступлю.«Ну нет, только не это!»– Надеюсь, вы передумаете, – с обезоруживающей улыбкой возразил Джек. Он шагнул вперед и, прежде чем Грейс успела угадать его намерения, схватил ее руку и поднес к губам. – Это без преувеличения самое приятное событие за весь день – мой первый день в Белгрейве, и я признателен вам за радушный прием. – Не выпуская ее руки, он добавил: – Мне доставила огромное удовольствие наша беседа о живописи.Это была чистая правда. Джеку всегда нравились умные женщины.– Мне тоже, – отозвалась Грейс и мягко высвободила руку, заставив Джека разжать пальцы. Она сделала несколько шагов к двери, остановилась и бросила взгляд через плечо. – Здешняя коллекция картин не уступает собраниям лучших музеев мира.– Я жду с нетерпением, когда вы мне ее покажете.– Мы начнем с галереи.Джек усмехнулся. В уме ей не откажешь. Прежде чем Грейс взялась за ручку двери, он спросил:– Там есть изображения обнаженной натуры? – Грейс застыла на месте. – Мне просто интересно, – пояснил Джек с самым невинным видом.– Да, – отозвалась Грейс, не оборачиваясь.«Интересно, какого цвета у нее щеки? Пунцовые? Или нежно-розовые?» Джека одолевало любопытство.– В галерее? – уточнил он, рассчитывая, что Грейс не захочет показаться невежливой, а значит, не оставит его вопрос без внимания. Ему хотелось увидеть ее лицо. В последний раз.– Нет, не в галерее. – Она все-таки повернулась, и Джек успел заметить насмешливые искры в ее глазах. – Там одни портреты.– Ясно. – Джек понимающе кивнул, приняв серьезный вид. – Никакой обнаженной натуры. Что ж, пожалуй, это даже к лучшему. Признаться, я не испытываю особого желания увидеть прадедушку Кавендиша… э-э… в натуральном виде.Грейс плотно сжала губы, но Джек знал, что она не сердится, а едва сдерживает улыбку. Ему тотчас захотелось развеселить ее еще больше, услышать, как она смеется.– О Боже, – пробормотал он. – Герцогиня… – При этих словах Грейс фыркнула, давясь от смеха. Джек притворно нахмурился, прижав руку ко лбу. – Господи, – простонал он, – Боже милостивый.И вот, надо же такому случиться! Она рассмеялась, но Джек этого не увидел. Он был уверен, что слышал ее смех, тихое сдавленное хихиканье. Однако в это мгновение он закрывал ладонью глаза.– Доброй ночи, мистер Одли.Джек отнял руку от лица и выпрямился.– Доброй ночи, мисс Эверсли. – Он готов был поклясться, что даст ей уйти и не станет ее удерживать, но вдруг услышал собственный голос: – Я увижу вас утром за завтраком?Грейс замерла, сжимая дверную ручку.– Думаю, да. Если вы привыкли рано вставать.Джек никогда не был ранней пташкой, скорее наоборот.– О да, обычно я чуть свет уже на ногах.– Герцогиня любит плотно позавтракать, – объяснила Грейс.– А я думал, она обходится газетой и горячим шоколадом. – Пожалуй, он мог бы повторить слово в слово все, что говорила мисс Эверсли сегодня днем. Очень даже возможно.Грейс покачала головой:– Мадам пьет шоколад в шесть часов. А завтрак подают семь.– В малой столовой?– Так вы знаете, где это?– Понятия не имею, – признался Джек. – Но существует превосходный выход. Вы могли бы зайти за мной сюда и проводить в столовую.– Нет, – ответила Грейс, дрогнувшим голосом, в котором слышалось то ли изумление, то ли возмущение, Джек не смог бы сказать с уверенностью. – Но я распоряжусь, чтобы вас проводили.– Жаль, – вздохнул Джек. – Это далеко не то же самое.– Надеюсь, – отозвалась Грейс, медленно закрывая за собой дверь. – Я собиралась прислать за вами лакея, – донеслось из коридора.Джек весело рассмеялся. Ему нравились женщины, наделенные чувством юмора.
На следующее утро ровно в шесть часов Грейс вошла в покои герцогини, придержав тяжелую дверь для горничной, которая следовала за ней с подносом в руках.Как и ожидалось, герцогиня уже проснулась. Она всегда поднималась рано, не важно, пробивались ли сквозь шторы летние солнечные лучи или за окном темнела хмурая зимняя мгла. Что же до Грейс, то она охотно проспала бы до полудня, будь на то ее воля. В Белгрейве она взяла за правило спать с раздвинутыми занавесками, чтобы по утрам первые лучи солнца щекотали веки, заставляя открыть глаза.Это не всегда помогало, как и музыкальные часы, которые Грейс много лет назад установила на столике возле кровати. Она надеялась, что со временем привыкнет к распорядку дня герцогини, но ее внутренний хронометр отказывался повиноваться, словно какая-то часть ее существа упорно не желала верить, что Грейс живет в замке на положении служанки и еще долгие годы ей предстоит быть компаньонкой при вдовствующей герцогине Уиндем.К счастью, Грейс удалось подружиться с горничными и заручиться их помощью. Герцогиня, не желая начинать день без компаньонки, требовала, чтобы та являлась к ней чуть свет, а горничные, сменяя друг друга каждое утро, незаметно проскальзывали в комнату Грейс и трясли ее за плечо, пока она не начинала стонать: «Довольно…»Странно, что и мистер Одли оказался ранней пташкой. Грейс никогда бы не подумала, что он привык подниматься с постели ни свет ни заря.– Доброе утро, ваша светлость, – поздоровалась Грейс, направляясь к окну. Раздвинув тяжелые бархатные шторы, она подняла глаза к небу. Стоял легкий туман, небо заволокло тучами, но кое-где все же проглядывало солнце. Возможно, к вечеру облака рассеются, решила Грейс.Герцогиня, прямая как жердь, царственно восседала среди подушек на своей роскошной кровати с балдахином. Она почти закончила обычные утренние упражнения, включавшие обязательное сжимание и разжимание пальцев, вытягивание носков и повороты головы вправо и влево. Грейс заметила, что герцогиня никогда не вытягивает при этом шею.– Мой шоколад, – коротко бросила старуха.– Он здесь, мадам. – Грейс подошла к столику, где горничная оставила поднос, прежде чем поспешно удалиться. – Осторожно, мадам, шоколад горячий.Герцогиня подождала, пока Грейс поставит поднос на постель, и раскрыла газету – выпуск всего двухдневной давности (обычно в Линкольншир столичные газеты приходили с трехдневным опозданием). Дворецкий заранее тщательно прогладил листы утюгом.– Очки для чтения.Грейс всегда держала очки герцогини под рукой. Старуха водрузила их на кончик носа, осторожно отхлебнула из чашки густой обжигающий напиток и погрузилась в чтение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32