– Образованный, благородный и мудрый человек. Вряд ли его можно назвать необычным, потому что сейчас много таких, как он. Они развенчивают страхи и суеверия старых учений, а также некоторые прежние теории в области медицины, науки и философии. Они расчищают путь новым идеям. Церковь злится, теряя свою власть и влияние на образованный мир, в то время как мысли добрых, мудрых ученых и философов, таких, как этот человек, меняют наш мир.
Уильям говорил, а девушка рассматривала свою руку.
– Меняют наш мир, – шепотом повторила она.
– Поверь, что ты красива и совершенна во всем, – проговорил Уильям, придвигаясь ближе к Тамсин. – Это правда. Многие видят это в тебе.
Девушка подняла взгляд, ее чистые зеленые глаза мерцали при свете свечи.
– Совершенна? – тихо спросила она.
– Да… – выдохнул он и…
Внезапно он почувствовал, что не может противиться той силе, которая толкнула его к ней. Легкое движение головы – и их губы слились. Этот поцелуй был невинным, нерешительным и нежным. Но при этом неведомая сила завладела всем его существом, способная в один миг вырвать его сердце из надежной, желанной тюрьмы, стены которой он сам возводил годами. Уильям сомкнул руки на спине Тамсин и привлек девушку к себе.
Тамсин ответила ему жарким поцелуем, имеющим вкус огня, который, Уильям был уверен в этом, постоянно горел в ней. Она обвила руками шею мужчины и прижалась к нему всем телом.
Уильям застыл, удивленный мощью внезапно переполнившей его страсти. Едва дыша, он провел руками по мягким изгибам ее спины и накрыл ладонями упругие ягодицы. Тамсин издала еле слышный стон, и Уильям понял, что погиб. Он прижимал девушку к себе до тех пор, пока ее нежное тело полностью не вдавилось в его тело. Он чувствовал все его изгибы и мягкие округлости, и это сводило его с ума. Но в самый разгар этого далеко не невинного поцелуя сквозь затуманенное сознание всплыло то опрометчивое обещание, которое он дал Тамсин, стоя в Круге Сердца. Он готов был проклинать себя за это, но не мог нарушить слово. Очень медленно он прервал поцелуй и, держа ее за плечи, отстранил от себя.
Девушка отшатнулась, будто ее обожгло пламенем. Они оба тяжело дышали. Страсть сжигала их обоих, но в глазах Тамсин уже появилась настороженность.
Плотно прижав к себе льняную простыню, она отступила назад, все еще тяжело дыша.
– Я… я пойду одеваться, – пробормотала она, развернулась, и ее босые подошвы зашлепали по деревянному полу.
Уильям с силой потер ладонями лицо, да так и остался стоять, пока сердце не восстановило свой нормальный ритм. Он неторопливо закрыл книгу и бережно убрал ее в шкаф. Потом подошел к спальне и постучал в приоткрытую дверь.
– Тамсин, – позвал он. – Хочешь, я позову сестру, чтобы она помогла тебе? – Ответом ему была тишина. – Тамсин?
До него донеслось несколько дребезжащих звуков, будто внутри происходила тихая борьба. Звуки приближались.
– Я сама справлюсь, – послышался голос Тамсин.
Спустя несколько секунд он услышал короткий вскрик, выражающий, как предположил Уильям, разочарование. Он осторожно приоткрыл дверь чуть шире, но заглядывать внутрь не спешил.
– Мне сказать родным, что ты спустишься к ужину? – спросил Уильям.
Снова долгое молчание, потом какая-то возня, еще один вскрик. Что-то шелковое и вышитое пересекло комнату и упало к его ногам.
– Скажи им, – наконец произнесла девушка, – что я никогда не смогу спуститься, если должна буду носить доспехи, сбрую и парадную попону. Я не могу разобраться во всем этом. Как любезно с их стороны – оставить меня одну завязывать бесконечные шнурки!
Уильям вздохнул.
– Тамсин, – сказал oн. – Я вхожу. И я клянусь, что единственное, до чего дотронется моя рука, – это шелк и парча.
Тамсин ничего не ответила. Стихли все звуки вообще. Уильям просунул голову в проем, ожидая ответа.
– Пожалуйста, входи, – сказала Тамсин едва слышно.
Часть XIX
Когда Уильям вошел в комнату, девушка стояла, скромно обвив руками свой стан. Длинная вышитая сорочка, которую она успела надеть, была завязана у шеи и на манжетах, но тонкая батистовая ткань почти не скрывала изгибов ее тела.
Уильям направился к Тамсин, и она, смутившись, быстро повернулась к нему спиной, хотя мужчина, казалось, избегал смотреть на нее. Тамсин бросила на него взгляд через плечо. Щеки Уильяма пылали. Он подошел к кровати и посмотрел на одежду и другие предметы, разложенные поверх зеленого покрывала. Казалось, он был озадачен не меньше Тамсин. Наконец мужчина, решившись, ткнул в черное платье, смятое, лежащее бесформенной грудой. Потом он взял белый шелковый чулок, поднял бровь, глядя, как чулок покачивается, свисая с руки, и положил его назад.
– Если ты наденешь платье, – проговорил он, – я его зашнурую, и ты будешь одета. Думаю, с чулками ты сможешь справиться и без моей помощи.
– Я пыталась надеть платье, – сказала Тамсин, – оно мне не подходит. Должно быть, твоя сестра все-таки изящнее меня, потому что шнуровка не сходится на талии и… – она запнулась, – оно слишком узкое. И слишком длинное.
Уильям взял платье в руки.
– Попробуй еще раз, – предложил он, протягивая его девушке.
Платье состояло из лифа и юбки, края которой расходились спереди, как у плаща. Тамсин просунула руки в рукава и расправила тяжелые складки черной парчовой юбки. Нижний край опустился до ее ступней и лег складками на полу. Рукава были тесными у основания, но широкими и длинными у локтей. Из-под них вылезали рукава батистовой сорочки. Взявшись за шелковые шнурки, свисающие по бокам лифа, Тамсин попыталась соединить края.
– Видишь? – сказала она Уильяму. – Они не сходятся. Видимо, в талии я полнее, чем Хелен.
– Нет, ты стройнее, – пробормотал он, изучая ее взглядом, – просто мы что-то упустили. – Он пробежал взглядом по вещам на кровати: плащ, сорочки, темно-голубое платье из дамаска и странная юбка из простого льна с вшитыми внутрь какими-то твердыми полосками и единственной парчовой вставкой.
– Сначала идет это, – сказал Уильям, передавая Тамсин юбку из некрашеного льна. – Разновидность испанского нижнего белья, внутрь вшит китовый ус, который поддерживает верхнюю юбку. Называется корсет.
Тамсин взяла протянутую ей деталь туалета, с сомнением глядя на Уильяма.
– Откуда ты это знаешь, если я сама не разбираюсь в этих модных женских штучках?
– Если хочешь знать, моя добрая женушка, мне не раз приходилось раздевать женщин, с которыми я делил постель.
– О… – Тамсин почувствовала, как зарделись ее щеки. Она накинула нижнюю юбку сверху, пытаясь натянуть ее через голову. Уильям забрал у девушки корсет и положил на пол.
– Встань внутрь и надевай снизу вверх, – посоветовал он. – Только сначала сними платье.
Тамсин послушно скинула платье и, отбросив его на кровать, шагнула внутрь нижней юбки. Она принялась натягивать корсет снизу, как советовал Уильям, заправляя под него сорочку. Костяные вставки, вшитые внутрь, постукивали и перекручивались. Сорочка начала задираться, и Тамсин повертела бедрами, опуская и расправляя батист под корсетом.
– Пожалуйста, – попросил Уильям хриплым, сдавленным голосом, – не делай больше так, красавица. По крайней мере, когда я смотрю на тебя.
Девушка подняла на него глаза. Его щеки горели лихорадочным румянцем. На порозовевшем лице ярко блестели его голубые глаза. Тамсин сначала подумала, что он поддразнивает ее, но, увидев искры в его взгляде, поняла, что Уильям не шутит.
Она неуверенно разгладила юбку и потянула за шнурки, затягивающиеся на талии. Уильям не предложил ей свою помощь, и она завязала сама, как сумела. Узел у нее получился слабым, но юбку держал.
Тамсин взяла парчовое платье и снова натянула его на себя. Черная юбка легла на корсет, не образовав ни единой складки, и приняла конусообразную форму. Теперь спереди подол лишь чуть-чуть касался пола, а сзади образовывал короткий шлейф.
Тамсин снова попыталась стянуть платье на талии.
– Оно слишком узкое. Оно даже не прикрывает нижнее белье!
Уильям потер подбородок.
– Может быть, корсет завернулся. Вот… – Он провел руками вокруг ее талии.
Девушка на мгновение задержала дыхание, ощутив нежное тепло его рук почти на своей коже. Их разделяла только тонкая ткань сорочки. Что-то ухнуло у нее внутри, закрутилось, наполняя жаром и желанием. То же самое она чувствовала, когда Уильям поцеловал ее. Она пока старалась не думать о том чудесном поцелуе, у нее не было времени разобраться в том, что вообще произошло между ними.
Уильям, стягивая края корсета, наклонил голову, и Тамсин смотрела на блестящие, темные волны его волос, испытывая желание коснуться их, пропустить сквозь пальцы. Задумавшись, девушка уже согнула левую руку, собираясь провести ею по его голове, отчаянно желая вернуть ему хотя бы малую часть того спокойствия и уверенности, которыми Уильям поделился с ней.
Конечно, он был бесконечно добр и терпелив с ней, но все же он прервал поцелуй и посмотрел на нее так, будто она напугала его… или он испугался самого себя. Тамсин тоже чувствовала себя неловко из-за этого поцелуя, но больше всего ее пугало то, с какой готовностью ответило ее тело на прикосновения мужчины. Стоило ему попросить – и она в тот же миг отдала бы Уильяму всю себя. Но вместо этого, совсем неуверенная в его реакции, она выбежала из комнаты, не желая снова встретиться с ним лицом к лицу.
Однако отчаяние, которое она испытала, пытаясь сама справиться с нарядами, оказалось сильнее смущения. Она знала, что Уильям хотел, чтобы она спустилась к ужину с его семьей. Она и сама хотела сгладить впечатление от своего поведения за обедом, продемонстрировав чувство собственного достоинства за ужином, но без его помощи ничего не смогла бы сделать. Самой ей никогда не удалось бы правильно надеть платье и справиться со всеми этими шнурками и завязками.
Сейчас Уильям вел себя так, словно не было никакого поцелуя. Он явно спешил. Тамсин подумала, может, ей просто почудилось, что между ними произошло что-то особенное. Он молча стягивал узкий пояс корсета, явно стремясь поскорее закончить. Но едва ли она могла обвинять его в этом.
– Ну, вот и все, – с явным облегчением сказал Уильям, отходя от нее.
– О! – воскликнула Тамсин. – Как мило! Но корсаж все равно мал…
Края корсажа расходились на ее груди больше, чем на ладонь. В разрезе была видна батистовая сорочка, а под ней – груди, которые тонкая полупрозрачная ткань не могла скрыть полностью. Тамсин попыталась прикрыть их, прижав к вырезу руку с растопыренными пальцами.
Уильям присел на край кровати. Он за руку притянул девушку ближе, и она, сделав короткий шажок, остановилась между его ног. Сердце Тамсин бешено колотилось, она часто, взволнованно дышала. Он казался ей совершенно неотразимым. И он был так близко, что она чувствовала тепло его тела. А Уильям, казалось, не замечал ее волнения, он пытался решить головоломку с ее нарядом.
– Иногда корсажи застегиваются спереди, а иногда – на спине, – задумчиво произнес Уильям. – Некоторые леди носят только часть корсажа, и тогда должна быть еще вставка, которая прикрепляется спереди. Должно быть, это как раз тот случай.
Уильям перебрал сорочки, чулки, шляпки, покрывала и вуали, туфли… Маленькая серебряная шкатулка, обшитая изнутри бархатом, была приоткрыта, и в ней поблескивали ожерелья, кольца и серьги.
Внезапно настроение Тамсин резко ухудшилось. Она положила руки на талию, не заботясь более о том, что его взгляду открыто больше, чем позволяет скромность.
– Кажется, у тебя большой опыт по части одевания женщин, – сердито произнесла она.
Уильям взглянул на Тамсин, его рука, перебирающая детали туалета, замерла.
– Боюсь, что как раз наоборот. Я знаю, как раздевать их, – спокойно ответил он. – Меня мало занимал вопрос, как они будут одеваться. Я предоставлял это их служанкам.
– Значит, в твоей жизни было много женщин…
– Достаточно для того, чтобы ознакомиться с женскими вещами, – медленно проговорил он. – Тебя что, это беспокоит?
Девушка вздернула подбородок.
– Нет. Можешь делать, что хочешь. Ты же мне не настоящий муж. И я тебе не настоящая жена. Так что… Все, что ты делаешь с другими женщинами, не имеет никакого значения. – Она отвернулась, сознавая, что для нее это имеет значение, и еще какое! Но через мгновение она снова повернулась. Ей отчаянно хотелось смотреть на него долго-долго. Может быть, всю жизнь.
Уильям сидел, опустив взгляд. Его веки были прикрыты, как будто он очень устал или погружен в свои мысли.
– Это правда, – проговорил он наконец. – Мы не женаты, да, но мы оказываем друг другу услугу. Поэтому, моя леди, – он слегка склонил голову, поддразнивая ее, – надевай-ка вот это.
Его слова причинили ей боль. Она не была ни его женой, ни леди Рукхоуп. И, уж конечно, она была не похожа на других леди, которых он, как выяснилось, частенько раздевал.
Уильям передал ей жесткий черный предмет почти квадратной формы, предназначенный, по-видимому, для того, чтобы заполнить разрез в корсаже. Тамсин заметила по краям завязки. Она молча приложила эту деталь туалета к груди и начала привязывать ее к корсажу, завязывая шелковые шнурки пара за парой.
– Спасибо. Если хочешь, можешь теперь идти. Правда, эта спальня принадлежит тебе, так что поступай, как знаешь.
– Тамсин, – вздохнул он. – Извини меня, красавица. Я не хотел тебя обидеть, но вижу, что каким-то образом сделал это.
Ее руки, не привыкшие к тонким шелковым завязкам, замерли на мгновение, она отрывисто кивнула. В этот момент узел, который она почти закончила завязывать, выскользнул из ее рук, и она сердито топнула ногой.
Уильям обреченно вздохнул, а потом быстро подошел к Тамсин и взял ее за локоть.
– Иди сюда, упрямица, – сказал он, подвел ее к кровати, сам уселся на край, а девушку снова поставил перед собой. Он удерживал ее, зажав ногами с двух сторон, смяв при этом пышную юбку. – Эта вещь, – принялся объяснять он, – называется планшеткой. С обеих сторон – ткань, а внутри – тонкая деревянная прокладка. Держи планшетку здесь и позволь мне завязать шнурки. – Тамсин прижала к себе очередную деталь туалета, и мужчина принялся завязывать шнурки, продолжая объяснять. – Эта штука, по-моему, ужасно неудобная. Кажется, будто под шелком надеты доспехи, однако леди по какой-то непонятной причине предпочитают придавливать грудь. Я бы, например, с большим удовольствием смотрел на э… бесконечное многообразие природы, – растягивая слова, закончил он.
Продолжая возиться с завязками, он ни разу не поднял головы. Тамсин чувствовала, как у нее перехватывает дыхание под плотно прилегающими к телу планшеткой и корсажем. Пальцы Уильяма, проворные и нежные, трудились над последними несколькими завязками, которые стягивали корсет у вершин ее грудей. Тамсин ощущала тепло его пальцев через тонкую сорочку. Она задержала дыхание, все так же неотрывно глядя на его склоненную голову. Наконец он завязал последний узелок и убрал руки, так и не взглянув на девушку, хотя Тамсин очень этого хотелось. Она даже наклонилась, пытаясь заглянуть ему в лицо, чтобы увидеть его выражение.
– Ну вот… – тихо сказал Уильям и поднялся. – Очень мило.
– Да, мило, – неуверенно согласилась Тамсин.
Она вздохнула, разгладила юбку. Черный лиф платья сейчас плотно обтягивал ее тело, сдавливая груди, делая тоньше талию. Ниже, у бедер, платье расширялось, юбка опускалась колоколом до самого пола. Этот наряд сделал ее фигуру элегантной, похожей на песочные часы. Груди Тамсин приподнялись, сдавленные планшеткой, их верхняя часть выступала полушариями под тонким батистом. Девушка отступила от Уильяма и покружилась по комнате. Юбка развевалась над ее босыми ступнями.
– Думаю, мы закончили. И получилось превосходно!
– Не совсем, – пробормотал Уильям. – Есть еще нижние рукава, которые подвязываются под эти широкие верхние. Еще тебе понадобится немного безделушек и накидка на волосы, а также глупые вышитые туфельки, а еще дорогие побрякушки на шею и уши… Когда будешь украшена, как марципан, тогда, моя красавица, можно будет сказать, что ты готова.
– Ох, – разочарованно вздохнула Тамсин. Ее плечи поникли. Она по привычке сжала левую руку в кулак, и длинная манжета сорочки скрыла его целиком. – Так много всего нужно знать, чтобы правильно одеться. Мои собственные вещи очень простые.
Она снова почувствовала себя дурочкой, как тогда, когда выпила слишком много вина. Видимо, остатки винных паров все еще влияли на ее способность здраво мыслить. Как могла она подумать, что красивое платье сделает ее другой? Она даже не знала, что делать с различными колечками, лежащими в серебряной шкатулке.
Уильям тоже глубоко вздохнул и сказал:
– Я считаю, ты прекрасна, когда на тебе нет ничего, кроме сорочки. – Его голос был низким и мягким, как бархат, он будто ласкал ее. – Остальное мне не кажется таким уж необходимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Уильям говорил, а девушка рассматривала свою руку.
– Меняют наш мир, – шепотом повторила она.
– Поверь, что ты красива и совершенна во всем, – проговорил Уильям, придвигаясь ближе к Тамсин. – Это правда. Многие видят это в тебе.
Девушка подняла взгляд, ее чистые зеленые глаза мерцали при свете свечи.
– Совершенна? – тихо спросила она.
– Да… – выдохнул он и…
Внезапно он почувствовал, что не может противиться той силе, которая толкнула его к ней. Легкое движение головы – и их губы слились. Этот поцелуй был невинным, нерешительным и нежным. Но при этом неведомая сила завладела всем его существом, способная в один миг вырвать его сердце из надежной, желанной тюрьмы, стены которой он сам возводил годами. Уильям сомкнул руки на спине Тамсин и привлек девушку к себе.
Тамсин ответила ему жарким поцелуем, имеющим вкус огня, который, Уильям был уверен в этом, постоянно горел в ней. Она обвила руками шею мужчины и прижалась к нему всем телом.
Уильям застыл, удивленный мощью внезапно переполнившей его страсти. Едва дыша, он провел руками по мягким изгибам ее спины и накрыл ладонями упругие ягодицы. Тамсин издала еле слышный стон, и Уильям понял, что погиб. Он прижимал девушку к себе до тех пор, пока ее нежное тело полностью не вдавилось в его тело. Он чувствовал все его изгибы и мягкие округлости, и это сводило его с ума. Но в самый разгар этого далеко не невинного поцелуя сквозь затуманенное сознание всплыло то опрометчивое обещание, которое он дал Тамсин, стоя в Круге Сердца. Он готов был проклинать себя за это, но не мог нарушить слово. Очень медленно он прервал поцелуй и, держа ее за плечи, отстранил от себя.
Девушка отшатнулась, будто ее обожгло пламенем. Они оба тяжело дышали. Страсть сжигала их обоих, но в глазах Тамсин уже появилась настороженность.
Плотно прижав к себе льняную простыню, она отступила назад, все еще тяжело дыша.
– Я… я пойду одеваться, – пробормотала она, развернулась, и ее босые подошвы зашлепали по деревянному полу.
Уильям с силой потер ладонями лицо, да так и остался стоять, пока сердце не восстановило свой нормальный ритм. Он неторопливо закрыл книгу и бережно убрал ее в шкаф. Потом подошел к спальне и постучал в приоткрытую дверь.
– Тамсин, – позвал он. – Хочешь, я позову сестру, чтобы она помогла тебе? – Ответом ему была тишина. – Тамсин?
До него донеслось несколько дребезжащих звуков, будто внутри происходила тихая борьба. Звуки приближались.
– Я сама справлюсь, – послышался голос Тамсин.
Спустя несколько секунд он услышал короткий вскрик, выражающий, как предположил Уильям, разочарование. Он осторожно приоткрыл дверь чуть шире, но заглядывать внутрь не спешил.
– Мне сказать родным, что ты спустишься к ужину? – спросил Уильям.
Снова долгое молчание, потом какая-то возня, еще один вскрик. Что-то шелковое и вышитое пересекло комнату и упало к его ногам.
– Скажи им, – наконец произнесла девушка, – что я никогда не смогу спуститься, если должна буду носить доспехи, сбрую и парадную попону. Я не могу разобраться во всем этом. Как любезно с их стороны – оставить меня одну завязывать бесконечные шнурки!
Уильям вздохнул.
– Тамсин, – сказал oн. – Я вхожу. И я клянусь, что единственное, до чего дотронется моя рука, – это шелк и парча.
Тамсин ничего не ответила. Стихли все звуки вообще. Уильям просунул голову в проем, ожидая ответа.
– Пожалуйста, входи, – сказала Тамсин едва слышно.
Часть XIX
Когда Уильям вошел в комнату, девушка стояла, скромно обвив руками свой стан. Длинная вышитая сорочка, которую она успела надеть, была завязана у шеи и на манжетах, но тонкая батистовая ткань почти не скрывала изгибов ее тела.
Уильям направился к Тамсин, и она, смутившись, быстро повернулась к нему спиной, хотя мужчина, казалось, избегал смотреть на нее. Тамсин бросила на него взгляд через плечо. Щеки Уильяма пылали. Он подошел к кровати и посмотрел на одежду и другие предметы, разложенные поверх зеленого покрывала. Казалось, он был озадачен не меньше Тамсин. Наконец мужчина, решившись, ткнул в черное платье, смятое, лежащее бесформенной грудой. Потом он взял белый шелковый чулок, поднял бровь, глядя, как чулок покачивается, свисая с руки, и положил его назад.
– Если ты наденешь платье, – проговорил он, – я его зашнурую, и ты будешь одета. Думаю, с чулками ты сможешь справиться и без моей помощи.
– Я пыталась надеть платье, – сказала Тамсин, – оно мне не подходит. Должно быть, твоя сестра все-таки изящнее меня, потому что шнуровка не сходится на талии и… – она запнулась, – оно слишком узкое. И слишком длинное.
Уильям взял платье в руки.
– Попробуй еще раз, – предложил он, протягивая его девушке.
Платье состояло из лифа и юбки, края которой расходились спереди, как у плаща. Тамсин просунула руки в рукава и расправила тяжелые складки черной парчовой юбки. Нижний край опустился до ее ступней и лег складками на полу. Рукава были тесными у основания, но широкими и длинными у локтей. Из-под них вылезали рукава батистовой сорочки. Взявшись за шелковые шнурки, свисающие по бокам лифа, Тамсин попыталась соединить края.
– Видишь? – сказала она Уильяму. – Они не сходятся. Видимо, в талии я полнее, чем Хелен.
– Нет, ты стройнее, – пробормотал он, изучая ее взглядом, – просто мы что-то упустили. – Он пробежал взглядом по вещам на кровати: плащ, сорочки, темно-голубое платье из дамаска и странная юбка из простого льна с вшитыми внутрь какими-то твердыми полосками и единственной парчовой вставкой.
– Сначала идет это, – сказал Уильям, передавая Тамсин юбку из некрашеного льна. – Разновидность испанского нижнего белья, внутрь вшит китовый ус, который поддерживает верхнюю юбку. Называется корсет.
Тамсин взяла протянутую ей деталь туалета, с сомнением глядя на Уильяма.
– Откуда ты это знаешь, если я сама не разбираюсь в этих модных женских штучках?
– Если хочешь знать, моя добрая женушка, мне не раз приходилось раздевать женщин, с которыми я делил постель.
– О… – Тамсин почувствовала, как зарделись ее щеки. Она накинула нижнюю юбку сверху, пытаясь натянуть ее через голову. Уильям забрал у девушки корсет и положил на пол.
– Встань внутрь и надевай снизу вверх, – посоветовал он. – Только сначала сними платье.
Тамсин послушно скинула платье и, отбросив его на кровать, шагнула внутрь нижней юбки. Она принялась натягивать корсет снизу, как советовал Уильям, заправляя под него сорочку. Костяные вставки, вшитые внутрь, постукивали и перекручивались. Сорочка начала задираться, и Тамсин повертела бедрами, опуская и расправляя батист под корсетом.
– Пожалуйста, – попросил Уильям хриплым, сдавленным голосом, – не делай больше так, красавица. По крайней мере, когда я смотрю на тебя.
Девушка подняла на него глаза. Его щеки горели лихорадочным румянцем. На порозовевшем лице ярко блестели его голубые глаза. Тамсин сначала подумала, что он поддразнивает ее, но, увидев искры в его взгляде, поняла, что Уильям не шутит.
Она неуверенно разгладила юбку и потянула за шнурки, затягивающиеся на талии. Уильям не предложил ей свою помощь, и она завязала сама, как сумела. Узел у нее получился слабым, но юбку держал.
Тамсин взяла парчовое платье и снова натянула его на себя. Черная юбка легла на корсет, не образовав ни единой складки, и приняла конусообразную форму. Теперь спереди подол лишь чуть-чуть касался пола, а сзади образовывал короткий шлейф.
Тамсин снова попыталась стянуть платье на талии.
– Оно слишком узкое. Оно даже не прикрывает нижнее белье!
Уильям потер подбородок.
– Может быть, корсет завернулся. Вот… – Он провел руками вокруг ее талии.
Девушка на мгновение задержала дыхание, ощутив нежное тепло его рук почти на своей коже. Их разделяла только тонкая ткань сорочки. Что-то ухнуло у нее внутри, закрутилось, наполняя жаром и желанием. То же самое она чувствовала, когда Уильям поцеловал ее. Она пока старалась не думать о том чудесном поцелуе, у нее не было времени разобраться в том, что вообще произошло между ними.
Уильям, стягивая края корсета, наклонил голову, и Тамсин смотрела на блестящие, темные волны его волос, испытывая желание коснуться их, пропустить сквозь пальцы. Задумавшись, девушка уже согнула левую руку, собираясь провести ею по его голове, отчаянно желая вернуть ему хотя бы малую часть того спокойствия и уверенности, которыми Уильям поделился с ней.
Конечно, он был бесконечно добр и терпелив с ней, но все же он прервал поцелуй и посмотрел на нее так, будто она напугала его… или он испугался самого себя. Тамсин тоже чувствовала себя неловко из-за этого поцелуя, но больше всего ее пугало то, с какой готовностью ответило ее тело на прикосновения мужчины. Стоило ему попросить – и она в тот же миг отдала бы Уильяму всю себя. Но вместо этого, совсем неуверенная в его реакции, она выбежала из комнаты, не желая снова встретиться с ним лицом к лицу.
Однако отчаяние, которое она испытала, пытаясь сама справиться с нарядами, оказалось сильнее смущения. Она знала, что Уильям хотел, чтобы она спустилась к ужину с его семьей. Она и сама хотела сгладить впечатление от своего поведения за обедом, продемонстрировав чувство собственного достоинства за ужином, но без его помощи ничего не смогла бы сделать. Самой ей никогда не удалось бы правильно надеть платье и справиться со всеми этими шнурками и завязками.
Сейчас Уильям вел себя так, словно не было никакого поцелуя. Он явно спешил. Тамсин подумала, может, ей просто почудилось, что между ними произошло что-то особенное. Он молча стягивал узкий пояс корсета, явно стремясь поскорее закончить. Но едва ли она могла обвинять его в этом.
– Ну, вот и все, – с явным облегчением сказал Уильям, отходя от нее.
– О! – воскликнула Тамсин. – Как мило! Но корсаж все равно мал…
Края корсажа расходились на ее груди больше, чем на ладонь. В разрезе была видна батистовая сорочка, а под ней – груди, которые тонкая полупрозрачная ткань не могла скрыть полностью. Тамсин попыталась прикрыть их, прижав к вырезу руку с растопыренными пальцами.
Уильям присел на край кровати. Он за руку притянул девушку ближе, и она, сделав короткий шажок, остановилась между его ног. Сердце Тамсин бешено колотилось, она часто, взволнованно дышала. Он казался ей совершенно неотразимым. И он был так близко, что она чувствовала тепло его тела. А Уильям, казалось, не замечал ее волнения, он пытался решить головоломку с ее нарядом.
– Иногда корсажи застегиваются спереди, а иногда – на спине, – задумчиво произнес Уильям. – Некоторые леди носят только часть корсажа, и тогда должна быть еще вставка, которая прикрепляется спереди. Должно быть, это как раз тот случай.
Уильям перебрал сорочки, чулки, шляпки, покрывала и вуали, туфли… Маленькая серебряная шкатулка, обшитая изнутри бархатом, была приоткрыта, и в ней поблескивали ожерелья, кольца и серьги.
Внезапно настроение Тамсин резко ухудшилось. Она положила руки на талию, не заботясь более о том, что его взгляду открыто больше, чем позволяет скромность.
– Кажется, у тебя большой опыт по части одевания женщин, – сердито произнесла она.
Уильям взглянул на Тамсин, его рука, перебирающая детали туалета, замерла.
– Боюсь, что как раз наоборот. Я знаю, как раздевать их, – спокойно ответил он. – Меня мало занимал вопрос, как они будут одеваться. Я предоставлял это их служанкам.
– Значит, в твоей жизни было много женщин…
– Достаточно для того, чтобы ознакомиться с женскими вещами, – медленно проговорил он. – Тебя что, это беспокоит?
Девушка вздернула подбородок.
– Нет. Можешь делать, что хочешь. Ты же мне не настоящий муж. И я тебе не настоящая жена. Так что… Все, что ты делаешь с другими женщинами, не имеет никакого значения. – Она отвернулась, сознавая, что для нее это имеет значение, и еще какое! Но через мгновение она снова повернулась. Ей отчаянно хотелось смотреть на него долго-долго. Может быть, всю жизнь.
Уильям сидел, опустив взгляд. Его веки были прикрыты, как будто он очень устал или погружен в свои мысли.
– Это правда, – проговорил он наконец. – Мы не женаты, да, но мы оказываем друг другу услугу. Поэтому, моя леди, – он слегка склонил голову, поддразнивая ее, – надевай-ка вот это.
Его слова причинили ей боль. Она не была ни его женой, ни леди Рукхоуп. И, уж конечно, она была не похожа на других леди, которых он, как выяснилось, частенько раздевал.
Уильям передал ей жесткий черный предмет почти квадратной формы, предназначенный, по-видимому, для того, чтобы заполнить разрез в корсаже. Тамсин заметила по краям завязки. Она молча приложила эту деталь туалета к груди и начала привязывать ее к корсажу, завязывая шелковые шнурки пара за парой.
– Спасибо. Если хочешь, можешь теперь идти. Правда, эта спальня принадлежит тебе, так что поступай, как знаешь.
– Тамсин, – вздохнул он. – Извини меня, красавица. Я не хотел тебя обидеть, но вижу, что каким-то образом сделал это.
Ее руки, не привыкшие к тонким шелковым завязкам, замерли на мгновение, она отрывисто кивнула. В этот момент узел, который она почти закончила завязывать, выскользнул из ее рук, и она сердито топнула ногой.
Уильям обреченно вздохнул, а потом быстро подошел к Тамсин и взял ее за локоть.
– Иди сюда, упрямица, – сказал он, подвел ее к кровати, сам уселся на край, а девушку снова поставил перед собой. Он удерживал ее, зажав ногами с двух сторон, смяв при этом пышную юбку. – Эта вещь, – принялся объяснять он, – называется планшеткой. С обеих сторон – ткань, а внутри – тонкая деревянная прокладка. Держи планшетку здесь и позволь мне завязать шнурки. – Тамсин прижала к себе очередную деталь туалета, и мужчина принялся завязывать шнурки, продолжая объяснять. – Эта штука, по-моему, ужасно неудобная. Кажется, будто под шелком надеты доспехи, однако леди по какой-то непонятной причине предпочитают придавливать грудь. Я бы, например, с большим удовольствием смотрел на э… бесконечное многообразие природы, – растягивая слова, закончил он.
Продолжая возиться с завязками, он ни разу не поднял головы. Тамсин чувствовала, как у нее перехватывает дыхание под плотно прилегающими к телу планшеткой и корсажем. Пальцы Уильяма, проворные и нежные, трудились над последними несколькими завязками, которые стягивали корсет у вершин ее грудей. Тамсин ощущала тепло его пальцев через тонкую сорочку. Она задержала дыхание, все так же неотрывно глядя на его склоненную голову. Наконец он завязал последний узелок и убрал руки, так и не взглянув на девушку, хотя Тамсин очень этого хотелось. Она даже наклонилась, пытаясь заглянуть ему в лицо, чтобы увидеть его выражение.
– Ну вот… – тихо сказал Уильям и поднялся. – Очень мило.
– Да, мило, – неуверенно согласилась Тамсин.
Она вздохнула, разгладила юбку. Черный лиф платья сейчас плотно обтягивал ее тело, сдавливая груди, делая тоньше талию. Ниже, у бедер, платье расширялось, юбка опускалась колоколом до самого пола. Этот наряд сделал ее фигуру элегантной, похожей на песочные часы. Груди Тамсин приподнялись, сдавленные планшеткой, их верхняя часть выступала полушариями под тонким батистом. Девушка отступила от Уильяма и покружилась по комнате. Юбка развевалась над ее босыми ступнями.
– Думаю, мы закончили. И получилось превосходно!
– Не совсем, – пробормотал Уильям. – Есть еще нижние рукава, которые подвязываются под эти широкие верхние. Еще тебе понадобится немного безделушек и накидка на волосы, а также глупые вышитые туфельки, а еще дорогие побрякушки на шею и уши… Когда будешь украшена, как марципан, тогда, моя красавица, можно будет сказать, что ты готова.
– Ох, – разочарованно вздохнула Тамсин. Ее плечи поникли. Она по привычке сжала левую руку в кулак, и длинная манжета сорочки скрыла его целиком. – Так много всего нужно знать, чтобы правильно одеться. Мои собственные вещи очень простые.
Она снова почувствовала себя дурочкой, как тогда, когда выпила слишком много вина. Видимо, остатки винных паров все еще влияли на ее способность здраво мыслить. Как могла она подумать, что красивое платье сделает ее другой? Она даже не знала, что делать с различными колечками, лежащими в серебряной шкатулке.
Уильям тоже глубоко вздохнул и сказал:
– Я считаю, ты прекрасна, когда на тебе нет ничего, кроме сорочки. – Его голос был низким и мягким, как бархат, он будто ласкал ее. – Остальное мне не кажется таким уж необходимым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45