Трэгмор разразился неприятным смехом:
— Ты слишком высокого мнения о себе, моя дорогая. Твои прелести меня совершенно не волнуют, и, честно говоря, мне совершенно наплевать, с кем ты спишь — со священником или с членом парламента. Просто у меня есть неопровержимые доказательства, что моя горячо любимая жена, с которой я прожил двадцать лет, убежала из дома и скрывается под крышей этого подозрительного герцога со своим прежним любовником. Представь себе, как будут удивлены и возмущены судьи, узнав об этом. Они даже не будут читать твое прошение о разводе, где ты обвиняешь меня в жестокости, и с радостью подпишут мое заявление, разрешающее покинуть тебя без всяких средств к существованию.
— Маме не нужны твои деньги! — воскликнула Дафна.
— Может быть, и викарий ей тоже не нужен? — спро.сил Трэгмор с иронией. — Ну что же, тогда все будут довольны, и даже Торнтон, так как его жена тоже становится незаконнорожденной. Могу поздравить вас, Торнтон, — ваша жена скоро станет таким же бастардом, как и вы!
— Сколько? — коротко спросил Пирс, глядя Трэгмору в глаза.
— А-а! Как я понял, Торнтон, вы.решили поторговаться со мной!
— Сколько? Сколько, Трэгмор? Ведь я понимаю, чего вы хотите на самом деле. Вам наплевать на жену и дочь, вам нужны только деньги. Сколько я должен заплатить вам, чтобы вы прервали этот мерзкий спектакль?
Лицо маркиза сразу приняло озабоченное выражение.
— Перво-наперво я хочу получить все мои расписки назад с пометкой, что они полностью оплачены. Во-вторых, Я хочу получить в собственные руки это унизительное соглашение с Холлингсби, которое разорву на мелкие кусочки. Ну а в-третьих, — он прищурился, — я не отказался бы от небольшого месячного содержания, скажем, эдак в двадцать тысяч фунтов, чтобы хоть немного утешить свою одинокую старость.
— Каковы гарантии того, что, если вы получите все, вы не дадите хода этим бумагам?
— Я порву их в вашем присутствии, Торнтон.
— Вы, наверное, держите меня за дурака, Трэгмор. У вас наверняка есть копии! — усмехнулся Пирс.
— Совершенно верно, и их я тоже отдам вам. Видите ли, Торнтон, вам больше ничего не остается, как поверить мне на слово. Подумайте сами — если мы придем к соглашению, то зачем я буду терять ежемесячное содержание в двадцать тысяч фунтов в обмен на бумажку о разводе? Ну а если мы не договоримся, то подумайте сами о последствиях. Каково вам будет смотреть в глаза Дафне, зная, что своей жадностью вы обрекли се на то; чтобы каждый мог назвать ее выродком? Ну так как мы порешим, Торнтон? Может быть, отложим все в долгий ящик, ключ от которого будет в моих руках? Придется вам немного пожить в том же страхе, что и я, Торнтон.
С уст Пирса сорвалось ругательство. Он резко вытянул руку и схватил Трэгмора за лацканы сюртука.
— Что ты можешь знать о страхе, ничтожество? Я угрожал всего лишь твоему состоянию, ты же в любой момент мог отнять у меня душу — у меня и у любого из детей, которых ты терроризировал в работном доме.
— Какие дети? Что ты несешь? — Трэгмор пытался освободиться от железной хватки Пирса.
— Из Дома непреходящей надежды! Вспомнил? Ведь ты же знаешь, что я вырос в работном доме, но не в каком то, а в том самом, в который ты так часто любил захаживать, Ты возомнил, что я так же легко забуду тебя, как и ты позабыл всех тех, кого мучил, но ты ошибся, Трэгмор! Я помню тебя очень хорошо. — Пальцы Пирса сжали горло Трэгмора. — И особенно хорошо я помню твои встречи с Баррингсом, твои грязные делишки, о которых, как ты считал, никто не подозревает, и деньги, которые ты засовывал в карман в обмен на то, чтобы этот монстр спокойно продолжал жить и царствовать в работном доме. Каждую неделю я наблюдал за тем, как ты в обществе моего отца Макхэма встречался с Баррингсом и требовал у него деньги. Ты думал, что все дети спят и никто вас не видит, но ты ошибался. И каждую неделю я клялся, что ты дорого заплатишь за все.
Глаза Трэгмора расширились от удивления, он даже перестал вырываться.
— Выходит, все это время ты знал… Так вот почему ты так упорно преследовал меня?! — Ярость придала ему силы, и мощным движением он вырвался из рук Пирса. — Я всегда считал, что наш обмен с мистером Баррингсом — мое самое удачное изобретение: не давая взамен ничего, получать многое, но самое забавное в том, что на эту мысль натолкнул меня не кто иной, как герцог Макхэм.
Пирс скрипнул зубами:
— Следовательно, я должен благодарить отца за то, что негодяй Баррингс так долго оставался директором?
— Не будьте дураком, Торнтон! У Макхэма никогда не хватило бы ума, чтобы разработать такой отличный план. Это был слабый человек, сердце которого пребывало в постоянном конфликте с головой, но он натолкнул меня на эту идею. Однажды он предложил мне заплатить весьма солидную сумму, если мне удастся придумать какое-нибудь дело, позволяющее совершать частые визиты в Дом непреходящей надежды. Он сказал мне, что якобы его старый друг попросил присматривать за ребенком, оказавшимся в работном доме. Как я узнал совсем недавно, Макхэм присматривал за собственным ублюдком. — Трэгмор усмехнулся. — Я и тогда подозревал, что он что-то скрывает от меня, но, говоря откровенно, меня это и не волновало. Я тогда и придумал обдирать Баррингса. Макхэм был чистоплюем и не хотел пачкать рук, поэтому все дела пришлось устраивать мне самому. Я имел дело с Баррингсом, а Макхэм прогуливался по работному дому и убеждался, что его выродок жив-здоров. Ему больше ничего не оставалось делать. Он был согласен на все, лишь бы истинная цель его визитов осталась неизвестной, а я обирал обоих, Баррингса и Макхэма, ведь герцог не мог пожаловаться на бедность. Одним словом, мы все получали то, что хотели.
— Да, все вы получали то, что хотели, — мрачно повторил Пирс. — а ты получил даже больше, чем деньги. Ты вволю напился крови, ведь между визитами с Макхэмом ты появлялся один и буквально упивался, истязая беззащитных детей.
— Я ставил вас только на место, о котором вы иногда забывали. — Трэгмор хмыкнул. — И когда твой отец забыл о своем месте, я сделал с ним то же самое, не так грубо, конечно.
— Черт подери, что это значит?
— Только то, что, когда Макхэм потерял интерес к работному дому, я живо напомнил ему о тех выгодах, которые имели мы оба.
— Ты шантажировал его! — с презрением произнес
Пирс.
— Да, и, должен признаться, весьма успешно. Ну ладно, достаточно, — объявил он, заметив, что Пирс хочет задать еще какой-то вопрос. — Хватит воспоминаний о светлом детстве. Каков твой окончательный ответ, Торнтон? Соглашаешься ты с моим предложением, или же я прямо завтра отправляюсь к адвокату, чтобы начать процесс, который низведет твою жену до роли незаконнорожденной?
— Нет, Пирс! — Дафна взяла Пирса за руку. — Не соглашайся!
Пирс посмотрел на викария и Элизабет и повернулся к Трэгмору:
— Я напишу Холлингсби сегодня же. С ним мы окончательно обсудим условия соглашения.
— Нет! — громко крикнула Дафна — — Не делай этого! Я чувствую себя несчастной от одной только мысли, что он мой отец! Лучше быть незаконнорожденной, чем иметь такого!
Пирс отрицательно покачал головой:
— Я поклялся всегда защищать тебя.
— Ты также поклялся отомстить моему отцу!
Пирс снова покачал головой и усмехнулся:
— За это время я понял, что он отомстил себе сам. Он перестал быть человеком, Дафна. Что может быть хуже?
— Я согласна с Дафной, — неожиданно вмешалась Элизабет. — Хардвик не может причинить мне больше вреда, чем он это уже сделал. Но он еще может мучить других людей. Не позволяй ему этого, Пирс!
Пирс с удивлением заметил, что Элизабет просто не узнать. Его сердце наполнилось гордостью, что в этом есть и его заслуга. Он с улыбкой повернулся к маркизу:
— Ты можешь забрать все мои деньги, Трэгмор. Все равно ты проиграл.
— Что за бред вы там несете? Ты что, Торнтон, изменил свое решение и отказываешься…
— Сэр! — Пруденс подошла к Трэгмору и дернула его за рукав. — Не злитесь, пожалуйста! — Ее голос почти не был слышен из-за крика взрослых и скрипа бревен.
— Что? — Трэгмор дернулся как ужаленный и в недоумении уставился на Пруденс.
— Не кричите, пожалуйста, — пропищала крошка, — особенно на леди Дафну, потому что она Подснежник. — Милое личико девочки осветилось улыбкой. — Вы можете подержать мою куклу, — самоотверженно предложила она. — Вот увидите, она вам поможет.
— Да как… — от возмущения Трэгмор не мог найти слов, — как ты посмела прикоснуться ко мне?! — Он грубо оттолкнул Пруденс. — Убирайся отсюда со своей чертовой
куклой!
— Вы не поняли, — терпеливо возразила Пруденс и снова протянула ему свою любимую игрушку; — Она успокаивает людей. Моя сестра перестает плакать, и я тоже.
Возьмите ее!
Со звериным рычанием Трэгмор вырвал из рук Пруденс куклу и швырнул ее в грязь.
— Моя Дафна! — воскликнула Пруденс, ее глаза расширились от ужаса.
— Убирайся прочь отсюда, грязная тварь! — Маркиз с силой толкнул девочку.
Та испуганно попятилась прямо под копыта лошадей, с трудом удерживавших еще не закрепленные бревна. Лошади испуганно попятились, и бревна со скрипом начали
сползать.
— Эй, осторожнее! — крикнул один из рабочих и попытался удержать лошадей.
Лошади уперлись, и туго натянутая веревка зазвенела, как струна. Но Трэгмор ничего не замечал вокруг себя. Сжав кулаки, онс ненавистью смотрел на девочку и; видимо, раздумывал о том, как лучше наказать ее. Он медленно поднял правую руку над головой — и в этот момент туго натянутая веревка не выдержала. Она разорвалась, издав при этом звук, напоминающий пушечный выстрел.
— Назад! — крикнул рабочий, но было поздно. Тяжелое бревно мгновенно соскользнуло, с треском об рушившись прямо на голову Трэгмора.
Глава 23
— Я должна оплакивать его, но, видит Бог, не могу. — Дафна стояла на балконе своего дома, облокотясь на перила, уставившись в пустоту.
— Нет, дорогая, ничего ты не должна — Пирс обнял ее за плечи. — Мы оплакиваем только тех, с кем действительно жалко расставаться, а Трэгмор был чудовищем, и смерть не может изменить этого факта.
Дафна плотнее прижалась к супругу и закрыла глаза. — Никак не могу забыть, как ужасно он погиб, — прошептала она, — Мне кажется, я до сих пор слышу, как треснул его череп.
— Ну, ну, успокойся. — Пирс погладил ее по голове, вспомнив, что правильно сделал, сразу отправив Дафну домой с места происшествия и тем самым избавив ее от зрелища изуродованного тела, иначе память терзала бы ее еще сильнее. — Успокойся, все пройдет, — ласково прошептал Пирс и обнял ее еще крепче, — Время — лучший доктор, поверь мне. Со мной происходили вещи и похуже, и казалось, что я никогда не смогу их забыть, но время вылечило все. Дафна откинула голову и посмотрела на супруга.
— Я помню, папа в тот день говорил тебе ужасные вещи, но мне показалось, что они почти не задевали тебя, как если бы время вылечило и твою ненависть.
— Так и вышло, — спокойно сказал Пирс и, заметив удивление в глазах Дафны, добавил: — Мне и самому трудно в это поверить. Годами я мечтал о мести. Перед моими глазами часто вставала картина, как я все скажу ему, когда поставлю негодяя на колени. Мысленно я делал это сотни, может быть, тысячи раз. но, когда этот день действительно наступил, я вдруг с удивлением обнаружил, что прошлое больше не терзает меня, а месть не приносит ни малейшей радости. Наверное, это потому, что у меня есть теперь нечто более ценное, и это нечто, что дает мне силы и радость, я держу в своих руках, — Его ладони нежно гладили волосы Дафны.
Дафна приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
— Твое мужество не перестает удивлять меня с того самого момента, как я узнала тебя. Мне кажется, ты превзошел самого Тин Кэпа, ведь простить — это самый мужественный поступок! — Она нежно погладила лицо мужа. — Наш ребенок, может быть, еще и не понимает этого, но его отец — поистине удивительный человек.
Легкая тень пробежала по лицу Пирса.
— Ты подумал о своем отце? — сразу догадалась Дафна.
— Это единственное обстоятельство из моего прошлого, о котором я не могу забыть, потому что многое мне непонятно. После того, что Трэгмор сказал в свой последний день, я даже не знаю, что и думать.
— И мне тоже показалось, что твой отец был лучше, чем ты думал, — задумчиво добавила Дафна. — Но он отвернулся от меня, Черт подери!
— Это говорит о его слабости, а не о жестокости. — Дафна сжала руки Пирса, как бы стараясь избавить его от мучительных сомнений, и сказала: — Пирс, ты сам говорил, что последний герцог не проявлял ни малейшего интереса к грязным делам отца и деньгам Баррингса, что Макхэм основную часть времени бродил по работному дому, «просто смотрел» — вот твои слова. То, что успел сказать мой отец перед самой смертью, только подтверждает это. Макхэм приходил в Дом непреходящей надежды только для того. чтобы увидеть тебя. Вспомни, ведь он платил за это моему отцу, и вспомни, когда мой отец приходил мучить детей, он приходил один, без Макхэма. Разве он при нем когда-нибудь наказывал детей?
— Нет. — Пирс задумчиво покачал головой.
— Вот видишь! Нет, Пирс, герцог Макхэм не был жестоким человеком. Наоборот, его присутствие сдерживало моего отца.
— Пожалуй, ты права, — согласился Пирс. — Есть еще один вопрос, который продолжает мучить меня. Помнишь, Трэгмор признался, что шантажировал Макхэма?
— Да, помню, — кивнула Дафна. — Отец сказал, что Макхэм потерял интерес к этим посещениям, вероятно, после того, как ты убежал из работного дома.
— Да, но чем именно он шантажировал его? Какую угрозу использовал? Черт подери! Снова и снова приходится довольствоваться одними догадками, и это одна из них. Как я хотел бы узнать, что на самом деле думал Макхэм! Может быть, тогда наконец-то я смог бы избавиться от своих тяжелых воспоминаний.
— Мне кажется, я могу помочь вам в этом. Пирс и Дафна резко обернулись и увидели Холлингсби, выходящего на балкон.
— Извините, что прервал ваш разговор, и не обвиняйте, пожалуйста, Лэнгли — он усердно исполняет свои обязанности. — Поверенный улыбнулся. — Он отправился искать вас, чтобы доложить о моем приходе, и, видимо, заблудился, а я вышел на балкон, чтобы подышать свежим воздухом, и сразу заметил вас. И кажется, очень кстати. — И поверенный раскрыл свою неизменную папку с документами.
— Вы не гость, Холлингсби, вы — друг, и мы всегда рады видеть вас. Что это — письмо?
Холлингсби между тем извлек из папки два конверта. Он повернулся к Дафне и сказал:
— Позвольте выразить мои соболезнования по поводу скоропостижной смерти вашего отца.
— Спасибо, но в этом нет необходимости. Вы лучше меня знаете, что за человек был мой отец. Конечно, я никому не пожелала бы такой ужасной смерти, но безутешно горевать было бы абсурдом. По правде говоря, я чувствую одновременно глубокое сожаление и облегчение; сожаление по поводу того, как глупо отец растратил свою жизнь, а облегчение оттого, что мама, да и вообще все, кто страдал от его жестокости, наконец-то свободны.
— Все-таки вы удивительная женщина. Я буду откровенен с вами. То, что я должен сейчас показать Пирсу, имеет отношение к вашему отцу. Если вы предпочитаете не присутствовать при этом…
— Нет, — Дафна взяла мужа за руку, — я хочу остаться. Помедлив только для того, чтобы поймать утвердительный взгляд Пирса, Холлингсби протянул ему конверт.
— Последний герцог оставил специальное указание, чтобы я передал эти письма вам в случае, если Трэгмор неожиданно скончается.
Пирс с удивлением принял запечатанный конверт из рук Холлингсби, вскрыл его и достал листы, исписанные мелким красивым почерком. Он жестом пригласил Дафну читать вместе с ним, и они погрузились в чтение.
«Мой дорогой сын Пирс!
Одному Богу известно, как долго я мечтал обратиться к тебе именно с этими словами, произнести их громко, чтобы услышал весь мир, ты и твоя мать, но, к сожалению, слишком поздно приходит к нам осознание того, что на самом деле важно и что не очень. Мои извинения не имеют смысла, так как никакими словами не вернуть того, что уже безвозвратно потеряно, и не уменьшить боль, уже почти разрушившую мое сердце. Но я хочу, чтобы ты знал: я жестоко страдал и поплатился за свою глупость и слабость — я лишил себя счастья разделить жизнь с любимой женщиной и нашим ребенком, родившимся в любви.
С какой гордостью и облегчением я узнал, что ты унаследовал от матери ее доброе сердце и силу характера и что ты никогда не позволишь своим детям и любимой женщине страдать, как это допустил я. Впрочем, довольно пустых сожалений!
Тот факт, что ты сейчас читаешь это письмо, означает, что Трэгмора больше нет в живых и его угрозы потеряли силу. Оглядываясь назад, я понимаю, каким же глупцом я был, доверившись ему. Моим единственным оправданием может служить только то, что в своей непростительной наивности я действительно считал его другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Ты слишком высокого мнения о себе, моя дорогая. Твои прелести меня совершенно не волнуют, и, честно говоря, мне совершенно наплевать, с кем ты спишь — со священником или с членом парламента. Просто у меня есть неопровержимые доказательства, что моя горячо любимая жена, с которой я прожил двадцать лет, убежала из дома и скрывается под крышей этого подозрительного герцога со своим прежним любовником. Представь себе, как будут удивлены и возмущены судьи, узнав об этом. Они даже не будут читать твое прошение о разводе, где ты обвиняешь меня в жестокости, и с радостью подпишут мое заявление, разрешающее покинуть тебя без всяких средств к существованию.
— Маме не нужны твои деньги! — воскликнула Дафна.
— Может быть, и викарий ей тоже не нужен? — спро.сил Трэгмор с иронией. — Ну что же, тогда все будут довольны, и даже Торнтон, так как его жена тоже становится незаконнорожденной. Могу поздравить вас, Торнтон, — ваша жена скоро станет таким же бастардом, как и вы!
— Сколько? — коротко спросил Пирс, глядя Трэгмору в глаза.
— А-а! Как я понял, Торнтон, вы.решили поторговаться со мной!
— Сколько? Сколько, Трэгмор? Ведь я понимаю, чего вы хотите на самом деле. Вам наплевать на жену и дочь, вам нужны только деньги. Сколько я должен заплатить вам, чтобы вы прервали этот мерзкий спектакль?
Лицо маркиза сразу приняло озабоченное выражение.
— Перво-наперво я хочу получить все мои расписки назад с пометкой, что они полностью оплачены. Во-вторых, Я хочу получить в собственные руки это унизительное соглашение с Холлингсби, которое разорву на мелкие кусочки. Ну а в-третьих, — он прищурился, — я не отказался бы от небольшого месячного содержания, скажем, эдак в двадцать тысяч фунтов, чтобы хоть немного утешить свою одинокую старость.
— Каковы гарантии того, что, если вы получите все, вы не дадите хода этим бумагам?
— Я порву их в вашем присутствии, Торнтон.
— Вы, наверное, держите меня за дурака, Трэгмор. У вас наверняка есть копии! — усмехнулся Пирс.
— Совершенно верно, и их я тоже отдам вам. Видите ли, Торнтон, вам больше ничего не остается, как поверить мне на слово. Подумайте сами — если мы придем к соглашению, то зачем я буду терять ежемесячное содержание в двадцать тысяч фунтов в обмен на бумажку о разводе? Ну а если мы не договоримся, то подумайте сами о последствиях. Каково вам будет смотреть в глаза Дафне, зная, что своей жадностью вы обрекли се на то; чтобы каждый мог назвать ее выродком? Ну так как мы порешим, Торнтон? Может быть, отложим все в долгий ящик, ключ от которого будет в моих руках? Придется вам немного пожить в том же страхе, что и я, Торнтон.
С уст Пирса сорвалось ругательство. Он резко вытянул руку и схватил Трэгмора за лацканы сюртука.
— Что ты можешь знать о страхе, ничтожество? Я угрожал всего лишь твоему состоянию, ты же в любой момент мог отнять у меня душу — у меня и у любого из детей, которых ты терроризировал в работном доме.
— Какие дети? Что ты несешь? — Трэгмор пытался освободиться от железной хватки Пирса.
— Из Дома непреходящей надежды! Вспомнил? Ведь ты же знаешь, что я вырос в работном доме, но не в каком то, а в том самом, в который ты так часто любил захаживать, Ты возомнил, что я так же легко забуду тебя, как и ты позабыл всех тех, кого мучил, но ты ошибся, Трэгмор! Я помню тебя очень хорошо. — Пальцы Пирса сжали горло Трэгмора. — И особенно хорошо я помню твои встречи с Баррингсом, твои грязные делишки, о которых, как ты считал, никто не подозревает, и деньги, которые ты засовывал в карман в обмен на то, чтобы этот монстр спокойно продолжал жить и царствовать в работном доме. Каждую неделю я наблюдал за тем, как ты в обществе моего отца Макхэма встречался с Баррингсом и требовал у него деньги. Ты думал, что все дети спят и никто вас не видит, но ты ошибался. И каждую неделю я клялся, что ты дорого заплатишь за все.
Глаза Трэгмора расширились от удивления, он даже перестал вырываться.
— Выходит, все это время ты знал… Так вот почему ты так упорно преследовал меня?! — Ярость придала ему силы, и мощным движением он вырвался из рук Пирса. — Я всегда считал, что наш обмен с мистером Баррингсом — мое самое удачное изобретение: не давая взамен ничего, получать многое, но самое забавное в том, что на эту мысль натолкнул меня не кто иной, как герцог Макхэм.
Пирс скрипнул зубами:
— Следовательно, я должен благодарить отца за то, что негодяй Баррингс так долго оставался директором?
— Не будьте дураком, Торнтон! У Макхэма никогда не хватило бы ума, чтобы разработать такой отличный план. Это был слабый человек, сердце которого пребывало в постоянном конфликте с головой, но он натолкнул меня на эту идею. Однажды он предложил мне заплатить весьма солидную сумму, если мне удастся придумать какое-нибудь дело, позволяющее совершать частые визиты в Дом непреходящей надежды. Он сказал мне, что якобы его старый друг попросил присматривать за ребенком, оказавшимся в работном доме. Как я узнал совсем недавно, Макхэм присматривал за собственным ублюдком. — Трэгмор усмехнулся. — Я и тогда подозревал, что он что-то скрывает от меня, но, говоря откровенно, меня это и не волновало. Я тогда и придумал обдирать Баррингса. Макхэм был чистоплюем и не хотел пачкать рук, поэтому все дела пришлось устраивать мне самому. Я имел дело с Баррингсом, а Макхэм прогуливался по работному дому и убеждался, что его выродок жив-здоров. Ему больше ничего не оставалось делать. Он был согласен на все, лишь бы истинная цель его визитов осталась неизвестной, а я обирал обоих, Баррингса и Макхэма, ведь герцог не мог пожаловаться на бедность. Одним словом, мы все получали то, что хотели.
— Да, все вы получали то, что хотели, — мрачно повторил Пирс. — а ты получил даже больше, чем деньги. Ты вволю напился крови, ведь между визитами с Макхэмом ты появлялся один и буквально упивался, истязая беззащитных детей.
— Я ставил вас только на место, о котором вы иногда забывали. — Трэгмор хмыкнул. — И когда твой отец забыл о своем месте, я сделал с ним то же самое, не так грубо, конечно.
— Черт подери, что это значит?
— Только то, что, когда Макхэм потерял интерес к работному дому, я живо напомнил ему о тех выгодах, которые имели мы оба.
— Ты шантажировал его! — с презрением произнес
Пирс.
— Да, и, должен признаться, весьма успешно. Ну ладно, достаточно, — объявил он, заметив, что Пирс хочет задать еще какой-то вопрос. — Хватит воспоминаний о светлом детстве. Каков твой окончательный ответ, Торнтон? Соглашаешься ты с моим предложением, или же я прямо завтра отправляюсь к адвокату, чтобы начать процесс, который низведет твою жену до роли незаконнорожденной?
— Нет, Пирс! — Дафна взяла Пирса за руку. — Не соглашайся!
Пирс посмотрел на викария и Элизабет и повернулся к Трэгмору:
— Я напишу Холлингсби сегодня же. С ним мы окончательно обсудим условия соглашения.
— Нет! — громко крикнула Дафна — — Не делай этого! Я чувствую себя несчастной от одной только мысли, что он мой отец! Лучше быть незаконнорожденной, чем иметь такого!
Пирс отрицательно покачал головой:
— Я поклялся всегда защищать тебя.
— Ты также поклялся отомстить моему отцу!
Пирс снова покачал головой и усмехнулся:
— За это время я понял, что он отомстил себе сам. Он перестал быть человеком, Дафна. Что может быть хуже?
— Я согласна с Дафной, — неожиданно вмешалась Элизабет. — Хардвик не может причинить мне больше вреда, чем он это уже сделал. Но он еще может мучить других людей. Не позволяй ему этого, Пирс!
Пирс с удивлением заметил, что Элизабет просто не узнать. Его сердце наполнилось гордостью, что в этом есть и его заслуга. Он с улыбкой повернулся к маркизу:
— Ты можешь забрать все мои деньги, Трэгмор. Все равно ты проиграл.
— Что за бред вы там несете? Ты что, Торнтон, изменил свое решение и отказываешься…
— Сэр! — Пруденс подошла к Трэгмору и дернула его за рукав. — Не злитесь, пожалуйста! — Ее голос почти не был слышен из-за крика взрослых и скрипа бревен.
— Что? — Трэгмор дернулся как ужаленный и в недоумении уставился на Пруденс.
— Не кричите, пожалуйста, — пропищала крошка, — особенно на леди Дафну, потому что она Подснежник. — Милое личико девочки осветилось улыбкой. — Вы можете подержать мою куклу, — самоотверженно предложила она. — Вот увидите, она вам поможет.
— Да как… — от возмущения Трэгмор не мог найти слов, — как ты посмела прикоснуться ко мне?! — Он грубо оттолкнул Пруденс. — Убирайся отсюда со своей чертовой
куклой!
— Вы не поняли, — терпеливо возразила Пруденс и снова протянула ему свою любимую игрушку; — Она успокаивает людей. Моя сестра перестает плакать, и я тоже.
Возьмите ее!
Со звериным рычанием Трэгмор вырвал из рук Пруденс куклу и швырнул ее в грязь.
— Моя Дафна! — воскликнула Пруденс, ее глаза расширились от ужаса.
— Убирайся прочь отсюда, грязная тварь! — Маркиз с силой толкнул девочку.
Та испуганно попятилась прямо под копыта лошадей, с трудом удерживавших еще не закрепленные бревна. Лошади испуганно попятились, и бревна со скрипом начали
сползать.
— Эй, осторожнее! — крикнул один из рабочих и попытался удержать лошадей.
Лошади уперлись, и туго натянутая веревка зазвенела, как струна. Но Трэгмор ничего не замечал вокруг себя. Сжав кулаки, онс ненавистью смотрел на девочку и; видимо, раздумывал о том, как лучше наказать ее. Он медленно поднял правую руку над головой — и в этот момент туго натянутая веревка не выдержала. Она разорвалась, издав при этом звук, напоминающий пушечный выстрел.
— Назад! — крикнул рабочий, но было поздно. Тяжелое бревно мгновенно соскользнуло, с треском об рушившись прямо на голову Трэгмора.
Глава 23
— Я должна оплакивать его, но, видит Бог, не могу. — Дафна стояла на балконе своего дома, облокотясь на перила, уставившись в пустоту.
— Нет, дорогая, ничего ты не должна — Пирс обнял ее за плечи. — Мы оплакиваем только тех, с кем действительно жалко расставаться, а Трэгмор был чудовищем, и смерть не может изменить этого факта.
Дафна плотнее прижалась к супругу и закрыла глаза. — Никак не могу забыть, как ужасно он погиб, — прошептала она, — Мне кажется, я до сих пор слышу, как треснул его череп.
— Ну, ну, успокойся. — Пирс погладил ее по голове, вспомнив, что правильно сделал, сразу отправив Дафну домой с места происшествия и тем самым избавив ее от зрелища изуродованного тела, иначе память терзала бы ее еще сильнее. — Успокойся, все пройдет, — ласково прошептал Пирс и обнял ее еще крепче, — Время — лучший доктор, поверь мне. Со мной происходили вещи и похуже, и казалось, что я никогда не смогу их забыть, но время вылечило все. Дафна откинула голову и посмотрела на супруга.
— Я помню, папа в тот день говорил тебе ужасные вещи, но мне показалось, что они почти не задевали тебя, как если бы время вылечило и твою ненависть.
— Так и вышло, — спокойно сказал Пирс и, заметив удивление в глазах Дафны, добавил: — Мне и самому трудно в это поверить. Годами я мечтал о мести. Перед моими глазами часто вставала картина, как я все скажу ему, когда поставлю негодяя на колени. Мысленно я делал это сотни, может быть, тысячи раз. но, когда этот день действительно наступил, я вдруг с удивлением обнаружил, что прошлое больше не терзает меня, а месть не приносит ни малейшей радости. Наверное, это потому, что у меня есть теперь нечто более ценное, и это нечто, что дает мне силы и радость, я держу в своих руках, — Его ладони нежно гладили волосы Дафны.
Дафна приподнялась на цыпочки и поцеловала его.
— Твое мужество не перестает удивлять меня с того самого момента, как я узнала тебя. Мне кажется, ты превзошел самого Тин Кэпа, ведь простить — это самый мужественный поступок! — Она нежно погладила лицо мужа. — Наш ребенок, может быть, еще и не понимает этого, но его отец — поистине удивительный человек.
Легкая тень пробежала по лицу Пирса.
— Ты подумал о своем отце? — сразу догадалась Дафна.
— Это единственное обстоятельство из моего прошлого, о котором я не могу забыть, потому что многое мне непонятно. После того, что Трэгмор сказал в свой последний день, я даже не знаю, что и думать.
— И мне тоже показалось, что твой отец был лучше, чем ты думал, — задумчиво добавила Дафна. — Но он отвернулся от меня, Черт подери!
— Это говорит о его слабости, а не о жестокости. — Дафна сжала руки Пирса, как бы стараясь избавить его от мучительных сомнений, и сказала: — Пирс, ты сам говорил, что последний герцог не проявлял ни малейшего интереса к грязным делам отца и деньгам Баррингса, что Макхэм основную часть времени бродил по работному дому, «просто смотрел» — вот твои слова. То, что успел сказать мой отец перед самой смертью, только подтверждает это. Макхэм приходил в Дом непреходящей надежды только для того. чтобы увидеть тебя. Вспомни, ведь он платил за это моему отцу, и вспомни, когда мой отец приходил мучить детей, он приходил один, без Макхэма. Разве он при нем когда-нибудь наказывал детей?
— Нет. — Пирс задумчиво покачал головой.
— Вот видишь! Нет, Пирс, герцог Макхэм не был жестоким человеком. Наоборот, его присутствие сдерживало моего отца.
— Пожалуй, ты права, — согласился Пирс. — Есть еще один вопрос, который продолжает мучить меня. Помнишь, Трэгмор признался, что шантажировал Макхэма?
— Да, помню, — кивнула Дафна. — Отец сказал, что Макхэм потерял интерес к этим посещениям, вероятно, после того, как ты убежал из работного дома.
— Да, но чем именно он шантажировал его? Какую угрозу использовал? Черт подери! Снова и снова приходится довольствоваться одними догадками, и это одна из них. Как я хотел бы узнать, что на самом деле думал Макхэм! Может быть, тогда наконец-то я смог бы избавиться от своих тяжелых воспоминаний.
— Мне кажется, я могу помочь вам в этом. Пирс и Дафна резко обернулись и увидели Холлингсби, выходящего на балкон.
— Извините, что прервал ваш разговор, и не обвиняйте, пожалуйста, Лэнгли — он усердно исполняет свои обязанности. — Поверенный улыбнулся. — Он отправился искать вас, чтобы доложить о моем приходе, и, видимо, заблудился, а я вышел на балкон, чтобы подышать свежим воздухом, и сразу заметил вас. И кажется, очень кстати. — И поверенный раскрыл свою неизменную папку с документами.
— Вы не гость, Холлингсби, вы — друг, и мы всегда рады видеть вас. Что это — письмо?
Холлингсби между тем извлек из папки два конверта. Он повернулся к Дафне и сказал:
— Позвольте выразить мои соболезнования по поводу скоропостижной смерти вашего отца.
— Спасибо, но в этом нет необходимости. Вы лучше меня знаете, что за человек был мой отец. Конечно, я никому не пожелала бы такой ужасной смерти, но безутешно горевать было бы абсурдом. По правде говоря, я чувствую одновременно глубокое сожаление и облегчение; сожаление по поводу того, как глупо отец растратил свою жизнь, а облегчение оттого, что мама, да и вообще все, кто страдал от его жестокости, наконец-то свободны.
— Все-таки вы удивительная женщина. Я буду откровенен с вами. То, что я должен сейчас показать Пирсу, имеет отношение к вашему отцу. Если вы предпочитаете не присутствовать при этом…
— Нет, — Дафна взяла мужа за руку, — я хочу остаться. Помедлив только для того, чтобы поймать утвердительный взгляд Пирса, Холлингсби протянул ему конверт.
— Последний герцог оставил специальное указание, чтобы я передал эти письма вам в случае, если Трэгмор неожиданно скончается.
Пирс с удивлением принял запечатанный конверт из рук Холлингсби, вскрыл его и достал листы, исписанные мелким красивым почерком. Он жестом пригласил Дафну читать вместе с ним, и они погрузились в чтение.
«Мой дорогой сын Пирс!
Одному Богу известно, как долго я мечтал обратиться к тебе именно с этими словами, произнести их громко, чтобы услышал весь мир, ты и твоя мать, но, к сожалению, слишком поздно приходит к нам осознание того, что на самом деле важно и что не очень. Мои извинения не имеют смысла, так как никакими словами не вернуть того, что уже безвозвратно потеряно, и не уменьшить боль, уже почти разрушившую мое сердце. Но я хочу, чтобы ты знал: я жестоко страдал и поплатился за свою глупость и слабость — я лишил себя счастья разделить жизнь с любимой женщиной и нашим ребенком, родившимся в любви.
С какой гордостью и облегчением я узнал, что ты унаследовал от матери ее доброе сердце и силу характера и что ты никогда не позволишь своим детям и любимой женщине страдать, как это допустил я. Впрочем, довольно пустых сожалений!
Тот факт, что ты сейчас читаешь это письмо, означает, что Трэгмора больше нет в живых и его угрозы потеряли силу. Оглядываясь назад, я понимаю, каким же глупцом я был, доверившись ему. Моим единственным оправданием может служить только то, что в своей непростительной наивности я действительно считал его другом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25