— Так в чем же дело?
— У нас еще будет немало таких ночей, Дафна, я обещаю, но сейчас ты должна отдохнуть. На сегодня у нас много дел. Мы поедем к Трэгмору и заберем твои вещи.
— Мы?
— Да, мы.
— Но отец?!
— С отцом буду говорить я. — Пирс нежно привлек ее к себе, — Ничего не бойся, я же обещал, что никому не дам тебя в обиду.
— Я боюсь не за себя.
— Но ведь твоя мать в безопасности, в Макхэме.
— И не за нее.
— А за кого же?
— За тебя, Пирс. — Дафна с беспокойством подняла на него глаза. — Он ненавидит тебя. Пирс усмехнулся:
— Еще бы! — Но почему?
— Потому что я владею всеми долговыми расписками, которые он давал на протяжении многих лет разным людям. Их общая стоимость намного превосходит стоимость вашего поместья, Дафна. Я могу в один день разорить его, если предъявлю их разом, так что у твоего отца есть все основания не любить меня и в то же время опасаться. Будь спокойна, он не переступит границ, это было бы равносильно самоубийству.
— Пирс…
— Да?
— А за что ты ненавидишь его?
— Разве того, что он избивал тебя, недостаточно?
— Не хитри, Пирс, ведь ты сам признался, что ненавидишь его давно.
— Я расскажу тебе потом, сейчас нет настроения.
— Нет, Пирс. — Она положила руки ему на грудь и пристально посмотрела в глаза. — Ты просил меня верить тебе во всем, и я верю. Ты попросил меня стать твоей женой, и я ею стала. Я буду верна тебе до самой смерти и буду делить с тобой радости и горе. Пирс, — она погладила его по груди, — расскажи мне. Я знаю, что у моего отца холодное и жестокое сердце. Расскажи мне, что он сделал тебе?
— Что?! Да так, ничего, сущий пустячок. — Глаза Пирса потемнели от гнева. — Этот подлец чуть не замучил до смерти меня и десятки других детей. Господи, да я чудом выжил, несмотря на голод и ежедневные побои.
— Как?!
— Я уже говорил тебе, что вырос в работном доме. Его директор Баррингс был отпетым мерзавцем, получившим это место только благодаря протекции одного знатного человека. Схема проста: Баррингс держится за место и имеет свои мелкие выгоды, а деньги, которые даются работному дому, оказываются в кармане этого знатного человека. В результате он богатеет, директор наслаждается полной безнаказанностью, а дети погибают от голода. За малейшие провинности их жестоко избивают. Впрочем, наказывали не только за провинности, достаточно было просто попасться на глаза этому человеку, который почему-то считал, что самое лучшее место для сироты — это могила. Видеть их страдания для него было истинным наслаждением. И этим знатным человеком был…
— Мой отец, — прервал» побледневшая Дафна, — Да.
— Мистер Чамберс рассказывал мне, что такое может быть.
— А рассказывал ли он тебе, что значит быть избитым до полусмерти, голодать, пока не станешь похожим на призрак, быть запуганным до того, что превращаешься в глухонемого; каково это — смотреть, как на твоих глазах умирает мать без всякой помощи, а потом ее хоронят без молитв, как собаку; каждый день терпеть издевательства человека, который живет за счет того, что грабит тебя?!
— Но в таком случае отец должен знать, за что ты его ненавидишь.
— Нет.
— Но ведь он должен помнить ребенка, которого истязал почти ежедневно.
— Он не знал даже моего имени. О, сейчас он знает, что некий Пирс Торнтон вырос в работном доме. Его шпионы узнали об этом, когда он пытался с помощью шантажа защититься от меня. Но ему даже в голову не приходит связать свой грязный бизнес с одним из ублюдков, которых он нещадно избивал чуть не каждый день. Да он никогда и не отличал одного ребенка от другого. На его взгляд, мы все одинаково бесполезны, и основное наше предназначение — подохнуть от голода или истязаний.
— Теперь я все понимаю. — Дафна опустила глаза.
— Все ли? — спросил Пирс колко. Вместо ответа Дафна отошла от него, встала на то место в комнате, куда пробивались яркие лучики солнца сквозь щель в занавеске, повернулась к — нему спиной и скинула рубашку. — Да, Пирс, я понимаю, — повторила она, Пирсу показалось, что кто-то железной рукой вцепился ему в горло, когда он увидел, что белоснежная шелковая кожаДафны сплошь покрыта старыми и новыми рубцами, которые раньше были скрыты одеждой — Рубцов были десятки, а может быть, даже сотни. Никогда в жизни Пирс не хотел так убить человека, как в эту минуту. Он сжал кулаки с такой силой, что из ладоней выступила кровь. Лицо его побелело как мел. Из горла непроизвольно вырвался мучительный стон. Он несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. Напряжение было так огромно, что, справившись с собой. Пирс почувствовал невероятное опустошение и усталость, которые, в свою очередь, сменились запоздалым раскаянием и стыдом.
— Господи, Дафна, прости меня, прости ради всего святого!
— Не надо извиняться. — Она быстро накинула рубашку, подошла и приложила палец к его губам. — Ты спас меня от этого кошмара. Я просто хотела, чтобы ты знал — я понимаю все. — Этот зверь, истязавший тебя, не смог ничего сделать с твоей красотой. — Он поцеловал ее пальцы. — Я люблю тебя еще больше. Всегда помни об этом. Слезы навернулись на глаза Дафны:
— Пирс, ты такой… такой прекрасный человек! Тебе столько пришлось выстрадать; голод, издевательства, смерть матери. Я… — Она опустила голову. — Я тоже ненавижу его, Пирс, — добавила она тихо. Слезы текли по ее щекам.
— Не плачь из-за меня, не надо.
— Я плачу о маленьком мальчике, которым ты был, когда отец измывался над тобой.
— Этого мальчика уже давно нет.
Дафна внимательно посмотрела ему в глаза:
— Ты уверен в этом? — Да.
— Зато есть человек, который не верит в молитвы. Пирс невольно вздрогнул, вспомнив, при каких обстоятельствах он говорил об этом Дафне. Один раз это было в саду у графа Гентри и второй раз, когда разбойник Тин Кэп грабил ее дом.
— Конечно, мне не удалось испытать всего того, что выпало на твою долю, — продолжала Дафна, застегивая рубашку, — но с того момента, как я помню себя, я знала: в любой момент отец может избить меня. Но это еще не самое худшее. Самое ужасное — это сидеть в своей комнате, сжавшись от страха, и слышать, как плачет твоя мать, истязаемая отцом. Господи, это было невыносимо!
— Все это в прошлом.
Дафна задумчиво покачала головой:
— Ты лучше, чем кто-либо, знаешь, что есть вещи, которые никогда не проходят. Они хранятся в нашей памяти, но время от времени оживают и настигают нас снова и снова. Еще когда я была совсем ребенком, отец решил, что я слишком похожа на мать — слишком добрая, слишком сострадательная. Когда мне исполнилось восемь лет, ой пришел к выводу, что одних избиений уже недостаточно, и повел меня в работный дом. Господи, как я не хотела туда идти, как я сопротивлялась! Не потому, что у меня появится отвращение к людям, как ожидал отец, — как раз наоборот, я понимала, что уже никогда не смогу забыть тех лиц, этой безнадежной обреченности, и я оказалась права. С той минуты, как я вошла туда, прежний душевный покой уже не вернулся ко мне. Я помню все так живо, как будто это было только вчера. Две женщины, стоящие на коленях и скребущие Пол, и одна из них буквально задыхается от кашля; невыносимое зловоние, дети в саду, похожие на привидения, и особенно маленькая девочка с печальными глазами, прижимающая к себе сломанную куклу, и эту полустертую надпись над домом — прямую противоположность всему, что я видела. «Непреходящая надежда»? — Дафна тяжело вздохнула. — Скорее, вечная безнадежность-Пирс вздрогнул:
— Непреходящая надежда?
— Да, так назывался этот работный дом: Дом непреходящей надежды.
Судорога прошла по лицу Пирса:
— О Господи!
— Ты был там?
— Я там вырос.
Дафиа в ужасе прикрыла рукой рот:
— Ты вырос в этом жутком месте, о котором я говорила?
— То, о чем ты рассказывала, было далеко не самое худшее. Была там еще так называемая мертвая комната. Меня в ней часто запирали в наказание, я проводил целые дни в абсолютной темноте среди разлагающихся трупов. Это было излюбленное издевательство маркиза. А через стенку от мертвой комнаты была другая, битком набитая женщинами, умирающими от сифилиса. Туда же помещали и женщин с любым заболеванием кожи, которые случались довольно часто в этом Грязном доме. Вентиляции не было и в помине, воздух был буквально пропитан ужасным смрадом и стонами умирающих.
Дафна прижала ладонь к его губам, заставив замолчать.
— На все Божья воля, Пирс. У всех вещей, даже самых ужасных, есть свое предназначение, и, может быть, все это ты должен был вынести для того, чтобы стать таким, каким ты стал:
Пирс. нежно погладил Дафну по волосам:
— Прости меня, я не должен был рассказывать тебе обо всем этом ужасе.
— Нет, нет, Пирс, как раз наоборот, я рада, что ты поведал мне всю правду. Расскажи мне о своей матери.
— Моя мать… — Пирс тяжело вздохнул. — Она была очень красивой, или это только мне так казалось? Впрочем, это не важно. Уже через несколько лет жизни в работном доме от ее красоты не осталось и следа, так же как и от ее здоровья, и я потерял ее.
— Она родила тебя в работном доме?
— Да. До этого она была служанкой в одной из лондонских таверн. Именно там ее и встретил Макхэм. Вероятно, они полюбили друг друга, но, увы, ненадолго. — Пирс грустно усмехнулся. — У герцога уже была жена. Как вовремя он забыл сб этом, когда добивался моей матери, и как он постарался забыть ее, когда моя мать сообщила ему, что у нее будет ребенок. . . — И он ничем не помог ей?
— Нет, согласно письму, которое покойный Макхэм оставил поверенному, он очень мучился из-за этого и в конце концов вернулся в таверну, чтобы найти ее, но было уже слишком поздно: хозяин выгнал ее сразу, как только догадался, что она ждет ребенка.
— И на этом т.вой отец успокоился? — Вероятно, нет. Согласно письму, он извел немало денег на детективов, которые наконец обнаружили мою мать в Лестерском работном доме с ребенком на руках. В письме он .уверяет, что искренне собирался пожертвовать всем и забрать нас к себе, — Пирс мрачно улыбнулся, — но в это время герцогиня наконец-то забеременела. Грустное совпадение! Не стоит и говорить о том, что для герцога Макхэма законный наследник оказался дороже бастарда, и поэтому он остался в Макхэме, а мы остались в этом аду. Мать старалась протянуть как можно дольше, но она никогда не была особенно сильной. Она скончалась, когда мне было семь лет.
— Тебе, наверное, было очень одиноко?
— Она была единственным человеком, любившим меня. Я никогда не знал своего отца, да и ненавидел его за все, что он сделал. Когда мать умерла, особенно в первое время, мне все время казалось, что я тоже вот-вот умру.
Дафна погладила кончиками пальцев Пирса по могучей груди и улыбнулась:
— Твой отец дорого заплатил за свой эгоизм. Он был лишен счастья знать тебя.
— Он не считал это большой потерей.
— Ты не можешь этого знать, — возразила она.
— Если он был огорчен, то почему не презрел все условности и не признал меня? Нет, Дафна, Макхэму было наплевать на меня.
— Но судьба жестоко наказала его. Я знаю, ты не был его единственной потерей. Его сын трагически погиб на скачках, умерла от горя его жена, после чего сам герцог стал затворником.
— Отец рассказал тебе от этом?
— Да, мне кажется, он был хорошо знаком с Макхэмом.
— Даже слишком хорошо. — Пирс сжал кулаки. — Трэгмор частенько навещал директора, чтобы опустошать его фонды. Я следил за ними. — Дафна вопросительно взглянула на него, не понимая, чем вызвано это отступление, но Пирс продолжал: — Я наблюдал за ним и его компаньоном.
— Компаньон?
— Трэгмор навещал Баррингса не один. С ним был… — Пирс резко выдохнул, — герцог Макхэм.
— Неужели герцог был вовлечен в эту грязную сделку? — И да, и нет.
— Что это значит? Он брал деньги у Баррингса или нет?
— Когда я следил за ними, нет. Может быть, он забирал свою долю, когда они были с Трэгмором одни, не знаю. По правде говоря, он не проявлял ни малейшего интереса к деньгам. Он выглядел скорее беспокойным, чем жадным. Скажу честно, для меня его приходы всегда оставались загадкой. После встречи с директором он выходил якобы погулять, ничего не делал, ничего не говорил, только смотрел. Лишь недавно я понял, какова была истинная цель его визитов.
— Чтобы увидеть тебя?
— Да, наверное. Таким странным образом он проявлял заботу о незаконнорожденном сыне. Он получил известие о смерти моей матери и, вероятно, чувствовал себя виноватым; не настолько, правда, чтобы признать меня и скомпрометировать тем самым своего законного наследника, но достаточно для того, чтобы время от времени наносить визиты в работный дом и убедиться, что я еще жив.
— Он был слабым человеком, Пирс. Но несомненно также и то, что по-своему он заботился о тебе.
— Заботился? Если бы это было так, он не оставил бы мать, узнав, что у нее будет ребенок. Нет, Дафна, его это ничуть не волновало.
Дафна поняла, что этот разговор надо отложить. Может быть, позже, когда боль немного утихнет, она поможет вернуть мир в сердце любимого, но сейчас было не время, и она сменила тему разговора:
— Ты сказал, что мой отец даже не знал твоего имени. Это значит, что ему не удастся установить, какая была связь между тобой и визитами герцога.
— До недавнего времени да, но сейчас, когда стала известна воля Макхэма, он наверняка сопоставил известные ему факты и догадался обо всем.
— Я не могу себе даже представить, какой предлог использовал герцог для того, чтобы посещать работный дом.
— Я думаю, он делал вид, что его интересуют деньги. Деньги для твоего отца — самый веский аргумент,
— Может быть, ты расскажешь мне о том, что ты задумал? — спросила Дафна мягко, неуверенная в том, что Пирс согласится. — Зачем ты принял ненавистный тебе титул и каким образом он поможет в осуществлении твоих планов?
— Хорошо. — Пирс решил открыть жене как можно больше. — Я принял этот проклятый титул, потому что он обеспечивает мне две возможности, которых я был лишен, — огромное богатство и огромную власть. Ты права, лично мне наплевать и на то, и на другое, но речь идет не обо мне. — Пирс крепко сжал ее плечи. — Дафна, каждую неделю в течение этих двух лет я имею право на десять тысяч фунтов. А если я выполню условия, указанные в завещании, я становлюсь обладателем двадцати миллионов. Ты только представь себе, что можно сделать на эти деньги!
Она внимательно посмотрела на него:
— Да, я представляю, ты хочешь помочь бедным, не так ли?
— Я далеко не бедный человек, ты знаешь, но все, чем я обладаю, это всего лишь жалкие крохи по сравнению с состоянием Макхэма. Как много можно было бы сделать на эти деньги! Да на них можно устроить настоящую реформацию в этом деле, улучшить санитарное состояние, еду, да мало ли еще чего. Имея такие деньги и такое влияние…
— Ну а мой отец? Как это все скажется на нем? Пирс без колебаний заявил:
— Я уже говорил тебе, что обладаю всеми его долговыми расписками. Он живет в постоянном страхе, что я, когда-нибудь объявлю о них. Раньше, пока я был обычным человеком низкого происхождения, у него еще была надежда, что, используя влиятельных людей, он мог бы как-то замять скандал, избежать полного банкротства, но сейчас от него ускользнула даже эта надежда. В одну ночь я стал знатным человеком. Я могу спокойно отправиться в палату лордов и апеллировать к верховному суду. Это приведет к его полному краху.
Дафна восприняла его слова спокойно. :: — Я знаю, Пирс, что человек вроде тебя вряд ли удовлетворится простым банкротством.
— Да, ты права. — Пирс усмехнулся. — Трэгмор часто называл меня помойной крысой, так вот, я хочу, чтобы он оказался на этой помойке, которую он так презирает, среди тех, кого он так долго ненавидел и мучил.
— Я поняла твою мысль. Ты хочешь сделать так, чтобы отец больше никогда не смог издеваться над такими, как ты, я, моя мать.
— Да, Дафна, и я сделал бы это без малейшего сожаления.
— Я согласна.
Пирс удивился.
— Ты согласна?
— Да, полностью. Отца надо остановить. Надо прекратить его издевательства. Чем я могу помочь тебе?
Пирс испытал огромное облегчение оттого, что наконец высказался.
— Все-таки, Дафна, ты замечательная женщина. Такая нежная и такая сильная.
— Итак, что мы должны делать? — повторила Дафна настойчиво,
— Для начала, ваша светлость, вам надо одеться. По пути я объясню вам свой план. — Он отступил на шаг и церемонно поклонился.
Глава 15
Когда коляска въехала в парк, через, который пролегала дорога в поместье, Дафна замолчала и стала внимательно всматриваться в окружающие деревья.
— Пирс, я хотела бы попросить тебя, — начала она неуверенно, — когда мы будем возвращаться от отца…
— Мы обязательно остановимся и заберем твоего друга Рассета в Макхэм, — улыбнувшись, продолжил за нее Пирс. — Я уверен, что он с радостью поселится в Макхэме, да и лес там раз в пять побольше, чем этот парк.
— Спасибо. — Лицо Дафны озарилось теплой улыбкой. Подъезжая к дому, Пирс озабоченно предложил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25