А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Вся дрожа, я отправилась на это свидание.
Я не сказала Дэвиду и маме, куда иду, потому что чувствовала — они начнут меня отговаривать. Может быть, это было и лучше, ведь я не была уверена в гостеприимном приеме.
Все шторы на окнах были опущены. Дверь мне открыла служанка и провела в небольшую комнату, ведущую в зал. Она сказала, что доложит миссис Трент обо мне.
Через некоторое время вышла Долли. Ее лицо было омрачено печалью.
— О, Долли, — сказала я, — мне так жаль! Мое сердце разрывается от горя.
Ее губы дрогнули:
— Она ушла. Наша Эви… ушла навсегда. Я никогда не увижу ее.
— О, Долли! — Я заплакала вместе с ней.
— Зачем… — сказала Долли. — С ней было так хорошо.
— Мы бы позаботились о ней.
— Я бы позаботилась о ней… и о малыше. Я кивнула:
— Как это восприняла бабушка?
— Она не ест и не спит. Она все время думает об Эви.
— Понимаю. Я бы хотела увидеть ее. Да и мама тоже. Но мы не уверены, захочет ли она принять нас… сейчас.
— Да, она хотела увидеть вас.
— Мне хочется утешить ее. Я думаю, что знаю, как это сделать.
— Вряд ли можно ее утешить, — сказала Долли. — Но она хотела встретиться с вами.
— Она в постели?
— Она наверху… и, кажется, не понимает, где находится.
— Я могу подняться?
— Да. Я провожу вас.
Миссис Трент вышла из спальни, и мы пошли в небольшую туалетную комнату. Здесь стояли два кресла, и мы сели. Долли остановилась в дверях. На миссис Трент было серое платье, которое она, должно быть, надела на ночную рубашку. Ее лицо покраснело от слез, и глаза опухли. Она уже не была прежней бойкой миссис Трент, которую мы знали.
Я взяла ее руки в свои и, повинуясь порыву, поцеловала в щеку.
— О, миссис Трент! Мне жаль. Мы все просто убиты.
Она кивнула, слишком взволнованная, чтобы говорить.
— Если бы мы только знали… мы бы что-нибудь сделали, — сказала я.
— Я хочу убить его, — пробормотала она, приходя в себя. — Я отвела бы его к этой реке и держала под водой до тех пор, пока он не захлебнется…
— Я понимаю, что вы чувствуете.
— Она не могла признаться. Она боялась посмотреть мне в глаза. Я никогда не думала, что такое может случиться. Она должна была прийти ко мне со своей бедой.
— Вы не должны так говорить, миссис Трент.
Я знаю, вы всегда бы помогли ей.
— Я помогла бы… Я учила ее, как правильно жить, и где-то допустила промашку.
— Вы делали, что могли, миссис Трент. Никто не может винить вас. Вы не должны казнить себя.
— Я виню его, — яростно сказала она. — Грязная свинья! Он обманул ее, он… обещал жениться на ней и, когда все произошло, бросил ее и решил жениться на настоящей леди.
Но она и была настоящая леди, моя Эви.
— Да, конечно, миссис Трент.
Она сложила руки вместе, и я поняла, что она представляет, будто схватила за горло Гарри Фаррингдона.
— И теперь… преподобный викарий. Он не хочет взять мою Эви. Он говорит, что таких, как она, нельзя хоронить вместе с истинными христианами.
— Не может быть, миссис Трент!
— Да. Он сказал, что самоубийц не хоронят в освященной земле. Они похоронят ее на перекрестке, в могиле для самоубийц.
Я не могу допустить это, только не мою маленькую Эви.
— С этим что-то надо делать.
Она посмотрела на меня с надеждой.
— Я пойду и поговорю с преподобным Мэннингом. Или это сделает мой муж.
Не беспокойтесь об этом, миссис Трент. Эви, конечно же, похоронят, как подобает.
— Как вы добры… Ради нее. Вы знаете, кто она. Это отличает ее. я полагаю, от прочих.
Но никто и не думает хоронить их не на кладбище.
Я была рада, что смогу что-нибудь сделать, что воскресит ее, хотя ничто уже не сможет вернуть ей Эви. Я сказала:
— Я пойду сейчас к викарию и поговорю с ним. Не волнуйтесь, миссис Трент. Я уверена, что все будет в порядке.
— Спасибо, — сказала она, и в ее глазах блеснула решительность, которую я замечала у нее раньше, до того, как беда обрушилась на нее и превратила в тень былой миссис Трент. — Ради нее, — повторила она твердо.
Долли проводила меня до двери.
— До свидания, — сказала я. — Я сделаю все, что смогу.
Я пошла прямо к викарию. Но все было не так-то просто, как я думала.
Преподобный Ричард Мэннинг был мужчиной, которого я невзлюбила с первого взгляда: напыщенный, самовлюбленный и, я уверена, лишенный всякого сострадания и воображения.
Мы редко видели его, ведь он жил не в Эверсли. У нашей семьи была своя часовня, и до сих пор у нас не было священника при доме. Он жил неподалеку, и в случае необходимости мы приглашали его. Обычно он приходил каждое утро, чтобы прочесть молитвы за здравие домашних.
Юрисдикция нашей семьи не распространялась на Ричарда Мэннинга.
Я сказала ему, что хочу поговорить о погребении Эви Мэйфер.
— Самоубийцы… — произнес он, и я почувствовала жестокость в его холодном и педантичном голосе, когда он говорил об Эви.
— Ее бабушка очень страдает от того, что вы отказались похоронить ее, как всех.
— Я сказал, что в соответствии с законами церкви она не может быть похоронена в освященной земле.
— Почему?
Он удивленно посмотрел на меня:
— Потому что она поступила против законов Божьих.
Она совершила грех, убив живое существо.
— Себя, — сказала я.
— Это грех в глазах церкви.
— Значит, все похороненные в этой земле абсолютно безгрешны?
— Здесь не похоронено ни одного самоубийцы.
— Но ведь есть большие грехи, чем тот, когда человек находит свою жизнь невыносимой и лишает себя ее.
— Это грех против законов Божьих, — самодовольно повторил он.
— Я хочу, чтобы вы поняли, что это ужасный удар для ее семьи. Неужели вы не можете один раз преступить закон и похоронить ее, как остальных смертных?
Это столько для них значит!
— Вы не можете меня просить преступить святые законы!
— Это разве святой закон? Неужели Бог хочет причинить еще большую боль людям, которые и так очень страдают?
— Вы не понимаете в чем дело, миссис Френшоу.
— Наоборот, это вы не понимаете. Но пожалуйста, сделайте это из чувства человечности, хотя бы просто из сострадания.
— Вы не можете просить меня идти против правил церкви.
— Если таковы законы церкви, то я скажу, что они жестокие, злые и безнравственные. Я ничего не хочу иметь с ними общего.
— Вы богохульствуете, миссис Френшоу.
— Я поговорю со своим отчимом.
— Я не подвластен Эверсли, — заявил он. — Это против моих правил, и я не пойду на сделку с совестью.
— Тогда ваша совесть, если в ней есть хоть капля человечности, будет всегда мучить вас.
— Миссис Френшоу, оставьте меня. Я сказал все.
— Но я могу еще много, что сказать.
Я вышла из дома в ярости. Мама удивилась, увидев меня в таком состоянии.
Я рассказала, что случилось.
— О нет! — вскричала она. — Только не это!
— Бедная миссис Трент!
Она так переживает.
— Я понимаю, — сказала мама.
— Что мы можем сделать? Он непреклонен.
— К сожалению, он не подчиняется нам.
— Я знаю. Он дал это понять. Но надо что-то сделать.
У меня есть план.
Я выбрала момент, когда Дикон был один. У нас с отчимом всегда были теплые отношения. Я полагала, что в душе он испытывал обиду, что не он мой отец, ведь он любил маму даже тогда, когда она была замужем за моим отцом.
— Клодина, — сказал он, — вот неожиданная честь!
— Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня.
— Хорошо, если только в моей власти услужить молодой прекрасной леди, будь уверена, я все сделаю. Чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы Эви Мэйфер похоронили на кладбище.
— Этот старый идиот Мэннинг отказывается?
— Категорически.
— Да, конечно. Я не могу припугнуть его потерей места, потому что это не в моей власти.
Тем не менее, ты можешь что-то сделать. Он тряхнул головой:
— Нет.
Если он сказал нет, то так и будет.
— Бедная миссис Трент лишилась рассудка!
— Это ужасно. Что за глупышка! Девушки и раньше имели внебрачных детей.
— Гарри Фаррингдон проявил себя с плохой стороны.
Дикон пожал плечами:
— Такие вещи случаются. Она должна была знать, что этот брак едва ли возможен.
— Думаю, он обещал жениться на ней.
— Ей следовало убедиться в этом. Ты очень бесчувственный.
— Нет… я понимаю.
Я просто думаю, она была глупа, вот и все. Если бы она пришла к твоей матери, та помогла бы ей, и ты бы, несомненно, тоже помогла.
— Неужели ты не понимаешь, как чувствует себя девушка в таком положении? И ее бабушка, ты хорошо ее знаешь… Ты должен понять, как она хотела внучке добра и всего того, что сама не получила от жизни.
Он кивнул.
— Мы должны помочь ей, — сказала я.
— Обращаться к старому Мэннингу бесполезно.
— Я знаю, но есть другие пути.
— Какие?
— У нас есть свое собственное кладбище, в Эверсли.
Я имею в виду семейное кладбище.
— Да.
— Я хочу, чтобы Эви похоронили там.
— Среди наших предков?!
— Дикон, — сказала я, — неужели Эви не одна из нас?
Он не выказал и тени удивления:
Ты, должно быть, имеешь в виду небольшую связь между мной и ее бабушкой Эвелиной в далеком прошлом?
— Да.
— Хм.
Это было.
Тогда Эви — твоя внучка.
Возможно.
Эвелина была несколько сварлива.
— Если Ричард Мэйфер твой сын… тогда Эви имеет право лежать в нашей земле.
Я увидела улыбку на его лице.
— Ты мне нравишься, Клодина, — сказал он. — Ты похожа на свою маму.
— Дикон, ты разрешишь?
— Ты знаешь, как мне всегда было сложно отказать молодой красивой девушке в любой просьбе.
— Дикон, спасибо.
Большое спасибо.
Я заплакала. Он снисходительно посмотрел на меня. Вошла мама.
— Что вы здесь делаете? — спросила она.
— Твоя дочь только что сделала предложение, которое я принял.
— Предложение… и она плачет.
Почему ты плачешь, Клодина? Это не похоже на тебя.
Я подошла и поцеловала ее:
— Дикон только что осчастливил меня.
— О? — сказала она в удивлении, глядя то на одного, то на другого.
— Этот старый лицемер Мэннинг, — сказал Дикон, — хотел положить Эви Мэйфер в могилу для самоубийц. Требование церкви!
Старый ханжа!
— И… — начала мама.
— Дикон обещал мне похоронить ее на нашей земле… в Эверсли. О, я так счастлива! Я хочу сообщить миссис Трент сейчас же.
Мама улыбалась.
— О, Дикон, — сказала она. — Спасибо. Ты так великодушен!
Не теряя времени, я отправилась в Грассленд. Меня немедленно провели к миссис Трент, на которой все еще была серая мрачная одежда.
— Не беспокойтесь, миссис Трент. Все будет в порядке, — сказала я.
— Ты видела его… этого викария?
— Не беспокойтесь о нем. Я говорила с отчимом. Эви будет похоронена в Эверсли.
— Освященная земля Эверсли! — воскликнула она, удивление отразилось на ее опустошенном лице.
— Да, — подтвердила я. — Он обещал это.
— О, спасибо, миссис Френшоу. О таком я и не мечтала.
— Хорошо, этот маленький инцидент закончен.
Она кивнула.
— Спасибо, спасибо, — сказала она. Она замолчала на несколько секунд и затем продолжила:
— Я беспокоюсь… я так беспокоюсь о Долли.
— С Долли все будет в порядке, — заверила я ее.
— Если со мной что-либо случится, что станет с ней? Я считала, что, когда Эви выйдет замуж, Долли будет жить с ней.
Все изменилось сейчас.
— Я присмотрю, чтобы все было хорошо, миссис Трент.
Не беспокойтесь о Долли.
— Как в одной семье, — сказала она.
Я чувствовала себя почти счастливой. Как замечательно было дать ей хоть немного радости.
Настал день похорон Эви. Влажный и жаркий воздух был неподвижен, не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Стояла гнетущая тишина, и даже люди переговаривались шепотом.
Дикон обещал прийти в часовню попозже, и мы с Дэвидом и мамой отправились вместе. Я была уверена, что это обрадует миссис Трент.
Утром к нам пришел посетитель. Я собирала розы в саду, чтобы положить их на могилу Эви. У меня забилось сердце. Я подбежала к нему.
— Ты не должен был приходить! — воскликнула я. Это было странное приветствие. Он выглядел бледным и обезумевшим.
— Я узнал… — сказал он, — Я был так поражен.
— Неудивительно.
Я ненавидела Гарри Фаррингдона, несмотря на его раскаяние. Я не могла забыть, что, если бы не он, Эви была бы сейчас жива.
— Я не мог не прийти, — сказал он.
— Было бы лучше, если бы ты не приходил.
— Но я любил ее.
— Это обернулось несчастьем для нее.
— Я не могу поверить, что я…
— Гарри, — сказала я, — не заходи в дом.
Думаю, будет лучше, если тебя никто не увидит. Уходи сейчас же. Я не знаю, что будет, если бабушка Эви увидит тебя.
Уверена, что она попытается убить тебя.
— Я плохо поступил.
— Конечно.
— Но это правда… что я слышал о ребенке?
— Да, — сказала я. — Это правда. Эви была на третьем месяце и не могла пережить позор.
— Ты веришь, что я… был этому причиной? Я сердито посмотрела на него.
— Нет, нет! Это не правда, Клодина. Клянусь тебе. Я не мог.
Между нами ничего подобного не было… никакой близости.
Ты думаешь, этому кто-нибудь поверит?
— Да, потому что это правда.
— Мы все знали, что ты увлечен ею.
— Да.
Она мне очень нравилась.
— Настолько, что бросил.
— Мы встречались очень часто.
Ты не любил ее. Ты заставил ее поверить, что твои чувства сильны… и потом это свершилось.
— Уже несколько месяцев я не видел ее. Это не мой ребенок, Клодина.
— Она была такой чистой, нежной девушкой. Пожалуйста, не пытайся очернить ее, Гарри.
— Я бы сделал для нее все, что мог.
— Не очень ценное признание, если учесть, что она больше не нуждается в твоей помощи.
— О, Клодина! Ты обвиняешь меня!
Конечно, я обвиняла его! Мы не слышали, чтобы у нее был другой возлюбленный и сразу же узнали бы, если бы он появился. Кто же это мог быть еще? Я представила Гарри, тайно приезжавшего в Грассленд, их тайные встречи, уговоры стать его любовницей, без сомнения, с обещанием жениться. Это обычная история.
— Гарри, ради Бога, не показывайся здесь.
Дело сделано.
Ничто не вернет ее к жизни.
— Но я любил ее, — начал он.
Я с негодованием посмотрела на него:
— Гарри, уходи. Тебя не должны видеть здесь. Тебя разорвут на части озлобленные люди. Зачем раздражать людей? Не хватало еще скандала на похоронах.
Это было бы последней каплей.
— Я хочу, чтобы ты поверила мне, — сказал он. — Клодина, клянусь всем самым святым для меня, что это не мой ребенок.
— Хорошо, Гарри, но уходи. Не нужно, чтобы кто-нибудь видел тебя здесь. Хорошо еще, что ты не зашел в дом.
— Эти розы для Эви? — спросил он. Я кивнула.
— О, Клодина, как жаль, что я не смог ей помочь!
— Поздно говорить об этом, Гарри.
Пожалуйста, уходи.
Он пошел прочь, и, когда я смотрела на его удаляющуюся фигуру, мои руки дрожали.
Я всегда чувствовала в нем какую-то слабость. Он никогда не был способен к решительным поступкам. Что бы он не говорил, я все же считала, что Эви забеременела от него. А теперь его мучили угрызения совести. Так и должно было быть.
Какое счастье, что я увидела его! Все могло случиться, если бы он появился на кладбище.
После скромного отпевания в нашей часовне тело Эви отвезли на катафалке из Эверсли на кладбище, где мы и похоронили ее.
Мы молча стояли вокруг могилы, слушая, как земля падает на крышку гроба. Когда я положила розы, собранные в то утро, то заметила, как миссис Трент взяла Долли за руку и крепко ее сжала.
Покидая кладбище, я увидела за кустами мужскую фигуру. Я узнала Гарри Фаррингдона. Значит, он все-таки не смог не прийти.
ПЯТОЕ НОЯБРЯ Наступил август. Со дня похорон Эви прошло уже несколько недель. Я часто ходила на ее могилу и приносила цветы. Я обратила внимание, что кто-то посадил там розы, интересно, кто?
Я вполне могла понять, что сломило ее. Кому, как не мне, были доступны ее переживания? Я часто задумывалась, как жестока жизнь к одним людям и снисходительна к другим. Я совершила более тяжкий грех, чем Эви, — изменила мужу, а между тем пострадала она, а я осталась безнаказанной, если не считать угрызений совести.
«Как несправедлива жизнь! — думала я. — Если бы только Эви доверилась мне, я сумела бы ей помочь! Быть может, я и для себя нашла бы в этом утешение. Какие душевные муки должен испытывать человек, чтобы решиться покончить с собой, не видя иного выхода!»
Миссис Трент почти все время находилась дома, и я редко виделась с ней. Несколько раз я заходила к ней, но, думаю, встречи со мной особенно живо напоминали ей об Эви, и решила не беспокоить ее.
Тетушку Софи потрясло случившееся. Она вообще всегда сочувствовала чужому несчастью и переживала чужое горе как свое собственное. Жанна говорила, что она беспрестанно заводит речь о смерти Эви и о безнравственности мужчин, которые предают женщин.
Малышка Долли проводила с ней очень много времени.
— Бедное дитя! — говорила Жанна. — Для нее это ужасный удар. Она обожала сестру. Долли стала более замкнутой, чем раньше. Но они с мадемуазель находят радость в общении друг с другом.
— Со временем все уляжется, — сказала я. — Так всегда бывает.
Жанна согласилась со мной.
— Со временем, — повторила она, — даже в случае с мадемуазель и малышкой Долли… все уляжется.
В воздухе носился дух перемен. События шли своей чередой, и было ясно, что происходящее на континенте обязательно коснется нашей жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39