и это еще больше поражало тем, что свою привязанность он не делил ни с кем.
— О да, — продолжал он, — Шарло нашел свое место под луной и его тень Луи-Шарль тоже. Когда эта глупая война кончится, когда кровожадные граждане Республики утихомирятся, когда спокойствие воцарится во Франции и все вернется на круги своя, тогда, Лотти, моя любовь, мы нанесем визит во Францию. Нас любезно примет месье генерал, украшенный всеми заслуженными медалями… и ты будешь очень гордиться им.
— Дикон, ты фантазер. Но ты прав. Он знает, как себя вести.
Суп убрали и поставили ростбиф.
— Ростбиф старой Англии! — сказал Джонатан. — Ничего нет подобного ему. — Он придвинулся немного ближе ко мне. — Среди прочего…
— Долгое отсутствие в стране помогает лучше оценить ее, — прокомментировал Дикон.
Тетя Софи плохо говорила по-английски, и разговор за столом велся наполовину на английском, наполовину на французском языках. Французский Джонатана был такой же, как у его отца, очень англизированный.
— Удивляюсь, как тебе удалось все это пройти, — сказала я.
Он приложил пальцы к губам, и моя мать сказала, смеясь:
Ты думаешь, что Джонатан не смог справиться с языком? Он преодолел эту трудность. Он такой же, как и его отец.
Джонатан и Дикон посмотрели друг на друга и рассмеялись. Между ними было взаимопонимание, чего не было между Диконом и Дэвидом. Я думаю, это происходило из-за их сходства.
— Надеюсь, тебе будет удобно в детской, — обратился Дэвид к Софи.
Он хорошо понимал по-французски и говорил на нем достаточно хорошо, но из-за акцента и интонации было немного трудно понимать его. Я мечтала, что теперь, когда тетя Софи с нами, он это исправит. Я снисходительно улыбнулась. Он захочет упражняться во французском со мной. Это было типично для него. Он всегда хотел совершенствоваться в любых интеллектуальных занятиях. Джонатан был такой же, но только в отношении того, что его интересовало; таким образом, они в чем-то были похожи. Джонатан, однако, никогда не занимался такими вещами, как совершенствование в языке.
— Да, спасибо, — сказала Софи. — Эти комнаты подойдут мне.
Она любила уединение. Я поняла, что она имеет в виду. Детская была отделена от всего остального дома, так же как ее покои в Шато Обинье, и ее самое большое желание было жить отдельно от всей семьи. Думаю, она всегда специально показывала мне, что отличается от других.
— Возможно, это временно, — продолжала она.
— Временно?! — воскликнула я. — О, тетя Софи, ты думаешь недолго пробыть в Англии?
— Нет. Я должна остаться здесь. Для меня или для Жанны нет места во Франции. Мы знаем это. — Она взглянула на Джонатана. — О, я благодарна… очень благодарна. Мы не могли продолжать так жить. Было просто необходимо уехать, и мы никогда не смогли бы сделать этого, если бы не отвага месье Джонатана, твоего брата и Луи-Шарля.
Джонатан наклонил голову.
— Они были очень умны… очень изобретательны. Жанна и я будем всегда благодарными.
Но мы не бедны. Ты удивлена, Клодина? Но мы далеко не бедны. Жанна очень умна. Мы привезли из Франции состояние.
— Состояние! — вскричала я.
Все взгляды устремились на Софи.
На ее щеках появился слабый румянец. Она сказала:
— Жанна очень предусмотрительна. Она все предвидела. Задолго до того, как началась революция, она начала собирать драгоценности в одном месте… пряча их. Она прекрасная портниха и зашивала их в нашу одежду… кольца, броши, подвески… все драгоценные камни, которые достались мне в наследство от моей матери… драгоценности, которыми владела семья в течение многих поколений. Они очень дорогие. Теперь они здесь в безопасности. Месье Дикон видел их. Месье Джонатан тоже. Они уверили меня, что их достаточно, чтобы жить в комфорте… всю оставшуюся жизнь.
— Это замечательно! — закричала я. — Умница, умница Жанна!
— Она более, чем умна, — сказала матушка со слезами в глазах. — Она добрая женщина.
— Дорогая мачеха, — небрежно сказал Джонатан, — ты говоришь так, как будто добрая женщина — что-то необычное.
— Такие добрые и самоотверженные люди, как Жанна, очень редко встречаются, — сказала моя мать.
— Дэвид, ну разве это не замечательно? — сказала я.
— Должно быть, вы очень рисковали, — заметил Дэвид, — не только выбираясь из Франции, но и перевозя с собой состояние.
— Я люблю рисковать, — сказал Джонатан. — Ты знаешь это, брат.
— Но такой риск!
Дикон смотрел на своего сына с одобрением. Он тоже любил риск и тоже привез бы это состояние из Франции.
— Я куплю дом, — сказала Софи.
— Это будет не трудно, — вставила я.
— Где-нибудь поблизости, возможно. Ни я, ни Жанна не говорим хорошо по-английски, и будем чувствовать себя безопаснее под защитой Эверсли.
— Это замечательная идея! — закричала я. — Тогда мы сможем часто навещать друг друга. Если ты пригласишь нас…
Она нежно посмотрела на меня.
— Прошу тебя навещать меня, Клодина, — сказала она.
— Ну вот, моя дорогая, — сказал Джонатан, опять дотрагиваясь до моей руки, — ты удостоена такой чести.
— Мы все будем приходить к тебе, — сказала моя мать.
— Есть ли поблизости какие-нибудь дома? — спросила Софи.
— Два ближайших — Грассленд и Эндерби. Грассленд занят, но Эндерби пустует, — сказала я.
— Эндерби! — закричала моя мать. — Клодина, не стоит предлагать Эндерби!
— Я только сказала, что он пустует.
— Это ужасный дом, — сказала моя мать.
Только лишь из-за кустов, которые выросли вокруг него, — вставил Дэвид.
— У него плохая репутация, — возразила матушка. Дикон и Джонатан рассмеялись.
— Это твои причуды, Лотти, — сказал Дикон.
— Нет. Я думаю, по отношению к этому дому слухи верны.
— Он продается? — спросила Софи.
— Уверена в этом, — ответила я.
— Да, — категорично произнес Дикон, — ключ в Грассленде.
Это ближайший дом.
— Дэвид и я были там недавно, — сказала я. — Не так ли, Дэвид?
— О? Вы брали ключ? — спросил Дикон.
— Нет. На одном из окон была сломана защелка, и мы через него пробрались в холл.
— Какие рискованные натуры! — с иронией сказал Дикон.
— Это мрачное, заброшенное место, тетя Софи, — сказала я.
— Я говорю вам, что просто надо вырубить кусты и впустить внутрь свет, — объяснил Дэвид. — Я уверен, что это все изменит.
— Я хотела бы посмотреть на него.
— В конце концов, — неохотно сказала моя мать, — это поблизости от нас, ведь ты не хочешь далеко уезжать.
— Может быть, завтра я посмотрю его и возьму Жанну с собой.
Она практичный человек.
— О, дорогая, — беспечно произнесла матушка, — неужели ты так жаждешь покинуть нас?
— Я не хочу никого стеснять… — ответила Софи.
— Моя дорогая Софи, мы очень рады, что ты с нами.
Неожиданно в разговор вмешалась дремавшая до сих пор Сабрина:
— Эндерби — странный дом. Но когда им владела моя мать, там царило счастье. После ее смерти он стал неуютным…
— Что ж, ты знаешь старый дом лучше любого из нас, — отозвалась моя мать. Она повернулась к Софи. — Мать Дикона родилась в этом доме. Она провела там свое детство. Поэтому она может рассказать тебе все, что ты захочешь узнать о нем.
Глаза Сабрины тускло блеснули.
— Это было так давно, — сказала она. — Много лет назад, но иногда я помню эти дни более отчетливо, чем то, что случилось вчера.
— Я хочу посмотреть этот дом, — повторила Софи. — Я скажу Жанне, и завтра же, если получится, мы осмотрим его.
— Нужно послать в Грассленд за ключом, — заметила моя мать.
— Можно, я пойду с вами? — страстно произнесла я. — Мне хотелось бы получше рассмотреть дом.
— Но будет ли интересно войти через парадную дверь после того, как вы забрались туда через окно? — спросил Джонатан.
— Я всегда чувствовала, что посещение этого дома связано с риском.
Итак, все было решено.
Обед подошел к концу, и моя мать сказала:
— Сабрина очень устала.
Я провожу ее. И, полагаю, Софи тоже хотелось бы удалиться, не так ли, моя дорогая?
Софи поддержала матушкины слова.
— Клодин проведет тебя наверх.
— Я сама могу найти дорогу, — сказала Софи.
Я подошла к ней и положила на ее руку свою.
— Пожалуйста, мне было бы приятно опять увидеть Жанну.
Софи улыбнулась мне той особенной улыбкой, которую, как я заметила, она редко дарила кому-либо, и мы поднялись по лестнице.
Жанна ждала ее в детских комнатах.
— Жанна, — сказала я, — как приятно видеть тебя! Она схватила мою руку, и я пристально посмотрела на нее. В ее темных волосах появились седые пряди. Ей пришлось пережить много стрессов и неприятностей.
— Мадемуазель Клодина! — сказала она. — Я рада, что мы с мадемуазель Софи здесь, в безопасности.
— Да, вам пришлось пережить тяжелые испытания. Жанна выразительно кивнула мне.
— Вы устали, — обратилась она к Софи.
— Немного, — призналась Софи.
Тогда пожелаю вам доброй ночи. Если вам что-нибудь понадобится…
— Ваша мать позаботилась о нас, — перебила меня Жанна.
— Я узнала о продающемся доме, — сказала Софи Жанне.
— Я оставлю вас, чтобы вы могли поговорить об этом. Не очень надейтесь. Эндерби — особенный дом, — сказала я.
Я пожелала им спокойной ночи.
Спускаясь вниз, я повстречала мать, которая шла из комнаты Сабрины. Она обняла меня и прижала к себе.
— Я так рада, что ты вернулась… и такая счастливая. О да, я вижу, что ты счастлива. В Лондоне было замечательно, не так ли? Ты с Дэвидом…
— Все было хорошо.
— Как жаль, что вам пришлось вернуться раньше.
— Я так и не понимаю, почему.
— Дикон погряз в… делах. Я иногда беспокоюсь за него. У него свои секреты… даже от меня. Я думаю, что смерть королевы повлияет на наши дела. В любом случае ты и Дэвид сможете съездить в Лондон позже.
— Конечно.
— Что ты думаешь о Софи?
— Она всегда была немного… странной.
— Думаю, что она хотела казаться более дружелюбной, более, как бы это сказать, нормальной.
Ей пришлось многое пережить.
— Я считаю, что все переменится. Как замечательно получилось с драгоценностями, не правда ли?
— Это был страшный риск. Как-нибудь ты услышишь об этом. Мы не должны заставлять Софи опять переживать все сначала. Джонатан расскажет тебе обо всем.
Мужчины были в комнате для пунша.
В камине горел огонь.
Они встали, когда мы вошли.
— Входите и садитесь, — пригласил Дикон. — Иначе устанете.
— Я хотела бы немного поговорить, — сказала я. — Так много хочется услышать.
Джонатан быстро подошел ко мне. Он положил свою руку на мою:
— Проходи, садись.
Я села между ним и Дэвидом, а матушка напротив Дикона.
— Я не хотела говорить при Софи, — сказала моя мать. — Должно быть, то, что ей пришлось пережить за это время, было сплошным кошмаром. Только подумайте об этом. День за днем… не зная, когда чернь поднимется против тебя. Джонатан, расскажи Клодине и Дэвиду историю, которую ты рассказал нам.
— Я начну с самого начала. Мы заранее сделали все необходимые приготовления. В день отплытия мы покинули дом и направились на берег, где нас ждала рыбацкая лодка. Ее владелец довольно успешно подрабатывал на перевозке беженцев. Он обменял наши деньги на французские. На этой маленькой весельной лодке мы и добрались до берега в темную безлунную ночь в одно уединенное место. До Франции мы добрались без особых приключений. Шарло был очень изобретателен. Он хороший актер и прикинулся скромным торговцем. Нам удалось приобрести повозку с лошадью, не очень привлекательной на вид, но зато выносливой, которую мы полюбили. Луи-Шарль и я изображали слуг.
Я прикидывался немым, так как плохо говорил по-французски.
Они боялись, что я, открыв рот, сразу же всех выдам. До Обиньона, несмотря на многие препятствия, мы добрались довольно быстро. Я перестал разыгрывать из себя немого, так как подумал, что мой плохой французский может быть принят за какой-нибудь местный диалект. Считалось, что я уроженец юга страны, граничащего с Испанией, поэтому и говорю так плохо. Вы были бы потрясены, если бы увидели, где мы жили: цыплята бегают по газонам, клумбы запущены, пруды полны затхлой водой… Я никогда не видел Обиньона в хорошие времена, но и того, что осталось, было вполне достаточно, чтобы представить, как прекрасно здесь было раньше.
— Там было изумительно, — вставил Дикон. — Вся эта милая страна… обречена на запустение.
Глупые вандалы!
Они разрушают свою страну.
— Итак, — продолжал Джонатан, — наше разочарование стало еще большим, когда мы достигли Шато, так как ни Софи, ни Жанны не было в имении. Мы боялись спрашивать о них и оказались в затруднительном положении. Шарло не хотел уезжать слишком далеко, да мы и не знали, куда идти. Кроме того, он боялся, что, несмотря на маскировку, его могут узнать, если он направится в город в гостиницу. Луи-Шарль тоже боялся этого. Я ходил по винным лавкам, сидел там, попивая вино и слушая разговоры… Я мало говорил и прикидывался дурачком, который не понимает, о чем говорят.
Они были снисходительными ко мне.
— Всегда полезно изображать дурака, — вставил Дэвид. — Это заставляет других чувствовать свое превосходство и получать от этого удовольствие.
— Что же, я действительно удачно играл эту роль. Там была девушка, которая разносила вино. Как было ее имя? Мари… да, именно так. Она жалела меня и обычно разговаривала со мной.
Я обратил на нее внимание и считал, что могу узнать у нее много полезного, спросив о том, о чем не решался спрашивать у остальных. Я повел себя с Мари, как нужно. Выбравшись из винной лавки, я присоединится к тем, кто остался спать в повозке. Спустя некоторое время Мари рассказала мне о прежних днях и о семье из Шато. Каких скандальных историй я наслушался, дорогая мачеха!
— Вокруг людей, подобных отцу, всегда скандалы.
— Похоже, что он постоянно устраивал их. Я услышал о его романтической женитьбе на твоей матери, и как она умерла. Это было необычайно интересно. Я угостил Мари виноградом и наконец узнал, что Арман умер; его похоронили в Шато. Его компаньон уехал, и там остались только три женщины. За ними постоянно следили, пытаясь выяснить, как они живут. Мадемуазель Софи, несмотря на уродство, была аристократкой… а Жанна и старая экономка оказались весьма сообразительными. Они должны были все время контролировать себя. Кто-то, должно быть, предупредил Жанну, что подозрения относительно них усиливаются, и они решили бежать. Однажды Шато опустел.
Когда и куда они уехали, никто не знал. Мари могла только предполагать, что есть два места, куда они могли уехать. У старой экономки, которая была известна как тетушка Берта, где-то в провинции была семья. А Жанна Фужер приехала из округа Дордон. Она была скрытной особой, но Мари помнила, что однажды кто-то приехал из Перигора и увидел Жанну, когда та делала покупки, и спросил ее имя. Когда этому человеку сказали, что это Жанна Фужер, которая ухаживает за больной женщиной в Шато, он сказал, что он узнал ее, так как знает семью Фужер, которая живет в Перигоре.
Мы получили ключ к разгадке и на несчастной старой лошадке по ухабистым дорогам, так как мы должны были держаться подальше от городов, немедленно отправились на юг. Никто не интересовался нами, ведь мы выглядели, как их добрые старые соотечественники. Шарло с усердием распевал «Марсельезу», а я вторил ему. Эта великая песня революции, и крестьяне считали, что ее необходимо знать настоящим патриотам. Я не хочу подробно останавливаться на деталях, но могу сказать, что мы несколько раз с трудом избежали опасности. Было много случаев, когда мы почти выдали себя и были близки к провалу. Все-таки очень тяжело для аристократа, а Шарло один из них, быть равным с простолюдинами. Я уверен, что отлично играл свою роль, — слабоумный дурачок из какого-то неизвестного местечка на юге, где говорят на местном диалекте, почти неизвестном добрым гражданам Республики. Мне было легче, чем Шарло. После многих превратностей судьбы, которые я перечислю потом, если кто-нибудь из вас пожелает услышать о них, мы напали на след семьи доброй Жанны. А в одном маленьком крестьянском доме уцелели только брат и сестра, они и приютили странствующую пару, нагруженную драгоценностями, и попытались выдать Софи за добрую маленькую крестьянку, правда, не очень успешно. Экономка вернулась к своей семье, а Жанна и Софи присоединились к нам… Софи играла роль матери Шарло, чем, я думаю, была весьма довольна, а Жанна — жены Луи-Шарля. Для меня не осталось никого, и я сначала чувствовал себя немного обиженным.
— Путешествие стало вдвойне опасным, так как вы с Софи и Жанной везли драгоценности, — сказала я.
— Да. Софи делала все, что могла, но Жанна была просто восхитительна. Она ходила в маленькие городки за покупками, и, конечно, ей не приходилось менять свой облик, как это делали мы.
— Она ходила в город с драгоценными камнями, зашитыми в нижние юбки? — спросила я.
— Ей приходилось так поступать. Она не говорила нам о драгоценностях до тех пор, пока мы не оказались в лодке, пересекающей пролив.
— А что вы сделали, узнав об этом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— О да, — продолжал он, — Шарло нашел свое место под луной и его тень Луи-Шарль тоже. Когда эта глупая война кончится, когда кровожадные граждане Республики утихомирятся, когда спокойствие воцарится во Франции и все вернется на круги своя, тогда, Лотти, моя любовь, мы нанесем визит во Францию. Нас любезно примет месье генерал, украшенный всеми заслуженными медалями… и ты будешь очень гордиться им.
— Дикон, ты фантазер. Но ты прав. Он знает, как себя вести.
Суп убрали и поставили ростбиф.
— Ростбиф старой Англии! — сказал Джонатан. — Ничего нет подобного ему. — Он придвинулся немного ближе ко мне. — Среди прочего…
— Долгое отсутствие в стране помогает лучше оценить ее, — прокомментировал Дикон.
Тетя Софи плохо говорила по-английски, и разговор за столом велся наполовину на английском, наполовину на французском языках. Французский Джонатана был такой же, как у его отца, очень англизированный.
— Удивляюсь, как тебе удалось все это пройти, — сказала я.
Он приложил пальцы к губам, и моя мать сказала, смеясь:
Ты думаешь, что Джонатан не смог справиться с языком? Он преодолел эту трудность. Он такой же, как и его отец.
Джонатан и Дикон посмотрели друг на друга и рассмеялись. Между ними было взаимопонимание, чего не было между Диконом и Дэвидом. Я думаю, это происходило из-за их сходства.
— Надеюсь, тебе будет удобно в детской, — обратился Дэвид к Софи.
Он хорошо понимал по-французски и говорил на нем достаточно хорошо, но из-за акцента и интонации было немного трудно понимать его. Я мечтала, что теперь, когда тетя Софи с нами, он это исправит. Я снисходительно улыбнулась. Он захочет упражняться во французском со мной. Это было типично для него. Он всегда хотел совершенствоваться в любых интеллектуальных занятиях. Джонатан был такой же, но только в отношении того, что его интересовало; таким образом, они в чем-то были похожи. Джонатан, однако, никогда не занимался такими вещами, как совершенствование в языке.
— Да, спасибо, — сказала Софи. — Эти комнаты подойдут мне.
Она любила уединение. Я поняла, что она имеет в виду. Детская была отделена от всего остального дома, так же как ее покои в Шато Обинье, и ее самое большое желание было жить отдельно от всей семьи. Думаю, она всегда специально показывала мне, что отличается от других.
— Возможно, это временно, — продолжала она.
— Временно?! — воскликнула я. — О, тетя Софи, ты думаешь недолго пробыть в Англии?
— Нет. Я должна остаться здесь. Для меня или для Жанны нет места во Франции. Мы знаем это. — Она взглянула на Джонатана. — О, я благодарна… очень благодарна. Мы не могли продолжать так жить. Было просто необходимо уехать, и мы никогда не смогли бы сделать этого, если бы не отвага месье Джонатана, твоего брата и Луи-Шарля.
Джонатан наклонил голову.
— Они были очень умны… очень изобретательны. Жанна и я будем всегда благодарными.
Но мы не бедны. Ты удивлена, Клодина? Но мы далеко не бедны. Жанна очень умна. Мы привезли из Франции состояние.
— Состояние! — вскричала я.
Все взгляды устремились на Софи.
На ее щеках появился слабый румянец. Она сказала:
— Жанна очень предусмотрительна. Она все предвидела. Задолго до того, как началась революция, она начала собирать драгоценности в одном месте… пряча их. Она прекрасная портниха и зашивала их в нашу одежду… кольца, броши, подвески… все драгоценные камни, которые достались мне в наследство от моей матери… драгоценности, которыми владела семья в течение многих поколений. Они очень дорогие. Теперь они здесь в безопасности. Месье Дикон видел их. Месье Джонатан тоже. Они уверили меня, что их достаточно, чтобы жить в комфорте… всю оставшуюся жизнь.
— Это замечательно! — закричала я. — Умница, умница Жанна!
— Она более, чем умна, — сказала матушка со слезами в глазах. — Она добрая женщина.
— Дорогая мачеха, — небрежно сказал Джонатан, — ты говоришь так, как будто добрая женщина — что-то необычное.
— Такие добрые и самоотверженные люди, как Жанна, очень редко встречаются, — сказала моя мать.
— Дэвид, ну разве это не замечательно? — сказала я.
— Должно быть, вы очень рисковали, — заметил Дэвид, — не только выбираясь из Франции, но и перевозя с собой состояние.
— Я люблю рисковать, — сказал Джонатан. — Ты знаешь это, брат.
— Но такой риск!
Дикон смотрел на своего сына с одобрением. Он тоже любил риск и тоже привез бы это состояние из Франции.
— Я куплю дом, — сказала Софи.
— Это будет не трудно, — вставила я.
— Где-нибудь поблизости, возможно. Ни я, ни Жанна не говорим хорошо по-английски, и будем чувствовать себя безопаснее под защитой Эверсли.
— Это замечательная идея! — закричала я. — Тогда мы сможем часто навещать друг друга. Если ты пригласишь нас…
Она нежно посмотрела на меня.
— Прошу тебя навещать меня, Клодина, — сказала она.
— Ну вот, моя дорогая, — сказал Джонатан, опять дотрагиваясь до моей руки, — ты удостоена такой чести.
— Мы все будем приходить к тебе, — сказала моя мать.
— Есть ли поблизости какие-нибудь дома? — спросила Софи.
— Два ближайших — Грассленд и Эндерби. Грассленд занят, но Эндерби пустует, — сказала я.
— Эндерби! — закричала моя мать. — Клодина, не стоит предлагать Эндерби!
— Я только сказала, что он пустует.
— Это ужасный дом, — сказала моя мать.
Только лишь из-за кустов, которые выросли вокруг него, — вставил Дэвид.
— У него плохая репутация, — возразила матушка. Дикон и Джонатан рассмеялись.
— Это твои причуды, Лотти, — сказал Дикон.
— Нет. Я думаю, по отношению к этому дому слухи верны.
— Он продается? — спросила Софи.
— Уверена в этом, — ответила я.
— Да, — категорично произнес Дикон, — ключ в Грассленде.
Это ближайший дом.
— Дэвид и я были там недавно, — сказала я. — Не так ли, Дэвид?
— О? Вы брали ключ? — спросил Дикон.
— Нет. На одном из окон была сломана защелка, и мы через него пробрались в холл.
— Какие рискованные натуры! — с иронией сказал Дикон.
— Это мрачное, заброшенное место, тетя Софи, — сказала я.
— Я говорю вам, что просто надо вырубить кусты и впустить внутрь свет, — объяснил Дэвид. — Я уверен, что это все изменит.
— Я хотела бы посмотреть на него.
— В конце концов, — неохотно сказала моя мать, — это поблизости от нас, ведь ты не хочешь далеко уезжать.
— Может быть, завтра я посмотрю его и возьму Жанну с собой.
Она практичный человек.
— О, дорогая, — беспечно произнесла матушка, — неужели ты так жаждешь покинуть нас?
— Я не хочу никого стеснять… — ответила Софи.
— Моя дорогая Софи, мы очень рады, что ты с нами.
Неожиданно в разговор вмешалась дремавшая до сих пор Сабрина:
— Эндерби — странный дом. Но когда им владела моя мать, там царило счастье. После ее смерти он стал неуютным…
— Что ж, ты знаешь старый дом лучше любого из нас, — отозвалась моя мать. Она повернулась к Софи. — Мать Дикона родилась в этом доме. Она провела там свое детство. Поэтому она может рассказать тебе все, что ты захочешь узнать о нем.
Глаза Сабрины тускло блеснули.
— Это было так давно, — сказала она. — Много лет назад, но иногда я помню эти дни более отчетливо, чем то, что случилось вчера.
— Я хочу посмотреть этот дом, — повторила Софи. — Я скажу Жанне, и завтра же, если получится, мы осмотрим его.
— Нужно послать в Грассленд за ключом, — заметила моя мать.
— Можно, я пойду с вами? — страстно произнесла я. — Мне хотелось бы получше рассмотреть дом.
— Но будет ли интересно войти через парадную дверь после того, как вы забрались туда через окно? — спросил Джонатан.
— Я всегда чувствовала, что посещение этого дома связано с риском.
Итак, все было решено.
Обед подошел к концу, и моя мать сказала:
— Сабрина очень устала.
Я провожу ее. И, полагаю, Софи тоже хотелось бы удалиться, не так ли, моя дорогая?
Софи поддержала матушкины слова.
— Клодин проведет тебя наверх.
— Я сама могу найти дорогу, — сказала Софи.
Я подошла к ней и положила на ее руку свою.
— Пожалуйста, мне было бы приятно опять увидеть Жанну.
Софи улыбнулась мне той особенной улыбкой, которую, как я заметила, она редко дарила кому-либо, и мы поднялись по лестнице.
Жанна ждала ее в детских комнатах.
— Жанна, — сказала я, — как приятно видеть тебя! Она схватила мою руку, и я пристально посмотрела на нее. В ее темных волосах появились седые пряди. Ей пришлось пережить много стрессов и неприятностей.
— Мадемуазель Клодина! — сказала она. — Я рада, что мы с мадемуазель Софи здесь, в безопасности.
— Да, вам пришлось пережить тяжелые испытания. Жанна выразительно кивнула мне.
— Вы устали, — обратилась она к Софи.
— Немного, — призналась Софи.
Тогда пожелаю вам доброй ночи. Если вам что-нибудь понадобится…
— Ваша мать позаботилась о нас, — перебила меня Жанна.
— Я узнала о продающемся доме, — сказала Софи Жанне.
— Я оставлю вас, чтобы вы могли поговорить об этом. Не очень надейтесь. Эндерби — особенный дом, — сказала я.
Я пожелала им спокойной ночи.
Спускаясь вниз, я повстречала мать, которая шла из комнаты Сабрины. Она обняла меня и прижала к себе.
— Я так рада, что ты вернулась… и такая счастливая. О да, я вижу, что ты счастлива. В Лондоне было замечательно, не так ли? Ты с Дэвидом…
— Все было хорошо.
— Как жаль, что вам пришлось вернуться раньше.
— Я так и не понимаю, почему.
— Дикон погряз в… делах. Я иногда беспокоюсь за него. У него свои секреты… даже от меня. Я думаю, что смерть королевы повлияет на наши дела. В любом случае ты и Дэвид сможете съездить в Лондон позже.
— Конечно.
— Что ты думаешь о Софи?
— Она всегда была немного… странной.
— Думаю, что она хотела казаться более дружелюбной, более, как бы это сказать, нормальной.
Ей пришлось многое пережить.
— Я считаю, что все переменится. Как замечательно получилось с драгоценностями, не правда ли?
— Это был страшный риск. Как-нибудь ты услышишь об этом. Мы не должны заставлять Софи опять переживать все сначала. Джонатан расскажет тебе обо всем.
Мужчины были в комнате для пунша.
В камине горел огонь.
Они встали, когда мы вошли.
— Входите и садитесь, — пригласил Дикон. — Иначе устанете.
— Я хотела бы немного поговорить, — сказала я. — Так много хочется услышать.
Джонатан быстро подошел ко мне. Он положил свою руку на мою:
— Проходи, садись.
Я села между ним и Дэвидом, а матушка напротив Дикона.
— Я не хотела говорить при Софи, — сказала моя мать. — Должно быть, то, что ей пришлось пережить за это время, было сплошным кошмаром. Только подумайте об этом. День за днем… не зная, когда чернь поднимется против тебя. Джонатан, расскажи Клодине и Дэвиду историю, которую ты рассказал нам.
— Я начну с самого начала. Мы заранее сделали все необходимые приготовления. В день отплытия мы покинули дом и направились на берег, где нас ждала рыбацкая лодка. Ее владелец довольно успешно подрабатывал на перевозке беженцев. Он обменял наши деньги на французские. На этой маленькой весельной лодке мы и добрались до берега в темную безлунную ночь в одно уединенное место. До Франции мы добрались без особых приключений. Шарло был очень изобретателен. Он хороший актер и прикинулся скромным торговцем. Нам удалось приобрести повозку с лошадью, не очень привлекательной на вид, но зато выносливой, которую мы полюбили. Луи-Шарль и я изображали слуг.
Я прикидывался немым, так как плохо говорил по-французски.
Они боялись, что я, открыв рот, сразу же всех выдам. До Обиньона, несмотря на многие препятствия, мы добрались довольно быстро. Я перестал разыгрывать из себя немого, так как подумал, что мой плохой французский может быть принят за какой-нибудь местный диалект. Считалось, что я уроженец юга страны, граничащего с Испанией, поэтому и говорю так плохо. Вы были бы потрясены, если бы увидели, где мы жили: цыплята бегают по газонам, клумбы запущены, пруды полны затхлой водой… Я никогда не видел Обиньона в хорошие времена, но и того, что осталось, было вполне достаточно, чтобы представить, как прекрасно здесь было раньше.
— Там было изумительно, — вставил Дикон. — Вся эта милая страна… обречена на запустение.
Глупые вандалы!
Они разрушают свою страну.
— Итак, — продолжал Джонатан, — наше разочарование стало еще большим, когда мы достигли Шато, так как ни Софи, ни Жанны не было в имении. Мы боялись спрашивать о них и оказались в затруднительном положении. Шарло не хотел уезжать слишком далеко, да мы и не знали, куда идти. Кроме того, он боялся, что, несмотря на маскировку, его могут узнать, если он направится в город в гостиницу. Луи-Шарль тоже боялся этого. Я ходил по винным лавкам, сидел там, попивая вино и слушая разговоры… Я мало говорил и прикидывался дурачком, который не понимает, о чем говорят.
Они были снисходительными ко мне.
— Всегда полезно изображать дурака, — вставил Дэвид. — Это заставляет других чувствовать свое превосходство и получать от этого удовольствие.
— Что же, я действительно удачно играл эту роль. Там была девушка, которая разносила вино. Как было ее имя? Мари… да, именно так. Она жалела меня и обычно разговаривала со мной.
Я обратил на нее внимание и считал, что могу узнать у нее много полезного, спросив о том, о чем не решался спрашивать у остальных. Я повел себя с Мари, как нужно. Выбравшись из винной лавки, я присоединится к тем, кто остался спать в повозке. Спустя некоторое время Мари рассказала мне о прежних днях и о семье из Шато. Каких скандальных историй я наслушался, дорогая мачеха!
— Вокруг людей, подобных отцу, всегда скандалы.
— Похоже, что он постоянно устраивал их. Я услышал о его романтической женитьбе на твоей матери, и как она умерла. Это было необычайно интересно. Я угостил Мари виноградом и наконец узнал, что Арман умер; его похоронили в Шато. Его компаньон уехал, и там остались только три женщины. За ними постоянно следили, пытаясь выяснить, как они живут. Мадемуазель Софи, несмотря на уродство, была аристократкой… а Жанна и старая экономка оказались весьма сообразительными. Они должны были все время контролировать себя. Кто-то, должно быть, предупредил Жанну, что подозрения относительно них усиливаются, и они решили бежать. Однажды Шато опустел.
Когда и куда они уехали, никто не знал. Мари могла только предполагать, что есть два места, куда они могли уехать. У старой экономки, которая была известна как тетушка Берта, где-то в провинции была семья. А Жанна Фужер приехала из округа Дордон. Она была скрытной особой, но Мари помнила, что однажды кто-то приехал из Перигора и увидел Жанну, когда та делала покупки, и спросил ее имя. Когда этому человеку сказали, что это Жанна Фужер, которая ухаживает за больной женщиной в Шато, он сказал, что он узнал ее, так как знает семью Фужер, которая живет в Перигоре.
Мы получили ключ к разгадке и на несчастной старой лошадке по ухабистым дорогам, так как мы должны были держаться подальше от городов, немедленно отправились на юг. Никто не интересовался нами, ведь мы выглядели, как их добрые старые соотечественники. Шарло с усердием распевал «Марсельезу», а я вторил ему. Эта великая песня революции, и крестьяне считали, что ее необходимо знать настоящим патриотам. Я не хочу подробно останавливаться на деталях, но могу сказать, что мы несколько раз с трудом избежали опасности. Было много случаев, когда мы почти выдали себя и были близки к провалу. Все-таки очень тяжело для аристократа, а Шарло один из них, быть равным с простолюдинами. Я уверен, что отлично играл свою роль, — слабоумный дурачок из какого-то неизвестного местечка на юге, где говорят на местном диалекте, почти неизвестном добрым гражданам Республики. Мне было легче, чем Шарло. После многих превратностей судьбы, которые я перечислю потом, если кто-нибудь из вас пожелает услышать о них, мы напали на след семьи доброй Жанны. А в одном маленьком крестьянском доме уцелели только брат и сестра, они и приютили странствующую пару, нагруженную драгоценностями, и попытались выдать Софи за добрую маленькую крестьянку, правда, не очень успешно. Экономка вернулась к своей семье, а Жанна и Софи присоединились к нам… Софи играла роль матери Шарло, чем, я думаю, была весьма довольна, а Жанна — жены Луи-Шарля. Для меня не осталось никого, и я сначала чувствовал себя немного обиженным.
— Путешествие стало вдвойне опасным, так как вы с Софи и Жанной везли драгоценности, — сказала я.
— Да. Софи делала все, что могла, но Жанна была просто восхитительна. Она ходила в маленькие городки за покупками, и, конечно, ей не приходилось менять свой облик, как это делали мы.
— Она ходила в город с драгоценными камнями, зашитыми в нижние юбки? — спросила я.
— Ей приходилось так поступать. Она не говорила нам о драгоценностях до тех пор, пока мы не оказались в лодке, пересекающей пролив.
— А что вы сделали, узнав об этом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39