Я помню, как Эдвина рассказала мне однажды, что если люди в определенном месте испытывали сильные потрясения, они оставляли там после себя некое беспокойство, которое могли чувствовать люди, наделенные особой интуицией. И я думала теперь — может быть, Мелани оставила что-то здесь после себя? У меня не было таких способностей, но, может быть, потому, что я заняла ее место, я могла здесь что-то чувствовать? Я и надеялась, и боялась, что она каким-нибудь образом вернется, вероятно, поэтому я так часто ходила в Красную комнату.Я любила ходить туда в сумерки, когда дневной свет быстро угасал, но еще не время было зажигать свечи. В такое время дня комната имела самый таинственный вид.На дворе стоял ноябрь, годовщина того дня, когда Колум привез меня сюда. Он вспомнил это и сказал:— Сегодня мы будем ужинать вдвоем, одни, как в тот день. Этот день я считаю самым счастливым в моей жизни.Я надела красновато-коричневое бархатное платье к распустила волосы по плечам — совсем немодно, но мне очень шло. И в тот самый день я не смогла устоять и пошла в Красную комнату, когда наступили сумерки.Я стояла там. В комнате были тени. Скоро дневной свет совсем исчезнет.— Мелани! — прошептала я. — Ты здесь? Вдруг я почувствовала, как волосы поднимаются у меня на голове, — дверь медленно открывалась. Я стояла и смотрела на нее. Затем она распахнулась — на пороге стоял Колум.— Во имя всего святого, — воскликнул он, — что ты здесь делаешь?На мгновение я потеряла дар речи. Он подошел, взял меня за плечи и тряхнул:— Что тебя беспокоит? В чем дело?— Я думала, ты — призрак! Он схватил мои волосы и больно дернул их: Колум любил привносить немного боли в свои ласки.— Кто говорил с тобой?— Я слышала отрывки каких-то сплетен.— Я прикажу выпороть любого, кто вливает яд в твои уши!— Ты не сделаешь этого, — сказала я, — или я тебе ничего не скажу.— Ты ответишь на мои вопросы? — вскричал он.— Но не в этой комнате.— Нет, — сказал он, — здесь, в этой комнате, с твоими духами, улыбающимися в тени!В нем было что-то величественное, он не боялся ничего и никого. Один из слуг Морской башни сказал Дженнет, что хозяин не боялся ни Бога, ни человека — и это была правда, он вызвал бы любого. Нельзя было ожидать от него, что он убоится призрака Мелани, если вообще ему придет в голову мысль, что он существует, в чем я сомневалась.— Я знаю, что в этой комнате умерла твоя первая жена.— Ну и что? Она должна была где-то умереть.— Ты никогда не говорил мне, что она была Лэндор.— Она должна была кем-нибудь быть.— Но Мелани — сестра Фенимора Лэндора!— Конечно, когда-то ты планировала выйти замуж за этого человека?— Как странно, что ты должен был жениться на его сестре.— Ничего странного. Это был подходящий брак: девушка из хорошей семьи, с хорошим приданым.— И ты взял приданое и не обращал на нее внимания?— У меня не было оснований интересоваться ею.— Она была твоей женой.Он схватил меня, и, откинув назад, крепко поцеловал в губы:— Есть только одна жена для меня. Слава Богу, она у меня есть!— Лучше бы ты сказал мне, что она была из Лэндоров.— Зачем? Для меня ничего не значил тот факт, что тебе когда-то нравился этот трусливый мальчик.— Ты клевещешь на Фенимора, он не такой. Он смелый и преданный своему делу, у него есть идеалы!— Они принесут ему много хорошего.— Это говорит пират!— Это — мир пиратов.— Он меняется, — сказала я. — Торговля заменит войны, и те, кто продолжает развязывать войны, будут страдать, а те, кто будет жить мирно, будут процветать.— Клянусь Богом! — сказал он. — Ты хорошо выучила урок, но я больше не потерплю, чтобы в этом доме звучало имя Фенимора Лэндора. Ты от него отделалась, и я не хочу, чтобы это имя упоминалось опять.— Почему? У тебя совесть нечиста?— Моя совесть?— Да, за то, что ты причинил Лэндорам?— Ты с ума сошла, жена! Что я причинил Лэндорам — женился на их дочери? Она умерла при родах, как умирали до нее.— Но она была больна, а ты настаивал, чтобы она родила тебе сына.— Черт побери, женщина! Разве мужчина не имеет права на сына?— Нет, если для этого он должен убить свою жену. Наступила тишина. Призрачные тени все более сгущались в комнате. Несколько секунд — только несколько — Колум был сбит с толку. Я знала, что он не слушал мольбы Мелани и силой заставлял ее беременеть, как вначале заставил меня. Его воля была законом в замке Пейлинг, и, если он должен перешагнуть через сердце и тело любого, кто стоял на его пути, он сделает это. Казалось, в эти секунды я увидела будущее. Как будто Мелани предупреждала меня:» Сейчас он хочет тебя, ты важна для него, но надолго ли?»Только это — и больше ничего, момент прошел.Колум смеялся:— Я вижу, что кто-то сказал тебе слишком много.— Нет, — быстро сказала я, боясь, что его гнев падет на слуг, — я дошла до этого сама. Это комната, в которой она страдала, где она умерла. Разве ты не чувствуешь, что она все еще здесь?— Ты сошла с ума! — воскликнула он. — Она лежит в могиле. Здесь нет ни ее, ни твоего прелестного Фенимора.— Она мертва, Колум, а мертвые иногда возвращаются!— Ерунда! — крикнул он.Но я видела, что глаза его оглядывали комнату. Она для него была полна воспоминаний: его шаги в коридоре; Мелани, сжавшаяся в комок в своей кровати за пологом; нападение — жестокое и грубое для такого беззащитного существа, которого она боялась, спрашивая себя, чего она боялась больше: его вторжения или беременности, которая избавляла от него, но приближала смерть. Мне было очень жаль Мелани.— У тебя патология, — обвинил он меня.— Меня тянет в эту комнату.— И именно в эту ночь?— Да, потому что это та ночь!— Ты хочешь, чтобы я встал в этой комнате и попросил у нее прощения? За что? За то, что я просил ее выполнить свой долг жены? За то, что я хотел сыновей? Во имя Бога, по какой другой причине должен был я жениться на глупой девчонке, которая не доставляла мне никакого удовольствия?— Ты сделал ошибку, женившись на ней. Мы должны мириться с ошибками.— Нет! — сказал он. — Если мы делаем неверный шаг, мы исправляемся и идем в другом направлении, и хватит об этом! — Глаза его сатанински блестели. Он потянул меня на кровать.Я вскрикнула:— Нет, Колум, пожалуйста, не здесь!.. Но он не обращал внимания на мои слова.— Да, да! Я сказал» да»и клянусь Богом и всеми ангелами, я сделаю так, как хочу!Потом мы ужинали в той комнате, где и в первую ночь, когда я приехала в замок Пейлинг. Когда я села на свой стул, Колум встал за моей спиной. В руках его была цепь из чистого золота, усыпанная бриллиантами, с медальоном из рубинов и бриллиантов. Он надел мне ее на шею.— Вот, — сказал он. — Она тебе очень идет. Это мой подарок тебе, любовь моя! Это моя благодарность за сына и за то, что я нашел в тебе то, что искал в жене.Я посмотрела на него. Я была травмирована тем, что произошло в Красной комнате. Он хотел уничтожить призрак, затмить мои фантазии нашей общей памятью. Я думаю, он был прав, когда считал, что некоторое время я не захочу приходить туда, не захочу думать о нас, лежащих на кровати, где умерла Мелани. Как это было на него похоже — таким образом не поддаваться врагу, которым в этом случае была память о Мелани.— Тебе нравится эта безделушка? — спросил он меня.— Она великолепна.Он поцеловал меня с нежностью, которая всегда меня глубоко трогала.— Ты рада той ночи? Рада, что разбойник увидел тебя в гостинице и решил, что ты должна принадлежать ему?— Да, рада.Я взяла его руку и поцеловала ее.— Я скажу тебе кое-что, — сказал он. — Не было еще ни одной женщины, которая радовала бы меня так, как радуешь ты. Надеюсь, всегда так будет.Он тихо засмеялся.— Я состарюсь, — сказала я, — но ведь и ты тоже будешь старым.— Женщины стареют быстрее.— Но ты на десять лет старше меня.— Десять лет — это пустяк… для мужчины! Только женщины должны бороться с возрастим.— Ты самонадеянный!— Признаю.— Тщеславный!— Правильно.— Эгоистичный и жестокий!— Признаю.— И ты ждешь, чтобы я любила такого человека?— Жду и требую, — ответил он.— Как же я могу?— Я скажу тебе, как. Ты любишь меня, потому что знаешь, что должна любить. Ты знаешь мою натуру: ты только что ее описала. Но знай и то, что я — человек, который поступает по-своему, и если я говорю, что эта женщина должна любить меня, ей не остается ничего другого: она должна любить!— Ты воображаешь себя Богом, а все другие мужчины ничто рядом с тобой? Ты считаешь, что можешь просто приказать женщине любить тебя и она непременно полюбит?— Правильно, — сказал он. — Ты ведь начала с того, что возненавидела меня? А теперь ты так жаждешь меня, как я тебя. Разве это не доказательство?Я улыбнулась ему через стол. В ту ночь я была счастлива. Только под утро я вновь подумала о Мелани и удивилась: вначале, когда они только поженились, ужинала ли она с ним в той комнате и говорил ли он ей о любви? Или только когда она не смогла дать ему того, что он хотел, в нем стало расти презрение к ней? И в голову мне закралась беспокойная мысль: «Что если ты перестанешь нравиться ему?»Наступило Рождество. Маленькому Коннеллу было четыре месяца, он был здоров, крепок и, как сказала Дженнет, делал все, что полагалось мальчику: показывал свой характер, проявлял интерес, толстел и здоровел. Я не позволяла его пеленать, и Колум согласился со мной. Если бы он не согласился, я готова была бороться с ним по этому вопросу. Я не могла даже подумать о том, что мой ребенок будет неделями лежать, замотанный в пеленки.— Я хочу, чтобы у него выросли длинные ножки, чтобы он был таким же высоким, как отец, — сказала я.Мы любили смотреть, как он дрыгал ножками, которые у него были стройные, как сосенки.Рождество мы отпраздновали следующим образом: матушка и отец приехали к нам, а с ними и Дамаск, и Пени, и Ромелия. Эдвина не приехала, потому что се сын был только на несколько месяцев старше нашего и он был слишком мал для путешествия, поэтому она и Карлос остались в Труинде. Жако гостил в семье своей нареченной в Плимуте, но он приехал со всеми, чтобы повидаться с Дженнет, остался на ночь, а потом вернулся в Плимут.Я с удовольствием украшала большой зал остролистом и плющом и отдавала приказания на кухне. Для отца были приготовлены специальные пироги: в пирожные и пудинги были положены монеты, каждая со своим значением, и, конечно, серебряный пенни, который должен найти Король.Радость видеть родителей была велика. Отец настоял, чтобы ему немедленно показали внука, и принес ему вырезанный из дерева корабль, копию одного из его кораблей — «Торжествующий лев». Я засмеялся и сказал ему, что Коннелл еще слишком мал для таких игрушек, а отец ответил, что настоящие мальчики никогда не бывают слишком малы для кораблей.Я была глубоко тронута, когда увидела отца у колыбели Коннелла. Он протянул к мальчику свою большую руку, тот потянулся и схватил его за мизинец. Я редко видела отца таким взволнованным. Думаю, что в глазах его были слезы. Вдруг он выпрямился и сказал мне:— Итак, моя девочка Линнет имеет своего собственного сына. Благослови тебя Господь, девочка! Ты сделала меня счастливым.Позднее, когда мы ехали рядом, как и раньше, когда я была дома, и между нами установилось понимание, он сказал мне:— Я провел годы, ругая судьбу, которая отказала мне в законном сыне. Когда ты родилась, я проклял Бога за то, что ты девочка. Теперь я вижу, что был не прав. Со временем я узнал, что ты так же хороша, как любой мальчик, — и ты это доказала. А теперь ты дала мне внука.Я сказала, что тоже счастлива, потом добавила:— Я должна следить, чтобы сына не избаловали. Его отец не надышится на него, как и ты. Когда он вырастет, он не должен думать, что стоит ему улыбнуться и весь мир будет у его ног.— Не бойся, этот мальчик пойдет по стопам своего деда. Я позабочусь об этом, он будет моряком. У него особый взгляд.Я засмеялась, но отец был серьезен.— Я рад, — сказал он. — Муж твой — настоящий мужчина. Мне никогда не нравился Фенимор Лэндор — щеголь.— Ты несправедлив к нему, он храбрый, хороший моряк.— Нет, — сказал отец, — ты можешь представить его меряющим шагами палубу, с кровью, капающей с его абордажной сабли? «Красавчик!»А ты имеешь настоящего мужчину, и я горжусь тобой.Да, нет сомнения, что отцу нравился мой муж. Они ездили вместе верхом и много говорили. Матушка тоже казалась счастливой, и влюбленность Дамаск в Колума продолжалась. Его забавлял свой ребенок, но он почти не замечал Дамаск. Она же, казалось, не обращала на это внимания, раз могла сидеть около него и просто смотреть.Все было, как в прежние рождественские праздники у нас, в Лайон-корте, я старалась, чтобы все было так же. Все слуги и их семьи пришли в большой зал. Их угостили вином и рождественским пирогом. Они пели рождественские гимны, а потом пришли артисты и показали пантомимы.Я поговорила с матушкой, когда мы оказались одни, и сообщила ей, что узнала о первом браке Колума.— Его женой была Мелани Лэндор, — сказала я, — сестра Фенимора! Ты знала?— Мы узнали это после свадьбы, — сказала матушка. — Что за время это было! Сначала одна тайная церемония, потом другая, и все в такой спешке, но это было необходимо.— Когда ты узнала, что первой женой Колума была Мелани Лэндор?— Это было после свадьбы, когда ты уехала в Пейлинг с Колумом. Лэндоры должны были приехать к нам, но приехали только Фенимор и его отец, а госпожа Лэндор заболела. Она призналась мне потом, что не могла нас видеть, когда узнала, что наша дочь вышла замуж за Колума.— Должно быть, это было для нее шоком.— Так и было. А как ты узнала? Думаю, что Колум сказал тебе.— Нет, я узнала это от Дженнет.— Доверять Дженнет! — сказала матушка полуснисходительно, полураздраженно. — И ты сказала об этом Колуму?В памяти опять всплыло все: темная комната, красная кровать с глубокими тенями и притаившимся призраком Мелани.— Сказала, и ему это не очень понравилось.— Он не хотел, чтобы ты знала?— Я не уверена в этом, он просто об этом не говорил. Все было в прошлом, она мертва, и он теперь женат на мне. Скажи мне, что сказала госпожа Лэндор, когда узнала, что я вышла замуж за Колума.— Вспомни, что она потеряла любимую дочь. Она, наверное, лишилась разума, когда это произошло. Она не хотела, чтобы у ее дочери были дети, она была уверена, что этим она убьет себя. Конечно, она винит Колума и становится истеричной, когда говорит о смерти дочери. Мы должны понять это, Линнет.— Она сказала мне, что ее дочь убили. Это был большой удар для меня, когда я узнала, кто она была… по этой причине…— Ты должна помнить, что она мать, поэтому она должна кого-то винить в смерти дочери. Ее горе смягчено гневом против мужа дочери. Иногда, когда горе нахлынет на тебя, гнев — это отдушина для него.— С тех пор как Мелани умерла, Лэндоры не поддерживали никакой связи с замком Пейлинг?— Может быть, со временем они поймут все. Во всяком случае, родная моя, ты счастлива — у тебя великолепный сын и муж, которые любят тебя. И так быстро все произошло, чуть больше года прошло, как мы.. Я рада, благослови тебя Господь, моя дорогая, чтобы ты была всегда счастлива, как сейчас!Она хотела осмотреть замок. Я рассказала ей об Изелле и Нонне.— Башня Изеллы заперта, она используется как склад. В Морской башне живут слуги.— Целая башня в их распоряжении? — спросила удивленно матушка.— Замок очень просторный, мама.— Я вспоминаю Аббатство, где провела детство. Здесь тоже очень красиво и интересно. Мне нравится думать о моей девочке как о хозяйке большого замка.Когда я показывала ей комнаты в замке, мы пришли в Красную комнату. С той ночи, когда Колум нашел меня там, это было в первый раз. Я заметила слой пыли на сундуке и кроватных столбах. Матушка тоже заметила это и удивленно подняла брови. Став старше, она превратилась в дотошную домохозяйку.— Слуги не любят ходить сюда, — сказала я.— Комната с призраками? Да, она производит именно такое впечатление. Какую легенду приписывают этому месту?— В этой комнате умерла первая жена Колума.— А-а, — промолвила матушка. — На твоем месте я бы сняла эти красные занавеси и полог и повесила бы другого цвета. Поменяй их. Единственные легенды, которые следует сохранять, — это счастливые.— Вероятно, — сказала я.Матушка была права, но смена занавесей и мебели не изменит того, что в этих четырех стенах Мелани жила, страдала и умерла.После Нового года мои родители вернулись в Лайон-корт. Я очень скучала по ним, но была счастлива, наблюдая, как мой сын с каждым днем становился все больше. Он очень хорошо развивался, и мы все больше восхищались им.Но, как ни странно, я не могла стряхнуть с себя мрачное впечатление, которое Красная комната продолжала оказывать на меня, и все еще ходила туда. Я, действительно, захотела поменять занавеси и привела туда белошвейку, чтобы обсудить это с ней, но заметила ее нежелание и увидела, что она испугалась задания. Наконец, она призналась, что, по ее мнению, это может принести несчастье.— Ерунда! — сказала я. — Почему?— Может, быть, мадам, она хотела, чтобы так все и осталось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37