Вообще-то это стиль, скорее, Роджера. Лок начинал чувствовать, что ему еще предстоит дорого заплатить за разбитый нос и униженное мужское достоинство нового главы «Латэм и К°». Вроде бы они уже всего добились, чего хотели, но Лок знал: эти гады не успокоятся, пока не уничтожат полностью «Верфи братьев Мак-Кинов», — только это закончит более чем двадцатипятилетнюю вендетту. Но нет — проигрывать он не собирается. Сейчас главное — выжить, месть пока обождет. Теперь все зависело от того, сумеет ли он быстро закончить оба корабля, стоявшие на стапелях, — «Аргонавта» и тот, который ему заказали ньюйоркцы. Параллельные работы на двух объектах, один из которых — по совершенно новому проекту — это было нечто! Лок выжимал из рабочих все, на что они были способны, и сам был уже на грани срыва. Он приходил домой только поесть, побриться и немного поспать. Лучше всего было бы вообще переехать в свою комнатушку на верфи, но это только оживило бы сплетни насчет его «семейной» жизни.
Кроме того, бывать с ней рядом, находиться под одной крышей — в этом был для него элемент мазохистского самоистязания.
Он был с ней неизменно вежливо-холоден, но как цепко держались в нем воспоминания об их физической близости, как это на него действовало — что его и бесило больше всего.
Лок выругался, отдирая присохший бинт от раны. Нет, надо все-таки сперва размочить. Хоть кастрюлю бы какую найти… Вон она, на подоконнике. Он мельком взглянул в окно, и вдруг какое-то белое пятно внизу, на сорной траве двора, бросилось ему в глаза. Сердце его замерло, он выронил кастрюлю и опрометью бросился к черной лестнице. Констанс!
Перепрыгивая через ступеньки, он рванулся вниз. Она лежала, уткнувшись лицом в траву с разметавшимися волосами, босая, в нижней юбке и муслиновой сорочке. Он рухнул на колени подле нее — неужели? Но нет, слава Богу, тело теплое, кожа розовая. Страх сменился гневом. Он потряс ее.
— Констанс? Отвечай, черт возьми! Ты ушиблась?
— У-м-м…
Ее ресницы зашевелились… Гудели насекомые, доносился сладкий запах скошенной травы. Господи — она в таком виде, а рядом — оживленная улица, забор весь в дырках. Он уже весь кипел от негодования.
— Ты что это? О чем ты думаешь?
Она крепко вцепилась пальцами в жесткие стебли.
— Боюсь свалиться с земли…
— Что-о? — Он выругался и посадил ее. — Вставай!
Констанс покачала головой, по глазам ее было видно, что она где-то далеко-далеко.
— Если не держаться за землю, когда плывешь, то можно улететь за край земли…
— Ну, хватит этих глупостей! Ты же даже не одета! Вокруг люди ходят!
— Оставь меня в покое! — Она вырвалась из его рук, гневная богиня с глазами как расплавленное золото. — Ты тут ни при чем.
Это что? Ее туземные боги на нее так действуют? Она как-то говорила, что внутри нее есть какое-то второе «я», за которое она не отвечает. Может быть, она действительно и Констанс, и Лили одновременно? Он отгонял от себя эту нелепую мысль.
— Констанс, это глупо! Давай я тебя провожу в дом.
Сама королева не смогла бы с большим презрением поглядеть на него.
— Ворота Хонаунау, города успокоения, всегда открыты для страждущих и преследуемых, не то, что твое сердце, Лок!
— Меня не интересует твоя языческая философия! Вставай!
Потеряв терпение, он встал, подхватил Констанс под мышки, поставил ее на ноги. Ах, черт, он совсем забыл про свою руку! От боли он снова выругался.
Внезапно это ее второе «я» исчезло, и Констанс сосредоточенно и серьезно уставилась на его грязную повязку.
— Ты ранен? Дай я погляжу.
— Ну, тебя! — огрызнулся он, втаскивая ее на кухню.
— Не бойся придурковатой Лили! — Констанс мягко улыбнулась ему как малому ребенку. — Она безвредна, даже когда плавает в лучах солнца.
— Я не боюсь. — В его голосе было уже какое-то тихое отчаяние.
— Тогда позволь мне! — Она протянула руку к кровоточащей повязке, и печальная тень промелькнула у нее на лице. — Я уж не так много прошу.
Лок поколебался, потом молча протянул руку. Усадив его за стол, она отмочила бинт, тихо ахнула, увидев глубокую рану — от кисти до локтя. Мягкими движениями она промыла ее, удалила сгустки крови, наложила мазь и перевязала, использовав несколько чистых кухонных полотенец. Еще из одного полотенца она сделала перевязь и вложила туда его руку.
— Уже лучше! — нехотя признался он.
— Как это случилось?
Пока он рассказывал, она озабоченно грызла ноготь. Храбро дотронулась до его распухших пальцев.
— На этот раз тебе повезло. Будь осторожен, пожалуйста.
Он весь напрягся, отдернул руку.
— Столько супружеской заботы — не знаю, что мне с тобой делать?
— Делай, что хочешь! — Ее губы дрогнули, во взгляде промелькнуло что-то призывное. — Я говорила тебе правду.
Что-то как будто ударило Лока в низ живота. Гнев, отчаяние, напряжение предыдущих недель — все это слилось в один порыв. Он схватил ее, швырнул себе на колени, здоровой рукой обхватил ее за спину, больную — приблизил к ее лицу.
— Ты такая лгунья — даже сама себе врешь! Не строй из себя дурочку, Констанс! Это была не любовь!
— Для меня была. — Ее шепот был едва слышен.
— Нет — это было только вот что…
Он яростно впился в нее губами, одновременно грубо тиская ее грудь. Она застонала. Он буквально пожирал ее — так она была ему нужна. Пусть врунья, лицемерка, полупомешанная, но его тело властно требует ее. Желание сжигает его, делает его опять жалким и уязвимым.
Нет, он не допустит этого! Он оттолкнул Констанс от себя, она схватилась за край стола, чтобы не упасть, тяжело дыша.
— Видишь? — Он ощерился, поднимаясь на ноги и тоже едва сдерживая дыхание. — Просто, ты — женщина, я — мужчина, и мы давно не получали удовлетворения. Чистая похоть — и не надо усложнять, придумывая всякие сказочки…
Она сделала шаг ему навстречу. У нее больше нет гордости, осталось только одно — она хочет его, он ей нужен…
— Мне все равно, как это ты называешь…
— А мне не все равно! — В его лице было какое-то злобное ожесточение. — Я уж скорее пойду к какой-нибудь шлюхе с Энн-стрит. У той, по крайности, хоть имя настоящее…
Констанс вздрогнула, прижала к груди сжатые кулаки, глаза ее наполнились слезами.
— Сперва ты считал нужным ненавидеть меня, потому что я Латэм. Теперь ненавидишь, потому, что я не Латэм. Тебе не имя важно, Лок Мак-Кин, а ненависть!
— Это все, что нас объединяет. — Он говорил с подчеркнутым хладнокровием; это давалось ему с трудом, но ведь недаром же его называли Железным Маком. — Это, видимо, все, что ты от меня получишь. Запомни это и не попадайся мне под руку.
Она вдруг засмеялась, каким-то мягким, терзающим сердце смехом.
— Да уж запомню, Мак-Кин не так часто нарушает свое слово, и даже придурковатая Лили не забудет этот день.
12
На следующее утро Констанс исчезла.
Первой реакцией Лока было удивление. Он не ожидал, что она вот так просто — возьмет и уйдет. Она все-таки его жена, и имеет законное право на его покровительство, по крайней мере, пока суд не решил по-иному. Вдобавок его удивило еще и то, что она взяла с собой так мало: его старый китайский халат, несколько платьев и краски, не оставив никакой записки.
Потом удивление сменилось яростью. Она, конечно, плачется сейчас Элспет или Мэгги — очередные ее жертвы, высосет их и двинется дальше, куда только — интересно?
Ну и тем лучше, уговаривал Лок сам себя. Как она все-таки на него действует — вспомнить хотя бы вчерашнее! Все равно пришлось бы ее выгнать, а теперь хоть эта проблема решена.
Прошло три дня, и Лок не выдержал: отправился Элспет с твердым намерением учинить скандал.
— Как это ее здесь нет?
— Я отнюдь не собираюсь прятать от вас вашу жену, если вы хотите меня в этом обвинить. — В словах Элспет слышалось удивление, и даже некоторое негодование. — Ищите сами, если мне не верите. — Она сделала красноречивый жест в сторону полок, стопок и связок книг, разбросанных повсюду.
— Извините меня, мисс Филпот, — произнес Лок несколько напряженно. — Я просто подумал, что к вам Констанс заявится в первую очередь.
— Какой ужас! — До Элспет только сейчас дошел смысл случившегося. — Почему же вы раньше-то не пришли? За эти три дня мало ли что с бедной девочкой могло случиться, в ее-то состоянии!
— Не надо беспокоиться за Констанс. — Лок засунул руки в карманы и сжал их в кулаки. — Она как кошка — где бы и куда бы ни упала, всегда приземлится на все четыре лапки.
— Ой, какой же вы жестокосердный! Ну, вылитый отец! — Элспет погрозила ему пальцем. — Нечего, нечего на меня так смотреть! Констанс — ваша жена, а вы ее выгнали — и как раз, когда она больше всего нуждается в вашей поддержке!
— Знаете ли, мисс Филпот, вы не в курсе всех нюансов наших с ней отношений. — Лок сказал это сквозь зубы. — Так что, пожалуйста, избавьте меня от этих своих необоснованных суждений.
— Ну да, конечно, это семейная спесь! Что вам до бедной девочки, которая настолько втрескалась в вас, что умереть за вас готова!
— Все это липа, она просто хотела получить кое-что, но, к несчастью для нее, не сработало.
Элспет с отвращением фыркнула:
— Ты глупее, чем я думала! Может быть, действительно Констанс не вполне отдает себе отчет в том, кто она такая, по после того, что она пережила разве это удивительно? Я видела рубцы у нее на спине, когда за ней ухаживала, а уж что в ее голове должно было твориться! Ставлю своего Шекспира — это редчайшее издание! — Она не хотела тебя вводить в заблуждение. Господи, да все ее чувства — они прямо на ладони, только слепому не видно!
— Ну, она уже ушла, так что все это не имеет смысла обсуждать.
— Это ты ее вынудил уйти, и ищи ее побыстрее, если вообще заинтересован в истине, раз уж тебе жена не нужна.
— Констанс сама сделала свой выбор, — упрямо парировал он, пытаясь подавить растущее внутри беспокойство.
Конечно, все так. Она не могла больше этого выносить и сбежала. Так она всегда делала. Только в этот раз она сбежала от него. Но ведь он же не чудовище какое-то, и его раздражение вполне оправдано, пытался он успокоить сам себя. Но почему, почему эти непрерывные уколы совести? Почему его так задело, когда Элспет сравнила его с отцом? В его памяти возник его собственный, ребячий крик-вопрос: «Почему, папа? Почему мама от тебя плачет?»
Элспет схватила его за рукав и энергично встряхнула.
— Ты не подумал, что ты потеряешь, если она уйдет? Не подумал, что у нее, может быть, уже ребенок от тебя?
Слова Элспет были как ледяной душ.
— Это правда? — прохрипел он. Элспет пожала плечами.
— Ну, милый, тебе лучше знать. На твоем месте я бы об этом призадумалась.
Лок решил действовать, но след Констанс затерялся. Нигде ее не видели: ни в офисах судовых компаний, ни в лавке у Мэгги, ни на верфи Мак-Кинов, ни даже у Латэмов, — Лок через третьих лиц попытался и там навести справки. Он зашел даже в таверну «Русалка» — но ее владелец ни разу больше не встречал юнгу-оборвашку. Констанс исчезла как фея — неслышно и бесследно. Беспокойство Лока все возрастало. Ведь у нее почти нет денег, да и знакомых тоже. Как она может прожить? В какую беду могла попасть?
Хуже всего Лок себя чувствовал в доме на Девоншир-стрит. Любой шум, любая тень заставляли его вскакивать — не она ли идет? Ее образ был везде: улыбающаяся, растрепанная, задумчивая, рассеянная, и — что отзывалось в нем особенно болезненно — самозабвенно-страстная Констанс преследовала его повсюду.
Господи, но он же не хотел этого! А что, если Элспет права? Что, если Констанс беременна? У него даже ноги ослабели от этой мысли. Куда она сбежала на этот раз?
Лок метался по дому как тигр в клетке. Ему пришло в голову осмотреть получше ее студию; он как-то раньше не решался на это, только заглядывал время от времени, — вторжение в ее святая святых казалось ему кощунством. Так, что же здесь есть? Вот коллекция холстов у стены, на мольберте — незаконченный пейзаж. Какие же вещи она писала в последнее время?
Да, по этим картинам можно составить календарь их знакомства и совместной жизни. Наброски «Одиссея» — сама картина еще висит в его главном офисе. Тропические цветы, пастельные рисунки захода солнца на островах, яркие панорамы Бостона — это память о том времени, пока страсть не увлекла их в свой водоворот, я пока появление Сайруса Тейта не разрушило все иллюзии. А вот уже немые свидетели ее тяжелого состояния в последнее время: свинцово-серые тучи в форме драконов, какие-то скрюченные, трагические фигуры без лиц в танце пурпурных красок, оранжевые, опаленные огнем леса на склонах пустынных ярко-желтых гор…
А вот и последняя картина. Лок проглотил комок в горле. На него глядела пара льдисто-голубых глаз — его собственных. Он без рубашки, загорелый, распростертый на песчаной дюне, на фоне перевернутой лодки и маленького деревянного домика. Неужели он когда-нибудь был таким беззаботно-улыбчивым?
Да, так было — одна-единственная женщина, которая вызывала в нем такую нежность, одно-единственное место, где он позволил себе расслабиться и просто жил. Теперь он знал наверняка, куда делась Констанс.
Железнодорожный служащий вспомнил ее, вспомнил, как нанял ей экипаж, чтобы доставить на побережье. Он был бы не прочь еще поболтать, но Локу после бессонной ночи и утра на поезде, который неторопливо тащил обильно выплевывавший дым и сажу паровоз, было не до того. Он нанял верховую лошадь и поспешно отправился в путь. Он не особенно щадил своего скакуна, однако добрался до Скаи только после полудня.
Вот он на вершине последнего холма — отсюда уже виден знакомый рыбацкий домик. До него донесся шум прибоя, на губах он почувствовал вкус соли. Но никаких признаков жизни, и дымок не вьется из трубы… Лок вновь пришпорил усталого коня, спешился, когда достиг подножия холма и, перепрыгивая через несколько ступенек, бросился к дому, рывком распахнул дверь.
— Констанс! — Его крик эхом откликнулся в пустом доме. Никого! Но она была здесь и, судя по всему, времени не теряла. Вся комната была заставлена картинами, разных размеров и разной техники, — на кусках брезента, на слегка закрепленных холстах, даже на обрывках картона и на каких-то деревяшках. На подоконнике, у стен, на печке. Было очевидно, что она забыла обо всем, кроме творчества, даже о еде и отдыхе.
Он никогда не видел ничего подобного. Какие-то странные, обрывочные, и в то же время непонятно завораживающие, они как будто рассказывали какую-то повесть, взывая не к разуму, а к чему-то подсознательному, глубоко скрытому внутри. Картины были прекрасны и тревожны. В Локе они пробудили печальные ассоциации с его переживаниями того времени, когда мрачное настроение отца накладывало печать на все их существование. Вот и его лицо — в серии по средневековым сюжетам — в орнаменте из королевских штандартов и сверкающих серебряных мечей, сцены битвы: белокрылые драконы, тонущие моряки. Пафос победы начисто отсутствует: только разрушения, смерть и немые вопли погибающих.
Еще более пугающи черты картины на кусках дерева — в центре каждой из них тоненькая, нагая женская фигурка, — недвижная и беззащитная в кольце атакующих ее демонов. В одной из картин эта фигурка — в зрачке огромного зеленого глаза, принадлежащего ухмыляющемуся морскому зверьку. В другой она плывет в какой-то пропасти, под смеющейся над ней луной. Вот ураган увлекает ее вверх в молочно-белую высь. Но самая жуткая — четвертая, — фигурка едва видна под водопадом серебристо-кровавых камней — или это пузыри?
Лок понял, что это не что иное, как художественное выражение мучивших ее кошмаров. Помогло ли оно ей избавиться от них, или?.. Он невольно вскрикнул — в сухой раковине лежали ее бесценные орудия творчества: бутылочки и тюбики расставлены в идеальном порядке, кисти тщательно вымыты и все до одной переломаны, как бы символизируя — все, это конец…
Он бросился вон из домика, громко выкрикивая ее имя, но тщетно — в сарае и на пляже никого. Воздух был теплым, каким-то густым, в нем висела водяная пыль.
Он крикнул еще раз, но звук его голоса потонул в грохоте прибоя. Следы, быстро смываемая водой цепочка следов, уходит куда-то вдоль берега! Наконец-то!
Уговаривая сам себя, что нечего волноваться — Констанс была здесь совсем недавно, просто вышла погулять. Лок заставил себя замедлить шаг, но потом не выдержал и побежал. Вот песок кончился, начались скалы, а ее все не видно. Его ботинки все промокли, а снять он их не мог — острые ракушки сразу бы порезали ему ноги. Водоросли, обмотавшись вокруг лодыжек, не давали идти. Вся природа, знакомая с детства, вдруг выступила против него…
Он на полуслове прервал очередное ругательство, увидев одинокую, недвижную фигурку на выступающей в океан груде камней в нескольких сотен ярдов от него. Констанс! Жива и невредима! Сидит как русалка!
Ветер унес его крик, он слился с гулкими криками чаек. Силуэт Констанс — она в его шелковом халате — четко выделялся на фоне оранжевого заката, взгляд прикован к бескрайнему простору океана — как будто там таились все загадки мироздания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Кроме того, бывать с ней рядом, находиться под одной крышей — в этом был для него элемент мазохистского самоистязания.
Он был с ней неизменно вежливо-холоден, но как цепко держались в нем воспоминания об их физической близости, как это на него действовало — что его и бесило больше всего.
Лок выругался, отдирая присохший бинт от раны. Нет, надо все-таки сперва размочить. Хоть кастрюлю бы какую найти… Вон она, на подоконнике. Он мельком взглянул в окно, и вдруг какое-то белое пятно внизу, на сорной траве двора, бросилось ему в глаза. Сердце его замерло, он выронил кастрюлю и опрометью бросился к черной лестнице. Констанс!
Перепрыгивая через ступеньки, он рванулся вниз. Она лежала, уткнувшись лицом в траву с разметавшимися волосами, босая, в нижней юбке и муслиновой сорочке. Он рухнул на колени подле нее — неужели? Но нет, слава Богу, тело теплое, кожа розовая. Страх сменился гневом. Он потряс ее.
— Констанс? Отвечай, черт возьми! Ты ушиблась?
— У-м-м…
Ее ресницы зашевелились… Гудели насекомые, доносился сладкий запах скошенной травы. Господи — она в таком виде, а рядом — оживленная улица, забор весь в дырках. Он уже весь кипел от негодования.
— Ты что это? О чем ты думаешь?
Она крепко вцепилась пальцами в жесткие стебли.
— Боюсь свалиться с земли…
— Что-о? — Он выругался и посадил ее. — Вставай!
Констанс покачала головой, по глазам ее было видно, что она где-то далеко-далеко.
— Если не держаться за землю, когда плывешь, то можно улететь за край земли…
— Ну, хватит этих глупостей! Ты же даже не одета! Вокруг люди ходят!
— Оставь меня в покое! — Она вырвалась из его рук, гневная богиня с глазами как расплавленное золото. — Ты тут ни при чем.
Это что? Ее туземные боги на нее так действуют? Она как-то говорила, что внутри нее есть какое-то второе «я», за которое она не отвечает. Может быть, она действительно и Констанс, и Лили одновременно? Он отгонял от себя эту нелепую мысль.
— Констанс, это глупо! Давай я тебя провожу в дом.
Сама королева не смогла бы с большим презрением поглядеть на него.
— Ворота Хонаунау, города успокоения, всегда открыты для страждущих и преследуемых, не то, что твое сердце, Лок!
— Меня не интересует твоя языческая философия! Вставай!
Потеряв терпение, он встал, подхватил Констанс под мышки, поставил ее на ноги. Ах, черт, он совсем забыл про свою руку! От боли он снова выругался.
Внезапно это ее второе «я» исчезло, и Констанс сосредоточенно и серьезно уставилась на его грязную повязку.
— Ты ранен? Дай я погляжу.
— Ну, тебя! — огрызнулся он, втаскивая ее на кухню.
— Не бойся придурковатой Лили! — Констанс мягко улыбнулась ему как малому ребенку. — Она безвредна, даже когда плавает в лучах солнца.
— Я не боюсь. — В его голосе было уже какое-то тихое отчаяние.
— Тогда позволь мне! — Она протянула руку к кровоточащей повязке, и печальная тень промелькнула у нее на лице. — Я уж не так много прошу.
Лок поколебался, потом молча протянул руку. Усадив его за стол, она отмочила бинт, тихо ахнула, увидев глубокую рану — от кисти до локтя. Мягкими движениями она промыла ее, удалила сгустки крови, наложила мазь и перевязала, использовав несколько чистых кухонных полотенец. Еще из одного полотенца она сделала перевязь и вложила туда его руку.
— Уже лучше! — нехотя признался он.
— Как это случилось?
Пока он рассказывал, она озабоченно грызла ноготь. Храбро дотронулась до его распухших пальцев.
— На этот раз тебе повезло. Будь осторожен, пожалуйста.
Он весь напрягся, отдернул руку.
— Столько супружеской заботы — не знаю, что мне с тобой делать?
— Делай, что хочешь! — Ее губы дрогнули, во взгляде промелькнуло что-то призывное. — Я говорила тебе правду.
Что-то как будто ударило Лока в низ живота. Гнев, отчаяние, напряжение предыдущих недель — все это слилось в один порыв. Он схватил ее, швырнул себе на колени, здоровой рукой обхватил ее за спину, больную — приблизил к ее лицу.
— Ты такая лгунья — даже сама себе врешь! Не строй из себя дурочку, Констанс! Это была не любовь!
— Для меня была. — Ее шепот был едва слышен.
— Нет — это было только вот что…
Он яростно впился в нее губами, одновременно грубо тиская ее грудь. Она застонала. Он буквально пожирал ее — так она была ему нужна. Пусть врунья, лицемерка, полупомешанная, но его тело властно требует ее. Желание сжигает его, делает его опять жалким и уязвимым.
Нет, он не допустит этого! Он оттолкнул Констанс от себя, она схватилась за край стола, чтобы не упасть, тяжело дыша.
— Видишь? — Он ощерился, поднимаясь на ноги и тоже едва сдерживая дыхание. — Просто, ты — женщина, я — мужчина, и мы давно не получали удовлетворения. Чистая похоть — и не надо усложнять, придумывая всякие сказочки…
Она сделала шаг ему навстречу. У нее больше нет гордости, осталось только одно — она хочет его, он ей нужен…
— Мне все равно, как это ты называешь…
— А мне не все равно! — В его лице было какое-то злобное ожесточение. — Я уж скорее пойду к какой-нибудь шлюхе с Энн-стрит. У той, по крайности, хоть имя настоящее…
Констанс вздрогнула, прижала к груди сжатые кулаки, глаза ее наполнились слезами.
— Сперва ты считал нужным ненавидеть меня, потому что я Латэм. Теперь ненавидишь, потому, что я не Латэм. Тебе не имя важно, Лок Мак-Кин, а ненависть!
— Это все, что нас объединяет. — Он говорил с подчеркнутым хладнокровием; это давалось ему с трудом, но ведь недаром же его называли Железным Маком. — Это, видимо, все, что ты от меня получишь. Запомни это и не попадайся мне под руку.
Она вдруг засмеялась, каким-то мягким, терзающим сердце смехом.
— Да уж запомню, Мак-Кин не так часто нарушает свое слово, и даже придурковатая Лили не забудет этот день.
12
На следующее утро Констанс исчезла.
Первой реакцией Лока было удивление. Он не ожидал, что она вот так просто — возьмет и уйдет. Она все-таки его жена, и имеет законное право на его покровительство, по крайней мере, пока суд не решил по-иному. Вдобавок его удивило еще и то, что она взяла с собой так мало: его старый китайский халат, несколько платьев и краски, не оставив никакой записки.
Потом удивление сменилось яростью. Она, конечно, плачется сейчас Элспет или Мэгги — очередные ее жертвы, высосет их и двинется дальше, куда только — интересно?
Ну и тем лучше, уговаривал Лок сам себя. Как она все-таки на него действует — вспомнить хотя бы вчерашнее! Все равно пришлось бы ее выгнать, а теперь хоть эта проблема решена.
Прошло три дня, и Лок не выдержал: отправился Элспет с твердым намерением учинить скандал.
— Как это ее здесь нет?
— Я отнюдь не собираюсь прятать от вас вашу жену, если вы хотите меня в этом обвинить. — В словах Элспет слышалось удивление, и даже некоторое негодование. — Ищите сами, если мне не верите. — Она сделала красноречивый жест в сторону полок, стопок и связок книг, разбросанных повсюду.
— Извините меня, мисс Филпот, — произнес Лок несколько напряженно. — Я просто подумал, что к вам Констанс заявится в первую очередь.
— Какой ужас! — До Элспет только сейчас дошел смысл случившегося. — Почему же вы раньше-то не пришли? За эти три дня мало ли что с бедной девочкой могло случиться, в ее-то состоянии!
— Не надо беспокоиться за Констанс. — Лок засунул руки в карманы и сжал их в кулаки. — Она как кошка — где бы и куда бы ни упала, всегда приземлится на все четыре лапки.
— Ой, какой же вы жестокосердный! Ну, вылитый отец! — Элспет погрозила ему пальцем. — Нечего, нечего на меня так смотреть! Констанс — ваша жена, а вы ее выгнали — и как раз, когда она больше всего нуждается в вашей поддержке!
— Знаете ли, мисс Филпот, вы не в курсе всех нюансов наших с ней отношений. — Лок сказал это сквозь зубы. — Так что, пожалуйста, избавьте меня от этих своих необоснованных суждений.
— Ну да, конечно, это семейная спесь! Что вам до бедной девочки, которая настолько втрескалась в вас, что умереть за вас готова!
— Все это липа, она просто хотела получить кое-что, но, к несчастью для нее, не сработало.
Элспет с отвращением фыркнула:
— Ты глупее, чем я думала! Может быть, действительно Констанс не вполне отдает себе отчет в том, кто она такая, по после того, что она пережила разве это удивительно? Я видела рубцы у нее на спине, когда за ней ухаживала, а уж что в ее голове должно было твориться! Ставлю своего Шекспира — это редчайшее издание! — Она не хотела тебя вводить в заблуждение. Господи, да все ее чувства — они прямо на ладони, только слепому не видно!
— Ну, она уже ушла, так что все это не имеет смысла обсуждать.
— Это ты ее вынудил уйти, и ищи ее побыстрее, если вообще заинтересован в истине, раз уж тебе жена не нужна.
— Констанс сама сделала свой выбор, — упрямо парировал он, пытаясь подавить растущее внутри беспокойство.
Конечно, все так. Она не могла больше этого выносить и сбежала. Так она всегда делала. Только в этот раз она сбежала от него. Но ведь он же не чудовище какое-то, и его раздражение вполне оправдано, пытался он успокоить сам себя. Но почему, почему эти непрерывные уколы совести? Почему его так задело, когда Элспет сравнила его с отцом? В его памяти возник его собственный, ребячий крик-вопрос: «Почему, папа? Почему мама от тебя плачет?»
Элспет схватила его за рукав и энергично встряхнула.
— Ты не подумал, что ты потеряешь, если она уйдет? Не подумал, что у нее, может быть, уже ребенок от тебя?
Слова Элспет были как ледяной душ.
— Это правда? — прохрипел он. Элспет пожала плечами.
— Ну, милый, тебе лучше знать. На твоем месте я бы об этом призадумалась.
Лок решил действовать, но след Констанс затерялся. Нигде ее не видели: ни в офисах судовых компаний, ни в лавке у Мэгги, ни на верфи Мак-Кинов, ни даже у Латэмов, — Лок через третьих лиц попытался и там навести справки. Он зашел даже в таверну «Русалка» — но ее владелец ни разу больше не встречал юнгу-оборвашку. Констанс исчезла как фея — неслышно и бесследно. Беспокойство Лока все возрастало. Ведь у нее почти нет денег, да и знакомых тоже. Как она может прожить? В какую беду могла попасть?
Хуже всего Лок себя чувствовал в доме на Девоншир-стрит. Любой шум, любая тень заставляли его вскакивать — не она ли идет? Ее образ был везде: улыбающаяся, растрепанная, задумчивая, рассеянная, и — что отзывалось в нем особенно болезненно — самозабвенно-страстная Констанс преследовала его повсюду.
Господи, но он же не хотел этого! А что, если Элспет права? Что, если Констанс беременна? У него даже ноги ослабели от этой мысли. Куда она сбежала на этот раз?
Лок метался по дому как тигр в клетке. Ему пришло в голову осмотреть получше ее студию; он как-то раньше не решался на это, только заглядывал время от времени, — вторжение в ее святая святых казалось ему кощунством. Так, что же здесь есть? Вот коллекция холстов у стены, на мольберте — незаконченный пейзаж. Какие же вещи она писала в последнее время?
Да, по этим картинам можно составить календарь их знакомства и совместной жизни. Наброски «Одиссея» — сама картина еще висит в его главном офисе. Тропические цветы, пастельные рисунки захода солнца на островах, яркие панорамы Бостона — это память о том времени, пока страсть не увлекла их в свой водоворот, я пока появление Сайруса Тейта не разрушило все иллюзии. А вот уже немые свидетели ее тяжелого состояния в последнее время: свинцово-серые тучи в форме драконов, какие-то скрюченные, трагические фигуры без лиц в танце пурпурных красок, оранжевые, опаленные огнем леса на склонах пустынных ярко-желтых гор…
А вот и последняя картина. Лок проглотил комок в горле. На него глядела пара льдисто-голубых глаз — его собственных. Он без рубашки, загорелый, распростертый на песчаной дюне, на фоне перевернутой лодки и маленького деревянного домика. Неужели он когда-нибудь был таким беззаботно-улыбчивым?
Да, так было — одна-единственная женщина, которая вызывала в нем такую нежность, одно-единственное место, где он позволил себе расслабиться и просто жил. Теперь он знал наверняка, куда делась Констанс.
Железнодорожный служащий вспомнил ее, вспомнил, как нанял ей экипаж, чтобы доставить на побережье. Он был бы не прочь еще поболтать, но Локу после бессонной ночи и утра на поезде, который неторопливо тащил обильно выплевывавший дым и сажу паровоз, было не до того. Он нанял верховую лошадь и поспешно отправился в путь. Он не особенно щадил своего скакуна, однако добрался до Скаи только после полудня.
Вот он на вершине последнего холма — отсюда уже виден знакомый рыбацкий домик. До него донесся шум прибоя, на губах он почувствовал вкус соли. Но никаких признаков жизни, и дымок не вьется из трубы… Лок вновь пришпорил усталого коня, спешился, когда достиг подножия холма и, перепрыгивая через несколько ступенек, бросился к дому, рывком распахнул дверь.
— Констанс! — Его крик эхом откликнулся в пустом доме. Никого! Но она была здесь и, судя по всему, времени не теряла. Вся комната была заставлена картинами, разных размеров и разной техники, — на кусках брезента, на слегка закрепленных холстах, даже на обрывках картона и на каких-то деревяшках. На подоконнике, у стен, на печке. Было очевидно, что она забыла обо всем, кроме творчества, даже о еде и отдыхе.
Он никогда не видел ничего подобного. Какие-то странные, обрывочные, и в то же время непонятно завораживающие, они как будто рассказывали какую-то повесть, взывая не к разуму, а к чему-то подсознательному, глубоко скрытому внутри. Картины были прекрасны и тревожны. В Локе они пробудили печальные ассоциации с его переживаниями того времени, когда мрачное настроение отца накладывало печать на все их существование. Вот и его лицо — в серии по средневековым сюжетам — в орнаменте из королевских штандартов и сверкающих серебряных мечей, сцены битвы: белокрылые драконы, тонущие моряки. Пафос победы начисто отсутствует: только разрушения, смерть и немые вопли погибающих.
Еще более пугающи черты картины на кусках дерева — в центре каждой из них тоненькая, нагая женская фигурка, — недвижная и беззащитная в кольце атакующих ее демонов. В одной из картин эта фигурка — в зрачке огромного зеленого глаза, принадлежащего ухмыляющемуся морскому зверьку. В другой она плывет в какой-то пропасти, под смеющейся над ней луной. Вот ураган увлекает ее вверх в молочно-белую высь. Но самая жуткая — четвертая, — фигурка едва видна под водопадом серебристо-кровавых камней — или это пузыри?
Лок понял, что это не что иное, как художественное выражение мучивших ее кошмаров. Помогло ли оно ей избавиться от них, или?.. Он невольно вскрикнул — в сухой раковине лежали ее бесценные орудия творчества: бутылочки и тюбики расставлены в идеальном порядке, кисти тщательно вымыты и все до одной переломаны, как бы символизируя — все, это конец…
Он бросился вон из домика, громко выкрикивая ее имя, но тщетно — в сарае и на пляже никого. Воздух был теплым, каким-то густым, в нем висела водяная пыль.
Он крикнул еще раз, но звук его голоса потонул в грохоте прибоя. Следы, быстро смываемая водой цепочка следов, уходит куда-то вдоль берега! Наконец-то!
Уговаривая сам себя, что нечего волноваться — Констанс была здесь совсем недавно, просто вышла погулять. Лок заставил себя замедлить шаг, но потом не выдержал и побежал. Вот песок кончился, начались скалы, а ее все не видно. Его ботинки все промокли, а снять он их не мог — острые ракушки сразу бы порезали ему ноги. Водоросли, обмотавшись вокруг лодыжек, не давали идти. Вся природа, знакомая с детства, вдруг выступила против него…
Он на полуслове прервал очередное ругательство, увидев одинокую, недвижную фигурку на выступающей в океан груде камней в нескольких сотен ярдов от него. Констанс! Жива и невредима! Сидит как русалка!
Ветер унес его крик, он слился с гулкими криками чаек. Силуэт Констанс — она в его шелковом халате — четко выделялся на фоне оранжевого заката, взгляд прикован к бескрайнему простору океана — как будто там таились все загадки мироздания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35