А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

На протяжении четырех лет, отделявших его третий визит в Айронхолл от второго, он никогда не отдалялся от Короля. Из сотни с небольшим Клинков Королевской Гвардии пять или шесть пользовались наибольшим расположением монарха, и сэр Дюрандаль был одним из них, товарищем и по работе, и по развлечениям.
Несмотря на свой продолжавший расти вес, Амброз был превосходным наездником и часто устраивал безумные охоты.
Он пускал соколов, он скакал за гончими. Он танцевал и устраивал маскарады. Он возглавлял процессии через города и деревни, и толпы восторженно кричали, выражая свою преданность монарху. Никогда еще в прошлом Шивиаль не любил своего властелина так, как этого. Он чинил дороги и строил мосты, поощрял торговлю, отчаянно волочился за женщинами и держал под контролем дворянство. Ему даже удалось заключить договор с Бильмарком, окончив тянувшуюся уже четырнадцать лет войну, так что побережье жило, не опасаясь больше рейдов Бильмаркских эскадр. Единственные критические замечания, которые можно было услышать в Парламенте, касались отсутствия наследника мужского пола, так что когда Король развелся с Королевой Годелевой и женился на леди Сиан, страна ликовала, а его популярность поднялась еще выше. Капризные духи удачи были его помощниками в те дни, и Дюрандаль купался в лучах славы вместе с ним.
Когда Король не нуждался в его услугах, у него не было проблем с выбором развлечений. Вскоре после того, как он вступил в Гвардию, появилась Роз, но отец Роз не одобрял ее выбор и выдал дочь замуж за человека лучшего происхождения.
Потом была Изольда. Они всерьез говорили о женитьбе, пока восстание в Нифии не призвало его на войну. Ему казалось, что они уговорились обо всем, но по возвращении он нашел ее обрученной с другим.
То лето в год Нифийского мятежа было, возможно, самым счастливым временем. Он жил в армии, он сражался на войне. За исключением нескольких минут, принесших ему титул барона, он почти не участвовал в бою сам, ибо времена рыцарей в доспехах, тех, что первыми шли в атаку, давно миновали. Только железная настойчивость Монпурса удержала Амброза от участия в нескольких схватках, но даже Монпурс не смог остановить его в день, когда пал Кирквен. Тогда Король ворвался в пролом по пятам авангарда, окруженный Клинками. Четверо были убиты, несколько – ранены, но потери врага оказались несравнимо больше. Один Харвест отомстил за четверых, и легенда о втором Дюрандале еще немного приблизилась к легенде о первом.
Потом была Кэт.
Он много раз встречал ее во дворце, но никогда не приближался к ней. Ему потребовалось много времени на то, чтобы решиться заговорить с ней, ибо он боялся отказа. Не от большинства женщин – он хорошо знал свои способности, – но от нее, поскольку помнил свою предыдущую попытку заговорить с Белой Сестрой. Как-то вечером, когда он прикидывал, кого бы пригласить на маскарад, он увидел ее на террасе – она стояла и смотрела на лебедей, скользящих на поверхности пруда. Ее ряса и высокая шапка были так же белоснежны, как эти птицы, и соперничали белизной с цветами вокруг… Он решил, что отказ его не убьет.
Он подходил ближе, ближе, еще ближе, а она все не принюхивалась подозрительно и не оборачивалась к нему с сердитым видом. Она все смотрела на лебедей. Он увидел, что она меньше ростом, чем казалось сначала; высокая шапка обманывала взгляд. Впрочем, рост ничего не значит, если все остальное безупречно. Когда он решил, что расстояние между ними как раз такое, как нужно – интерес, но не посягательство, – он облокотился на ту же балюстраду, чтобы глаза его оказались на одном уровне с ее.
– Уродливые твари! – произнес он. Чуть нахмурившись, она повернулась к нему.
– Мне кажется, они красивы.
– Вы смотрите на них с другой точки зрения. Он никогда не мог предугадать, как смеется человек, не услышав этого. Самый крупный мужчина может визгливо хихикать, а миниатюрная женщина – сипло хохотать. Она смеялась замечательно, словно птица пела.
– Вы уже польстили мне, сэр Дюрандаль!
– Вы знаете, как меня зовут? – Он притворился, что удивлен, хотя имя его было известно всем.
– О вас уже идет слава. – Улыбка у нее тоже была чудесная, а глаза – цвета васильков. Он решил, что волосы ее, должно быть, такие же золотые, как брови, хотя шляпа и вуаль скрывали их от взгляда.
– И какая же слава?
– Думаю, нам не стоит соревноваться в лести. Это может быть опасно.
– Такая опасность меня не очень пугает. – Он подтвердил это, придвинувшись чуть ближе.
– Это тоже часть вашей славы.
Это было весьма многообещающе, но прежде, чем он осмелеет в своих чаяниях, нужно выяснить, не отпугивают ли ее его Узы.
– Мне говорили, что Белые Сестры умеют распознавать Клинков на значительном расстоянии. – Тридцать шагов или около того. В толпе – меньше.
– С наветренной или подветренной стороны? Она снова рассмеялась.
– При любом ветре. Я могла бы почувствовать ваше присутствие из-за стены или в темноте. Ваши Узы – очень мощное заклятие.
– Как почувствовать? По запаху? Она улыбнулась.
– Это старые предрассудки. Ни по запаху, ни по виду, ни по прикосновению, ни по звуку, и в то же время по всем этим признакам, вместе взятым. Попробуйте объяснить слепому, что такое цвет.
– Я ведь спросил первым. На что похож Клинок, чем он отличается от других?
Она задумалась, мило склонив голову набок.
– Он интенсивнее. Клинок выделяется из группы… солидностью, значимостью, пожалуй. В конце концов, распознавать заклятия – мой долг, мое умение. Кинжал в ящике с кухонными ножами.
– Очень интересно. А на слух? Могли бы вы узнать меня по голосу?
– Даже когда вы молчите. В любой момент. Это как самая верхняя нота у трубы – очень высокая, очень чистая… Возможно, звучит не очень приятно, но это не так. Это даже возбуждает.
– Возбуждает?
– В военном смысле этого слова, – поспешно сказала она. – А что касается запаха, знаком вам запах раскаленного железа?
– Запах Кузницы, наверное. – Он накрыл ее руку ладонью. – А прикосновение?
Она застыла. Он испугался, что поспешил, но она не отдернула руки. Она только перевернула ее, чтобы они соприкасались ладонями.
– Сильное.
– Выходит, быть с Клинком не так уж страшно?
– Можно привыкнуть.
– Почему бы не начать с того, чтобы сходить со мной на завтрашний маскарад?
Она изумленно взглянула на него:
– О, с удовольствием! Вы это серьезно?
Они разошлись через час, когда ему пора было заступать на дежурство. Он забыл спросить ее имя. К концу маскарада он знал его, и еще знал, что это и есть та рыбка, которую ему очень хочется вытащить на берег. Надо только тянуть леску поосторожнее.
Кэт была на этот счет другого мнения. На следующий день после маскарада, когда они рука об руку шли меж цветущих кустов, она спросила его:
– Этот ваш страшный ритуал с пронзанием сердца – от него остаются шрамы?
– Два – на груди и на спине. У меня их четыре.
– Я хочу посмотреть на них.
Земля и пламень!
Он отвел ее к себе – в маленькую, плохо освещенную комнатку, почти полностью занятую большой постелью. Он запер дверь – в своем кругу Клинки ведут себя бесцеремонно – но она не возражала. Она отвернулась, разглядывая гравюры на стене, а он встал ближе к свету. Пока он снимал камзол, а за ним рубаху, сердце его колотилось так, словно он не оставался наедине с женщиной много лет. Потом она обернулась. Он протянул руки; она бросилась в его объятия.
На шрамы она даже не обратила внимания.
Очень скоро он понял, что опыта в любви у нее нет. Зато у него опыта хватало. Он был искушен и – по такому случаю – особенно осторожен. И исключительно удачлив.
После, когда они лежали обнявшись, он шептал ей на ухо много всякого, но запомнил только одно:
– Ты меня поражаешь. Мы знакомы всего два дня. Она прижалась к нему еще крепче.
– Я люблю тебя уже много месяцев. Неделю за неделей я стиралась попасться тебе на пути, а ты, кажется, меня и не замечал.
– Я замечал. Я всегда боялся, что ты подумаешь… что вблизи Клинок будет тебе неприятен.
– Еще как приятен.
– Трубы и раскаленное железо, кинжалы… а на что похож я сейчас?
– Мм? – Она потеребила волосы у него на груди. – Это словно лежать в постели с мечом.
– Ты имеешь в виду обнаженного Клинка? – Вот именно.
– Значит, говоришь, много месяцев? Тогда за мной большой долг. Расплачиваться и расплачиваться. Она вздохнула и потянулась.
– Начинай прямо сейчас.


4

На следующий день он дежурил в приемной вместе с Парсвудом и Скримпнелом. Они тайком резались в кости, катая их на подушке, чтобы не шуметь, и не обращая внимания на неодобрительные взгляды ожидавших аудиенции – те прекрасно понимали, что Клинки не позволили бы себе этого, будь здесь кто-нибудь мало-мальски значимый. Вечерело, пажи зажигали лампы, Камергер шуршал бумагами у себя за столом. Время от времени В дверь нырял или выныривал обратно секретарь.
В приемной царила смертная тоска. Было гораздо интереснее подслушивать то, что происходит у Короля. Обычно при королевской аудиенции присутствовал по меньшей мере один Клинок, но сейчас Амброз принимал Великого Инквизитора, а слушать его доклад не позволялось даже Клинкам.
Наружная дверь приотворилась, пропуская маленького пажа. Тот подошел к сэру Дюрандалю и протянул ему записку, что вызвало ехидные комментарии у его непочтительных подчиненных.
Надо увидеться. Очень срочно.
Выбрала время для срочной встречи! Катаклизм! Не обращая внимания на все любопытные и неодобрительные взгляды, он подошел к двери и отворил ее. Она стояла там перед двумя хмурыми латниками. Монпурс мог бы за такое вздернуть на дыбу, но весь гнев его испарился, когда он увидел, как она бледна. Она не плакала, но что-то явно было не так.
– Быстро!
– Меня переводят! – прошептала она. – Завтра, рано утром.
– Нет! – Он спохватился и заговорил тише. – В Окендаун?
– Нет. В Бримиард. Это новый филиал.
– Надолго?
– Возможно, навсегда.
Потерять ее так быстро? Невыносимо.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Что?
– Они не переведут тебя, если ты будешь замужем. Выходи за меня.
– Но… но это невозможно! У нас нет времени. На это уйдут дни, недели… Мне нужно разрешение от…
Парсвуд кашлянул. Дюрандаль оглянулся и увидел, что дверь в комнату аудиенций открывается.
– Нет, не нужно. Я попрошу Короля объявить нас мужем и женой. Этого достаточно. Согласна? Она поперхнулась, сделала вдох…
– О да!
– Я люблю тебя! – Он закрыл дверь и отошел в сторону, ощущая на себе взгляды Скримпнела и Парсвуда. Интересно, что думают латники?
Великий Инквизитор, пятясь, выходила из комнаты. Последний реверанс она делала, держась одной рукой за дверную ручку, а другой прижимая к груди папки с делами. Ее возраст являлся государственной тайной, и волосы ее скрывались под черным платком, а на бледном, круглом лице не было ни морщины. Она повернулась и двинулась через приемную к выходу шаркающей, косолапой походкой страдающего ожирением человека. Черная ряса шуршала на ходу. Рыбий взгляд ее перебегал с лица на лицо, безошибочно запоминая, кто присутствует и кто с кем сидит. Никто не осмеливался смотреть ей в глаза – никто за исключением Клинков, которые встречали ее взгляд с холодным спокойствием. Это была особая честь, доказательство того, что им нечего скрывать.
Камергер собрал бумажки в стопку и поспешил к Его Величеству. Дюрандаль направился к его столу.
Слова лихорадочно мелькали у него в голове: «Ваше величество, молю о вашей милости». Вздор. «Сир, могу я покорно просить оказать мне честь?» Уже лучше. Король наверняка даст согласие. Брак по августейшему повелению – это позабавит его. Он любит проявлять свою власть, особенно если это не будет стоить казне ни кроны. В конце концов, Дюрандаль – один из его любимчиков. Конечно, Монпурса стоило бы предупредить заранее, но он все поймет. Жениться! На Кэт! Никаких сомнений, никаких колебаний. Что за женщина! Но сначала, разумеется, ему нужно подойти к Камергеру. «Мне необходима короткая аудиенция у Его Величества по личному делу». Личные дела ждут месяцами! Он не может ждать следующей возможности дежурить в самой комнате аудиенций. Ему просто нельзя обращаться по этому делу, стоя на посту. Это навлекло бы королевский гнев даже на него.
Камергер вышел в приемную, но вместо того, чтобы идти к столу, он, не отпуская дверной ручки, обвел помещение подслеповатыми глазами.
– Ага, сэр Дюрандаль! Я так и думал, что вы здесь. Вы-то мне и нужны. Его Величество желает говорить с вами.
Даже для Клинка, гордящегося своей быстрой реакцией, события этого дня начинали развиваться как-то слишком быстро. Он одернул камзол и вошел в святая святых.
Комната была квадратной, и свет проникал в нее только через несколько крошечных окошек в дальней стене. Темные панели орехового дерева, покрывавшие стены, и дюжина темных кожаных кресел прибавляли обстановке мрачности. Одно из кресел было завалено красными коробками с письмами и ворохом бумаг. Ни в одном из двух высоких беломраморных каминов не был зажжен огонь.
Кресла изредка предлагались иностранным послам. Все остальные – министры, чиновники, просители любого ранга и пола – оставались стоять, ибо стоял и Король. Хоэр, главный гвардейский шутник, утверждал, что, если Король сел, сразу же тянет вспомнить, давно ли ты исправлял свое завещание, но если уж он начал расхаживать по комнате, значит, тревожиться уже поздно. В том, что касалось бумажных дел, Король был непредсказуем: он мог доводить своих министров до отчаяния, неделями отказываясь глянуть на одну-единственную бумажку, но потом доводил их же до изнеможения, работая день и ночь напролет. Он мог мгновенно выхватить из длинного донесения все важные места не хуже, чем сокол ловит на лету воробьев. О его памяти на подробности ходили легенды, о его характере – тем более его целеустремленности не было предела. Он творил политику, его министры изыскивали пути проводить ее в жизнь. Иначе провожали их самих – вперед ногами, говаривал Хоэр.
Свечей еще не зажигали. Король стоял у окна, глядя на закат и заслоняя комнату от света как телега с сеном. Дюрандаль прошел до середины комнаты, поклонился августейшей спине и стал ждать. До сих пор ему еще не приходилось отходить от двери больше, чем на шаг.
Король отвернулся от окна и фыркнул, словно присутствие Дюрандаля удивило его. Он махнул рукой в сторону кресел.
– Сядь. Мне нужно подумать.
СМЕРТЬ, ПЛАМЕНЬ, И ЕЩЕ РАЗ ПЛАМЕНЬ!
Дюрандаль повиновался, хотя по коже забегали мурашки. Он не мог припомнить случая, чтобы кто-то сидел в то время, как Король стоит. Разве что калеки, да и то не всегда.
Король заложил руки за спину и начал расхаживать по комнате: к двери, к окну, снова к двери.
– Я сделал одну ошибку. Теперь я собираюсь сделать другую. Молчание было единственно возможным ответом. Окно, дверь…
– Мне кажется, я просто болван. Самое сложное в работе Короля – да и любого руководителя – это знать, когда отступиться. Ты ранил дичь, ты гнал ее весь день, и вот надвигается ночь. Что делать – сдаться и возвращаться домой? Чтобы все усилия были потрачены впустую? Или продолжать преследование, зная, что тебе придется провести в лесу всю ночь, и что ты Можешь остаться ни с чем? А? Как бы решил ты?
Казалось, он разговаривает сам с собой, но он вдруг остановился и в упор посмотрел на неловко потупившегося Клинка.
– А? Ну? Как?
– Я не помню, чтобы Ваше величество сдавались, когда есть хоть какая-то надежда.
– ГМ! Ты хочешь сказать, я болван. Что ж, может, так и есть. Если я послал бы тебя, ты бы пошел?
– А? Я хотел…
Король нетерпеливо отмахнулся.
– Тебе придется на некоторое время уехать. Ты перенесешь это или я должен сначала освободите тебя?
Освободить? Дюрандаля пробрала дрожь. Клинки решительно возражают против того, чтобы их освобождали от Уз, хотя большинство их потом с облегчением принимают освобождение. Совершенно не готовый к такому обороту событий, он испытал приступ паники. Конечно, тогда он смог бы вступить в права владения своим поместьем, жениться на Кэт, делать все, что ему захочется… нет, немыслимо!
Правда, альтернативой этому была перспектива уехать от своего подопечного на длительное время, что тоже может обернуться непереносимой мукой. Но это по крайней мере будет на время, а то, другое, – навсегда. Он отер пот со лба.
– Мне кажется, я вполне могу доверить вашу безопасность коммандеру Монпурсу, мой господин. Король улыбнулся:
– Умница! Помнишь Эвермена?
Ему пришлось покопаться в памяти. Все-таки прошло шесть лет.
– Кандидата Эвермена? Он был через три человека от меня в Айронхолле.
– Его самого. Того, которого я послал на дело, предназначавшееся для тебя.
Ответа не требовалось, только сердце забилось чуть быстрее.
– Он все еще жив, – сказал Король. – У нас агент в Самаринде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42