А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

За свои действия он был заочно приговорен британским судом к повешению, поскольку поймать его не удавалось. Однако тайно он уже побывал в Англии, откуда вывез к себе на родину, в Виргинию, свою красавицу жену Аврору.
Обо всем этом Рейвен уже знала в общих чертах, так как Николас Сейбин был не кем иным, как сыном ее настоящего отца, американца, и, следовательно, братом самой Рейвен. Кроме того, когда его еще не обвинили в пиратстве, он какое-то время по просьбе своего отца был ее легальным опекуном, а когда бежал из Англии, поручил сестру заботе двух ближайших друзей, бесшабашного Смельчака Вулвертона и положительного Люсиана Уиклиффа.
И тот и другой всерьез восприняли просьбу друга, но, к обоюдному огорчению, не смогли ни предвидеть, ни предотвратить того, что случилось с их подопечной.
— Ох, если б я только мог знать, что задумал этот сукин сын! — Лицо Вулвертона исказилось от гнева, и Рейвен поняла, что он говорит о Шоне Лассетере. — То, что его поучили жизни на флоте, это цветочки — тюрьма для него была бы лучшей наградой! Если бы вы, дорогая, согласились свидетельствовать против него…
Рейвен содрогнулась, вспомнив все, что произошло совсем недавно, но твердо ответила:
— Я не могу этого сделать, Джереми, и вы прекрасно знаете почему. А что касается этого негодяя, он получил свое. Келл говорит, что без жалости не может смотреть на его спину.
— Я бы его отделал так же со всех сторон, — пробурчал Вулвертон. — Неужели вы простили его? О, святая!
— Совсем нет. Но что толку копить ненависть и мечтать о мести? Не забывайте, я замужем за его братом и не хочу внутрисемейной вражды.
— Кстати, о старшем брате, дорогая. Я собираюсь предупредить его, чтобы он не подумал даже словом обидеть вас. Иначе он будет иметь дело со мной.
— О нет, пожалуйста, Джереми, не нужно этого! Я уверена, он не причинит мне ни малейшего вреда. В крайнем случае я сама разберусь с ним.
— Что ж, как скажете, моя любовь. Но обещайте, что при первой же необходимости…
— Обещаю, Смельчак, вы будете первым, к кому я обращусь, если понадобится.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Смотрите, вы поклялись… А что касается Ника, надеюсь, мы вскоре сумеем увидеться. И что я скажу ему? Если, не дай Бог, с вами произойдет еще какая-нибудь неприятность, он лишит меня не только головы, но и еще более необходимой мне части тела. Ха-ха…
В ту ночь ей снился Келл. Не так, как ее пират, которого она всегда намеренно желала увидеть, а просто случайно. Но так же явственно. Его страсть захватывала целиком ее тело, ее душу, все ее чувства… Она проснулась обессиленная, ей было трудно дышать.
Она бы хотела вообще забыть о существовании так называемого мужа, но то и дело вынуждена была вспоминать о нем по разным поводам. Вот и сейчас, например, ей предстоит сообщить ему, что ее друзья решили устроить званый вечер в честь их бракосочетания. Хочет он или нет, но проклятые условности обязывают его присутствовать на нем.
Находясь в одном доме, они, как ни странно, несколько дней не виделись. Наконец однажды, вернувшись с утренней прогулки, Рейвен узнала, что он находится в своих покоях. Пройти туда она решила через общую гардеробную и, войдя, застала его, к своему смущению, выходящим из ванны.
Он тоже, видимо, ощутил неловкость, потому что замер на месте как был, без одежды.
Как странно, мелькнуло в голове у Рейвен, словно всего несколько дней назад не было той безумной страстной свадебной ночи, когда они забыли о существовании таких чувств, как стыд и смущение, и полностью тонули в совершенно иных ощущениях…
Ее взор, охватив его сильное, мускулистое тело, задержался на чреслах… Неужели это и есть то, что приносит такое удовольствие? Нет, больше, чем удовольствие, — неизмеримое наслаждение.
Ей показалось, в его глазах тоже промелькнуло воспоминание о той ночи. Впрочем, он торопливо завернулся в полотенце и только потом спросил:
— Вы не привыкли стучать в дверь, прежде чем войти?
Она покраснела.
— Прошу прощения… Я не знала… я думала…
Он еще не брился в это утро. Его щеки оттеняла легкая синева, от этого лицо казалось мрачным. Впрочем, голос, которым он спрашивал ее, тоже не отличался веселостью.
— Вы хотите сказать мне что-то срочное, мадам?
— Ничего, я подожду, — упавшим голосом ответила Рейвен и вышла, закрыв за собой дверь и унося в себе его обнаженное тело.
Она забыла возобновить с ним разговор о званом вечере, а когда вспомнила, снова не могла его застать. И тогда ей пришла в голову мысль посетить его там, где он проводит большую часть времени, — в его клубе на Сент-Джеймс-стрит.
Отправилась она туда в сопровождении О'Малли в закрытой коляске, надев шляпу с густой вуалью. Поход был смелым поступком. Для светской дамы посещение игорного дома было событием из ряда вон выходящим. Кроме того, Рейвен это живо напомнило о событиях, перевернувших всю ее жизнь.
Остановившись у входной двери, она не сразу подняла дверной молоток, чтобы постучать, а когда сделала это, оказалась лицом к лицу с огромным привратником. Тот, судя по его лицу с проломленным носом и редким зубам, в более молодые годы занимался боксом.
С ним она не решилась вступить в разговор, а обратилась к подошедшему дворецкому, которому сказала напрямик:
— Я миссис Лассетер и хотела бы поговорить со своим мужем.
На гладко выбритом лице выражение удивления и неодобрения моментально сменилось бесстрастной миной.
— Я узнаю, мадам, принимает ли он сейчас.
Но что Рейвен решительно возразила:
— Меня не устраивает ожидание на пороге.
— Хорошо, мадам, — сразу изменил тон дворецкий. — Прошу следовать за мной.
Он повел ее не наверх, как она полагала, а по нижнему этажу, через целую анфиладу комнат. Все они выглядели вполне благопристойно, чтобы не сказать элегантно. Под стать таким знаменитым лондонским клубам, как аристократический «Будлз», члены которого уже больше полувека занимаются верховой охотой на лис с гончими, или старейший клуб консерваторов «Уайте». Ее нога не переступала порога этих мужских клубов, но она много про них слышала.
Они миновали библиотеку, где полки красного дерева были уставлены многочисленными томами в кожаных переплетах; прошли через огромную столовую — там на нескольких столах сверкали хрустальные и фарфоровые приборы; проследовали через три комнаты меньших размеров, предназначенных, видимо, для карточной игры; и, наконец, вступили в самую большую комнату, где, несомненно, шла главная игра, в которой выигрывались и проигрывались огромные состояния.
Она бы задержалась здесь, чтобы хорошенько осмотреть это вместилище дурных страстей, гнездо распутства, но дворецкий повел ее дальше, и она, к своему удивлению, оказалась на кухне.
Здесь было по-настоящему тепло от большого камина и нескольких печей. И здесь у огромного стола сидел Келл в белой батистовой рубашке с засученными рукавами и расстегнутым воротом.
В таком обличье Рейвен еще его не видела. Он показался ей необычайно красивым, несмотря на резкие черты лица и явно обозначившийся шрам на скуле.
Он поднял голову, и в глазах у него блеснуло что-то похожее на молнию. У нее перехватило горло… Да что же это такое? Когда она научится спокойнее относиться к внешности этого человека?
— К вам миссис Лассетер, сэр, — доложил дворецкий.
— Спасибо, Тиммонз. Можете идти.
После ухода дворецкого они остались одни. Только теперь, отведя взгляд от Келла, Рейвен увидела, чем он здесь занимается: на столе перед ним лежали орудия смерти — рапиры и пистолеты. Одну из рапир он держал в руке, полируя клинок специальным куском материи.
— Что вы делаете со всем этим? — вырвалось у нее.
Он ответил спокойно, даже небрежно:
— Время от времени я ухаживаю за своим оружием. Предпочитаю делать это сам.
— Вы готовитесь к дуэли! — вскричала она. — Холфорд прислал вам вызов?
Так же спокойно он сказал:
— Пока еще нет. Он собирается?
Рейвен вздохнула с облегчением.
— Нет, я не уверена. Но, когда мы говорили с ним на прошлой неделе, он грозил это сделать.
— А на этой неделе уже не грозил?
Что за человек! Даже смертельную угрозу не принимает всерьез.
Она сказала, стараясь говорить спокойно:
— Он был в бешенстве. Считал вас виновником моего похищения, хотя я клялась, что добровольно уехала с похитителем. Я так старалась убедить его в этом.
— Как мило с вашей стороны, мадам, — он поклонился, не выпуская из рук оружие, — что вы так беспокоитесь о моем благополучии.
Она разозлилась и ответила тоже не без иронии. Ее фраза прозвучала почти как комплимент в его адрес.
— Говоря по правде, — сказала она, — я больше беспокоилась за Холфорда. У вас репутация гораздо более опасного противника, чем он.
Лицо Келла оставалось невозмутимым, и она добавила более спокойным тоном:
— Зато он более опасен без оружия в руках. Он сказал, что уничтожит вас, и это меня испугало. Боже, зачем вы впутались в мои дела? Я боюсь за вас.
Он внимательно посмотрел на нее.
— Приятно, когда хоть кто-то беспокоится о тебе, — произнес он ровным голосом. — Зачем вы пришли? — спросил он после молчания и, не получив сразу ответа, сказал: — Вам не следует здесь находиться, это не на пользу вашей репутации.
«К черту репутацию!» — захотелось ей крикнуть, но она не сделала этого, потому что понимала: удивит этим и себя, и его.
Он не предложил ей сесть, но она сделала это сама, усевшись на край кухонной скамьи.
— Мою репутацию, сэр, — сказала она, — вряд ли можно чем-либо отмыть в данное время. И я не собираюсь держаться от вашего клуба на таком же расстоянии, как от преисподней. Особенно теперь, когда считаюсь вашей женой… Что же касается причины моего прихода, то она весьма проста: мне нужно поговорить с вами — с тех пор, как мы поженились, я, можно сказать, не вижу вас.
— Мне казалось, — возразил он, — что мы добровольно приняли условие: вы не вмешиваетесь в мою жизнь, я не вторгаюсь в вашу.
— Но мы также договорились, сэр, соблюдать первое время какие-то внешние правила приличия. Хотя бы создавать видимость счастливого брака.
Он наклонил голову, продолжая полировать клинок, и пробурчал:
— Мы оба прекрасно знаем, какая все это фальшивая игра.
— Мы знаем, но весь остальной мир знать не должен. И я очень прошу вас присутствовать на вечере, который устраивают мои друзья, лорд и леди Уиклифф, по случаю нашей женитьбы.
Келл ответил сразу, не раздумывая:
— Должен отказаться от этой чести, миледи.
— Но почему?
— Потому что не хочу вращаться в высшем обществе. Оно мне не слишком нравится.
— Об этом я уже слышала от лорда Вулвертона.
Келл с ироническим удивлением воззрился на Рейвен.
— Как? Вы знаете Вулвертона? Этого знаменитого на всю страну игрока и распутника? Не ожидал от вас.
— По-моему, он давно числится в друзьях нашей семьи, — небрежно объяснила она. — Кажется, даже какой-то тридесятый родственник.
— Поздравляю вас, — не без сарказма сказал Келл. — А в сущности, он неплохой малый. И, насколько я знаю, хороший друг.
— Слава Богу, — в тон ему проговорила Рейвен, — не все в высшем свете такие уж плохие.
— Например, вы, — любезно согласился Келл без своей обычной насмешливости, но своим комплиментом не сбил ее с намеченного пути.
— Я спрашивала Джереми Вулвертона про вас, — сказала она, — и он говорит, что многие из высшего общества приветствовали бы вас в своих рядах, но вы сами сторонитесь их.
На эти слова ответа она не получила: наклонив голову, Келл продолжал заниматься с клинком рапиры.
— Джереми еще говорит, — продолжала Рейвен, нарушая молчание, — что вы отменно владеете шпагой. Этот шрам вы получили на дуэли?
Он поднял голову, в его темных глазах мелькнуло недовольство.
— Для участницы брака по соглашению, — сказал он, — вы проявляете слишком много любопытства.
— Возможно, сэр. Тетушка Кэтрин тоже считала это одним из главных моих недостатков.
Он машинально прикоснулся к шраму на скуле и, не глядя на Рейвен, произнес:
— Этим знаком красоты, если уж вам так интересно, я обязан кольцу с печаткой, которое носил мой дядя Уильям на правой руке.
Дядя, которого, как говорят, он убил? — сразу мелькнуло в голове у Рейвен. За это?
Вопрос, видимо, отразился у нее в глазах, потому что Келл, который как раз в это время поднял голову, кивнул.
Рейвен в ужасе отвернулась.
— Я бы с удовольствием убил его, — услышала она. — Но не столько за это… Он повинен в ранней смерти моей матери после того, как сумел отобрать у нее обоих сыновей… И еще кое в чем… Так что родственной любви между нами не осталось.
— Значит, это он ударил вас в лицо? Когда вы были еще мальчиком?
Рейвен не сводила глаз со шрама на скуле — сейчас он казался ей огромным и угрожающим.
Келл кивнул.
— Он бил не только по лицу. Но с некоторых пор я начал сопротивляться. И даже давал сдачи.
Рейвен внимательно вслушивалась в эти слова. Ее несколько удивляла его откровенность. Она хотела бы знать, что за этим скрывается: желание завоевать ее симпатии или намерение скрыть — а то и оправдать — то страшное, в чем его обвиняет людская молва.
Интересно, сколько же еще секретов скрывается в бездонной глубине этих темных глаз?..
Она вернулась мыслями к его несчастной матери, чья судьба напоминала судьбу ее собственной родительницы, и спросила:
— И весь высший свет вы стали так презирать из-за нее?.. Из-за вашей матери? Из-за отношения к ней?
Он долго не отвечал. Потом произнес:
— Это было главным. Все родственники моего отца никогда не считали ее, ирландку, полноценным человеком. И с ними я не хотел иметь ничего общего…
Ей показалось, что он добавит еще что-то, но он замолчал.
— У нас в этом немало общего, — сказала она. — Ко многим аристократам я испытываю не больше симпатии, чем вы. Среди них полно жестоких, бездушных, мелочных. От них тоже в свое время страдала моя мать. Страдала и я. Но я не собираюсь терпеть ни их презрение, ни их снисхождение, не думайте! И с легкостью пошлю ко всем чертям тех, кто позволит себе по отношению ко мне подобные чувства.
Он поднял на нее мрачный взгляд.
— Звучит как тост, произнесенный в своей компании одним из членов лондонского бомонда, который только что на кого-то обиделся за общим столом. Почему-то не очень верится.
— Но это чистая правда, Келл!
— Тогда почему вы с таким упорством искали мужа среди самых высших представителей этой самой аристократии? В чем сами признались.
Рейвен несколько колебалась, прежде чем ответить со всей откровенностью.
— Больше всего, пожалуй, потому, — сказала она в конце концов, — что дала обещание матери перед ее смертью. Она, когда была молодая… она была отвергнута отцом и отправлена на острова Вест-Индии до конца жизни. Однако она всегда жалела себя и меня… Хотя, видит Бог, я ее не просила об этом… Она сожалела, что мы исключены из жизни общества, к которому принадлежали по рождению. И она мечтала… как о чем-то несбыточном… чтобы по крайней мере ее дочь обрела хоть какой-нибудь титул и была признана равной в высшем обществе. Это стало у нее просто навязчивой идеей… Она заставила меня поклясться…
У нее перехватило горло, она замолчала. Потом добавила:
— Мое обещание помогло ей спокойно отойти в мир иной. Она так страдала при жизни… От одиночества, из-за моего отчима… Из-за бесплодной любви…
Келл довольно долго молчал, затем сказал так тихо, что она еле расслышала:
— Да, я понимаю такого рода клятвы, как ваша. Своей матери я поклялся заботиться о своем брате Шоне.
Упоминание о Шоне отрезвило Рейвен, и она пожалела о своей откровенности. Однако решила вернуться к тому, с чего, собственно, начала весь разговор с Келлом.
— Пожалуйста, — сказала она, — не будем растекаться по древу. Я очень прошу вас пойти на вечер, который устраивает леди Уиклифф… Бринн. Ведь если я хочу восстановить свое имя… репутацию… не знаю, что еще — мы уже говорили об этом, — я должна хоть изредка бывать среди тех, от кого эта репутация зависит… Но без вас… если вы не будете стоять рядом со мной, никто ничему не поверит…
— Стоять! — повторил он с усмешкой. — Это как раз то, что мне сейчас труднее всего. С моей раненой ногой. А уж танцевать так вообще…
— Разве вы умеете танцевать? — решилась она поддразнить его. — С вашей ненавистью к светским удовольствиям…
В его глазах мелькнуло раздражение, быстро сменившееся смешливым удивлением.
— Ну и ну, — сказал он, — похоже, вы совсем не опасаетесь, что такой подозрительный субъект, как ваш супруг, может счесть ваши слова не в меру оскорбительными и поступить с вами, как Отелло со своей Дездемоной?
Рейвен облегченно рассмеялась.
— Что ж, это избавило бы меня от необходимости просить вас о чем-либо, а вас от исполнения моих просьб. Обещаю не злоупотреблять ими, а после того, как скандал уляжется, вообще оставить всякие претензии на вашу свободу, а также на показное проявление супружеских чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36