Мы теперь не сможем войти внутрь!Лицо Барлоу налилось кровью, а на лбу и под нижней губой заблестели капельки пота. Он прилагал неимоверные усилия, чтобы сдержать свои естественные позывы.— Чего ты хочешь? — спросил он, глядя на Гейбриела в упор.— Пошлину, с вашего позволения.Барлоу стиснул зубы, но не отступил.— Назови свою цену.— Подпишите бумагу. — Гейбриел вытащил из-за спины аккуратно написанный договор. — Вы сами прочтете или мне прочесть?Опасаясь, что Гейбриел начнет тянуть каждое слово документа, пока епископы будут корчиться от боли, рискуя навеки покрыть себя позором, Барлоу выхватил бумагу из рук Иста. И тут архиепископ понял, в чем состоял замысел Гейбриела.— Сладкие лепешки…— И еще печенье, — услужливо подсказал Ист. Теперь Барлоу не мог выдавить из себя ни слова. — И сладкие булочки с изюмом.— Ты отравил нас.— О нет. Ничего похожего. Вряд ли ваша болезнь затянется надолго. — Гейбриел окинул взглядом Пендрейка и Харта. — По крайней мере я так думаю. Я старался действовать аккуратно.Харт снова застонал. Колени его подогнулись, но он все еще держался на ногах.— Барлоу, сделай хоть что-нибудь, а не то меня разорвет на куски прямо здесь.Барлоу и сам чувствовал, что вот-вот произойдет непоправимое, и тогда унижение не только заставит его бросить школу, но будет преследовать всю жизнь. Он станет первым архиепископом, которого прогонят с позором. Он бегло просмотрел аккуратно переписанное Гейбриелом соглашение.— Я надеюсь, мне не нужно подписываться кровью? — спросил Барлоу.Гейбриел усмехнулся. Такая мысль приходила ему в голову. Не говоря ни слова, он быстро достал перо и чернильницу и разместил их на подоконнике.Барлоу обмакнул перо в чернила, быстро расписался и передал бумагу Гейбриелу. Тот неторопливо вывел на документе свое имя. Затем соглашение должным образом засвидетельствовали все присутствующие.— Дверь, — произнес наконец Барлоу. — Откройте проклятую дверь.— Процедура займет слишком много времени, — заметил Гейбриел, держа кончиками пальцев документ и помахивая им в воздухе, чтобы высохли чернила. — А вы, как мне кажется, не можете больше ждать. Я предлагаю другое решение.Норт и Саут вскочили на подоконник и открыли верхнюю часть окна. К щеколде снаружи была привязана веревка, на которой болтались три ночных горшка. На фоне фасада респектабельного Ярроу-Хауса они выглядели потрясающе. С завидной ловкостью друзья втянули их в окно и без лишних церемоний вручили трем однокашникам, чьи кишки уже готовы были лопнуть.Четверка из Компас-клуба не стала дожидаться исхода дела. Воспользовались ли епископы горшками прямо в холле или предпочли вернуться в комнату Барлоу, чтобы дать наконец выход своим естественным потребностям, друзья так и не узнали. Договор с епископами Ист уже держал в руках. Обсуждать происшествие друзья не стали — это было бы дурным тоном.— Славно сработано, — заключил Норт вечером того же дня. — Ты заслужил награду, Ист.Уэст кивнул и откусил солидный кусок вишневого торта, доставленного особой почтой, после того как друзья вернулись к себе.— Здорово ты придумал разобраться с епископами и с их проклятым вымогательством.Виконт Саутертон сидел на полу, поджав под себя ноги. Его рука зависла в нерешительности над плетеной корзиной, полной всевозможных сладостей.— Дело в том, что Ист — Мастер по призванию. У него доброе сердце, и ему нравится добиваться справедливости.Наконец Саут сделал свой выбор, и Ист передал корзину Норту. Себе он не взял ничего.— Пожалуй, что так. — Гейбриел говорил медленно, как будто выносил окончательное заключение после долгих размышлений. Сунув руку в карман куртки, Ист достал добытое им соглашение и, развернув его, положил на пол. Оно занимало много места, и ему самому пришлось немного потесниться. Четверо друзей придвинулись друг к другу, чтобы вновь прочитать бумагу:«Да будет известно всем, что „Орден епископов“ отныне отказывается собирать пошлину, налог, дань, подать или производить иные поборы где-либо в пределах Хэмбрик-Холла. Общественные территории признаются местом, где каждый может находиться без специального приглашения. Настоящим документом „Орден епископов“ подтверждает, что отказывается от всех привилегий, прав или полномочий изымать деньги и ценности или требовать предоставления услуг за возможность войти в какие-либо частные владения, неявно контролируемые „Орденом“ по соглашению с Хэмбрик-Холлом».— У «Ордена» нет никаких соглашений с Хэмбрик-Холлом, — возразил Норт с набитым ртом. — Они ведь тайное общество.— Скорее общество тайн, — поправил его Уэст, — что, конечно, не одно и то же.Все согласились с ним. Без соответствующего договора с Хэмбрик-Холлом епископы не смогли бы заявлять о своих правах на территорию школы как на частное владение. Даже Ярроу-Хаус формально им не принадлежит. Соглашение — одна из самых блестящих идей Гейбриела, и Барлоу еще не успел сразу осознать всю его важность, подписывая документ. Впрочем, справедливости ради следует признать, что подобное недомыслие вполне объяснимо. В момент подписания соглашения Барлоу находился под давлением весьма серьезных обстоятельств, к которым привела их идея Гейбриела. Саут настаивал на том, чтобы придерживаться определенного плана, а вот заслуга в его разработке принадлежала Гейбриелу.«И, в заключение, о том, что касается денег, ценностей и услуг, уже предоставленных в распоряжение „Ордена“: архиепископ и подписавший соглашение трибунал обязуются осуществить полное возмещение убытков в течение двух недель со дня вступления в силу настоящего договора».Подобрав листок с пола, Гейбриел поднялся, подошел к книжному шкафу, осторожно вложил документ между страниц эссе Уильяма Пейли «Основы политической философии и морали». Он еще не читал работ Пейли, но непременно прочтет, потому что данная книга — одна их тех вещей, которые должен знать Мастер. Глава 1 Софи казалось, что в ее ушах все еще продолжает звенеть издевательский смех. Лицо девушки пылало, но отнюдь не жара вызвала румянец на щеках, а раздавшийся в ушах смех заставил покраснеть. Стоило только подумать о нем, и Софи тут же бросало в жар. Смех был хриплым, и в нем звучали такая искренность, сила и страстность, что все, кто его слышал, не могли оставаться равнодушными. Громкий и непосредственный смех почти всегда вызывает желание улыбнуться в ответ. Но только не в том случае, когда смеются над тобой. А именно так и случилось с Софи.Девушка закрыла тетрадь, даже не потрудившись заложить страницу. Ей никак не удавалось отвлечься от своих мыслей и сосредоточиться на дневнике. Наконец она поняла, что не сможет больше написать ни строчки, и решила оставить пустое занятие. Софи отложила дневник, закупорила чернильницу и вернула на место перо, затем разгладила складки небрежно разложенного на траве шерстяного пледа. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь ветви яблони за спиной Софи, отбрасывали яркие блики, отливавшие изумрудом на темно-зеленом кожаном переплете дневника. Софи откинулась назад и приняла свою излюбленную позу, прислонившись к стволу дерева и закрыв глаза. Жалко, что глупые правила не позволяют спать здесь, в саду, на свежем воздухе. Да и где еще могла бы она найти уединение, как не в таком отгороженном от всех уголке. Укрыться хотя бы на несколько минут в своем убежище. Даже у себя комнате Софи не испытывала такого глубокого чувства покоя, как здесь, под яблоней. Правда, сюда в любую минуту могли нагрянуть дети. Им наверняка уже подсказали, где можно найти Софи, чтобы поделиться с ней своими бедами, прежде чем выкладывать их маме. Девушка первой узнавала об их расцарапанных коленках, о разлитом молоке, о пауке, который выполз прямо из-под подушки Эсми (и все благодаря негоднику Роберту). В обязанность Софи входило выслушивать все жалобы детей и отсортировывать те из них, которые признавались достойными внимания родителей.Сегодня дети оставались в своих комнатах до полудня из-за злополучного происшествия, связанного с падением экономки. Споткнувшись об оловянных солдатиков, расквартированных на лестнице, бедняжка грохнулась с верхней ступеньки, проехала весь лестничный марш и приземлилась в самом низу. Конечно, обвинили во всем Софи. И не важно, что в момент происшествия ее не было дома на Боуден-стрит. Девушка отправилась к аптекарю за порошками от мигрени для ее сиятельства, хотя у леди Дансмор никакой мигрени не наблюдалось, когда она посылала Софи за лекарством. Просто ей казалось, что мигрень может вот-вот начаться.После несчастного случая с кухаркой в кладовой Софи отобрала у детей оловянных солдатиков, но никто даже не задумался, как Роберту и Эсми снова удалось ими завладеть. Леди Дансмор проявила полнейшее нежелание вникать в суть проблемы. Она отправила детей по комнатам, отрядила посыльного за доктором и возложила ответственность за все дальнейшее на Софи. Миледи выполнила свой долг и теперь могла удалиться в спальню, чтобы остаться наедине с мигренью.Софи глубоко вдохнула пьянящий аромат сада. Конечно, в какой-то степени она тоже ответственна за произошедшее дома. Она вполне могла бы взять Роберта и Эсми с собой к аптекарю. Теперь придется всю неделю с них глаз не спускать. Кто знает, какие еще фокусы они могут выкинуть. Они наверняка замышляют новую каверзу, правда, их последнее увлечение — тщательно подготовленные ловушки на слуг — нельзя ставить детям в вину.К ним их никто не подталкивал и не поощрял. Просто так действовала сама атмосфера, царившая в доме номер 14 по Боуден-стрит, и детям чрезвычайно трудно ей сопротивляться. Роберт и Эсми всего лишь чутко улавливают всеобщую напряженность и остро реагируют на происходящее вокруг. Дети все подмечают. От них не может укрыться, что взрослые только соблюдают видимость вежливости. Софи знала, что ее воспитанники вовсе не стремятся от нее избавиться, совсем наоборот, они пытаются доказать, как она им необходима. Однако у кузена Софи Гарольда и его жены не оставалось никаких сомнений, что Софи показала себя никуда не годной воспитательницей. Она должна покинуть их дом для своей же пользы, заявил ей Гарольд. Если уж она не задумывается о благе его дорогих детей, то пусть подумает хотя бы о себе.Но и здесь возникали известные трудности. Благородный виконт Дансмор не может лишить свою бездомную кузину всякого покровительства. Естественным выходом могло бы стать замужество, о чем девушке не уставали повторять. Но до последнего времени Софи не могла похвастать избытком мужского внимания к своей персоне. То есть желающих просить ее руки попросту не находилось.Все изменилось неделю назад. По слухам, его сиятельство маркиз Истлин сделал совершенно удивительное заявление. Из всех молодых женщин, достойных составить ему партию, маркиз выбрал леди Софию Колли.Мысль о решении маркиза Истлина заставила Софи вспомнить его издевательский смех, который тут же зазвучал в ее воображении. Не нужно обладать особым талантом, чтобы услышать его вновь. Звук его отдавался громким эхом, заполняя несчастную голову Софи и заставляя пылать ее щеки. И причиной ужасного смеха была она сама, Софи, смеялись над ней.Вероятно, там присутствовала вся четверка, подумала Софи. Да и могло ли быть иначе? Эти четверо очень редко появлялись в обществе друг без друга, предпочитая держаться вместе. И не то чтобы Софи никогда не видела их в хорошем настроении, улыбающимися или радостными, просто обычно на людях они вели себя сдержанно, а если и улыбались, то скорее насмешливо, иронически, а их смех звучал вынужденно и как-то неестественно. Софи всегда подозревала, что они предпочитают проявлять подлинные чувства лишь в узком кругу.«Да, — подумала Софи, — если мое существование и нельзя отнести к недостаткам высшего света, то уж точно можно считать его нелепостью». Должно быть, маркиз изрядно повеселился, представляя себе Софи в роли будущей супруги. А может, друзья подсказали ему такой остроумный ход. Если бы Софи не испытывала к себе жалость, она, возможно, почувствовала бы симпатию к маркизу Истлину. В обстоятельствах ее так называемой помолвки заключалось много подозрительного, но едва ли источником слухов можно назвать маркиза. Он не стал бы связывать себя с ней какими-либо узами, пусть даже весьма эфемерными, только для того, чтобы доставить удовольствие своим друзьям. Истлин вовсе не производил впечатления человека низкого, склонного к жестоким шуткам. И Софи не могла не признать, что несправедливо обвинять несчастного маркиза в насмешке над ней, потому что сам смех был лишь плодом ее воображения.Что-то легонько коснулось кончика носа девушки, и та, не раскрывая глаз, лениво провела рукой по лицу, пытаясь смахнуть назойливое насекомое. Софи чувствовала себя слишком усталой. Если один из пауков Роберта нарушал ее покой, то лучше всего будет вести себя хладнокровно, никак не обнаруживать своего испуга и тем самым разрушить его коварный план. Мгновение спустя Софи вновь почувствовала что-то щекочущее на своем лице, теперь между бровями. Она слегка нахмурилась, но скоро странное ощущение возобновилось уже на щеке. Когда, наконец, таинственное насекомое проделало путь от уха к подбородку, девушка решила, что настала пора действовать.Она шлепнула себя ладонью по щеке, но вместо того чтобы поймать противного паучка, услышала тот самый знакомый смех. Он подействовал на Софи гораздо сильнее, чем шлепок по щеке. Она узнала глубокий низкий тембр голоса того, кто смеялся.Леди София Колли широко раскрыла глаза и посмотрела на Гейбриела Уитни, восьмого маркиза Истлина, весьма довольного собой.— Можно? — спросил он, касаясь рукой пледа, на котором сидела Софи и где оставалось еще довольно много свободного пространства. — Сегодня на редкость подходящий день, чтобы побыть на свежем воздухе и насладиться щедростью природы в самом ее сердце.Сад вокруг дома номер 14 по Боуден-стрит едва ли можно назвать самым сердцем природы, и Софи подумала: «Он что, действительно считает меня дурочкой?» Она встала на колени и поспешно одернула край пышной юбки, нескромно приоткрывавший лодыжки.— Вам, наверное, больше подойдет скамейка там, у самой стены.Ист бросил взгляд через плечо на тяжелую каменную плиту.— Не думаю. Мне она кажется довольно неудобной. — Бровь медленно опустилась, и лицо Иста утратило ироническое выражение. — Но если вы не хотите поделиться со мной пледом, я могу расположиться просто на траве.И не успела Софи ответить, как маркиз сел на землю, подогнув под себя ноги, как это делают портные, уперев локти в колени.— Прошу вас, милорд, — поспешно предупредила Софи. — Вы испачкаете брюки.— Спасибо, что предупредили, но пусть вас не волнуют такие пустяки.— Боюсь, ваш камердинер не согласился бы с вами.Ист улыбнулся в ответ:— Конечно, вы правы. — Маркиз мгновенно переместился на плед, приняв ту же позу, в которой сидел на траве. — Что вы читаете? — спросил он, указывая на книгу рядом с Софи.Девушка с трудом переключилась на другую тему. Она растерянно поморгала.— Это мой дневник.Софи немного отодвинулась, и Ист смог заметить бутылочку с чернилами и перо.— Достойное времяпрепровождение.— Да, так говорят.— Хотя ведение дневника требует гораздо больших умственных усилий, чем когда просто сидишь, бездельничаешь и мечтаешь о чем-нибудь несбыточном. Особенно эффективны глубокие раздумья под яблоней. По крайней мере так утверждает Норт. — Звучный баритон Иста внезапно приобрел особую мягкость и доверительность. — Мне кажется, его вдохновил пример сэра Исаака Ньютона.Софи быстро оглядела ветви яблони, прикидывая, не может ли так случиться, что яблоко упадет прямо на голову маркизу. Или на голову ей самой.Проследив за направлением взгляда Софи и угадав ход ее мыслей. Ист заметил как бы ненароком:— Сейчас они слишком зеленые. Но если вы пригласите меня прийти сюда осенью, одному из нас обязательно свалится на голову великолепное спелое яблоко и тем самым положит конец чувству неловкости, которое возникло между нами.Софи не понравилось, что непрошеный гость так легко читает ее мысли. Ее, однако, утешило, что он тоже испытывает смущение, встретив ее здесь, в саду. Девушка села поудобнее, прислонившись спиной к стволу яблони и согнув ноги в коленях, подняла голову, взметнув вьющимися прядями волос цвета дикого меда. Большие глаза Софи смотрели прямо на маркиза, и он отметил классически правильную форму ее лица. Внимательный и серьезный взгляд девушки встретился с его насмешливым взглядом.— Я ожидала вашего визита, милорд.Ист кивнул. Теперь его лицо сделалось полностью серьезным, едва ли не мрачным. Леди София предпочла открыть перед ним все свои карты. Она не любила притворяться, разыгрывать из себя скромницу, как принято в их кругу и как вели бы себя большинство молодых женщин в подобных обстоятельствах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38