Ты, возможно, решил позабавиться со мной и научить не совсем обычную женщину правильно ходить, говорить и одеваться так, как это делают настоящие леди. После этого ты поедешь в Бостон, чувствуя, что слегка облагородил хотя бы одну душу в этом варварском крае. В тебе, наверное, очень развиты общественные инстинкты. Мне говорили, что все бостонцы такие. Это наследие эры пуританства.
– У меня совсем другие намерения по отношению к тебе. Я…
– Надеюсь, ты не будешь признаваться мне в любви, потому что я все равно этому не поверю. Держу пари, что большинство женщин в Бостоне бегают за тобой.
Он почувствовал оттенки жестокости и цинизма в ее голосе. Она снова была отлично защищена. Она рассказала ему, что случилось с ней, не собираясь больше откровенничать с ним. Она не верила в то, что была ему небезразлична. Она не могла позволить себе верить в это, потому что еще слишком боялась.
– Что сделал твой отец, когда ты рассказала ему? – спросил Мэдисон.
– Я ничего ему не рассказала.
Ее ответ поразил его.
– Почему?
– Какой смысл? Этот человек все равно уехал из Канзаса.
– Тебе нужно было сказать отцу.
– Нет, папа погнался бы за ним, и тогда все узнали бы про то, что со мной случилось. И я навсегда бы осталась женщиной, которую хотели изнасиловать. Некоторые люди даже стали бы говорить, что я сама виновата. Зачем мне было переживать еще и это. Я и так уже достаточно пострадала.
Мэдисон понимал, что Ферн права. Даже добрые от природы люди думали бы, что она как-то спровоцировала этого насильника.
– Ты знала его?
Восемь лет Ферн хранила память о той ночи глубоко в тайниках своего сознания. Всякий раз, когда эта ночь пыталась напомнить о себе, Ферн запрятывала воспоминания куда-нибудь подальше. И вот появляется этот Мэдисон со своей обворожительной улыбкой, нежными поцелуями и наэлектризованными прикосновениями.
Благодаря его усилиям все запоры отворились, и наружу вышла уродливая истина, которую Ферн так надежно скрывала все эти годы.
– Было слишком темно, и я не могла видеть его лица, – сказала она, позволив себе припомнить детали этого кошмарного происшествия. – Я возвращалась от стада. Не смотрела по сторонам. Я боялась, что папа будет сердиться за то, что я поздно возвращаюсь, поэтому думала только о том, что приготовить ему на ужин и как бы сделать это побыстрее.
– Что же случилось?
Она представила все так живо, будто это происходило с ней вновь. Она вздрогнула. Если бы у нее хватило смелости, она попросила бы Мэдисона обнять ее.
– Он выпрыгнул из темноты в том месте, где находится бизонье лежбище, и, прежде, чем я поняла, что происходит, стащил меня с лошади на землю. Я плохо видела в темноте, да я и не старалась приглядываться. Я хотела одного – вырваться и убежать.
Она видела, как эта зловещая фигура появляется из кромешной мглы. Она запомнила только его голос. Он звучал, как шипение змеи.
– Он был жестокий. Ему нравилось делать мне больно. Он разорвал на мне рубашку. Он целовал меня всю и хватал меня.
– Как Трои нашел тебя?
– Он возвращался домой после игры в карты. Если бы он не был так пьян, он бы поймал его. Но мне на это было наплевать. Я была рада уже тому, что он избавил меня от этого насильника.
– И ты держала все это в себе долгие годы.
– А что мне еще оставалось? – спросила она, повернувшись к нему.
– Думаю, что делать тебе было нечего, но теперь позволь мне помочь.
– А что ты можешь сделать?
Мэдисон всегда гордился тем, что мог разрешить любую проблему, но здесь он, кажется, действительно ничего не мог поделать. То, что произошло, произошло, и ничего тут не поделаешь. Ферн придется жить с этим до конца своих дней. И что бы он ни предпринял, этого уже не изменишь.
Но он хотел, чтобы она знала, как он сочувствует ей и что его чувства к ней останутся неизменными.
– Я не знаю, – признался он, – но я что-нибудь придумаю. А пока ответь мне на один вопрос.
– Какой вопрос? – Она насторожилась.
– Ты решила, какое платье оденешь на вечеринку? Оно должно быть необычным. Я хочу, чтобы все увидели, что ты красавица.
Ферн засмеялась, потому что вопрос был совершенно неуместен после той темы, которую они только что обсуждали.
– У меня есть другие дела, которые я должна уладить, прежде чем займусь этим платьем, – ответила она, и он заметил, как все ее напряжение исчезло. Теперь если она не убьет его, когда приедет на ферму и увидит, что он там сделал, может быть, он наберется смелости и скажет ей, что любит ее.
– Он купил дом Прутта, – объяснял Пайк. – Дом разобрали на части и погрузили на телегу. Заняло всего пару часов, чтобы собрать его.
– Но амбар? – спросила Ферн, с удивлением рассматривая строение из недавно срубленного леса.
– Я выписал его из Канзас Сити, – объяснил Мэдисон. – В разобранном виде амбар привезли по железной дороге. За день мы его тут собрали.
Оба строения были не очень большими, но в доме был пол, чугунная плита и даже мебель. Амбар был достаточно велик, чтобы вместить несколько кур, свиней и корову.
– Зачем ты все это сделал? – спросила она.
– Я хотел, чтобы у тебя был свой дом.
– Но ты же хотел заставить меня жить у миссис Эббот.
– Мне не хотелось, чтобы ты жила там помимо своей воли.
Ферн слегка покраснела, взглянув на Пайка и Рида.
– Они думают, что ты виноват передо мной и пытаешься загладить свою вину, – сказала она Мэдисону. – Поезжай в город, а я займусь тут делами. – Она посмотрела по сторонам. – Хотя работы тут почти никакой не осталось.
– Сначала я хочу поговорить с тобой.
Она взглядом дала понять, что не хочет разговаривать с ним.
– Только несколько минут. Наедине.
– Займитесь каким-нибудь делом, – сказала она Пайку и Ридом. Мэдисон начинал раздражать ее. – Я приду через пять минут.
– Я думаю, мне надо спешить, а то тебя свиньи заждутся. А у кур случится нервный срыв. У кур бывают нервные срывы? – спросил он.
– Прости, если я говорила с тобой резко, – извинилась Ферн, улыбаясь тому, как глупо себя ведет, – но воспоминания о той ночи расстроили меня. Я в чертовски затруднительном положении, а ты только и знаешь, что разговариваешь со мной. Мы целыми днями говорим и говорим. Что ты еще хочешь мне сказать?
– Я хочу сказать, что люблю тебя.
Ферн замерла. Она знала, что любит Мэдисона, она знала об этом уже давно, но не могла и думать о том, что он любит ее. Она думала, что он интересуется ею от скуки. Она допускала, что чуть-чуть нравится ему.
На самом деле, в течение последнего времени она постоянно думала о том, что будет делать после того, как он уедет в Бостон. Она не хотела рассказывать ему про ту кошмарную ночь, когда ее хотели изнасиловать, частично из-за того, что ей не хотелось углублять отношения, у которых не было будущего.
Но Мэдисон сказал, что любит ее, и она была в полной растерянности.
– Я думал, что удивлю тебя, – сказал Мэдисон. В его голосе звучала обида. – Я думал, что ты можешь потерять дар речи после моего признания. Но я не предполагал, что ты так испугаешься. На тебе лица нет.
– Я не ис-спугалась, – заикалась от волнения Ферн. – Я просто шокирована.
Удивительно. Неправдоподобно. Невероятно. Ни одно из этих слов не могло передать того, что чувствовала Ферн. Может быть, была удручена. Ведь Мэдисон на самом деле не любит ее. Он спутал жалость к ней с любовью. Он жалел ее из-за утраты отца, потери фермы и того ночного происшествия, о котором она ему наконец рассказала. Но если бы даже он и любил ее из этого все равно ничего бы не вышло. Она не может выйти за него замуж. Это она понимала прекрасно. Она уже давно смирилась с этим.
– Ты хочешь что-то сказать? – спросил Мэдисон.
– Я не знаю, что сказать.
– Обычно в таких случаях говорят: я тоже тебя люблю. Но судя по выражению твоего лица, ты этого не скажешь.
– Нет… Я имею в виду… Видишь ли… Я шокирована.
Она не могла сказать ему, что уверена в том, что он ее не любит, и не могла сказать ему, что сама всем сердцем любит его, но не может выйти за него замуж.
– Ты мне раньше такого не говорил.
– До сегодняшнего дня я не был уверен.
– У меня не было времени подумать об этом.
Это была ложь. Она ни о чем другом и не думала.
– Может быть, ты теперь об этом подумаешь.
Ферн никогда в жизни не была такой несчастной.
Если она чего-то и хотела, то только того, чтобы Мэдисон любил ее. Вот теперь он признался ей в любви, а она не может сказать ему, что уже несколько недель любит его.
Она знала, что не может выйти замуж за Мэдисона, потому что как только он начинал обнимать и целовать ее, она тотчас вспоминала ту ужасную ночь. Нет, она не может быть его женой в полном смысле этого слова.
– Я не могу думать, когда ты рядом со мной. При тебе у меня мысли путаются.
– Так и должно быть, когда двое любят друг друга.
– Может быть, но я хотела бы, чтобы ты вернулся в город. Сегодня вечером мы опять сможем поговорить.
Боль, которую она видела в его глазах, удручала ее. От этого ей самой было больно, но она ничего не могла поделать. Ей нужно было время, чтобы обдумать свои слова.
– Разве сейчас мы не можем поговорить?
– Мэдисон, я никогда не думала, что ты питаешь ко мне глубокие чувства. Честно тебе говорю, я никогда не думала. Мы очень разные люди. Между нами нет ничего общего.
– Но…
– Мы же ни о чем толком не говорили с тобой. Ни о твоей семье, ни о том, какая жена тебе нужна, ни о моей одежде…
– Все это не имеет значения.
– Нет, это имеет значение. И даже если сейчас это не имеет значения, то это будет иметь значение позже. Дай мне время подумать и…
– Ты любишь меня? – спросил Мэдисон. – Если любишь, все остальное не играет никакой роли. Если не любишь… Ну, тогда все это тоже не имеет значения.
Ферн не могла взглянуть на него. Она боялась, что глаза выдадут ее.
Она стояла, с трудом удерживая равновесие на пороге новой жизни, в которой могут сбыться все ее мечты, и понимала, что эта жизнь не для нее. После стольких лет, проведенных в полном одиночестве, когда ни один человек не делал даже попытки понять ее, она знала, что было бы жестокостью по отношению к самой себе отказаться от Мэдисона.
Но она должна это сделать ради него и ради себя.
– Мне надо время, чтобы подумать, – сказала она, напрягая все силы. – Я скажу тебе сегодня вечером.
Мэдисон взял ее за подбородок и повернул ее лицо к своему, заставляя смотреть ему прямо в глаза.
– Ты что-то не хочешь говорить мне?
– Дело не в этом, – ответила Ферн, убирая его руку и опуская глаза. – Пожалуйста, Мэдисон. Я не могу ни о чем думать, когда ты стоишь рядом и требуешь немедленного ответа.
– Я не требую…
– Нет, требуешь, – возразила она, поднимая глаза. – Ты самый нетерпеливый человек из всех, кого я знала. Ты хочешь, чтобы все было по-твоему и немедленно. Я не могу тебе ответить так быстро, слишком важное это дело.
– Хорошо. Я поеду в город, но вернусь сегодня в полдень.
– Рид с Пайком проводят меня в город.
– Я вернусь, – повторил Мэдисон.
Ферн поняла, что протестовать бесполезно. Он все равно вернется.
И она была рада этому.
Мэдисон позволил Бастеру идти шагом. Он никогда не представлял как будет объясняться женщине в любви и что может после этого произойти, но теперь понял – он ждал, что Ферн упадет ему на грудь. Он думал, что она могла бы, по крайней мере, сказать да или нет, а не «мне нужно подумать об этом». Он надеялся, что не страдает мужским тщеславием, однако ее реакция ошарашила его. Он чувствовал, что его предали.
(Нет, ты просто никогда не думал, что женщина может отказать тебе.)
Не совсем так. Он мог представить себе, что будет влюблен в женщину, которой он сам не нравится.
Ферн он нравился, поэтому ее реакция так удивила его. Но если она не может дать ему прямого ответа, значит, если он ей и нравится, то разве что чуть-чуть. О чем тут тогда вообще думать.
Нет, подумать тут все-таки надо. О многом подумать. Но он считал, что подумать можно было и потом, после того как они признаются друг другу в любви и испытают взаимное блаженство. К тому же, он сильно изменился в последнее время, и мало что уже его занимало в жизни, кроме его отношений с Ферн.
Но действительно ли он так уж изменился?
Да, его больше не шокировал костюм Ферн. Но если бы даже она и могла носить штаны в Бостоне, что, разумеется, абсолютно неприемлемо для женщин в этом городе, он не был уверен, что окончательно примирится с этим, если они останутся вместе.
Потом вставал вопрос: сможет ли Ферн войти в бостонское высшее общество? Нет, дело тут даже не в ее образовании, а, скорее, в воспитании. Она совершенно не знает той жизни. Он спрашивал себя, могли он просить ее стать другой. Честно ли это было с его стороны. Скорее всего, чтобы подходить для жизни в Бостоне, там нужно было родиться. Существовало так много правил, условностей, невидимых нитей – всего того, что скрепляет установленный порядок вещей. Постороннего же общество отвергает прямо с порога.
Но в то время как одна половина сознания Мэдисона выдвигала одно возражение за другим против его союза с Ферн, вторая половина с той же быстротой отвергала эти возражения как не идущие к делу. Он думал, что у Ферн было достаточно мужества и силы духа, чтобы преодолеть любые трудности. Она всего могла достигнуть при желании.
Вот только будет ли у нее желание? Это зависело от того, как сильно она любит Мэдисона. Опять самонадеянность. Он знал, что это в нем есть, и она также понимала это. Она обвиняла его в том, что он высокомерный эгоист, и он только что доказал ей это.
Почему она должна любить его? Или выходить за него замуж? Что он предложит ей кроме своего Бостона, где ей придется носить платья и скакать на лошади, сидя в дамском седле?
Она не нуждалась в его покровительстве. У нее была своя ферма и свои деньги. Может быть, ей вообще не нужен мужчина. Даже муж ей не нужен. После того, что с ней случилось, муж мог бы постоянно укорять ее за это.
Как Мэдисон ни старался, он не мог сожалеть о том, что Бакер Спраул был мертв. Он должен был гордиться дочкой, если бы она обладала и половиной тех качеств, которые были у Ферн, – смелостью, силой духа, умом и привлекательностью. Он должен был бы гордиться тем, что ему выпала честь заботиться о такой дочери.
Мэдисон хотел дать Ферн то, чего не сумел дать ей отец. Нет, дело тут не в деньгах, домах или слугах. Не в роскошной одежде и путешествиях в Европу. Он хотел, чтобы она успокоилась, чтобы знала, что он позаботится о ее счастье, что он хочет делить с ней все горести и радости.
Он хотел, чтобы она знала, что ее любят. Он хотел, чтобы она знала, что заслуживает любовь к себе.
Он хотел, чтобы она никогда не чувствовала себя одинокой.
Остальную часть обратного пути в город он размышлял о том, как заставит ее опять доверять людям, искать общения с людьми, сделает так, что она сможет делиться своей любовью с другими. Он знал, что любовь таится в ней и только ждет благополучной минуты, чтобы заявить о себе в полный голос.
Он старался не думать о том, что будет делать, если она скажет, что не любит его.
И после таких размышлений его еще сильнее поразило столкновение с той жизнью, которую, ему казалось, он оставил в надежном Бостоне. Оказалось, что он должен был встретиться с ней лицом к лицу в Дроверс Коттедже.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Уже много раз в течение дня Ферн говорила себе, что не хочет, чтобы Мэдисон приезжал на ферму. Но по мере того, как шло время и перевалило далеко за полдень, она все чаще поглядывала в сторону города. И даже готовясь уезжать, она все смотрела, прищурив глаза, не клубится ли пыль по дороге.
Нет, не клубится. Мэдисона не было видно.
– Все, больше уже ничего сегодня сделать не успеем, – сказал Пайк. Они с Ридом уже давно закончили свою работу, но делали что-то по мелочи, понимая, что Ферн ждет Мэдисона.
– Тогда отправляйтесь домой, – посоветовала им Ферн. – А то до темна не справитесь с вашими домашними делами.
– Мы проводим тебя до города, – предложил Пайк.
– В этом нет нужды, – настаивала Ферн. – Я сама найду дорогу. Я ее отлично знаю с детства.
– Я понимаю, но…
– Никаких но, – оборвала его Ферн. Она сделала глубокий вдох и сказала то, о чем они уже догадывались:
– Мистер Рэндолф, может быть, забыл о своем обещании приехать за мной, но я теперь уже совсем здорова и обойдусь без посторонней помощи.
Она не знала, верят ли они в то, что Мэдисон должен был сопровождать ее исключительно из-за ее болезни, но надеялась, что они не догадываются о том, что она влюблена в него, а он уехал и забыл про нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– У меня совсем другие намерения по отношению к тебе. Я…
– Надеюсь, ты не будешь признаваться мне в любви, потому что я все равно этому не поверю. Держу пари, что большинство женщин в Бостоне бегают за тобой.
Он почувствовал оттенки жестокости и цинизма в ее голосе. Она снова была отлично защищена. Она рассказала ему, что случилось с ней, не собираясь больше откровенничать с ним. Она не верила в то, что была ему небезразлична. Она не могла позволить себе верить в это, потому что еще слишком боялась.
– Что сделал твой отец, когда ты рассказала ему? – спросил Мэдисон.
– Я ничего ему не рассказала.
Ее ответ поразил его.
– Почему?
– Какой смысл? Этот человек все равно уехал из Канзаса.
– Тебе нужно было сказать отцу.
– Нет, папа погнался бы за ним, и тогда все узнали бы про то, что со мной случилось. И я навсегда бы осталась женщиной, которую хотели изнасиловать. Некоторые люди даже стали бы говорить, что я сама виновата. Зачем мне было переживать еще и это. Я и так уже достаточно пострадала.
Мэдисон понимал, что Ферн права. Даже добрые от природы люди думали бы, что она как-то спровоцировала этого насильника.
– Ты знала его?
Восемь лет Ферн хранила память о той ночи глубоко в тайниках своего сознания. Всякий раз, когда эта ночь пыталась напомнить о себе, Ферн запрятывала воспоминания куда-нибудь подальше. И вот появляется этот Мэдисон со своей обворожительной улыбкой, нежными поцелуями и наэлектризованными прикосновениями.
Благодаря его усилиям все запоры отворились, и наружу вышла уродливая истина, которую Ферн так надежно скрывала все эти годы.
– Было слишком темно, и я не могла видеть его лица, – сказала она, позволив себе припомнить детали этого кошмарного происшествия. – Я возвращалась от стада. Не смотрела по сторонам. Я боялась, что папа будет сердиться за то, что я поздно возвращаюсь, поэтому думала только о том, что приготовить ему на ужин и как бы сделать это побыстрее.
– Что же случилось?
Она представила все так живо, будто это происходило с ней вновь. Она вздрогнула. Если бы у нее хватило смелости, она попросила бы Мэдисона обнять ее.
– Он выпрыгнул из темноты в том месте, где находится бизонье лежбище, и, прежде, чем я поняла, что происходит, стащил меня с лошади на землю. Я плохо видела в темноте, да я и не старалась приглядываться. Я хотела одного – вырваться и убежать.
Она видела, как эта зловещая фигура появляется из кромешной мглы. Она запомнила только его голос. Он звучал, как шипение змеи.
– Он был жестокий. Ему нравилось делать мне больно. Он разорвал на мне рубашку. Он целовал меня всю и хватал меня.
– Как Трои нашел тебя?
– Он возвращался домой после игры в карты. Если бы он не был так пьян, он бы поймал его. Но мне на это было наплевать. Я была рада уже тому, что он избавил меня от этого насильника.
– И ты держала все это в себе долгие годы.
– А что мне еще оставалось? – спросила она, повернувшись к нему.
– Думаю, что делать тебе было нечего, но теперь позволь мне помочь.
– А что ты можешь сделать?
Мэдисон всегда гордился тем, что мог разрешить любую проблему, но здесь он, кажется, действительно ничего не мог поделать. То, что произошло, произошло, и ничего тут не поделаешь. Ферн придется жить с этим до конца своих дней. И что бы он ни предпринял, этого уже не изменишь.
Но он хотел, чтобы она знала, как он сочувствует ей и что его чувства к ней останутся неизменными.
– Я не знаю, – признался он, – но я что-нибудь придумаю. А пока ответь мне на один вопрос.
– Какой вопрос? – Она насторожилась.
– Ты решила, какое платье оденешь на вечеринку? Оно должно быть необычным. Я хочу, чтобы все увидели, что ты красавица.
Ферн засмеялась, потому что вопрос был совершенно неуместен после той темы, которую они только что обсуждали.
– У меня есть другие дела, которые я должна уладить, прежде чем займусь этим платьем, – ответила она, и он заметил, как все ее напряжение исчезло. Теперь если она не убьет его, когда приедет на ферму и увидит, что он там сделал, может быть, он наберется смелости и скажет ей, что любит ее.
– Он купил дом Прутта, – объяснял Пайк. – Дом разобрали на части и погрузили на телегу. Заняло всего пару часов, чтобы собрать его.
– Но амбар? – спросила Ферн, с удивлением рассматривая строение из недавно срубленного леса.
– Я выписал его из Канзас Сити, – объяснил Мэдисон. – В разобранном виде амбар привезли по железной дороге. За день мы его тут собрали.
Оба строения были не очень большими, но в доме был пол, чугунная плита и даже мебель. Амбар был достаточно велик, чтобы вместить несколько кур, свиней и корову.
– Зачем ты все это сделал? – спросила она.
– Я хотел, чтобы у тебя был свой дом.
– Но ты же хотел заставить меня жить у миссис Эббот.
– Мне не хотелось, чтобы ты жила там помимо своей воли.
Ферн слегка покраснела, взглянув на Пайка и Рида.
– Они думают, что ты виноват передо мной и пытаешься загладить свою вину, – сказала она Мэдисону. – Поезжай в город, а я займусь тут делами. – Она посмотрела по сторонам. – Хотя работы тут почти никакой не осталось.
– Сначала я хочу поговорить с тобой.
Она взглядом дала понять, что не хочет разговаривать с ним.
– Только несколько минут. Наедине.
– Займитесь каким-нибудь делом, – сказала она Пайку и Ридом. Мэдисон начинал раздражать ее. – Я приду через пять минут.
– Я думаю, мне надо спешить, а то тебя свиньи заждутся. А у кур случится нервный срыв. У кур бывают нервные срывы? – спросил он.
– Прости, если я говорила с тобой резко, – извинилась Ферн, улыбаясь тому, как глупо себя ведет, – но воспоминания о той ночи расстроили меня. Я в чертовски затруднительном положении, а ты только и знаешь, что разговариваешь со мной. Мы целыми днями говорим и говорим. Что ты еще хочешь мне сказать?
– Я хочу сказать, что люблю тебя.
Ферн замерла. Она знала, что любит Мэдисона, она знала об этом уже давно, но не могла и думать о том, что он любит ее. Она думала, что он интересуется ею от скуки. Она допускала, что чуть-чуть нравится ему.
На самом деле, в течение последнего времени она постоянно думала о том, что будет делать после того, как он уедет в Бостон. Она не хотела рассказывать ему про ту кошмарную ночь, когда ее хотели изнасиловать, частично из-за того, что ей не хотелось углублять отношения, у которых не было будущего.
Но Мэдисон сказал, что любит ее, и она была в полной растерянности.
– Я думал, что удивлю тебя, – сказал Мэдисон. В его голосе звучала обида. – Я думал, что ты можешь потерять дар речи после моего признания. Но я не предполагал, что ты так испугаешься. На тебе лица нет.
– Я не ис-спугалась, – заикалась от волнения Ферн. – Я просто шокирована.
Удивительно. Неправдоподобно. Невероятно. Ни одно из этих слов не могло передать того, что чувствовала Ферн. Может быть, была удручена. Ведь Мэдисон на самом деле не любит ее. Он спутал жалость к ней с любовью. Он жалел ее из-за утраты отца, потери фермы и того ночного происшествия, о котором она ему наконец рассказала. Но если бы даже он и любил ее из этого все равно ничего бы не вышло. Она не может выйти за него замуж. Это она понимала прекрасно. Она уже давно смирилась с этим.
– Ты хочешь что-то сказать? – спросил Мэдисон.
– Я не знаю, что сказать.
– Обычно в таких случаях говорят: я тоже тебя люблю. Но судя по выражению твоего лица, ты этого не скажешь.
– Нет… Я имею в виду… Видишь ли… Я шокирована.
Она не могла сказать ему, что уверена в том, что он ее не любит, и не могла сказать ему, что сама всем сердцем любит его, но не может выйти за него замуж.
– Ты мне раньше такого не говорил.
– До сегодняшнего дня я не был уверен.
– У меня не было времени подумать об этом.
Это была ложь. Она ни о чем другом и не думала.
– Может быть, ты теперь об этом подумаешь.
Ферн никогда в жизни не была такой несчастной.
Если она чего-то и хотела, то только того, чтобы Мэдисон любил ее. Вот теперь он признался ей в любви, а она не может сказать ему, что уже несколько недель любит его.
Она знала, что не может выйти замуж за Мэдисона, потому что как только он начинал обнимать и целовать ее, она тотчас вспоминала ту ужасную ночь. Нет, она не может быть его женой в полном смысле этого слова.
– Я не могу думать, когда ты рядом со мной. При тебе у меня мысли путаются.
– Так и должно быть, когда двое любят друг друга.
– Может быть, но я хотела бы, чтобы ты вернулся в город. Сегодня вечером мы опять сможем поговорить.
Боль, которую она видела в его глазах, удручала ее. От этого ей самой было больно, но она ничего не могла поделать. Ей нужно было время, чтобы обдумать свои слова.
– Разве сейчас мы не можем поговорить?
– Мэдисон, я никогда не думала, что ты питаешь ко мне глубокие чувства. Честно тебе говорю, я никогда не думала. Мы очень разные люди. Между нами нет ничего общего.
– Но…
– Мы же ни о чем толком не говорили с тобой. Ни о твоей семье, ни о том, какая жена тебе нужна, ни о моей одежде…
– Все это не имеет значения.
– Нет, это имеет значение. И даже если сейчас это не имеет значения, то это будет иметь значение позже. Дай мне время подумать и…
– Ты любишь меня? – спросил Мэдисон. – Если любишь, все остальное не играет никакой роли. Если не любишь… Ну, тогда все это тоже не имеет значения.
Ферн не могла взглянуть на него. Она боялась, что глаза выдадут ее.
Она стояла, с трудом удерживая равновесие на пороге новой жизни, в которой могут сбыться все ее мечты, и понимала, что эта жизнь не для нее. После стольких лет, проведенных в полном одиночестве, когда ни один человек не делал даже попытки понять ее, она знала, что было бы жестокостью по отношению к самой себе отказаться от Мэдисона.
Но она должна это сделать ради него и ради себя.
– Мне надо время, чтобы подумать, – сказала она, напрягая все силы. – Я скажу тебе сегодня вечером.
Мэдисон взял ее за подбородок и повернул ее лицо к своему, заставляя смотреть ему прямо в глаза.
– Ты что-то не хочешь говорить мне?
– Дело не в этом, – ответила Ферн, убирая его руку и опуская глаза. – Пожалуйста, Мэдисон. Я не могу ни о чем думать, когда ты стоишь рядом и требуешь немедленного ответа.
– Я не требую…
– Нет, требуешь, – возразила она, поднимая глаза. – Ты самый нетерпеливый человек из всех, кого я знала. Ты хочешь, чтобы все было по-твоему и немедленно. Я не могу тебе ответить так быстро, слишком важное это дело.
– Хорошо. Я поеду в город, но вернусь сегодня в полдень.
– Рид с Пайком проводят меня в город.
– Я вернусь, – повторил Мэдисон.
Ферн поняла, что протестовать бесполезно. Он все равно вернется.
И она была рада этому.
Мэдисон позволил Бастеру идти шагом. Он никогда не представлял как будет объясняться женщине в любви и что может после этого произойти, но теперь понял – он ждал, что Ферн упадет ему на грудь. Он думал, что она могла бы, по крайней мере, сказать да или нет, а не «мне нужно подумать об этом». Он надеялся, что не страдает мужским тщеславием, однако ее реакция ошарашила его. Он чувствовал, что его предали.
(Нет, ты просто никогда не думал, что женщина может отказать тебе.)
Не совсем так. Он мог представить себе, что будет влюблен в женщину, которой он сам не нравится.
Ферн он нравился, поэтому ее реакция так удивила его. Но если она не может дать ему прямого ответа, значит, если он ей и нравится, то разве что чуть-чуть. О чем тут тогда вообще думать.
Нет, подумать тут все-таки надо. О многом подумать. Но он считал, что подумать можно было и потом, после того как они признаются друг другу в любви и испытают взаимное блаженство. К тому же, он сильно изменился в последнее время, и мало что уже его занимало в жизни, кроме его отношений с Ферн.
Но действительно ли он так уж изменился?
Да, его больше не шокировал костюм Ферн. Но если бы даже она и могла носить штаны в Бостоне, что, разумеется, абсолютно неприемлемо для женщин в этом городе, он не был уверен, что окончательно примирится с этим, если они останутся вместе.
Потом вставал вопрос: сможет ли Ферн войти в бостонское высшее общество? Нет, дело тут даже не в ее образовании, а, скорее, в воспитании. Она совершенно не знает той жизни. Он спрашивал себя, могли он просить ее стать другой. Честно ли это было с его стороны. Скорее всего, чтобы подходить для жизни в Бостоне, там нужно было родиться. Существовало так много правил, условностей, невидимых нитей – всего того, что скрепляет установленный порядок вещей. Постороннего же общество отвергает прямо с порога.
Но в то время как одна половина сознания Мэдисона выдвигала одно возражение за другим против его союза с Ферн, вторая половина с той же быстротой отвергала эти возражения как не идущие к делу. Он думал, что у Ферн было достаточно мужества и силы духа, чтобы преодолеть любые трудности. Она всего могла достигнуть при желании.
Вот только будет ли у нее желание? Это зависело от того, как сильно она любит Мэдисона. Опять самонадеянность. Он знал, что это в нем есть, и она также понимала это. Она обвиняла его в том, что он высокомерный эгоист, и он только что доказал ей это.
Почему она должна любить его? Или выходить за него замуж? Что он предложит ей кроме своего Бостона, где ей придется носить платья и скакать на лошади, сидя в дамском седле?
Она не нуждалась в его покровительстве. У нее была своя ферма и свои деньги. Может быть, ей вообще не нужен мужчина. Даже муж ей не нужен. После того, что с ней случилось, муж мог бы постоянно укорять ее за это.
Как Мэдисон ни старался, он не мог сожалеть о том, что Бакер Спраул был мертв. Он должен был гордиться дочкой, если бы она обладала и половиной тех качеств, которые были у Ферн, – смелостью, силой духа, умом и привлекательностью. Он должен был бы гордиться тем, что ему выпала честь заботиться о такой дочери.
Мэдисон хотел дать Ферн то, чего не сумел дать ей отец. Нет, дело тут не в деньгах, домах или слугах. Не в роскошной одежде и путешествиях в Европу. Он хотел, чтобы она успокоилась, чтобы знала, что он позаботится о ее счастье, что он хочет делить с ней все горести и радости.
Он хотел, чтобы она знала, что ее любят. Он хотел, чтобы она знала, что заслуживает любовь к себе.
Он хотел, чтобы она никогда не чувствовала себя одинокой.
Остальную часть обратного пути в город он размышлял о том, как заставит ее опять доверять людям, искать общения с людьми, сделает так, что она сможет делиться своей любовью с другими. Он знал, что любовь таится в ней и только ждет благополучной минуты, чтобы заявить о себе в полный голос.
Он старался не думать о том, что будет делать, если она скажет, что не любит его.
И после таких размышлений его еще сильнее поразило столкновение с той жизнью, которую, ему казалось, он оставил в надежном Бостоне. Оказалось, что он должен был встретиться с ней лицом к лицу в Дроверс Коттедже.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Уже много раз в течение дня Ферн говорила себе, что не хочет, чтобы Мэдисон приезжал на ферму. Но по мере того, как шло время и перевалило далеко за полдень, она все чаще поглядывала в сторону города. И даже готовясь уезжать, она все смотрела, прищурив глаза, не клубится ли пыль по дороге.
Нет, не клубится. Мэдисона не было видно.
– Все, больше уже ничего сегодня сделать не успеем, – сказал Пайк. Они с Ридом уже давно закончили свою работу, но делали что-то по мелочи, понимая, что Ферн ждет Мэдисона.
– Тогда отправляйтесь домой, – посоветовала им Ферн. – А то до темна не справитесь с вашими домашними делами.
– Мы проводим тебя до города, – предложил Пайк.
– В этом нет нужды, – настаивала Ферн. – Я сама найду дорогу. Я ее отлично знаю с детства.
– Я понимаю, но…
– Никаких но, – оборвала его Ферн. Она сделала глубокий вдох и сказала то, о чем они уже догадывались:
– Мистер Рэндолф, может быть, забыл о своем обещании приехать за мной, но я теперь уже совсем здорова и обойдусь без посторонней помощи.
Она не знала, верят ли они в то, что Мэдисон должен был сопровождать ее исключительно из-за ее болезни, но надеялась, что они не догадываются о том, что она влюблена в него, а он уехал и забыл про нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40