К тому же они могли долго обходиться без воды и пить много, когда случалось набрести на колодец.
Рыцари сделали еще одну уступку жаре, сняв свои кольчуги и шлемы и надев белые одеяния местных жителей.
«Рейнер совсем стал похож на сарацина, — думал Анри, когда они ехали от wadi до wadi. Солнце пустыни прокалило ему руки и лицо, и теперь они у него цвета меди, отчего карие глаза кажутся еще темнее, чем раньше. Да, Рейнер вполне может сойти за молодого эмира».
Сам Анри, белокурый и белокожий, очень страдал от ожогов и облегчение находил только в мази алоэ, проданной ему одним из встреченных на пути торговцев.
Передвигались они в основном по ночам, чтобы не мучиться от жары, поэтому встречали мало людей — всего несколько бедуинов да один караван. Те же, кто угрожал им, немедленно исчезали, завидев кольцо Саладина. Анри с обожанием слушал, как жених его сестры разговаривал по-арабски с всадниками, узнавая у них дорогу к колодцу или к следующему монастырю.
Помимо католических монастырей, расположенных в горах и в городах, было еще много других убежищ, основанных разными христианскими сектами. Они посетили монастыри сирийских яковитов, маронитов, коптов, нубийцев, армян и грузин. Через две недели Анри уже с легкостью болтал о местах, где они побывали, о горе Тавор, об Абу-Гоше, Тайибе, Дейр аль-Асаде. Однако нигде не слыхали о слепой женщине, недавно приехавшей из Европы.
Пришлось им повернуть коней в Акру. Стараясь не думать о неудаче, они подсчитали, что вернутся в город крестоносцев восемнадцатого августа, то есть за два дня до назначенного Ричардом срока. — Может, там нас ждет письмо Саладина, — стараясь подбодрить и Рейнера и себя, сказал Анри.
— Дай Бог, — пробурчал Рейнер.
Его взгляд не сулил ничего хорошего. Если Алуетт нет ни в одном монастыре, значит, ей грозит смертельная опасность. Возможно, ее уже нет в живых. Нет, сердце не могло обмануть влюбленного. Неужели он ничего не почувствовал бы, если бы с Алуетт случилось самое ужасное?
А что, если султан ему не напишет, несмотря на обещание? Где тогда искать? Что ж, он будет убивать сарацин до тех пор, пока не доберется до гарема Саладина. Может, Алуетт там?
В Акре было неспокойно. Люди старались не говорить о выкупе, о Святом Кресте, о пленных христианах. Когда Рейнер и Анри въехали в город, казалось, сами улицы вопрошали: как поступит Ричард Львиное Сердце с пленным гарнизоном?
Рейнер приехал к себе, в прохладный каменный дом, и там его ждало письмо от Саладина.
Салах-ад-Дин Юсуф ибн-Аюб, известный как Саладин, султан султанов, приветствует сэра Рейнера де Уинслейда.
От нашего внимания не укрылось, что ты ездишь по нашим землям в поисках леди Алуетт и посещаешь монастыри, которые процветают по милости Аллаха. Нас огорчило, что ты ездил напрасно, если путешествие, какое бы оно ни было, можно назвать напрасным.
Мы с радостью сообщаем тебе, что женщина твоего сердца в безопасном месте, и, если ты выедешь из Акры двадцатого числа на рассвете, я верну тебе ее. Однако ты должен сделать все, как я велю. Пусть будет на тебе милость Аллаха, и да родит тебе Алуетт де Шеневи много сыновей.
Значит, это Саладин виноват в ее исчезновении? Рейнер читал и перечитывал послание и ничего не понимал. Анри был уверен, что Алуетт похитили сарацины. Может, он прав? Но тогда зачем Сала — дину возвращать ее ему?
И зачем Саладину надо, чтобы он уехал из города именно двадцатого? Ах да, в этот день должны освободить сарацинский гарнизон, если будет заплачен выкуп. Интересно, знает ли султан, что Ричард приказал ему двадцатого быть в городе? Неужели он проверяет Рейнера, заставляя его выбирать между верностью сюзерену и спасением любимой?! Или он угрожает безопасности Алуетт? Рейнер еще( раз перечитал письмо. В конце концов он понял одно. Что бы ни случилось, он поедет к ней. Он громко выругался, схватил письмо и отправился во дворец к Ричарду.
Ричард поднял голову, прочитав письмо, и нахмурился.
— Кажется, ты думаешь, что я разрешу тебе положить голову на радость Саладину? Ты же сам понимаешь, что это уловка, чтобы заманить одного из лучших моих людей в капкан. Удивляюсь твоей доверчивости, Рейнер.
Рейнер ожидал, что Ричард взбесится, когда он заговорит об отъезде, но от того, что он обвинил Саладина в хитрости, Рейнер просто онемел.
— Я верю ему, сир. Или она у него, или он знает, где она. Саладин — человек чести.
Он, не мигая, уставился в сверкавшие молниями глаза Ричарда.
— Человек чести? Это он-то? — крикнул Ричард, ударяя кулаком по столу. Казалось, он еще больше взъярился оттого, что Рейнер не шелохнулся. — Этот самый «человек чести» не собирается выполнить условия выкупа, дурак! Нет, я не позволю тебе гоняться за тенью! И так мы потеряли больше месяца, понадеявшись на сарацинского змея, а ведь могли бы уже быть в Иерусалиме. И тебя я ему не отдам, так и знай!
Ричард в ярости ходил взад и вперед по комнате, а после этих слов отвернулся от Рейнера, словно сказал лишнее. Он стоял возле открытого окна и смотрел на город.
Рейнер ничего не понимал. Неужели он действительно слышал ревнивые ноты в голосе Ричарда, когда он обвинил его в том, что он гоняется за тенью. И этот взрыв ярости: «Я тебя ему не отдам!» Да, кажется в этом больше чем простое нежелание короля рисковать своим рыцарем, пусть даже одним из самых верных.
Ричард оглянулся посмотреть на Рейнера. Лицо его побагровело от нахлынувших чувств.
— Прости, Рейнер. Я не хотел… смутить тебя. Я знаю… ты другой. Не бойся, я не стану тебя ни о чем просить. У меня ведь есть мои… Блондели, да и симпатичные пажи не прочь доставить мне удовольствие. — Он с трудом перевел дыхание, словно в комнате не хватало воздуха. Глаза у него опять стали холодными. — Прошу прощения, сэр Рейнер, но мне придется отказать вам. Будьте готовы отбыть из Акры вместе с армией сегодня вечером. Мы разобьем лагерь на равнине, чтобы Саладин не захватил нас врасплох, когда приедет вручать выкуп, чем очень удивит нас, или, если он не приедет, чтобы у нас было достаточно места для расправы с гарнизоном. Вы свободны.
Рейнер сделал еще одну попытку. Он встал на колени перед Ричардом и, стараясь говорить спокойно, сказал: — Сир, я прошу вас…
— Хватит, Рейнер! Не думайте, что вам теперь все позволено. Предупреждаю, я не уступлю. Вы будете под домашним арестом, а потом придете сюда в полном вооружении. Вы поняли?
— Да, сир.
Ричард не бросал слов на ветер. Трое вооруженных воинов проводили Рейнера до дома. Двое остались на улице, а третий ходил за ним из комнаты в комнату, пока Томас помогал ему облачаться в доспехи и собирал вещи. Ричард не сказал, когда крестоносцы вернутся, если они вообще вернутся, в Акру.
Что Ричард намеревается делать с двумя тысячами человек плюс женщины и дети, если Саладин не примет его условия? Оставаться в Акре и сторожить их он не может, во-первых, нет денег, а во-вторых, ему надо ехать дальше, освобождать святыни христиан от неверных. Какая холодная жестокость была в его блестящих голубых глазах, когда он заговорил о Саладине и гарнизоне. Сердце у Рейнера дрогнуло, при воспоминании о мусульманах, которых видел в тюрьме. У многих из них были жены и очаровательные темнокожие детишки, которые тотчас переставали смеяться, когда солдаты смотрели в их сторону. Что Плантагенет собирается делать с несчастными и ни в чем не повинными семьями, втянутыми в религиозную войну?
На другой день Рейнер в полном облачении, на коне и в сопровождении Зевса был на равнине, простиравшейся перед Акрой. Скованных цепями мусульман вместе с семьями со всех сторон окружали христианские войска.
Было жарко. Ни одно облачко не появилось, чтобы прикрыть огненный шар. Крестоносцы сидели на конях или стояли в зависимости от своего положения и поджаривались в кольчугах и шлемах, несмотря на белые покрывала и тюрбаны, которые они надевали поверх металла.
Ричард на коне, взятом им у Исаака Комнина, объезжал лагерь. Время от времени он останавливался, глядел на солнце, потом на горы, где прятались войска Саладина, потом на скованных цепями пленных. То и дело из Акры приезжали гонцы. Хотя Рейнер не слышал, о чем они говорили, было ясно, что в их донесениях нет ничего утешительного.
Близился вечер, однако никто не смел пошевелиться. Наконец Ричард указал на дюжину мужчин в толпе мусульман, и два вооруженных стражника направились к ним разбить оковы. Чуть погодя они бросились чуть не под копыта Ричардова коня, вопя хвалы английскому королю. Рейнер заметил, как один из них положил в руку короля великолепное золотое ожерелье с огненными рубинами и зелеными светящимися изумрудами. Эти, значит, побогаче остальных, и Ричард, вечно нуждавшийся в деньгах, позволил им самим выкупить себя. Остальные мусульмане забеспокоились и в страхе воззрились на золотокудрого великана, от которого зависело, жить им или умереть.
Словно почувствовав беспокойство взрослых, малыши, до тех пор спокойно лежавшие на руках матерей, принялись хныкать и даже кричать от страха, после чего женщины, не в силах справиться со своими детьми, громко заплакали.
Рейнер видел, как панический страх овладевал мусульманами, но он был слишком поглощен беспокойством за Алуетт и злостью на Ричарда, который держал его тут Бог знает для каких целей, когда он должен мчаться к ней… где бы она ни была, пусть даже ему придется заплатить за это своей жизнью. Вместе с Зевсом он занимал пост, ближайший к горам. Может, ему удастся потихоньку отойти назад, сколько можно, а потом пустить Геракла в галоп прямо на передовые линии мусульман. Надо только не забыть махать белым тюрбаном, чтобы они его не убили, а там сразу потребовать, чтобы его отвели к Саладину. Ну же, смелее! Ричард его никогда не простит за это. Как может любовь к женщине пересилить вассальную верность?
Рейнер поднял глаза и встретил холодный всепроникающий взгляд короля, словно прочитавшего его мысли. Не отрывая своих глубых глаз от карих глаз Рейнера, он почти незаметно покачал головой. Не делай этого!
Прошел еще час. Ричард призвал к себе Лестера, герцога Шампаньского, и Ги де Лузиньяна для совета. Оба они выглядели не лучшим образом, когда, пришпоривая коней, направились потом на свои прежние места. Решение было принято.
Рейнер поглядел на Зевса, который начал тоненько выть. Что будет?
Голос Ричарда прогремел над равниной. — Саладин нарушил договор о выкупе. Мы не получили ни денег, ни Святого Креста, ни наших пленных из грязных рук неверных. Смерть мусульманам!
Те, кто понимал по-французски, начали плакать и выть, без слов делясь своим ужасом с остальными. Христианские воины возбужденно заговорили, когда рыцари уселись поудобнее в седлах и обнажили мечи. Потом все стихло. Поднятая рука Ричарда притянула к себе взоры. Он махнул рукой и крикнул: — Пусть они заплатят за предательство Сала — дина! Христиане, убейте их! Пусть идут к своему Магомету! Каждый сарацин, отправленный в ад, приближает вас к раю! Рыцари, окружавшие Рейнера, пришпорили коней, но нашлись и такие, которые соскочили землю и с обнаженными мечами бросились гущу съежившихся от страха сарацин. Обагренные кровью мечи, перерезанные глотки! Даже воздух словно сгустился от кровавых испарений, страха и палаческого сладострастия.
Конь, промчавшийся мимо, задел Геракла, и он недовольно заржал и стал на дыбы, а когда вновь опустился на землю, то застыл в недоумении, не чувствуя шпор, приказывающих ему лететь вперед. Он раздувал ноздри в предчувствии битвы, а рядом стоял Зевс, готовый в любое мгновение защитить своего хозяина или выполнить его приказание.
Рейнера мутило. Он понял, что от него требовалось напасть на безоружных и беспомощных пленников и убивать их до тех пор, пока они все не лягут на равнине, обагрив ее своей кровью.
Он шел в поход, зная, что ему придется убивать сарацин, освобождая святые места, но убивать солдат, вооруженных для битвы и знающих, на что они идут, во имя своей веры! А тут убивать безоружных, закованных в цепи пленников, да еще с женами и детьми! Каким же он будет христианином, если поднимет ребенка на копье, как это делали сплошь и рядом солдаты Ричарда, или вспорет живот юной сарацинке, когда она на коленях будет молить о пощаде?
Нет, это не для него!
Окликнув Зевса, Рейнер натянул поводья, и послушный конь подал назад, а потом, повинуясь золотым шпорам, помчался к горам.
Однако оказавшись у переднего края обороны христиан, он обнаружил, что там жаркий бой. Солдаты с трудом сдерживали яростный напор одетых в белое всадников Саладина.
У сарацин не хватало сил прорвать оборону и прекратить резню, слишком их было мало и слишком плохо они были вооружены по сравнению с франками. Тем не менее их атака помешала Рейнеру проскочить в горы, воспользовавшись замешательством с обеих сторон, и он чуть было не получил удар в спину, чудом успев опередить сарацина и отправить его, вопящего от боли, к Аллаху,
Рейнер стянул с себя белую тряпку, которой прикрывал шлем от солнца, и помахал ею, надеясь, что сарацинам ведомо значение белого флага, уж коли они не понимают по-французски. Однако ему пришлось отказаться и от этой идеи, когда он увидал мусульманина, несущегося прямо на Зевса, который, повернув морду к хозяину, словно призывал его встретить врага лицом к лицу. Рейнеру ничего не оставалось, как этого тоже отправить в рай, поле чего и он и его пес внимательно огляделись кругом, ища какой-нибудь выход.
Вот! Дыра на правом фланге! Рейнер, не жалея шпор, хотя его коню это не требовалось, направил Геракла туда, где не видно было дерущихся противников.
В последний момент англичанин углядел-таки приближающееся справа пятно, но тут его ударили по голове, искры посыпались у него из глаз, после чего он провалился в беспросветный мрак.
Глава 29
Он очнулся, ощутив уже знакомую боль в голове. Неужели он опять в Генуе, опять ограблен и брошен умирать? Осторожно приоткрыв один глаз, Рейнер увидел, что лежит не в своем шатре и не в своем доме в Акре.
Над ним алый полог шатра, а возле него низкий стол с золотой корзиной, наполненной гранатами и продолговатыми желтыми плодами, называемыми бананами. Гурия с закрытым лицом отирала пот с его лба, сидя рядом на корточках в полупрозрачных шаль — варах. Взгляд ее черных глаз искал одобрения человека, прятавшегося в тени.
— Хорошо, Фаих, можешь идти, — сказал тот. У Рейнера загудело в голове, когда он попытался разглядеть мужчину, но, несмотря на все его старания, видение двоилось и плыло и он ничего не мог с этим поделать.
Женщина скрылась, оставив Рейнера наедине с хозяином шатра, чей голос он уже когда-то слышал.
Рейнер не поверил себе, когда Саладин подошел к его ложу и уселся на подушку. Он попытался было приподняться, но Саладин остановил его.
— Нет, нет. Не надо. А то голова заболит еще сильнее.
Рейнер хотел ему сказать, что сильнее она уже не может болеть, но промолчал, глядя, как султан устраивается поближе к нему.
— Вижу, ты носишь кольцо, которое я тебе дал. Это хорошо. Оно спасло тебе жизнь, да будет тебе известно. Мои воины, когда началась резня, готовы были на что угодно.
Черные глаза Саладина не отрываясь смотрели в карие глаза Рейнера.
— Да. Резня. Две тысячи шестьсот человек. Жены и дети. Это продолжалось несколько часов, а потом христиане — вот уж Иисус радуется, наверное, — стали вспарывать мертвым животы, надеясь, видно, найти спрятанные там драгоценности. Итак, вороны пируют под стенами Акры, и вонь уже, наверное, достигла Рима, если не самого рая.
Рейнер откинулся на подушках, переполненный стыдом за своих единоверцев. Что он мог сказать в их оправдание? Значит, несмотря ни на что, ему придется умереть? Саладин будет по кусочку посылать его тело Ричарду. Ну что ж, надо смириться, как ни прискорбно, лишь бы Алуетт была в безопасности. Рейнер открыл было рот, чтобы вымолить ей жизнь, но Саладин властным жестом остановил его.
— Прежде я поступал по-рыцарски с христианскими пленниками, насколько это было возможно, за одних брал выкуп, других освобождал даже без выкупа. Я был любезен с Мелех-Риком. Теперь всему этому конец. И виноват твой король. Я буду так же великодушен, как и он.
Вот сейчас он скажет все до конца, и Рейнер узнает, как ему предназначено умереть.
Саладин печально улыбнулся, словно прочитал его мысли.
— Ты несправедлив ко мне, Рейнер де Уинслейд. Что бы я ни чувствовал сейчас к Мелех-Рику, свои обещания я привык выполнять. Ты надел мое кольцо, и оно сохранит тебе жизнь, и еще я видел, что тебе тоже не по душе пришлась резня. Знаю, в честном бою ты бы, не задумываясь, убил сарацина, но ведь это не был честный бой. — Он немного помолчал. — Отдыхай теперь. Утром тебя отвезут к леди Алуетт.
Рейнер внимательно посмотрел на сарацина, назвавшегося лекарем Омаром аль-Каримом.
— Ты говоришь, леди Алуетт де Шеневи в этой комнате?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Рыцари сделали еще одну уступку жаре, сняв свои кольчуги и шлемы и надев белые одеяния местных жителей.
«Рейнер совсем стал похож на сарацина, — думал Анри, когда они ехали от wadi до wadi. Солнце пустыни прокалило ему руки и лицо, и теперь они у него цвета меди, отчего карие глаза кажутся еще темнее, чем раньше. Да, Рейнер вполне может сойти за молодого эмира».
Сам Анри, белокурый и белокожий, очень страдал от ожогов и облегчение находил только в мази алоэ, проданной ему одним из встреченных на пути торговцев.
Передвигались они в основном по ночам, чтобы не мучиться от жары, поэтому встречали мало людей — всего несколько бедуинов да один караван. Те же, кто угрожал им, немедленно исчезали, завидев кольцо Саладина. Анри с обожанием слушал, как жених его сестры разговаривал по-арабски с всадниками, узнавая у них дорогу к колодцу или к следующему монастырю.
Помимо католических монастырей, расположенных в горах и в городах, было еще много других убежищ, основанных разными христианскими сектами. Они посетили монастыри сирийских яковитов, маронитов, коптов, нубийцев, армян и грузин. Через две недели Анри уже с легкостью болтал о местах, где они побывали, о горе Тавор, об Абу-Гоше, Тайибе, Дейр аль-Асаде. Однако нигде не слыхали о слепой женщине, недавно приехавшей из Европы.
Пришлось им повернуть коней в Акру. Стараясь не думать о неудаче, они подсчитали, что вернутся в город крестоносцев восемнадцатого августа, то есть за два дня до назначенного Ричардом срока. — Может, там нас ждет письмо Саладина, — стараясь подбодрить и Рейнера и себя, сказал Анри.
— Дай Бог, — пробурчал Рейнер.
Его взгляд не сулил ничего хорошего. Если Алуетт нет ни в одном монастыре, значит, ей грозит смертельная опасность. Возможно, ее уже нет в живых. Нет, сердце не могло обмануть влюбленного. Неужели он ничего не почувствовал бы, если бы с Алуетт случилось самое ужасное?
А что, если султан ему не напишет, несмотря на обещание? Где тогда искать? Что ж, он будет убивать сарацин до тех пор, пока не доберется до гарема Саладина. Может, Алуетт там?
В Акре было неспокойно. Люди старались не говорить о выкупе, о Святом Кресте, о пленных христианах. Когда Рейнер и Анри въехали в город, казалось, сами улицы вопрошали: как поступит Ричард Львиное Сердце с пленным гарнизоном?
Рейнер приехал к себе, в прохладный каменный дом, и там его ждало письмо от Саладина.
Салах-ад-Дин Юсуф ибн-Аюб, известный как Саладин, султан султанов, приветствует сэра Рейнера де Уинслейда.
От нашего внимания не укрылось, что ты ездишь по нашим землям в поисках леди Алуетт и посещаешь монастыри, которые процветают по милости Аллаха. Нас огорчило, что ты ездил напрасно, если путешествие, какое бы оно ни было, можно назвать напрасным.
Мы с радостью сообщаем тебе, что женщина твоего сердца в безопасном месте, и, если ты выедешь из Акры двадцатого числа на рассвете, я верну тебе ее. Однако ты должен сделать все, как я велю. Пусть будет на тебе милость Аллаха, и да родит тебе Алуетт де Шеневи много сыновей.
Значит, это Саладин виноват в ее исчезновении? Рейнер читал и перечитывал послание и ничего не понимал. Анри был уверен, что Алуетт похитили сарацины. Может, он прав? Но тогда зачем Сала — дину возвращать ее ему?
И зачем Саладину надо, чтобы он уехал из города именно двадцатого? Ах да, в этот день должны освободить сарацинский гарнизон, если будет заплачен выкуп. Интересно, знает ли султан, что Ричард приказал ему двадцатого быть в городе? Неужели он проверяет Рейнера, заставляя его выбирать между верностью сюзерену и спасением любимой?! Или он угрожает безопасности Алуетт? Рейнер еще( раз перечитал письмо. В конце концов он понял одно. Что бы ни случилось, он поедет к ней. Он громко выругался, схватил письмо и отправился во дворец к Ричарду.
Ричард поднял голову, прочитав письмо, и нахмурился.
— Кажется, ты думаешь, что я разрешу тебе положить голову на радость Саладину? Ты же сам понимаешь, что это уловка, чтобы заманить одного из лучших моих людей в капкан. Удивляюсь твоей доверчивости, Рейнер.
Рейнер ожидал, что Ричард взбесится, когда он заговорит об отъезде, но от того, что он обвинил Саладина в хитрости, Рейнер просто онемел.
— Я верю ему, сир. Или она у него, или он знает, где она. Саладин — человек чести.
Он, не мигая, уставился в сверкавшие молниями глаза Ричарда.
— Человек чести? Это он-то? — крикнул Ричард, ударяя кулаком по столу. Казалось, он еще больше взъярился оттого, что Рейнер не шелохнулся. — Этот самый «человек чести» не собирается выполнить условия выкупа, дурак! Нет, я не позволю тебе гоняться за тенью! И так мы потеряли больше месяца, понадеявшись на сарацинского змея, а ведь могли бы уже быть в Иерусалиме. И тебя я ему не отдам, так и знай!
Ричард в ярости ходил взад и вперед по комнате, а после этих слов отвернулся от Рейнера, словно сказал лишнее. Он стоял возле открытого окна и смотрел на город.
Рейнер ничего не понимал. Неужели он действительно слышал ревнивые ноты в голосе Ричарда, когда он обвинил его в том, что он гоняется за тенью. И этот взрыв ярости: «Я тебя ему не отдам!» Да, кажется в этом больше чем простое нежелание короля рисковать своим рыцарем, пусть даже одним из самых верных.
Ричард оглянулся посмотреть на Рейнера. Лицо его побагровело от нахлынувших чувств.
— Прости, Рейнер. Я не хотел… смутить тебя. Я знаю… ты другой. Не бойся, я не стану тебя ни о чем просить. У меня ведь есть мои… Блондели, да и симпатичные пажи не прочь доставить мне удовольствие. — Он с трудом перевел дыхание, словно в комнате не хватало воздуха. Глаза у него опять стали холодными. — Прошу прощения, сэр Рейнер, но мне придется отказать вам. Будьте готовы отбыть из Акры вместе с армией сегодня вечером. Мы разобьем лагерь на равнине, чтобы Саладин не захватил нас врасплох, когда приедет вручать выкуп, чем очень удивит нас, или, если он не приедет, чтобы у нас было достаточно места для расправы с гарнизоном. Вы свободны.
Рейнер сделал еще одну попытку. Он встал на колени перед Ричардом и, стараясь говорить спокойно, сказал: — Сир, я прошу вас…
— Хватит, Рейнер! Не думайте, что вам теперь все позволено. Предупреждаю, я не уступлю. Вы будете под домашним арестом, а потом придете сюда в полном вооружении. Вы поняли?
— Да, сир.
Ричард не бросал слов на ветер. Трое вооруженных воинов проводили Рейнера до дома. Двое остались на улице, а третий ходил за ним из комнаты в комнату, пока Томас помогал ему облачаться в доспехи и собирал вещи. Ричард не сказал, когда крестоносцы вернутся, если они вообще вернутся, в Акру.
Что Ричард намеревается делать с двумя тысячами человек плюс женщины и дети, если Саладин не примет его условия? Оставаться в Акре и сторожить их он не может, во-первых, нет денег, а во-вторых, ему надо ехать дальше, освобождать святыни христиан от неверных. Какая холодная жестокость была в его блестящих голубых глазах, когда он заговорил о Саладине и гарнизоне. Сердце у Рейнера дрогнуло, при воспоминании о мусульманах, которых видел в тюрьме. У многих из них были жены и очаровательные темнокожие детишки, которые тотчас переставали смеяться, когда солдаты смотрели в их сторону. Что Плантагенет собирается делать с несчастными и ни в чем не повинными семьями, втянутыми в религиозную войну?
На другой день Рейнер в полном облачении, на коне и в сопровождении Зевса был на равнине, простиравшейся перед Акрой. Скованных цепями мусульман вместе с семьями со всех сторон окружали христианские войска.
Было жарко. Ни одно облачко не появилось, чтобы прикрыть огненный шар. Крестоносцы сидели на конях или стояли в зависимости от своего положения и поджаривались в кольчугах и шлемах, несмотря на белые покрывала и тюрбаны, которые они надевали поверх металла.
Ричард на коне, взятом им у Исаака Комнина, объезжал лагерь. Время от времени он останавливался, глядел на солнце, потом на горы, где прятались войска Саладина, потом на скованных цепями пленных. То и дело из Акры приезжали гонцы. Хотя Рейнер не слышал, о чем они говорили, было ясно, что в их донесениях нет ничего утешительного.
Близился вечер, однако никто не смел пошевелиться. Наконец Ричард указал на дюжину мужчин в толпе мусульман, и два вооруженных стражника направились к ним разбить оковы. Чуть погодя они бросились чуть не под копыта Ричардова коня, вопя хвалы английскому королю. Рейнер заметил, как один из них положил в руку короля великолепное золотое ожерелье с огненными рубинами и зелеными светящимися изумрудами. Эти, значит, побогаче остальных, и Ричард, вечно нуждавшийся в деньгах, позволил им самим выкупить себя. Остальные мусульмане забеспокоились и в страхе воззрились на золотокудрого великана, от которого зависело, жить им или умереть.
Словно почувствовав беспокойство взрослых, малыши, до тех пор спокойно лежавшие на руках матерей, принялись хныкать и даже кричать от страха, после чего женщины, не в силах справиться со своими детьми, громко заплакали.
Рейнер видел, как панический страх овладевал мусульманами, но он был слишком поглощен беспокойством за Алуетт и злостью на Ричарда, который держал его тут Бог знает для каких целей, когда он должен мчаться к ней… где бы она ни была, пусть даже ему придется заплатить за это своей жизнью. Вместе с Зевсом он занимал пост, ближайший к горам. Может, ему удастся потихоньку отойти назад, сколько можно, а потом пустить Геракла в галоп прямо на передовые линии мусульман. Надо только не забыть махать белым тюрбаном, чтобы они его не убили, а там сразу потребовать, чтобы его отвели к Саладину. Ну же, смелее! Ричард его никогда не простит за это. Как может любовь к женщине пересилить вассальную верность?
Рейнер поднял глаза и встретил холодный всепроникающий взгляд короля, словно прочитавшего его мысли. Не отрывая своих глубых глаз от карих глаз Рейнера, он почти незаметно покачал головой. Не делай этого!
Прошел еще час. Ричард призвал к себе Лестера, герцога Шампаньского, и Ги де Лузиньяна для совета. Оба они выглядели не лучшим образом, когда, пришпоривая коней, направились потом на свои прежние места. Решение было принято.
Рейнер поглядел на Зевса, который начал тоненько выть. Что будет?
Голос Ричарда прогремел над равниной. — Саладин нарушил договор о выкупе. Мы не получили ни денег, ни Святого Креста, ни наших пленных из грязных рук неверных. Смерть мусульманам!
Те, кто понимал по-французски, начали плакать и выть, без слов делясь своим ужасом с остальными. Христианские воины возбужденно заговорили, когда рыцари уселись поудобнее в седлах и обнажили мечи. Потом все стихло. Поднятая рука Ричарда притянула к себе взоры. Он махнул рукой и крикнул: — Пусть они заплатят за предательство Сала — дина! Христиане, убейте их! Пусть идут к своему Магомету! Каждый сарацин, отправленный в ад, приближает вас к раю! Рыцари, окружавшие Рейнера, пришпорили коней, но нашлись и такие, которые соскочили землю и с обнаженными мечами бросились гущу съежившихся от страха сарацин. Обагренные кровью мечи, перерезанные глотки! Даже воздух словно сгустился от кровавых испарений, страха и палаческого сладострастия.
Конь, промчавшийся мимо, задел Геракла, и он недовольно заржал и стал на дыбы, а когда вновь опустился на землю, то застыл в недоумении, не чувствуя шпор, приказывающих ему лететь вперед. Он раздувал ноздри в предчувствии битвы, а рядом стоял Зевс, готовый в любое мгновение защитить своего хозяина или выполнить его приказание.
Рейнера мутило. Он понял, что от него требовалось напасть на безоружных и беспомощных пленников и убивать их до тех пор, пока они все не лягут на равнине, обагрив ее своей кровью.
Он шел в поход, зная, что ему придется убивать сарацин, освобождая святые места, но убивать солдат, вооруженных для битвы и знающих, на что они идут, во имя своей веры! А тут убивать безоружных, закованных в цепи пленников, да еще с женами и детьми! Каким же он будет христианином, если поднимет ребенка на копье, как это делали сплошь и рядом солдаты Ричарда, или вспорет живот юной сарацинке, когда она на коленях будет молить о пощаде?
Нет, это не для него!
Окликнув Зевса, Рейнер натянул поводья, и послушный конь подал назад, а потом, повинуясь золотым шпорам, помчался к горам.
Однако оказавшись у переднего края обороны христиан, он обнаружил, что там жаркий бой. Солдаты с трудом сдерживали яростный напор одетых в белое всадников Саладина.
У сарацин не хватало сил прорвать оборону и прекратить резню, слишком их было мало и слишком плохо они были вооружены по сравнению с франками. Тем не менее их атака помешала Рейнеру проскочить в горы, воспользовавшись замешательством с обеих сторон, и он чуть было не получил удар в спину, чудом успев опередить сарацина и отправить его, вопящего от боли, к Аллаху,
Рейнер стянул с себя белую тряпку, которой прикрывал шлем от солнца, и помахал ею, надеясь, что сарацинам ведомо значение белого флага, уж коли они не понимают по-французски. Однако ему пришлось отказаться и от этой идеи, когда он увидал мусульманина, несущегося прямо на Зевса, который, повернув морду к хозяину, словно призывал его встретить врага лицом к лицу. Рейнеру ничего не оставалось, как этого тоже отправить в рай, поле чего и он и его пес внимательно огляделись кругом, ища какой-нибудь выход.
Вот! Дыра на правом фланге! Рейнер, не жалея шпор, хотя его коню это не требовалось, направил Геракла туда, где не видно было дерущихся противников.
В последний момент англичанин углядел-таки приближающееся справа пятно, но тут его ударили по голове, искры посыпались у него из глаз, после чего он провалился в беспросветный мрак.
Глава 29
Он очнулся, ощутив уже знакомую боль в голове. Неужели он опять в Генуе, опять ограблен и брошен умирать? Осторожно приоткрыв один глаз, Рейнер увидел, что лежит не в своем шатре и не в своем доме в Акре.
Над ним алый полог шатра, а возле него низкий стол с золотой корзиной, наполненной гранатами и продолговатыми желтыми плодами, называемыми бананами. Гурия с закрытым лицом отирала пот с его лба, сидя рядом на корточках в полупрозрачных шаль — варах. Взгляд ее черных глаз искал одобрения человека, прятавшегося в тени.
— Хорошо, Фаих, можешь идти, — сказал тот. У Рейнера загудело в голове, когда он попытался разглядеть мужчину, но, несмотря на все его старания, видение двоилось и плыло и он ничего не мог с этим поделать.
Женщина скрылась, оставив Рейнера наедине с хозяином шатра, чей голос он уже когда-то слышал.
Рейнер не поверил себе, когда Саладин подошел к его ложу и уселся на подушку. Он попытался было приподняться, но Саладин остановил его.
— Нет, нет. Не надо. А то голова заболит еще сильнее.
Рейнер хотел ему сказать, что сильнее она уже не может болеть, но промолчал, глядя, как султан устраивается поближе к нему.
— Вижу, ты носишь кольцо, которое я тебе дал. Это хорошо. Оно спасло тебе жизнь, да будет тебе известно. Мои воины, когда началась резня, готовы были на что угодно.
Черные глаза Саладина не отрываясь смотрели в карие глаза Рейнера.
— Да. Резня. Две тысячи шестьсот человек. Жены и дети. Это продолжалось несколько часов, а потом христиане — вот уж Иисус радуется, наверное, — стали вспарывать мертвым животы, надеясь, видно, найти спрятанные там драгоценности. Итак, вороны пируют под стенами Акры, и вонь уже, наверное, достигла Рима, если не самого рая.
Рейнер откинулся на подушках, переполненный стыдом за своих единоверцев. Что он мог сказать в их оправдание? Значит, несмотря ни на что, ему придется умереть? Саладин будет по кусочку посылать его тело Ричарду. Ну что ж, надо смириться, как ни прискорбно, лишь бы Алуетт была в безопасности. Рейнер открыл было рот, чтобы вымолить ей жизнь, но Саладин властным жестом остановил его.
— Прежде я поступал по-рыцарски с христианскими пленниками, насколько это было возможно, за одних брал выкуп, других освобождал даже без выкупа. Я был любезен с Мелех-Риком. Теперь всему этому конец. И виноват твой король. Я буду так же великодушен, как и он.
Вот сейчас он скажет все до конца, и Рейнер узнает, как ему предназначено умереть.
Саладин печально улыбнулся, словно прочитал его мысли.
— Ты несправедлив ко мне, Рейнер де Уинслейд. Что бы я ни чувствовал сейчас к Мелех-Рику, свои обещания я привык выполнять. Ты надел мое кольцо, и оно сохранит тебе жизнь, и еще я видел, что тебе тоже не по душе пришлась резня. Знаю, в честном бою ты бы, не задумываясь, убил сарацина, но ведь это не был честный бой. — Он немного помолчал. — Отдыхай теперь. Утром тебя отвезут к леди Алуетт.
Рейнер внимательно посмотрел на сарацина, назвавшегося лекарем Омаром аль-Каримом.
— Ты говоришь, леди Алуетт де Шеневи в этой комнате?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32