Вот что рассказывает об этом историк тех лет: «Хотя она только еще начинала выходить из детства и ей шел всего двенадцатый год, красота девочки была столь законченной, что пленяла сердца. Она была хорошо сложена, а на прекрасном лице можно было заметить выражение гордости и мягкости одновременно. Густые черные волосы оттеняли белизну кожи. Помимо внешних данных, у девочки был тонкий ум и начинавший уже проявляться здравый смысл, сделавший ее со временем самой редкой и самой красивой женщиной века».К концу мессы, когда бароны чересчур распалились от близости этого чуда, королева встала, взяла за руки девочку и молодого человека и направилась с ними к алтарю.— Отец мой, — сказала она, — я прошу вас благословить обручение моей кузины и фрейлины Франсуазы де Фуа и мессира Жана де Лаваля, сеньора де Шатобриана.Священник прочел молитву, вложил правую руку Франсуазы в правую руку Жана и осенил их крестом.Сразу же зазвонили колокола и все присутствовавшие покинули церковь. Под завистливыми взглядами всех этих немолодых людей Жан де Лаваль, сияя от счастья, взял под руку свою маленькую невесту.Союз этот не был продиктован никакими политическими мотивами. Сеньор Шатобриан просто сильно влюбился в эту девочку, которой в возрасте, когда еще играют в куклы, предстояло стать его женой. Влюбленность его была такова, что от женитьбы он ждал не столько плотских утех, сколько самых невинных радостей.Через несколько дней после обручения Жан де Лаваль покинул двор и вместе с Франсуазой поселился в родовом поместье в Шатобриане.Как ни странно, их откровенное незаконное сожительство, длившееся три года (ведь свадьба была сыграна только в 1509 году), не шокировало никого, даже такую явную ревнительницу добродетели, как Анна Бретонская. И когда в 1507 году в возрасте двенадцати лет Франсуаза родила дочку, королева завалила ее подарками, а духовенство горячо поздравляло.Десять лет Жан и Франсуаза жили спокойно и счастливо. Устраивали балы в замке и празднества на открытом воздухе, которые заканчивались иногда благополучно, а иногда и скверно, в зависимости от характера приглашенных, на что и намекает Брантом, когда пишет: «То был настоящий двор любви, и гости упивались любовью, разбредаясь по самым укромным уголкам леса».* * *Само собой разумеется, Франсуаза была царицей этих галантных увеселений. Когда ей исполнилось двадцать, грудь ее восхитительным образом округлилась, привлекая внимание ценителей, а неподражаемая походка возбуждала в каждом, кто за ней наблюдал, целый вихрь мыслей, из которых даже самые терпимые могли бы вогнать в краску любого ландскнехта.Понятно, что подобные достоинства невозможно было скрывать до бесконечности в Бретани. Однажды кто-то рассказал о мадам де Шатобриан Франциску I. Король сразу насторожился и пожелал немедленно увидеть это чудо.Дело в том, что в тот момент король-рыцарь только что одержал победу в битве при Мариньяно и теперь мечтал лишь об одном — развлечься.— Королевский двор без красивой женщины все равно что год без весны и весна без роз.Мысль безусловно поэтическая и к тому же вполне объяснявшая существование во дворце какого-то подобия гарема, состоявшего из нескольких хорошеньких девиц, которых Франциск I называя «мои маленькие разбойницы».Эти грациозные создания, кстати, сильно влияли на поведение политических деятелей того времени, и влияние это, к сожалению, было крайне неблагоприятным <Сразу после коронации Франциск I собрал армию, с которой собирался завоевать Миланское герцогство. И сделал он это не из одной лишь любви к войне или из желания расширить свои владения. Историк Соваль говорит: «Завоевание Милана он предпринял с тайным умыслом покорить синьору Клериче, прекрасную миланку, которую ему так расхваливал Бониве…»>.Поигрывая глазками, бедрами и прочими прелестями, они прокладывали себе путь в спальни самых, казалось бы, неприступных советников короля, и, положив головку на подушку, обворожительным шепотом подсказывали действия порой невероятные. «Поначалу, — говорит Мезере, — результаты были очень даже неплохие, поскольку прекрасный пол привнес во французский двор хорошие манеры, учтивость, а это, в свою очередь, придало некоторое благородство тем, чья душа оказалась восприимчивой. Но вскоре нравы при дворе начали портиться, должности и щедроты раздавались по подсказке дам, и именно по их вине в управлении страной появилось много неприглядного…» Разумеется, большая часть «маленьких разбойниц» ублажала, прежде всего, короля. Каждый вечер две, три особы, а иногда и больше, приглашались в королевские покои, где юный паж раздевал их <Люди обоих полов жили при дворе в каком-то причудливом смешении: пажи выполняли обязанности камеристок у принцесс, а сеньоры имели у себя в услужении очаровательных молоденьких девушек, которые помогали им разоблачаться…>. Им предстояло провести нелегкую, бессонную ночь, потому что Франциск I не терпел бездействия. Случалось, и нередко, что каждой своей гостье король оказывал в течение ночи многократную честь, так велика была его способность возрождаться из пепла. «Вот почему, — пишет современный ему историк, — королю следовало выбрать в качестве эмблемы не саламандру, а птицу феникс». Действительно, подобно саламандре, изображенной на его гербе, король прекрасно чувствовал себя в огне, который, если верить общепринятому мнению, горел у этих дам в одном месте…Настолько прекрасно, что королевский шталмейстер говорил о нем: «Хозяин он такой, чем больше продвигается вперед, тем больше они его увлекают, и, в конце концов, он совсем теряет стыд». Ни одна дама не могла ему отказать. Стоило только ему появиться со сверкающим взором, раздувающимися от возбуждения ноздрями и горделивой осанкой, как самые добродетельные начинали млеть от восторга.Если верить историкам, однажды в жизни королю все же пришлось пережить поражение. Но случай, о котором так часто и дружно рассказывают, кажется таким неправдоподобным, что в него с трудом верится. Вот эта история. Когда в 1516 году Франциск I прибыл в город Маноск, его встретила дочь консула, красивая брюнетка, которая, сильно краснея, протянула на вышитой золотом подушечке ключи от города.Быстрым взглядом суверен окинул фигурку девушки, зрачки его мгновенно вспыхнули и начали метать такие молнии, что добродетель юного создания затрепетала в предчувствии опасности.После трапезы Франциск I заявил консулу, что хотел бы немного побеседовать с его дочерью. Стоя за дверью, малышка все слышала. Охваченная паникой, потому что женщины всей Европы знали о пылком нраве короля Франции, она бросилась в свою комнату, решив, как уверяют историки, изуродовать себя, чтобы «оттолкнуть такого воздыхателя». Рассказывают, что она подставила свое личико под пары серы и обезобразила его навек. Но что-то плохо верится в эту историю. Ну, разве найдется на свете красавица, способная на такой поступок?Нет. Поэтому хочется думать, что все это рассказано в назидание молодым жительницам Маноска.Однако если король Франции не знал поражений в любви, то встречать при дворе ревнивых мужей ему случалось. И надо сказать, он сумел отстоять репутацию короля-рыцаря, которой наделила его История. Вот что рассказывает Брантом: «Мне приходилось слышать, что как-то король Франциск захотел переспать с одной из придворных дам, в которую был влюблен. Явившись к ней, он наткнулся на ее мужа, который со шпагой в руке ждал, чтобы убить короля. Не растерявшись, король приставил к груди противника острие собственной шпаги и повелел ему поклясться жизнью, что никогда не причинит жене никакого зла, и что если тот все же позволит себе хоть какую-то малость, то он, король, убьет его и прикажет отрубить голову; а на эту ночь послал его прочь и занял его место. И дама эта была счастлива, что нашла такого храброго защитника своего самого главного богатства, тем более что с этих пор никто, начиная с мужа, не смел ей слова сказать, и она делала все, что захочет!»К этому, со свойственной ему едкостью, Брантом еще добавляет: «Я также слышал, что не только эта дама, но немало других добились его покровительства. Подобно тому, как во время войны многие, чтобы спасти свои земли от разорения, прибивают герб короля на воротах собственного дома, поступают и эти женщины, как бы окружая знаками принадлежности королю главную свою ценность, так что даже мужья не смеют им ничего сказать, опасаясь оказаться на острие шпаги…»Но, несмотря на всю эту миленькую кампанию, король никогда не забывал королеву Клод (ей тогда было шестнадцать), потому что она в это время его стараниями была беременна.* * *Жан де Лаваль был, без сомнения, несколько удивлен, когда получил от короля письменное приглашение приехать ко двору со своей женой. Человек недоверчивый и ревнивый, он ломал себе голову над тем, что могло скрываться за этим неожиданным приглашением, и, чтобы выиграть время, ответил, что Франсуаза так дика и нелюдима, что не решается предстать ко двору.Тогда пришло второе письмо, более настойчивое. Тут бедный муж забеспокоился. Он хорошо знал репутацию своего суверена, и у него появилось предчувствие того, что должно случиться.Желая бороться до последнего и оттянуть насколько возможно встречу Франсуазы и Франциска, он решил отправиться в Блуа один.Его появление при дворе было достойно отпраздновано, но король, в котором ожидание разожгло аппетит, выразил крайнее огорчение тем, что не видит у себя мадам де Шатобриан. Жан ответил, что Франсуаза предпочитает одиночество и избегает света.— Вот уже десять лет, сир, она живет со мной в нашем старом замке и совершенно утратила навыки пребывания при дворе.— Это ваша вина, — ответил король, смеясь. — Нельзя запирать жену дома, особенно если она хороша. Чтобы вы искупили свою вину, вам следует убедить ее приехать сюда, где она сможет развлечься и где красота жены сделает вам честь.Жан де Лаваль притворно согласился.— Я обязательно напишу ей.Однако, как рассказывает Антуан Варийа, Жан придумал «способ уклониться от назойливости короля, не отказываясь от возможности затребовать жену к себе, когда он сам пожелает». Вот каков был этот способ: перед отъездом из Шатобрнана Жан заказал два одинаковых кольца, одно из которых он дал Франсуазе со словами:— Если я попрошу вас приехать в Блуа, но не вложу в письмо кольцо, которое беру с собой, отвечайте учтиво, что вы нездоровы, даже если на словах я буду очень настойчив.Франсуаза обещала исполнить просьбу. Итак, Жан написал жене длинное письмо, дал его прочесть королю и отправил, не вложив в него кольцо. А Франциск I уже потирал руки от нетерпения.Но через несколько дней пришел ответ, в котором послушная Франсуаза сообщала, что не может покинуть имение.Эта проделка повторялась трижды, приводя короля в неистовство. Он находил, что красавица что-то уж чересчур робка. Жан де Лаваль, напротив, каждый раз вздыхал с облегчением и надеялся, что скоро вернется к своей женушке, сохранив честь. Однако радость так ослепила его, что он совершил непоправимую ошибку. Ему почему-то не терпелось похвастаться своей ловкой выдумкой, и он не придумал ничего лучше, как сообщить о ней камердинеру. Это его и погубило. Камердинер, как, впрочем, и весь двор, прекрасно знал о намерениях короля и потому явился к нему с предложением рассказать, как заставить м-м де Шатобриан приехать в Блуа.— Если скажешь, как этого добиться, кошелек твой. Камердинер поведал об уловке, придуманной Жаном де Лавалем.— Вот тебе кошелек, — сказал Франциск I. — Получишь такой же, если добудешь кольцо, которое месье де Шатобриан прячет у себя в шкатулке.На следующий день слуга принес кольцо, и король приказал своему ювелиру немедленно изготовить точную его копию. В тот же вечер дубликат лежал в шкатулке Жана де Лаваля.За обедом Франциск был необычно весел, шутил, смеялся, распевал песенку собственного сочинения и даже объявил конкурс на самую галантную историю. Пробило полночь, а двор все еще веселился.— Как бы мне хотелось, чтобы м-м де Шатобриан была среди нас, — сказал король Жану. — Я уверен, она будет жалеть, что не приехала, когда вы расскажете ей, как приятно можно проводить время при дворе французского короля. Не хотите ли вы еще раз попытаться уговорить ее?— Конечно, сир, — ответил Жан де Лаваль. Поднявшись к себе в комнату, он написал четвертое письмо, не сомневаясь, что результат будет тот же, что и после первых трех.— Дайте мне ваше письмо, — сказал король на другой день, — я поручу его отвезти одному из моих гонцов, это будет намного быстрее.Гонец получил от Жана пакет и вихрем умчался из Блуа, но за первым же поворотом остановился, вложил в пакет украденное кольцо и тем же вечером явился в Шатобриан.Увидев драгоценность, Франсуаза, послушная жена, наспех собрала свои вещи, уселась в носилки и отправилась в Блуа так быстро, как это было возможно. Дорога, очевидно, не очень ее утомила, и когда она прибыла в Блуа, красота ее не претерпела ни малейшего ущерба.Появление Франсуазы при дворе произвело эффект разорвавшейся бомбы. Жан де Лаваль едва не лишился сознания от бешенства, а все присутствующие при дворе впали в состояние какого-то невообразимого пере возбуждения, осознав, что король выиграл партию.А что касается Франциска I, который вышел навстречу выходившей из носилок Франсуазе, то он был просто ослеплен. «От носилок до постели всего один шаг», — подумал он.Однако события разворачивались не так быстро и просто, как бы хотелось, потому что если месье де Шатобриан был ревнив, то м-м де Шатобриан была очень хитра.Некоторые историки рассказывают, что Жан де Лаваль от ярости, что дал Франциску I перехитрить себя, внезапно покинул двор «из страха стать свидетелем своего позора».А Варийа, дав волю своему воображению, добавляет еще и такое: «Графиня, покинутая тем, кого больше других должна была волновать ее безопасность, поступила именно так, как и следовало ожидать от добродетели, ни разу еще не подвергавшейся испытанию, — после недолгого сопротивления уступила настояниям короля».В действительности же победа далась Франциску I не так легко, как нас уверяет историк.Как человек дальновидный, король начал с того, что решил задобрить мужа. Прежде всего он назначил его командиром особого королевского отряда, и этот подарок подействовал наилучшим образом. Жан де Лаваль был, конечно, ревнивцем, но в гораздо большей степени им владело честолюбие. И когда король обратился к нему со словами: «Следите внимательно за своими людьми, с этого момента вы отвечаете за их поведением», он понял, что в обмен на эту милость ему неплохо было бы закрыть глаза на поведение жены. Смирившись с ценой, в которую ему обошлась дарованная привилегия, де Лаваль с жаром принялся за отряд, командование которым ему было поручено. Успокоенный таким поведением графа, король занялся приручением братьев м-м де Шатобриан. трех довольно неотесанных пиренейцев, мало расположенных смириться с бесчестьем сестры. Сначала король «нейтрализовал» старшего, месье де Лотрека, сделав его губернатором Милана, что привело сестру в восторг. Вечером, после обеда, она пришла поблагодарить короля за ту большую заботу, которую он проявляет о ее семье. В один миг обращенный на Франциска I взор синих глаз смягчился, затем неожиданно, опустившись перед королем в почтительном реверансе, она попросила разрешения удалиться и покинула покои короля вместе с королевой Клод, чьей фрейлиной она недавно стала.Крайне смущенный и одновременно ободренный, король понял, что пора приступать к прямой атаке. На следующий день он послал с нарочным Франсуазе в подарок великолепную вышивку.Плутовка давно поняла, что Франциск I влюблен в нее. Она написала ему самое притворное, самое лукавое письмо, какое только можно вообразить:«Королю, моему повелителю. Сир, за щедрость, которую вам было угодно проявить, прислав мне в подарок вышивку, я ничем не могу достойно расплатиться, но хотела бы напомнить, что вы имеете очень преданных и заслуживающих самого полного доверия слуг в лице месье де Лотрека, месье де Шатобриана и моем, равно как и в лице всех членов нашей семьи, как настоящих, так и будущих, которые никогда не забудут ваших благодеяний и доброты, и именно это побуждает меня взяться за перо. Сама я могу только молить Всевышнего, чьим промыслов все мы живы, чтобы им представился случай со всей приятностью послужить вам. Ваша преданная и покорная подданная, и слуга Франсуаза де Фуа».Получив письмо, смысл которого так очевиден для любого мужчины его склада, прекрасно разбирающегося в женских хитростях, король понял, что Франсуаза согласна стать его любовницей.Это привело его не только в прекрасное настроение, но и обеспечило такой высокий уровень морального состояния, что он смог начать дипломатические переговоры, которые намеревался осуществить лично с послами папы, короля Испании и Генриха VIII Английского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36