Внизу, под палубой, он заметил какие-то всполохи света, исходившие из люка. Сложив руки рупором и поднеся их к губам, он крикнул:
– Эй, внизу! Задраить передний люк – он мешает мне видеть!
Мара и Гордон находились уже на полпути в кают-компанию, когда из «вороньего гнезда» донесся звук колокола, означавший тревогу. Колокол прогудел трижды.
Гордон, еще перед началом плавания хорошо изучивший весь морской путь домой, схватил Мару за руку и пробормотал:
– Господи, впереди какое-то препятствие, вернемся на мостик и посмотрим, что там.
Они повернули обратно и поднялись по ступенькам в рулевую рубку. В это время Мёрдок, выключив телеграфные аппараты, сообщавшиеся с машинным отделением, закричал рулевому:
– Резкий поворот на правый борт!
Он ринулся из рулевой рубки и остановился у поручней, вцепившись в них так, что костяшки пальцев побелели, выделяясь на обледеневшей стальной поверхности. Гордон и Мара подошли к нему, и все трое в безмолвном ужасе уставились на возникшую впереди по курсу ужасающую громаду. Над «Титаником» не менее чем в четверти мили нависла гигантская ледяная гора, и расстояние между ними быстро сокращалось. Корабль шел вперед, уклоняясь от столкновения, но не настолько быстро, как это было необходимо.
– Черт, черт побери! – шептал Мёрдок. Он слишком поздно понял, что надо было отдать приказ заглушить машины. Теперь инерция воды увлекала корабль, отдавая его на милость айсберга.
Казалось, что если не удастся вовсе избежать столкновения, то в самом худшем случае корабль коснется ледяной горы правым бортом, то есть «Титаник» только скользнет по ней, и тут действительно послышался скрежет, будто когти царапают по грифельной доске, только в тысячу раз мощнее и громче. Корабль прошел мимо айсберга. Мара и Гордон, затаившие дыхание, испустили вздох облегчения.
– Мы проскочили, – сказала Мара дрожащим голосом.
Вся палуба была покрыта обломками льда, дождем посыпавшимися на корабль в момент столкновения, как ни коротко оно было. Но все же корабль остался цел и невредим, или так показалось всем, за исключением одного человека, строителя, проектировавшего «Титаник», – Томаса Эндрюса. При первом же сигнале опасности он бросился на мостик, а когда послышался скрежет, он закрыл лицо руками и беззвучно зарыдал, уже зная, что построенный им корабль, его радость и гордость, обречен.
Его худшие опасения подтвердились сразу же, когда Мёрдок и корабельный плотник бросились вниз, в трюм, чтобы оценить серьезность повреждения. При столкновении с лайнером острая подводная часть айсберга, скрывавшаяся под водой значительно ниже ватерлинии, врезалась в стальной корпус судна и, как консервный нож в банке, сделала неровную пробоину в правом борту длиной более 250 футов. Хотя водонепроницаемые переборки сохранились и сомкнулись, как только произошло роковое столкновение, повреждение было слишком велико, чтобы стабильное состояние судна сохранялось долго. Катастрофа была неизбежна.
– Десять секций быстро наполняются водой, – сообщил плотник капитану Смиту, присоединившемуся к ним. Капитан был мрачен и бледен. – Уровень воды уже на пятнадцать футов выше киля. Воспрепятствовать этому нельзя, вода доберется до котлов, и…
Он не закончил фразы, но даже Мара и Гордон, стоявшие чуть поодаль, не привлекая к себе внимания, поняли мрачное значение его слов.
Капитан Смит, пребывавший в состоянии шока, стал отдавать приказания:
– Мёрдок, прикажите всем палубным матросам подготовить спасательные шлюпки к спуску на воду. Офицеры и матросы, работающие в машинном отделении, должны оставаться на своих местах. Во всяком случае, пока.
Вышколенные стюарды с застывшими на лицах улыбками обходили каюты, произнося стандартную фразу:
– Пожалуйста, отправляйтесь к спасательным шлюпкам, находящимся к вам ближе всего. Захватите спасательные пояса. Это всего лишь предосторожность, пока не устранят мелкие повреждения. Это продлится не более часа или двух. После этого мы двинемся дальше.
Пассажиры не слишком встревожились, когда началась посадка в спасательные шлюпки на палубах. Атмосфера праздника еще не покинула их, тем более что из рук в руки переходили бутылки и фляжки со спиртным. Это была причудливая толпа: дамы в меховых шубках, накинутых поверх ночных рубашек, на голове – папильотки, на лицах – кольд-крем; мужчины либо в вечерних костюмах, либо в толстых свитерах под горло и в лыжных шапочках. Одна дама в длинном норковом манто не успела ничего под него надеть.
Мара с мужем держались поодаль от своих легкомысленных спутников. Она не сводила глаз со спасательных шлюпок, которые матросы готовили к спуску на воду.
– Все точно, как описано в романе «Титан», – сказала она. – Всего двадцать шлюпок. Когда они будут заполнены, на борту «Титаника» останется еще тысяча пятьсот человек.
Гордон обнял ее и притянул к себе.
– Спокойно, старушка. В нашей жизни было много тяжелых испытаний. Переживем и это.
Он поцеловал ее в волосы и закрыл глаза, чтобы она не увидела, что они полны слез.
В радиорубке капитан Смит отчаянно торопил телеграфиста:
– Скорее, Филлипс, скорее! Не теряйте ни секунды!
Пальцы оператора работали с удивительной быстротой. Сливаясь с клавиатурой, они образовывали туманное пятно. Он отстукивал один сигнал SOS за другим:
ТИТАНИК НАСТОЯТЕЛЬНО ПРОСИТ НЕМЕДЛЕННОЙ ПОМОЩИ МЫ СТОЛКНУЛИСЬ С АЙСБЕРГОМ В ПОЗИЦИИ 41 46N 5014 W
В эту спокойную ночь Атлантика кишела кораблями, но немногие подтвердили потом, что получили сообщение о бедственном положении «Титаника». Это была эпоха, когда весь мир был буквально заражен благодушием, следствием которого стали беспечность и равнодушие. На борту многих кораблей, находившихся достаточно близко от «Титаника», чтобы оказать помощь, офицеры просто закрыли радиорубки на ночь. Один из таких операторов стоял на мостике «Калифорнии» рядом с капитаном и наблюдал красочное зрелище не более чем в шести милях от них – в небо взвивались ракета за ракетой, и моряки любовались чудесами пиротехники, белыми и красными ракетами, – сигналами бедствия, посылаемыми с «Титаника».
– Недурное зрелище, а, капитан? Веселятся напропалую! – сказал офицер.
– Клянусь Юпитером, веселья там хоть отбавляй, – ответил капитан.
Действительно, веселье было в полном разгаре. По щекам Филлипса текли слезы, а он все продолжал свое бесполезное бдение у телеграфа.
SOS SOS ТИТАНИК ТОНЕТ ОПУСКАЕТСЯ НОСОМ В ВОДУ ЖЕНЩИН И ДЕТЕЙ САЖАЮТ В СПАСАТЕЛЬНЫЕ ШЛЮПКИ РАДИ БОГА ПРИШЛИТЕ ПОМОЩЬ
Нашелся только один корабль, чей совестливый радиооператор никогда не покидал своего поста, если его кто-нибудь не сменял там. На борту океанского лайнера «Карпатия», принадлежащего старому судовладельцу Кьюнарду, офицер решительно разбудил своего капитана Артура Рострона посреди ночи. Тот сел на постели, еще не понимая, что происходит, и протирая глаза.
– В чем дело, Спаркс?
– Это «Титаник», сэр. Он тонет.
– Боже милостивый!
Сон мгновенно отлетел, капитан Рострон быстро вскочил с койки и оделся.
– Как далеко он от нас?
Телеграфист описал местонахождение «Титаника».
– Если мы запустим машины на полную скорость, сможем добраться до них за час.
Он бросился на мостик и отдал приказ старшему машинисту:
– Полный вперед!
Через несколько минут «Карпатия» развила скорость в двадцать пять узлов, большую, чем Рострон или любой из прежних капитанов «Карпатии» когда-либо позволял себе. По мере приближения к погибающему суперлайнеру «Карпатия» входила в полосу плавучих льдин, ставших гибельными для непотопляемого короля всех морей. Вызывая восхищение офицеров, а позже историков, описавших это удивительное плавание, капитан Рострон обнаруживал несравненное искусство маневра среди лабиринта льдин, ни на узел не снижая скорости.
В два часа ночи Филлипс послал свою последнюю радиограмму:
SOS SOS ВСЕМ КОРАБЛЯМ С «ТИТАНИКА» МАШИННОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ЗАТОПЛЕНО ДО САМЫХ КОТЛОВ МЫ ПОГИБАЕМ
На всех палубах корабля разыгрывались в это время десятки и сотни душераздирающих сцен. На кормовой палубе оркестр все еще исполнял попурри из вдохновенных и вызывающих печаль и ностальгию песен «Ближе, Господь мой, к тебе» и «Пересекая границу».
Майор Арчибальд Батт патрулировал палубы, срывая голос в крике и держа наготове револьвер. Не все мужчины проявляли подобную отвагу. Были и трусы, переодевшиеся в женское платье и пытавшиеся пробиться в спасательные шлюпки с женщинами и детьми. Батт преградил путь по крайней мере десятку таких. Грубо отталкивая их обратно на палубу, он совал им под нос свой револьвер:
– Попробуй еще раз, и я вышибу мозги из твоей мерзкой башки!
Одним из джентльменов, кого он пропустил и кто сумел прыгнуть в спасательную шлюпку, спущенную с нижней палубы, был Брюс Измэй, генеральный директор «Уайт стар».
– Прости меня, Господи! – крикнул он. – Я не хочу умирать!
Позже он будет жалеть, что не погиб как мужчина, потому что, как оказалось, ему предстояло до конца дней своих жить в позоре и презрении равных ему по положению.
Отец со слезами, струящимися по щекам, передавал двух своих младенцев-сыновей женщине в одной из шлюпок вместе с запиской: «Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы сообщить моей жене. Она в Париже, а здесь ее адрес».
Миссис Астор одной из последних села в спасательную шлюпку.
– И вы тоже, сэр, – сказал шепотом офицер, рассаживавший пассажиров в шлюпки. – Здесь есть еще место для одного.
Полковник Астор огляделся и заметил толстую женщину, ломавшую руки и причитавшую.
– А как насчет этой леди? – спросил он.
– Она только балласт, не заслуживает внимания, – с усмешкой ответил офицер. – Спешите же, сэр, торопитесь!
Астор подозвал своего старого друга Арчибальда Батта.
– Майор, держите на мушке этого мерзавца и не спускайте шлюпку, пока я не усажу эту бедную женщину.
Он сделал все, что намеревался, поцеловал жену в последний раз и отступил, когда шлюпка была спущена на воду с уже кренившегося набок корабля, став одним из тысячи пятисот семнадцати пассажиров, в основном мужчин, оставшихся на корабле и пытавшихся залатать пробоины, в то время как их жены и дети удалялись от «Титаника» по океану, усеянному льдинами.
Когда наступила очередь Мары сесть в последнюю спасательную шлюпку, она отступила и властно взяла мужа за руку.
– Нет, благодарю вас, мое место – рядом с мужем.
– Ради Бога, – умолял он ее. – Я и слышать не могу об этом! Садитесь в шлюпку, это приказ, мадам!
Откинув голову, Мара рассмеялась:
– Тебе бы уже следовало знать, Гордон, что приказывать мне бесполезно. – Она глянула лихорадочно блестевшими глазами прямо в его глаза. – И не воображай, что тебе удастся отделаться от меня так легко. Мы с тобой будем вместе до самого конца.
Полковник Астор откашлялся, прочищая горло:
– Что вы скажете, если я предложу вам пройти в салон, вам и миссис Юинг, и выпить со мной на прощание?
Мара взяла его под руку и пошла между двумя мужчинами по палубе.
– Замечательная мысль, полковник Астор.
По дороге она напевала «Правь, Британия, морями…» в унисон с оркестром, игравшим эту мелодию.
В салоне миллионеры и стюарды звенели стаканами и держались за руки, демонстрируя отвагу и дух товарищества, и от этого зрелища Мара почувствовала, что в горле у нее образовался комок. Все трое подошли к стойке бара и сами налили себе шампанского из одной из бесчисленных бутылок, отбрасывавших веселые блики на зеркально отполированную стойку красного дерева. Когда они подняли свои хрустальные бокалы, гигантский лайнер вздрогнул, будто его потрясло сразу несколько мощных взрывов по всей длине.
– Предсмертный хрип корабля, – сказал Астор. – За отважного моряка! Не стыдно умирать вместе с королем кораблей!
Они быстро осушили свои бокалы. Гордон обнял жену и нежно поцеловал ее.
– Моя дорогая, в эту минуту я люблю тебя больше, чем когда-либо прежде, если только такое возможно.
– Я люблю тебя так же, как ты меня, моя единственная любовь.
Они целовались, когда «Титаник» поднялся вверх кормой, став почти перпендикулярно поверхности моря, и со страшным грохотом и ревом, как скорый поезд, потерявший управление, нырнул носом в глубины Атлантики.
– Будто гигантский кит, – пробормотал кто-то из сидящих в шлюпках.
И вскоре после этого из семисот глоток людей, сидевших в шлюпках, вырвался одновременно крик радости, потому что выжившие увидели идущую к ним навстречу сквозь льдины «Карпатию», выпускавшую в небо ракеты и таким образом освещавшую себе путь и оповещавшую о своем прибытии. Чудовищному испытанию пришел конец.
Глава 3
Она словно онемела, голова ее безвольно склонилась набок, глаза были закрыты. Ясное и спокойное лицо выражало умиротворенность и спокойствие смерти. Ее красные влажные губы слегка приоткрылись. Фидлер был восхищен ее красотой.
Не в силах сопротивляться внезапному побуждению, он поднялся с места, склонился над ней. Его губы были так близко, всего в нескольких дюймах от ее губ, он мог уловить слабый, чуть пряный аромат ее дыхания, будто, прежде чем прийти к нему, она ела яблоки с корицей. Он поцеловал ее. Нежный поцелуй, в нем не было страсти, но, осознав, что он сделал, Фидлер тут же спохватился, испытывая чувство глубокого отвращения к себе. В шоке отпрянув от нее, он опрокинул табуретку, стоявшую у него за спиной.
«Боже мой, ну что ты за дерьмо! Ты покусился на свою пациентку, пока она лежит тут в трансе, без сознания. За то, что ты сделал, тебя вполне можно лишить лицензии! И ты, негодяй, заслуживаешь этого!»
Он вытащил носовой платок и отер потный лоб. Руки у него дрожали, дрожал и голос, когда он обратился к Маре:
– Мара… пора вернуться к настоящему. Вы меня слышите, Мара?
Ее лицо снова затуманилось, а голос, когда она ему наконец ответила, был безжизненным и вялым:
– Я вас слышу… Кто вы? Я уже в загробном мире?
– Нет, вы живехонькая.
– Но я думала… мне казалось, что я утонула.
– Нет, это Мара Юинг погибла на борту «Титаника». Или, если вы предпочитаете называть ее так, Мара Юинг Тэйт.
Она нахмурилась:
– А кто же я? Я Мара, Мара Роджерс?
– Да, но не Мара Вторая. Вы – Мара Третья… А теперь делайте, что я вам скажу. Вы отправитесь вперед от 1912 к 1930 году, затем к 1940-му… 1950-му. Считайте вместе со мной – 1951, 1952, 1953…
Она подчинилась его команде –1958, 1959, 1960…
– На этом остановитесь. Вы лежите на койке в моей смотровой в 1960 году. Вы знаете, кто я, Мара?
Ее веки затрепетали.
– Думаю, знаю. Вы, вы… да… Макс. Макс Фидлер!
Она отвечала как довольный собой ребенок, правильно написавший трудное слово на контрольной по орфографии и получивший поощрение.
– Правильно, Мара. А скоро вы проснетесь и почувствуете себя обновленной и свежей, полной оптимизма и предчувствия Рождества, несущего радость, как и полагается этому празднику. Сегодня двадцать первое декабря 1960 года. Теперь я буду считать от одного до пяти, и, когда произнесу цифру «пять», вы откроете глаза и проснетесь. Итак, поехали! Один… два… три… четыре… пять!
Она открыла глаза, улыбнулась и протянула ему руку:
– Макс, милый Макс! Почему я чувствую себя хорошо, если мне приснился такой ужасный сон? Я не должна была чувствовать себя хорошо.
– Конечно, должны! Знаете, сны, даже кошмарные сны, служат некой благой цели, жизненно важной цели – катарсису. Они, как бы это понятнее выразиться, они как бы выкачивают из вас всю желчь, всю горечь, так сказать, морскую воду с самого дна.
Она содрогнулась.
– Морскую воду? Это как раз и было в моем сне. Вода поднималась в корпусе корабля слишком быстро, и насосы не успевали ее откачивать.
– Да, но ведь это был только сон, а теперь вы проснулись, вы в безопасности и чувствуете себя очень хорошо. Вы чувствуете себя здоровой и беззаботной.
Ей потребовалось некоторое время, чтобы переварить то, что он сказал. Потом очень медленно она покачала головой:
– Нет, Макс, это было больше чем сон – это случилось на самом деле.
– Но не с вами, Мара, это случилось с вашей бабушкой, Марой Первой. Это она погибла во время крушения «Титаника».
– В таком случае как же может быть, что я знаю каждую деталь и такие интимные вещи, которые должны были умереть с ней?
– Но разве они умерли? Многие женщины, пережившие это несчастье, были подругами вашей бабушки, включая миссис Джон Джекоб Астор. В вашей фамильной библиотеке есть книга, а в ней десятки отчетов о том, что происходило в последние часы и минуты до того, как «Титаник» пошел ко дну. Там есть мемуары, с дотошностью, напоминающей одержимость, описывающие детали, запомнившиеся выжившим, то, что они видели, чувствовали и думали. Для них это как лекарство от стресса. Что же касается того, что произошло, когда последняя шлюпка была спущена на воду, тут иное. Ваша тонкая и чувствительная натура, ваша фантазия, при глубокой личной привязанности к бабушке и дедушке, естественно, могли спроецироваться на ваше воображение и дали картину того, что, вероятно, происходило в те трагические минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38