— Все это общеизвестно. Довольно, мне надоело слушать банальности. Переходите к делу.— Ваше собственное положение безмерно укрепилось бы, как и позиции легитимистской партии, если бы вы сумели арестовать лидеров реформистов до того, как они попытаются свергнуть Луи Филиппа. Разве не так?Де Ланде лишь наклонил голову, но Мара по напряженному выражению лица догадалась, что он ловит каждое ее слово. Ей пришло в голову, что на свете бывают разные виды обольщения. Но к чему бы ни взывать — к любовной страсти или к жадности — подход оставался неизменным: через воображение. Де Ланде воображением, к счастью, обладал.— Разумеется, вы могли бы заручиться помощью ваших товарищей по заговору, чтобы устроить переворот, но тогда вам пришлось бы делить с ними славу. К тому же всегда существует риск, что нынешняя ситуация ничем не разрешится. Если так и будет, вам было бы выгоднее своими силами посадить предателей под замок, чтобы продемонстрировать верность режиму. Разве не так?— И где же я мог бы схватить этих реформистов? — тихо спросил он.Верить. Она должна верить, что ей удастся уговорить де Ланде отпустить ее, как только жребий будет брошен; она должна верить, что Родерик сумеет использовать ее замысел с выгодой для себя. Она думала, что никогда не сможет доверять ему, но ошиблась. Мысль об этом придала ей смелости.— У них назначена встреча через три дня в Доме Рутении.Неторопливая улыбка искривила тонкие губы француза. Он поднялся на ноги.— Превосходно. Я уже как-то раз заметил, что мы с вами хорошо работаем в паре. Если бы я знал, насколько хорошо, возможно, я действовал бы иначе.Мара с тревогой следила за его приближением.— Как именно?— Я мог бы довериться вам, посвятить вас в свои планы. Мы могли бы стать… гораздо ближе друг к другу.Она заставила себя насмешливо улыбнуться.— Вы не производите впечатление человека, который мог бы довериться женщине и уж тем более посвящать ее в свои планы.— Совершенно верно, но я мог бы сделать исключение для вас.Сможет ли она заставить себя выдержать близость, навязанную ей этим человеком? Ответа на этот вопрос Мара не знала, но, когда он протянул руку и коснулся ее щеки горячими сухими пальцами, решила, что, скорее всего, не выдержит. Ей хотелось бы думать, что своими приставаниями он просто хочет ее испытать, но его полыхающий жаром взгляд развеял эту иллюзию.— Вы… вы могли бы сделать это прямо сейчас. Расскажите мне, как вы собираетесь захватить Родерика во время этой встречи.— Мы в самом деле можем это обсудить, но только после сегодняшней ночи.Он обхватил ладонями ее лицо, запустил пальцы в выбившиеся из прически волосы. Она оттолкнула его руки:— Ваши объятия привлекают меня не больше, чем объятия принца.— Ты научишься их любить, дорогая моя Мара, — прошептал де Ланде, склонившись над ней и опираясь коленом на кровать. — О да, ты их полюбишь.Она вскинула руку, чтобы заслониться от него. Он схватил запястье и заломил руку ей за спину, едва не ломая кости. Она тихо вскрикнула от боли. С жестокой улыбкой на лице он опрокинул ее на спину, свободной рукой обхватил нежный холмик ее груди и принялся тискать и мять его, постепенно сжимая все сильнее.И тут, заглушая ее стон, с грохотом распахнулась дверь. Родерик ворвался в комнату с пистолетом в руке и остановился так внезапно, что тяжелый плащ, летевший у него за плечами, обвился вокруг широко расставленных ног. Его лицо представляло собой непроницаемую маску. Вслед за ним в комнату влетел Михал. Он занял положение в стороне от принца, припав к полу и тоже нацелив пистолет.— Как уютно вы тут устроились, — протянул Родерик. — Ни дать, ни взять, пара деревенских кумушек над маслобойкой.Грубо выругавшись, де Ланде отскочил от Мары. Она с трудом поднялась на ноги, кровь отхлынула от ее лица и прилила с новой силой. Сколько принц успел услышать? Он наверняка ничего не понял, а она была так расстроена, что не смогла бы ничего объяснить.Он перевел взгляд с де Ланде на нее. Мара ответила ему умоляющим взглядом, ей хотелось, чтобы он все понял без слов. Озабоченная вертикальная морщинка, появившаяся у него на лбу между сдвинутых бровей, чуть заметно разгладилась, внутреннее напряжение спало, словно в полумраке скудно освещенной комнаты Мара протянула руку и коснулась прохладными пальцами его лба, остудив горячечный жар его мыслей. Однако, повернувшись к ней, он заговорил с холодной подозрительностью в голосе:— Так о чем вы тут толковали до нашего грубого вторжения?— Да ни о чем, это был пустой разговор, — ответила она, насильно растянув губы в ослепительной улыбке. — Как тебе удалось меня найти?— Дом Рутении находится под наблюдением вот уже несколько дней. Часовые видели, как тебя увезли, проследили твой путь до этого места и послали за мной.— Но когда пропала Джулиана…— Я им не поверил, когда они сказали, что она не покидала пределов дома. Это была моя ошибка. Но хватит болтать, пора выбираться отсюда. Или ты предпочитаешь остаться?Под внешним нетерпением в его голосе сквозила железная решимость увезти ее отсюда, но не было и намека на то, что он встревожен за нее или рад ее видеть. Он ясно дал понять, что его привело сюда чувство долга, к которому примешивались сомнения в ее способности держать язык за зубами. Такое отношение стало для нее ударом, но в то же время она хорошо понимала, что это наилучший способ убедить де Ланде в том, что она говорила ему правду.Мара направилась к двери. Михал приветливо улыбнулся ей и попятился в коридор, давая дорогу. Когда она вышла, Родерик двинулся за ней следом, не сводя глаз с де Ланде. Выйдя за нею следом, принц захлопнул дверь и повернул ключ, торчавший в замке с наружной стороны. В коридоре была еще одна дверь, стоявшая приоткрытой, и через щель можно было видеть толстуху. Кратко кивнув в ее сторону, Родерик опустил ключ в карман.Они пересекли коридор и спустились по шаткой лестнице. За спиной было слышно, как де Ланде кричит и молотит кулаками по запертой двери. Никто из них не оглянулся на шум. Родерик на ходу сорвал с плеч плащ и набросил его на Мару, обхватил ее за талию и ускорил шаг. Они прошли три лестничных марша и наконец оказались на улице. Воздух был прохладен и свеж, сумерки быстро сгущались, предвещая наступление ночи.— Ты можешь идти? — спросил Родерик. — На улицах столько пешеходов, что мы решили не ехать верхом и не брать карету: это было бы слишком заметно.— Теперь уже могу, — ответила Мара и зашагала, стараясь не отставать от мужчин, быстро удалявшихся от дома, где ее держали в плену.— Что значит «теперь»? — с тревогой спросил Михал.— Я была связана. Веревки оказались слишком тугими.— И вы уговорили де Ланде их развязать? Да, смелости вам не занимать, я просто поражен. И несказанно горд за вас. А ты, Родерик?— В высшей степени разделяю оба чувства, — ответил Родерик, всматриваясь в глубину улицы перед ними и не глядя на Мару.Его отчуждение обидело ее. Она сделала решительный вздох и сказала:— Я должна тебе кое-что объяснить.— Не сейчас. Мы еще не выбрались из этой передряги, — бросил он через плечо.— Это важно!— Остаться в живых — вот что важно. В опасности есть своя прелесть.Его острый слух различил то, чего за разговором не заметили Мара и Михал: отдаленный ропот большой толпы. Шум накатывался волнами, подобно морскому прибою, и становился все ближе. Они шли по узкой улице, обсаженной с двух сторон деревьями. Свет факелов и фонарей в руках демонстрантов создавал впереди толпы сияние, освещавшее фасады домов, витрины магазинов и сдающиеся внаем комнаты над ними. Только увидев светящиеся во мгле огоньки, Мара поняла, что уже спустилась ночь.— Михал, ты смешаешься с толпой. Узнай, кто они и куда направляются.Бывали дни, когда гвардейцы оставляли свои мундиры дома и делали вылазки в город и за город по приказу Родерика, переодевшись в цивильное платье. Очевидно, для Михала наступил один из таких дней, потому что под плащом на нем был какой-то невзрачный сюртук с жилетом и пара обычных брюк. Выслушав приказ, он сбросил плащ, отдал его Родерику и вытащил из кармана картуз. Нахлобучив картуз и сдвинув его на затылок, он сунул руки в карманы и с беззаботным видом фланирующей походкой направился вперед по улице.Родерик мгновенно завернулся в плащ Михала, скрыв белеющий в темноте мундир, взял Мару под руку и втянул ее в глубокую тень какого-то парадного.Толпа подходила все ближе. Над головами у демонстрантов развевались самодельные красные знамена. В толпе можно было видеть и университетских студентов, и курсантов Военной школы, но в основном она состояла из ремесленников и мастеровых, все еще одетых в кожаные фартуки и безрукавки, сжимающих в руках молотки и другие инструменты. Здесь были не только мужчины, но и женщины, настроенные весьма решительно, судя по лицам, освещенным огнем факелов. В толпе то и дело слышались крики и взрывы хохота, то и дело кто-то запевал песню, а другие подхватывали. Толпа не буйствовала и ничего не рушила на своем пути, но в голосах явственно слышался вызов. Демонстранты упорно двигались по самой середине улицы, не признавая тротуаров.Они прошли мимо того места, где стояли Мара и Родерик. Топот их грубых башмаков по булыжнику гулко отдавался между стенами зданий. Они нагнали Михала, он перебросился шуткой с кем-то из толпы и влился в ее ряды, как щепка, которую уносит течение реки.Когда шум толпы затих вдали, Родерик вышел на улицу, ведя с собой Мару. Но не успели они сделать и ста шагов, как от ближайшего перекрестка послышался гомон новой приближающейся толпы. На сей раз можно было явственно различить гневные выкрики и ругань. Эта группа была малочисленной, но более буйной.— Сюда, — сказал Родерик. — В сад.Они проскользнули вдоль решетки кованого железа, за которой виднелась покрытая неизменной парижской копотью стена здания, и вошли в калитку. В саду среди вечнозеленых кустарников высотой в человеческий рост были проложены дорожки. Мара, шедшая впереди, свернула на одну из них, остановилась и протянула руку, чтобы остановить Родерика. Впереди маячила высокая мужская фигура с занесенной вверх рукой, смутно вырисовывающаяся на фоне темного неба. Через минуту Мара судорожно перевела дух. Мужчина был в римской тоге, не шевелившейся под ветром. Это была мраморная статуя.Они оставались на месте, пока опасность не миновала. Когда они вышли из темного сада, Родерик остановился и долго смотрел вслед удаляющейся толпе. Потом, взяв Мару за руку, он двинулся следом.Они шли в противоположную от дома сторону.— Что ты делаешь? — спросила Мара, задыхаясь от быстрой ходьбы.— Я послал Михала с поручением, которое должен был выполнить сам.— У него подходящий костюм, а у тебя — нет.Но у нее не было желания спорить. Ей самой хотелось узнать, что происходит. Все эти вооруженные толпы, похоже, устремлялись в одном направлении — к реке. Если она все поняла правильно, они в конце концов пересекут Сену по Королевскому мосту и выйдут на площадь Согласия, то есть именно туда, где Ламартин собирался держать речь перед реформистами, но собрание было отменено королем.Ветер усилился, стало холоднее. У Мары слезились глаза, края плаща вздувались и бились вокруг ее ног. Без фонаря они то и дело спотыкались в темноте на неровной мостовой. На ногах у Мары были мягкие лайковые туфельки, которые она носила только дома. Они не предназначались для долгой ходьбы, тем более по грубо отесанным камням. Но она не жаловалась, все еще пребывала в состоянии радостного возбуждения от того, что Родерик вырвал ее из лап де Ланде, спас, увел с грязного сырого чердака. Она была с Родериком и вдыхала чистый ночной воздух. И если над ними сгустились тучи, как еще от них избавиться, если не двигаясь быстрым шагом вперед?Улицы близ моста были запружены народом. Атмосфера царила прямо-таки карнавальная: люди высовывались из окон, перекликаясь друг с другом, уличные торговцы продавали жареные каштаны, горячие пирожки с мясом, засахаренные фрукты и букетики фиалок, шарманщик с обезьянкой играл на углу. Но, покрывая весь этот веселый шум, раздавались выкрики: «Да здравствуют реформы!», «Долой Гизо!» и старый лозунг, доставшийся нынешней Франции от давней революции, — «Свобода, равенство и братство!»С моста они видели толпу на площади Согласия. Факелы и фонари светились, как светлячки, отбрасывая причудливые отсветы на громадную каменную глыбу обелиска, подаренного Луи Филиппу вице-королем Египта Мохаммедом Али. На площади собралось несколько тысяч человек, их голоса напоминали отдаленный рев.— Что они делают? — спросила Мара, когда они подошли ближе.Она ничего не видела из-за чьих-то спин, но в воздухе клубился густой черный дым, ничего общего не имеющий с зажженными факелами.— Ламартин пытается говорить. Слушают его немногие. Остальные сооружают костер из стульев, принесенных из Тюильри.— Что? Но зачем?— Наверное, хотят согреться.Тут толпа раздалась, и она увидела справа фасад дворца Тюильри. Оттуда шли мужчины и несли над головами стулья, словно это были военные трофеи. У нее на глазах на верхнем этаже было выбито изнутри окно, и на площадь рухнул трон Луи Филиппа, встреченный оглушительными восторженными воплями. Трон тут же подхватили и поволокли к костру. Маре все происходящее показалось чудовищным кощунством: трон и дворцовые стулья уцелели в революционных бурях и вот теперь погибли в акте бессмысленного варварства.— Франция должна сказать спасибо, что кровати и шкафы не пролезают в окна, — сухо заметила она.Вновь послышался звон стекла со стороны одной из боковых улиц, где было много магазинов. Родерик стремительно повернулся на звук.— Похоже, они нашли себе новое развлечение. Я увидел все, что хотел. Идем.— А как же Михал?— Он сам позаботится о себе.Они пробирались через сад Тюильри, стараясь уйти подальше от грохота и звона, треска взламываемых дверей магазинов и воплей мародеров. Среди голых деревьев и подстриженных кустов все еще толпились люди, но теперь они слонялись бесцельно. Карманный вор, застигнутый с поличным, пробежал мимо них, преследуемый толпой. Тут и там, пользуясь всеобщей неразберихой, среди вечнозеленых кустов целовались парочки.Улицы между Сеной и Лувром были темны и пустынны. Родерик шел, положив руку на рукоять пистолета, настороженно поглядывая по сторонам. Впереди и слева от них высилась громада старинного здания. Это была одна из резиденций французских королей. Справа, тихо журча, несла свои воды Сена. Здесь ветер был сильнее, и в нем чувствовалась сырость.У Мары болело все тело, она падала с ног от усталости и пережитого волнения; теперь, когда опасность осталась позади и возбуждение угасло, она совсем пала духом. Она и не заметила, что они миновали крыло дворца и подошли к Новому мосту. Толпа выросла перед ними буквально из-под земли: поднялась из подвала разграбленного магазина. Их было немного, не больше дюжины, но они представляли собой чрезвычайно странное зрелище. Лица были раскрашены, как у североамериканских индейцев, они размахивали тесаками и ножами, вращали факелами в воздухе, испускали воинственные крики. Все были увешаны трофеями: женскими платьями, нижними юбками, панталонами.Скрыться от них было невозможно, убежать — тем более. Они были вооружены, и любая попытка Родерика проложить себе дорогу с оружием в руках обернулась бы самоубийством, хотя он, наверное, рискнул бы, если бы был один. Он остановился, заслонив собой Мару.И тут, в тот самый миг, когда толпа погромщиков стала надвигаться на них, ветер взметнул концы его плаща, открыв взорам белые форменные брюки с лампасами и начищенные сапоги. Мелькнули даже золотые планки и обшивка мундира.Стремительным и точным движением, словно отработанным на маневрах, Родерик повернулся спиной к толпе и правой рукой подхватил Мару. Левой рукой он запрокинул ей подбородок. Его рот опустился и смял ее нежные полуоткрытые губы. На миг она застыла, потом ее сердце яростно забилось, в мозгу ослепительной вспышкой мелькнула догадка. Она испустила стон и обвила руками его шею, вплела пальцы в золотистые вьющиеся пряди у него на затылке.Посыпался град непристойных шуток, их толкали, несколько мужчин, проходя мимо, остановились поглазеть. Мара и Родерик не обращали на них внимания.— Прижмись ко мне, — прошептал Родерик.Передвигаясь медленно, как сомнамбулы в трансе, они тронулись вперед по дорожке, ведущей под мост. Париж всегда уважал права влюбленных. Грабители дали им пройти.В темноте под мостом Родерик остановился, прислушиваясь, вглядываясь вверх. Основная часть толпы прошла по мосту, через несколько минут к ним присоединились отставшие, выкрикивая на ходу непристойности. Потом наступила тишина.Мара слепо повернулась к Родерику, ухватилась руками за его плащ, спрятала лицо у него на груди. Ее била дрожь, и это было похуже любой лихорадки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42