— Я ошиблась: вам не в чем помогать. Каждый человек достоин своего выбора — оставайтесь с ним. А я… Я уеду. Потому что я лишняя здесь, лишняя, как и все остальные.
И, как Агнесса ни уговаривала ее остаться, Терри не пожелала изменить свое решение.
— Бога ради, Полли, бери скорее поднос и беги в гостиную! Не урони только, — говорила Рейчел задержавшейся служанке — Гости, наверное, заждались.
Сегодня впервые за много дней Орвил принимал гостей, знакомую супружескую пару. Полли убежала, бренча чашками и кофейником. В кухню вошла Френсин.
— Ты переодела мисс? — спросила Рейчел, как всегда озабоченная всем, что касалось Джессики. — Она в гостиной?
— Нет, — сказала Френсин, — пошла поиграть на рояле. Она говорит, — с неожиданным вызовом добавила девушка, — что должна заниматься музыкой, иначе все перезабудет к приезду матери, и та будет огорчена.
— Миссис Лемб вернется? — тихо спросила Лизелла. — Никто ведь ничего не знает?..
— Мистеру Лембу не нужна такая супруга, — сказала Рейчел, твердо сжимая губы, — она его опозорила.
На лице Френсин от волнения появились красноватые пятна. Она ничего не забыла: ни своего, как она считала, предательства, ни поступка подтолкнувшей ее к этому Рейчел. Настала пора свести счеты.
— Вы, что ли, замените мать его детям, мисс Хойл? — воскликнула она — Мисс Джессике и мистеру Джерри! У вас никогда не было семьи, вот вы так и говорите! Просто не способны понять!
Рейчел стремительно обернулась в обиде и гневе.
— А ты способна, да?!.. Если так, то и ты такая же…— Слова, готовые вот-вот сорваться с языка, все же застряли в горле.
— Прошу вас, перестаньте, — испуганно прошептала Лизелла, — не наше это дело — судить господ. Зачем ты так, Френсин! И вы, мисс Хойл, не надо…
…В гостиной велись другие разговоры, не такие откровенно-прямые и все же имеющие источником те же вопросы.
— Стало быть, ваша супруга все еще в отъезде? — говорила миссис Уолтем, встряхивая массой пепельных мелких кудряшек и даря невинную улыбку как Орвилу, так и мужу, и игнорируя предупредительно-строгий взгляд последнего. Орвил не очень-то рад был визиту именно этой пары: миссис Уолтем, женщина легкомысленная и поверхностная, слыла, тем не менее, весьма проницательной, если дело касалось деликатных тем. — Я слышала, она в столице? Конечно, столичная жизнь интереснее нашей! Думаю, по возвращении ей будет что нам рассказать!
— Не сомневаюсь.
— У меня спрашивали о ней по крайней мере раза три за последнюю неделю…
Орвил не был уверен, что это правда: общество и Агнесса не очень-то интересовались друг другом. Впрочем, возможно, до сих пор просто не было повода. Что ж, он не удивится, если узнает, что по городу уже пошли нехорошие слухи.
— Мистер Лемб, одна наша общая знакомая на днях видела вас в парке в обществе симпатичной молодой леди. Это, очевидно, ваша родственница?
Орвил не знал, как и с кем проводит Агнесса время в сером особняке, он мог лишь догадываться и предполагать, но в любом случае пока не собирался ставить под сомнение прочность их брака в глазах общества, как не думал платить Агнессе той же монетой. Его встреча с мисс Кармайкл была продиктована потребностью хотя бы слегка еще раз соприкоснуться с чем-то чистым и светлым, что, возможно, когда-то было в Агнессе. И еще — Джессика поделилась с любимой учительницей своими переживаниями, и мисс Кармайкл решилась на второй разговор. Кстати, именно она посоветовала вернуть Агнессу в семью хотя бы ради детей.
Орвил ответил, спокойно глядя на собеседницу:
— Да, верно, я был там. Эта леди учит Джессику живописи.
Он не собирался оправдываться и ничего более не добавил. Розовые губы миссис Уолтем на мгновение сложились буквой «о», а короткие брови приподнялись в удивлении, но в следующую секунду она, принужденно рассмеявшись, сказала:
— Ах, Джессики… Да, кстати, а где ваша очаровательная белокурая принцесса? Разве миссис Лемб не взяла ее с собой?
— Нет.
Орвил взглянул на нее одним из тех редких своих взглядов, которые сразу действовали на собеседников, принуждая замолчать, что она и сделала наконец, лишь по инерции обронив еще пару фраз, к счастью, достаточно безобидных:
— А ваш племянник как вырос! Роберт говорит, вы каждое утро совершаете с ним верховые прогулки! В вашей семье растут замечательные дети; уверена, что и малыш не обманет родительских ожиданий!
Сверкнув глазами, она умолкла, а Орвил подумал о том, что терпит подобный разговор первый и последний раз. Больше в его доме не будет пустоголовых насмешниц и их терпеливых мужей. Или он сам уедет на лето с детьми, благо, занятия в школе закончились. Однако… за летом придет осень, а там зима, и вся жизнь еще впереди, жизнь, требующая принятия важных решений.
ГЛАВА IX
Прошел месяц, а Агнесса все еще жила в сером особняке вместе с Джеком. Возвращение назад с каждым днем становилось все более невозможным, и решиться на бегство в Мексику она тоже не могла, несмотря на то, что Джек продолжал упорно склонять ее к этому. Орвилу Агнесса, разумеется, больше не осмеливалась писать; от него тоже не было ни слуху ни духу и — что самое тревожное — от детей тоже; вероятно, письма застряли где-то на полпути или потерялись вовсе.
Агнесса и Джек почти не выходили в город; пару раз они выбирались в горы и посещали пустынный пляж в самом конце длинной гранитной набережной.
Джек был, наверное, счастлив, проводя с нею время, хотя Агнесса и ловила порой на себе его встревоженный взгляд. Да, она не отвергала больше его любви, но правда о том, что принадлежать ему безраздельно она не сможет уже никогда, оставалась правдой: прошлое было при ней, и она не чувствовала себя способной начать какую-то новую жизнь.
Терри уехала. Она все же увидела Джека и высказала ему напоследок то, что думала, но Агнесса знала: его душа давно уже была глуха к тому, что говорили другие люди… пожалуй, все, кроме нее, Агнессы.
Агнесса продолжала жить с ним, глубоко, почти в подсознании, скрывая полубезумную надежду на возвращение; признаться, она готова была броситься в Вирджинию и жить там где угодно,как угодно, пусть презираемая всеми, лишь бы иметь возможность видеть своих детей.
Неизвестно, на что бы она решилась в конце концов, но в один из последующих солнечно-ясных дней увидела, точно во сне, как возле ограды остановился экипаж, из которого вышли, сопровождаемые негритянкой… Джессика и Рей! Агнесса, не помня себя, сбежала по ступенькам и, стремительно преодолев расстояние от крыльца до калитки, заключила девочку в объятия — та и опомниться не успела.
— Джессика, доченька милая, откуда?.. Господи, я не верю!
— Мамочка! — воскликнула Джессика, бросившись ей на шею, и тут же сбивчиво заговорила: — Я очень просила папу отпустить меня к тебе, и он согласился. И Рей тоже захотел поехать…
Агнесса обняла и Рея, который с невозмутимым видом стоял позади, засунув руки в карманы куртки.
Лизелла скромно улыбалась. Как она потом объяснила, поехать хотели и Полли, и Френсин, но мистер Лемб выбрал ее. Агнесса вполне одобряла его решение — Лизелла была, пожалуй, самой ответственной и серьезной. Орвил дал ей на дорогу массу советов и велел возвращаться через две недели. Агнессе он ничего не передал, ни письменно, ни на словах, ничего, кроме новой пачки ассигнаций, не менее толстой, чем первая.
Агнесса постеснялась о чем-либо расспрашивать Лизеллу, спросила только — не без горькой дрожи в голосе — о Джерри. Мальчик был здоров и подрастал — большего Лизелла не могла сказать, а Агнессе хотелось, узнать так много, все-все, до самой последней детали, до мельчайшей его улыбки, до каждого шага…
И все-таки этот день принес настоящее счастье. У детей, разумеется, было множество планов: Рей хотел бы нанять верховую лошадь, Джессика собиралась делать эскизы и, конечно, купаться и загорать, а также устроить прогулку в горы.
— Как успехи в школе? — спросила Агнесса, любовно поправляя Джессике растрепавшиеся волосы. Девочка еще немножко выросла; к своему удовольствию, Агнесса видела, что дочь аккуратно и нарядно одета — во все новенькое, что глаза ее, зеленовато-голубые родные глаза, так же блестят и так же чисты, и она по-прежнему полна стремления познавать светлый, прекрасный, мир. И в душе Агнесса благодарила Орвила.
— Хорошо! Я вторая ученица в классе после Дженнифер… Мама, все девочки разъехались на каникулы, папа работал, и мне было скучно целый день сидеть дома. Мисс Кармайкл тоже отпустила всех на лето. Джерри папа не разрешил взять с собой — он маленький, и Керби остался дома, но папа и Рейчел обещали заботиться о них!
— Да, маленькая, — сказала Агнесса, снова целуя ее. — Рей, Лиза! Идемте в дом.
Они шли к крыльцу, и Джессика продолжала щебетать, но потом в какой-то момент с ее лица точно ветром сдуло улыбку; Агнесса, посмотрев туда, куда был устремлен растерянный взгляд дочери, поняла: возле входной двери, не сводя глаз с приехавших и не двигаясь, стоял Джек.
Кровь хлынула Агнессе прямо в голову, когда она увидела напряженно-изумленные лица детей и Лизеллы. Боже, неужели он не мог уйти незаметно, не попадаясь им на глаза! К счастью, Джек не подошел и скрылся в саду, но все-таки она уже не могла держаться так свободно, как минуту назад.
Эта нависшая над нею роковая, вечная вина…
Показалась Стефани; Агнесса объяснила ей жестами что к чему и послала вместе с Лизеллой готовить комнаты. Потом провела детей в гостиную и, оставив на минуту, вышла в сад.
Она без труда нашла Джека: он стоял за углом дома; прислонившись спиной к большому дереву, и в глазах его было не виданное ею с давних пор выражение враждебного ожидания и еще — где-то там, в глубине, — нечто похожее на бессилие голодного бездомного пса.
Агнесса понимала его чувства, но… иначе поступить было просто невозможно.
— Джекки, — вступления начала она, — у меня мало времени… Ты… ты должен уйти. Ты все видел и, надеюсь, понимаешь. Я не хочу, чтобы дети знали о наших отношениях; они и так, к сожалению, догадались, но…
— Мне совсем уйти? — резко перебил он. — И не приходить больше?
Как ни странно, она почувствовала облегчение, когда проговорила:
— Да, пока… не надо. Может быть, ты пойдешь на конный завод, ведь тебе там кое-что обещали?
— Да, конечно, я уйду, — отрывисто произнес он. — Не беспокойся, я найду куда пойти.
Агнесса видела, что внутренне он не принимает и не одобряет ее решения и, сделав усилие, сказала:
— Дай мне знать, где ты и что с тобой. Я потом постараюсь все уладить.
— Ладно, Агнес! — тон его был небрежен, но она чувствовала затаенную глубокую обиду. — Я все понимаю.
— Я принесу твои вещи?
— Не надо. Потом заберу.
— Прости, — сказала она, — если…
— Ничего, — ответил он, — все нормально.
Он, не оглядываясь, пошел к задней калитке, и Агнессе было больно. Она знала: теперь ей все время будет больно. Как сейчас, так и всегда.
Она помогала детям разместиться, выделив каждому по комнате: Джессике — наверху, рядом со своей, а Рею — комнату Аманды.
— Мама, — сказала Джессика, улучив минутку, когда они остались вдвоем, — ты вернешься с нами?
Этот вопрос, конечно, волновал ее с первой минуты приезда, Агнесса понимала, но что она могла ответить?
— Не знаю, Джесси, — тяжело произнесла она, гладя голову дочки, — но могу сказать: рано или поздно я обязательно приеду, и мы будем вместе.
— Ты ведь хочешь жить вместе с папой? — спросила Джессика, напряженно глядя на нее. Нежный румянец оттенял ее посветлевшую за зиму кожу, а черты лица были четкими, словно выточенными, как камея.
Агнесса осознала вдруг, как трудно сейчас говорить с дочерью.
— Конечно, хочу, — ответила она, невольно отводя глаза, вспомнив прошедшую ночь, которую провела в объятиях Джека.
— Папа говорит, что не сердится, что ты все равно вернешься.
— Да, милая, я же сказала тебе…
— Мама, — вдруг твердо, совсем не по-детски, промолвила девочка, — я хочу побеседовать с ним!
Агнесса поняла.
— О чем, Джесси?
— Хочу! — повторила та, сохраняя упрямое выражение лица. — Он придет?
— Не знаю. Я отослала его, — сказала Агнесса. — Наверное, нет.
— Пусть придет, — заявила девочка и встала, чтобы идти. — Мне надо разобрать чемодан.
— Джесси! — позвала Агнесса. — Пожалуйста, не уходи. — И, когда дочь обернулась, с мучительным чувством добавила: — Ты… осуждаешь меня?.. Я бы хотела вернуться, дорогая, очень хотела. И я вернусь, обещаю тебе! Я не желала уезжать, просто Орвил так решил… ты знаешь, почему. Я люблю тебя и Джерри, больше всего на свете! Мне тяжело сейчас, очень тяжело — поверь!
И Джессика, девятилетний ребенок, прильнула к ней и зашептала, почти что плача от любви, нежности и вновь обретенного чувства материнских объятий:
— Я увезу тебя, мама, ты не останешься здесь! Я сделаю так, что папа тебя простит!
Пока они беседовали, Рей бродил по комнатам, разглядывая вещи. Когда Агнесса стала помогать ему складывать в шкаф привезенную одежду, вынул из чемодана что-то завернутое в плотную ткань.
— Дядя велел отдать вам. Он сказал, что это не моя вещь, и она не принесет мне счастья.
Агнесса взяла кинжал Александра Тернера, второй из двух.
— Хорошо, Рей; может, так и вправду лучше. — Она присела перед ним. — Как твои дела? В школе и дома? Я вижу, ты подружился с Джессикой?
Рей мотнул головой. Он тоже вырос и был уже на голову выше своей названной кузины; его смуглое лицо с холодноватыми серо-голубыми глазами было серьезно, без прежней нагловатой жесткости; черные густые и жесткие волосы блестели, как вороново крыло.
— Я не люблю девчонок… Но с нею хоть можно поговорить.
Агнесса улыбнулась, и Рей — тоже, правда, совсем чуть-чуть. Ей всегда хотелось, чтобы он улыбался… Жаль, что она так и не сможет хотя бы отчасти заменить ему мать.
— Я очень рада. Постараюсь найти для тебя лошадь, как ты хочешь. Вообще, если что нужно, проси, не стесняйся, хорошо?
Мальчик кивнул.
Несмотря ни на что Агнесса до конца дня была оживлена и весела, Она устроила праздничный — в честь приезда гостей — обед и даже успела немного погулять с детьми по набережной. Она вздохнула облегченно — теперь соседи, быть может, не будут болтать худое! Но… дети приехали всего на две недели, а что потом? Агнесса так и не знала, что же известно Орвилу, ну, да не все ли равно? Обманывать его она не сможет.
Они сидела на краю постели в ночной сорочке и с расплетенными на ночь волосами, одна в своей комнате. Джессика просилась к ней, но Агнесса не взяла ее, хотя и очень хотела, ведь эту постель она уже столько ночей подряд делила с Джеком.
Агнесса почувствовала, как горят щеки, и подошла к приоткрытому окну.
Некоторое время она следила за колдовским движением раскачиваемых ветром деревьев, каждое из которых было по отдельности, а все вместе они походили на гигантские травы, колыханием рождающие мощный завораживающий звук.
Агнесса вскрикнула и невольно отпрянула, когда перед нею возникло вдруг человеческое лицо.
— Боже мой! Джек!
Он перелез через подоконник и очутился в комнате.
— Тише, Агнес! Запри дверь.
Она пыталась безмолвно протестовать, и тогда он, сжав руками ее полуобнаженные хрупкие плечи, сказал:
— Я останусь здесь. Не прогонишь же ты меня сейчас? Мне некуда идти… Агнес! Я так изголодался по твоей любви за все эти годы, что каждая ночь, проведенная с тобой, для меня как еще одна жизнь и поверь: никуда ты не вырвешься, потому что однажды я взял в плен твою душу и уже не отдам. И я буду всегда возвращаться к тебе, откуда и как угодно, никуда от тебя не денусь!
Она знала — он и впрямь так любит ее, как знала и то, что он в самом деле уже не уйдет, но сказала все-таки:
— Я не могу, Джекки! Быть может, ты не понимаешь, но если Джессика… Она в сосденей комнате, я не сумею потом смотреть ей в глаза! Девочка не должна быть свидетельницей такого поведения своей матери, пойми!
Он понимал, но для него в этот миг было важно только то, что она противится отнюдь не потому, что не любит.
— Страшно быть такой, Джек, — лицемерно-лживой! Я прошу тебя, пожалуйста, уходи!
Он молча смотрел на нее, а она думала: что же в самом деле есть между ними? Джеку многого не хватало — образованности Орвила, его умения понимать и способности откликаться на ее малейшие душевные порывы, тонкости общения, но была странная магия взгляда и притягательность объятий. И вот он обнял ее снова.
— Не терзай себя, Агнес! Никто не узнает, я уйду очень рано — тем же путем. Не надо так… ты же любишь меня?
Джек прошел к ее постели, и она, повернувшись к нему, прошептала себе в утешение, в оправдание то, что звучало больше как приговор:
— Люблю…
Джессика сидела на скамейке в тени деревьев в бледно-голубом в желтый цветочек платье, с волосами, схваченными на затылке ярко-синим бантом, и в выражении ее личика не было ни капли ангельской кротости.
Джек сразу увидел — это его дочь, готовая к защите, когда придет момент, и не желающая отступать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47