А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Собравшись с мыслями, Мунемори попытался изложить причину созыва чрезвычайного заседания.
— Минамото Йоритомо уже давно собирает силы в северных горах. Его войско — сборище грубых горцев, пахарей, иных деревенских жителей, бродячих самураев и прочих необразованных полуживотных. Йоритомо хочет вырвать власть у нашего двора и нашего императора. Если мы не остановим его сейчас, он уничтожит нас. Разведчики сообщают, что эти разбойники готовятся к выступлению. Мы не можем терпеть такое положение, и поэтому мой отец, Первый министр, решил покарать мятежников, поставив меня во главе похода.
Бегающие глаза и нетвердый голос Мунемори ослабили воинственность его слов, но министры и советники Тайра единодушно захлопали и объявили, что готовы следовать за ним. Большинство из них никогда не участвовало в боях, и «следовать по пути Мунемори» для них означало послать в поход своих самураев и слуг.
Пять представителей Минамото, в том числе Йоши, пришли в недоумение, Советники Тайра, составлявшие большинство, обсуждали выступление против вождей Минамото так, словно их здесь не было.
— Эти дураки создают ситуацию, о которой могут сильно пожалеть, — прошептал Йоши сидевшему слева от него советнику Хироми.
Хироми был его единственным другом в Совете. Это он приехал однажды в Сарашину просить мастеру фехтования занять место при дворе. Хироми понравился Йоши с первого взгляда. Внешность его не могла расположить к нему воина: он был маленький, худой, весь из тонких косточек, похожий на птичку, с узким лицом. Но в глазах Хироми светился ум, и, несмотря на его сдержанную манеру вести себя — немного подчеркнутую серьезность ученого и чрезмерную вежливость, за которой стояла сердечная теплота, — он обладал хорошим чувством юмора. Добрый, мягкий по характеру человек постоянно заботился о Йоши, ибо чувствовал себя виноватым в том, что вызвал молодого человека ко двору и подверг его жизнь опасности.
При всем своем добросердечии и отсутствии боевых качеств, Хироми твердо верил в справедливость дела Минамото и был готов отдать за него жизнь.
Зубы Хироми блеснули: он нервно улыбнулся.
— Может быть, мы все пожалеем об их необдуманной горячности. Если бы не почтение к вашему мечу, эти люди теперь же напали бы на нас.
— В такой обстановке любому стороннику Минамото угрожает опасность. Советую вам сразу же после этого собрания созвать остальных и уехать на север.
— А вы?
— У меня есть личные причины остаться. Не беспокойтесь обо мне: я уже доказал, что могу выжить в схватке с сильнейшими из них.
— Йоши, Мунемори опасен потому, что глуп и труслив. Он натравит на вас красных стражников. Будьте осторожны.
— Хироми, я сумел многое вынести потому, что имел цель, и теперь эта цель почти достигнута.
— Да защитит вас милосердный Будда! Советники Тайра собрались вокруг возвышения, поздравляя Мунемори. Йоши схватил Хироми за рукав.
— Пора уходить, пока ложная отвага не заставила их наделать глупостей. Торопитесь!
Хироми встал с колен и кивнул другу.
— Хорошо, я прослежу, чтобы все наши оказались за городскими воротами до темноты.
— А вы? — спросил Йоши.
— Я останусь в городе. Пока вы защищаете меня, я не боюсь этих хвастунов.
Хироми и другие советники от Минамото потихоньку выбрались из зала. Один Йоши по-прежнему сидел на своем месте. Тайра собирались в кружки, щеголяя бесстрашием. Группы расходились, но тут же возникали новые, все говорили взахлеб, наперебой побуждая друг друга к геройским делам.
Даже император-отшельник Го-Ширакава вышел из-за своей ширмы. Он терпеть не мог Мунемори, но чувствовал, что воодушевление, вызванное словами сына Кийомори, слишком сильно, и по политическим мотивам присоединился к советникам Тайра, показывая, что поддерживает их.
Йоши посчитал это плохим предзнаменованием. Однако он с бесстрастным видом сидел в центре людского водоворота; враги подчеркнуто не обращали на него внимания.
Через двадцать минут Мунемори прекратил демонстрацию боевого духа, призвав собравшихся к порядку. Тайра неохотно вернулись на места.
— Кажется, некоторые из членов Совета не проявили рвения в той степени, которой мы от них ожидали, — сказал новоиспеченный полководец, глядя на Йоши. — Ну что ж, если кто-то из них не желает поддержать нашего возлюбленного императора, он должен покориться. Если же представители Минамото по-прежнему будут становиться у нас на пути, мы устраним их…
Мунемори умолк, словно истратил на эту угрозу свою последнюю энергию. Его рот снова сжался.
— В ближайшие два дня вы получите сообщения, как пойдет набор моей армии. В работе собрания объявляется перерыв.
Наму Амида Буцу.

ГЛАВА 6
Кийомори едва можно было узнать: на голове его вокруг макушки дыбилась щетина, глаза ввалились, вокруг них — чернота, кожа на шее свисала большими складками.
Врачи лечили его с помощью мокуза — традиционных конических пакетиков из рисовой бумаги, наполненных растертыми в порошок сухими листьями лекарственных трав. Сжигая мокуза на коже Кийомори, они надеялись восстановить в его теле равновесие веществ «инь» и «янь», двигавшихся по двенадцати путям «чи». Но лечение лишь добавило двенадцать болезненных ожогов к другим недугам Кийомори. Первый министр метался в постели, не находя удобного положения. «Жарко, жарко», — задыхаясь, жаловался он. Принесли святой воды с горы Хией, наполнили каменную ванну и опустили в нее больного. Но боль от прикосновения холодной воды к обожженным местам была столь велика, что процедуру пришлось прекратить.
Несчастный не осознавал, что происходит вокруг, и нечленораздельно стонал.
Нии-Доно все время находилась возле мужа. Тонкий аромат жасминовых духов, поскрипывание и шуршание шелкового туалета резко контрастировали с запахом болезни, шедшим от Кийомори, и шлепками тяжело ворочавшегося на мокрых простынях тела.
Утром двадцать первого дня третьего месяца 1181 года Кийомори успокоился. Он безучастно смотрел, как лекари суетились вокруг, прикрепляя над ним бамбуковую трубку, из которой вытекала целебная влага. Хейроку, дворецкий Первого министра, заметил перемену в состоянии своего господина и торопливо приблизился к нему.
— Вышли этих людей. Они бесполезны, — прошептал Кийомори.
Лысая голова Хейроку приподнялась и вновь наклонилась.
— Да, господин, слушаюсь, — пробормотал старый дворецкий, и из его глаз покатились слезы. — Что еще я могу сделать?
Хейроку служил Кийомори почти сорок лет. Он искренне горевал о том, что вот-вот потеряет его. Кийомори попытался приподняться на локтях, но голое мокрое тело бессильно повалилось на ложе. Кожа больного стала белой и блестящей, как рыбье брюхо. Хейроку отвернулся.
— Пришли ко мне императора-отшельника Го-Ширакаву. У меня есть для него распоряжения.
— А священники?
— Когда я закончу дела с императором и попрощаюсь с сыновьями, останется время для священников. Теперь за дело. Лекарей прочь, Го-Ширакаву ко мне…
И Кийомори упал на постель.
— Вон! Все вон! — приказал врачам Хейроку. — Вы слышали слова господина?
— Мы не можем покинуть его: он находится на нашем попечении. Вы не властны приказывать нам, — заявил один из лекарей, специалист по мокуза.
— Охрана! — закричал Хейроку.
— Не надо, мы уходим, уходим, — торопливо проговорил второй врач. Он ухватил протестующего собрата и вытащил его из покоев.
Охранник в красном, стоявший на посту в соседнем зале, раздвинув стенку-сёдзи, вошел в комнату: он услышал крик Хейроку.
— Проследи, чтобы эти люди ушли, — велел дворецкий. — А потом вернись с кем-нибудь из посыльных: Кийомори призывает императора-отшельника.
Через час раздраженный и злой Го-Ширакава сидел на коленях возле постели Кийомори. Широкий нос императора-отшельника морщился: в комнате отвратительно пахло чем-то кислым. Император-отшельник аккуратно уложил края своих парчовых багряных одежд так, чтобы на них не попали брызги воды, обливавшей тело Первого министра.
Го-Ширакава давно ненавидел Кийомори. Императору-отшельнику был нужен ум коварного вельможи, но его возмущало засилье Тайра. Между двумя правителями часто происходили стычки, но Кийомори обычно побеждал.
Уже не одну неделю Го-Ширакава находился фактически под домашним арестом: под предлогом защиты императора самураи Кийомори окружили его дворец. Проклятые мальчишки в красном торчали в каждом углу дворцовых садов. Го-Ширакава не мог сделать ни шагу без сопровождения молчаливого молодого стражника.
Поэтому ничего удивительного не было в том, что император-отшельник не чувствовал печали у постели умирающего Кийомори. Его ум вместо горестных мыслей, был занят тем, как удалить от двора семью Первого министра и избавиться от их влияния. Го-Ширакава слушал «распоряжения» больного, прищурив глаза, с легкой усмешкой.
— Проследите, чтобы Мунемори получил ту же поддержку, которую вы оказывали мне. Я дал ему указания начать наступление против Минамото. Проследите, чтобы мой сын полностью командовал войсками империи.
— Я прослежу, чтобы все шло благополучно, — ответил император, раздражаясь. «Как он смеет говорить со мной в таком тоне? — подумал Го-Ширакава. — Впрочем, пусть болтает что хочет: завтра он будет уже на пути во дворец Эммы-О, владыки загробного мира. Амида Ниорай Буцу!»
— Помогите Мунемори держать в руках монахов. У нас из-за них столько же трудностей, сколько из-за Минамото.
Кийомори изогнулся от приступа боли, и вода брызнула на одежду Го-Ширакавы. Император с отвращением отшатнулся. Это невыносимо, сказал он себе.
— Я также хочу, чтобы вы удалили из Совета Йоши, соглядатая Минамото. Я кое-что подготовил, чтобы отплатить ему за беды, которые он причинил мне.
Маленькие круглые глаза Го-Ширакавы стали еще меньше. Все в столице знали о том, что совершил Йоши. Император-отшельник слышал его страстную речь, когда Йоши был впервые представлен Совету. Молодой самурай объявил себя противником Тайра, но в то же время поклялся в верности трону. И в изворотливом уме Го-Ширакавы возник замысел: вместо того чтобы покарать воина, он использует его к своей выгоде.
— Это все. Вы исполните мои пожелания?
«Точно так же, как ты исполнял мои», — насмешливо подумал Го-Ширакава. Он слегка улыбнулся и сказал:
— Разумеется.
После того как императора-отшельника усадили в паланкин, в комнату Кийомори вошла Нии-Доно в сопровождении трех сыновей — Мунемори, Томомори и Шигехира.
Сыновья переминались с ноги на ногу. Они чувствовали себя неуютно: их отец отличался тяжелым характером и дал каждому из них достаточно оснований нервничать в его присутствии. Своего самого старшего сына Шигемори Первый министр любил безгранично, но первенец умер, сделав бездарного Мунемори наследником высокого положения умирающего.
Братья заняли места вокруг постели. Нии-Доно опустилась на колени за легкой ширмой. Она уже выработала план действий и сообщила о нем сыновьям. Скоро придет конец наглецу Йоши, а потом настанет черед мятежникам Минамото Йоритомо.
Кийомори заговорил хриплым шепотом, каждое слово давалось ему с большим трудом:
— Наша семья всегда поддерживала правящую династию. Еще до вашего рождения моя жизнь была посвящена службе императору и двору. Я был хорошо вознагражден за свою верность: наш род теперь обладает большим богатством и высоким положением и будет продолжать пользоваться плодами своих трудов. За все это я прошу лишь об одной небольшой услуге. Я не сомневаюсь, что вы приготовили мне роскошные похороны. Они меня не интересуют. Я лично предпочел бы, чтобы мое тело было сожжено без пышных церемоний, но… — тут Кийомори обвел сыновей мрачным взглядом. — Я хочу, чтобы перед моей могилой были подняты на пиках головы Йоши и князя Йоритомо. Вот все, о чем я вас прошу.
Нии-Доно не могла сдержаться. Выбежав из-за ширмы, она мгновенно оказалась у изголовья супруга.
— Это будет сделано! Я уже составила план. Еще до конца недели твои самураи добудут голову Йоши.
— Тогда я доволен, — сказал Кийомори, и веки его сомкнулись.
Родные Первого министра на миг замерли. Через некоторое время под плач своей главной жены и сыновей, вытиравших слезы рукавами, Кийомори невнятно произнес:
— Пошлите за священниками.

ГЛАВА 7
Следующие несколько часов были заполнены отчаянными попытками священников изгнать злую силу, овладевшую Кийомори. Они полагали, что эта сила вошла в него, когда он подставил свое тело вредоносным весенним сквознякам.
Дзитин, настоятель храма Энряку-дзи, прибывший с горы Хией, объявил ошибочными действия лекарей. Он зажег благовония во всех углах комнаты, наполнив ее клубами ароматного дыма.
— Врачи лечили князя Кийомори от избытка «инь», но только ухудшили его состояние, ибо больной страдает от слишком сильного потока «янь». Чтобы привести в равновесие «чи» князя, мы должны применить иглоукалывание.
Однако болезненные ожоги на каждом из двенадцати каналов «чи» еще не зажили, и, когда настоятель попытался вонзить иглы, Кийомори забился в судорогах.
Священник изменил решение:
— Причина болезни — злой дух, и очень сильный. Возможно, это дух монаха Сайко, которого убил Кийомори. Нам придется бороться с этим духом при помощи йоримаши.
Эта новость дошла до Кийомори сквозь окутывавшее его покрывало боли, он взвыл, словно грешник в аду, Спина больного изогнулась как древко лука, зубы застучали, губы побелели от напряжения.
— Амида Будда Ниорай! — закричал умирающий, умоляя о пощаде.
Кийомори знал: из-за того, что он когда-то приказал пытать и обезглавить монаха Сайко, он не может ждать милости от Эммы-О и его приближенных.
Однако настоятель велел подготовиться к обряду. Монахи принесли рис и соль, рассыпав их во всех углах дома. Послали за йоримаши — женщиной-медиумом, которая должна была принять злого духа в свое тело, когда заклинания и молитвы настоятеля изгонят его из больного.
Затем настоятель воззвал к грозному синтоистскому богу Фудо, обещавшему своим последователям продлить жизни каждого из них.
— Продли дни нашего горячо любимого властелина на обещанный тобой срок. Он всегда искренне почитал тебя! Окажи, о Фудо, божественную милость своему поклоннику!
В покоях умирающего курились благовония. Теперь настоятель мог читать сутры. Ждали йоримаши.
Она пришла слишком поздно.
Дух Кийомори скользнул в преддверие загробного мира. Теперь его судьба была в руках десяти небесных судей.
Эта новость молнией разлетелась по Рокухаре. Слуги рыдали и царапали себе грудь. Куда им теперь идти? Самураи застыли с окаменевшими лицами. Того из них, кто будет изгнан из поместья, жизнь будет жестоко бросать во все стороны, как бурные воды реки Камо подбрасывают цветочные лепестки. Только подростки из особой охраны горевали искренне, не думая о себе: они были фанатически преданы великому Кийомори. Непрошеные слезы выступали на глазах у воинов в красном, и во взорах бойцов горело одно желание — отплатить тому, кто был причиной болезни их господина.
Нии-Доно вызвали из северного крыла дома. Шимеко шла за ней следом, бесстрастно слушая приказы, которые госпожа отдавала священникам, самураям и слугам. На взгляд постороннего, Нии-Доно полностью владела собой. Никто не мог бы догадаться, что за маской из белой пудры, покрывавшей лицо, скрывалась горечь утраты. Что бы ни вытворял Кийомори, Нии-Доно никогда не переставала его любить.
Настоятель Дзитин принимал ее указания, печально склонив голову, Он так и не сумел спасти самого могущественного человека в Японии. Скорбно вздыхая, монах заявил:
— Светский священник Дзёкай, известный Тайра Кийомори, должен быть похоронен с величием, соответствующим его положению.
— Мой супруг просил о скромной кремации своих останков, — сказала Нии-Доно. — Но мы бы нарушили приличия, если бы не отметили достойно его вклад в дела этого мира и не призвали бы благородное население страны заступиться за него перед десятью судьями Эммы-О. Поэтому я поручаю вам подготовить такие похороны, которые обеспечат моему супругу место в Западном раю.
— Да будет так, — торжественно ответил Дзитин.
Согласно этому решению, в тот же вечер тело Кийомори было перенесено в храм, где его обмыли горячей водой и завернули в чистое белое полотно. Затем покойного переместили в главный зал, где облачили в полный придворный наряд. Одежды выбрала Нии-Доно: темно-красное верхнее платье, под ним полный набор белых и персиково-розовых нижних сорочек. Церемониальные мечи были заткнуты за пояс-оби, на голову князя водрузили шапочку-эбоши, привязав ее белыми лентами. Умершего усадили в квадратный золотой гроб так, что голова его разместилась между колен — в почтительном поклоне. Для поддержки покойник был обложен мешочками с киноварью. В ногах Кийомори лежало серебро — плата за проезд в Западный рай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50