-- Разве ты не помнишь, что я маленький, смуглый, и выгляжу по-домашнему?
Я хихикнула. Не потому, что согласилась с его описанием, но потому, что это было единственное, что я вспомнила о нем: лекция, которую он давал в день, когда мы формально познакомились. Мое веселье сразу же превратилось в страшное беспокойство. Казалось, что прошли месяцы вместо двух только дней, с тех пор, как мы приехали в дом магов.
-- Время идет по-другому в мире магов, -- сказал Исидоро Балтасар, как будто он говорил без звука. -- И каждый ощущает его по-разному.
Потом он признался, что одним из наиболее сложных аспектов его ученичества было иметь дело с соответствием событий потоку времени. Часто все они смешивались в уме, спутывая образы, опускавшиеся вглубь, когда он пытался на них сфокусироваться.
-- Только сейчас с помощью нагваля я вспомнил те аспекты и события обучения, которые произошли несколько лет назад, -сказал он.
-- Как он помогает тебе? -- спросила я. -- Он тебя гипнотизирует?
-- Он заставляет меня изменять уровни осознания, и когда это происходит, я не просто вспоминаю прошлые события, я заново переживаю их.
-- Как он это делает? -- не унималась я. -- Я имею в виду заставляет тебя изменять уровни.
-- До недавнего времени я полагал, что это совершалось резким хлопком по спине между лопатками, -- сказал он. -- Но сейчас я совершенно уверен, что просто его присутствие заставляло меня изменять уровни осознания.
-- Значит, он гипнотизировал тебя, -- настаивала я.
Он покачал головой и сказал:
-- Маги -- мастера изменения уровней осознания. Некоторые из них настолько сильны, что могут изменять уровни осознания у других.
Я кивнула. У меня уже имелось множество вопросов, но он жестом попросил терпения.
-- Маги, -- продолжал он, -- заставляют увидеть, что природа окружающей реальности отлична от того, какой мы ее воспринимаем, вернее от того, какой нас научили ее воспринимать. На интеллектуальном уровне мы заставляем себя самих убедиться, что культура предопределяет, кто мы есть, как себя вести, что мы должны знать, что мы способны чувствовать. Но мы не желаем воплощать эту идею, приняв ее как конкретное практическое предложение. Причина в том, что мы не принимаем утверждения, что культура также предопределяет и то, что мы способны воспринимать.
Магия позволяет нам осознать другие реальности, различные возможности, касающиеся не только окружающего нас мира, но и нас самих, в такой степени, какой мы даже не можем себе представить в самых смелых предположениях о себе самих и о нашем окружении.
Меня удивило, что я сумела принять его слова так легко, хотя и не поняла их.
-- Маг не только осознает различные реальности, -продолжал он, --ной использует эти знания на практике. Маги знают -- не только интеллектуально, но и практически, -- что реальность, или мир как мы его знаем, заключается во взятом у каждого из нас согласии в том, каков этот мир. Согласие может быть разрушено, так как это всего лишь социальное явление. И как только оно будет разрушено, весь мир рухнет вместе с ним.
Заметив, что я не могу следовать за его мыслью, он попытался представить ее с другой стороны. Он сказал, что социальный мир ограничивает наше восприятие в пределах его пригодности вести нас через путаницу переживаний в повседневной жизни. Социальный мир определяет, что нам воспринимать, то есть ставит рамки нашим способностям восприятия.
-- Восприятие мага действует за пределами согласованных рамок, -- отметил он. -- Они построены и поддерживаются словами, языком, мыслями. Это и есть согласование.
-- А маги не соглашаются? -- спросила я на всякий случай, пытаясь понять то, что он говорит.
-- Они соглашаются, -- сказал Исидоро Балтасар, радостно улыбнувшись. -- Но у них совершенно иное соглашение. Маги отбрасывают обычное соглашение не только интеллектуально, но также и физически, или еще как бы там это ни называть. Маги разрушают рамки социально определенного восприятия, и чтобы понять, что они имеют в виду, надо начать с практики. Поэтому каждый должен быть предан идее, каждый должен расстаться с разумом так же, как и с телом. Это должен быть бесстрашный и сознательный выбор.
-- Тело? -- спросила я подозрительно, немедленно заинтересовавшись, какой вид ритуала может предполагаться. -Что они хотят от моего тела?
-- Ничего, нибелунга, -- засмеялся он. Потом уже серьезным добрым тоном добавил, что ни мое тело, ни мой разум не были еще в таком состоянии, чтобы следовать трудному пути магов. Видя, что я готова запротестовать, он быстро признал, что ничего дурного не произошло ни с моим умом, ни с моим телом.
-- Одну минутку! -- резко прервала я.
Исидоро Балтасар проигнорировал мой порыв и продолжал, что мир магов -- обманчивый мир, и что недостаточно понять его интуитивно. Каждому нужно также усвоить его интеллектуально.
-- Вопреки тому, во что верят люди, -- объяснял он, -маги не практикуют мрачные эзотерические ритуалы, но стоят впереди нашего времени. А суть нашего времени -- это разум. В целом мы разумные люди. Маги, однако, люди разума, что имеет совсем другое значение. Маги романтически относятся к идеям; они развили разум до его пределов, поверив для этого, что только при полном понимании интеллект может включить в себя принципы магии без потерь со стороны его уравновешенности и целостности. Именно в этом маги решительно отличаются от нас. У нас очень мало уравновешенности и еще меньше целостности.
Он посмотрел на меня с ясной улыбкой. У меня было неприятное впечатление, что он знает точно, о чем я думаю, или даже о том, о чем я вообще не могу думать. Я поняла его слова, но их значение ускользнуло от меня. Я не знала, что сказать. Я даже не знала, о чем спросить. Впервые в жизни я чувствовала себя крайне глупо. Это состояние не заставляло чувствовать себя неадекватно, хотя я ясно понимала, что он прав. Я всегда очень поверхностно и неглубоко относилась к интеллекту. Быть романтичной в идеях -- это абсолютно чуждая для меня концепция.
Через несколько часов мы были на границе США в Аризоне. Было очень трудно вести машину, так как начала сказываться усталость. Я хотела поговорить, но не знала, что сказать, -даже не так: -- я не могла найти слов, чтобы выразить себя. Во мне был какой-то испуг после всего, что случилось. Это было новое ощущение!
Чувствуя мою неуверенность и дискомфорт, Исидоро Балтасар начал говорить. Он искренне согласился, что мир магов часто ставит его в тупик даже сейчас, после стольких лет обучения и сотрудничества с ними.
-- И когда я говорю "обучение", я действительно имею в виду обучение. -- Он засмеялся и хлопнул по коленям, чтобы подчеркнуть свое заявление.
-- Только сегодня утром я был полностью разгромлен миром магов совершенно неописуемым способом.
Он говорил тоном, в котором звучало наполовину утверждение, наполовину недовольство, еще в его голосе была такая восторженная энергия, прекрасная внутренняя сила, что я почувствовала себя приподнято. Создалось впечатление, что он может делать, выносить, воспринимать все что угодно, даже не имеющее смысла. Я почувствовала в нем волю преодолеть все препятствия.
-- Представь, я действительно думал, что уехал с нагвалем только на два дня. -- Смеясь, он повернулся и встряхнул меня свободной рукой.
Я была так поглощена звуком и живостью его голоса, что совсем не понимала, о чем он говорит. Я попросила его повторить то, что он сказал. Он повторил, и я опять упустила, что он имел в виду.
-- Я не уловила, что тебя так сильно волнует, -- сказала я наконец, внезапно раздражаясь из-за своей неспособности понять то, что он пытается мне сказать. -- Ты уезжал на два дня. Ну и что из этого?
-- Что?! -- Его громкое восклицание заставило меня подпрыгнуть на сиденье, и я ударилась головой о крышу фургона.
Он посмотрел прямо мне в глаза, но не сказал ни слова. Я знала, что он не обвиняет меня, еще я чувствовала, что он пытается развлечься моей угрюмостью, моими изменениями настроения, моим отсутствием внимания. Он остановил машину у края дороги, выключил мотор, затем повернулся на своем месте лицом ко мне.
-- А сейчас я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что ты можешь, о своем опыте.
В его голосе было нервное волнение, нетерпеливость, энергия. Он уверил меня, что согласование событий не имеет значения.
Его неотразимая обязывающая улыбка так успокаивала, что я рассказала очень легко все, что помнила.
Он слушал внимательно, посмеиваясь время от времени, подгоняя меня движением подбородка всякий раз, когда я запиналась.
-- Значит, все это случилось с тобой за... -- он сделал паузу, смотря на меня сияющими глазами, затем добавил: -- два дня?
-- Да, -- сказала я твердо.
Он широким жестом провел руками по груди.
-- Ну, тогда у меня для тебя есть новость, -- сказал он. Веселье в его глазах изобличало серьезность тона, придавая особое выражение его четко очерченному рту.
-- Я уезжал на двенадцать дней. Но я думал, что их было только два. Я думал, что ты собираешься принять во внимание иронию этой ситуации, потому что ты лучше сохраняешь счет времени. Однако это не так. Ты совсем такая же, как и я. Мы потеряли десять дней.
-- Десять дней, -- пробормотала я, смутившись, потом отвернулась, чтобы посмотреть в окно.
За оставшуюся часть путешествия я не сказала ни слова. Это не значит, что я не поверила ему. Это не значит, что я не хотела говорить. Мне нечего было сказать даже когда я купила в Лос-Анжелесе "Тайме" в первом же киоске, и когда подтвердилось, что я потеряла десять дней. Но где они действительно потеряны? Я задавала себе этот вопрос и не жаждала ответа.
Глава 12
Офис-студия Исидоро Балтасара представляла собой прямоугольную комнату, выходящую окнами на стоянку автомобилей. Еще там была маленькая кухня и розовокафельная ванная. Он привез меня туда ночью, когда мы вернулись из Соноры. Слишком измученная, чтобы обращать на что-либо внимание, я тащилась за ним два лестничных пролета, потом по устланному темным ковром коридору к квартире номер восемь. В момент, когда моя голова коснулась подушки, я уже спала, и мне снилось, что мы все еще в пути. Дело в том, что мы ехали без остановки всю дорогу от Соноры, сменяя друг друга за рулем и останавливаясь только чтобы поесть или наполнить бак горючим.
Квартира была обставлена беспорядочно. Кроме двуспальной кровати там был еще раскладной журнальный столик, служивший письменным столом, складной стул и два металлических бюро, в которых он хранил свои полевые заметки. Несколько костюмов и полдюжины рубашек висели в двух больших стенных шкафах в коридоре. Остальное пространство занимали сложенные в стопки книги. Книжных шкафов вообще не было. Казалось, к книгам никогда никто не притрагивался, тем более -- не читал. Шкафчики на кухне тоже были набиты книгами, и только на одной полке оставалось место для тарелки, кружки, ножа, вилки и ложки. На газовой плите стояли чайник и кастрюля.
В течение трех недель я нашла для себя новую квартиру примерно в миле от кампуса УКЛА, совсем рядом с офисом-студией Исидоро Балтасара. Однако я продолжала проводить большую часть времени у него. Он поставил вторую кровать для меня, ломберный столик и бюро -- такое же как и у него -- в другом конце комнаты.
Через шесть месяцев Сонора стала для меня чем-то вроде мифа. Не желая больше прятать все это в потаенные уголки памяти, я сопоставила воспоминания о двух моих поездках туда. Но как ни старалась, я не могла ничего вспомнить о потерянных одиннадцати днях: одном -- при первом путешествии, десяти -при втором.
Исидоро Балтасар отказался даже упоминать о потере этих дней. Временами я была полностью согласна с ним; мне была ясна абсурдность обдумывания тех потерянных дней, потому что я просто ничего не могла вспомнить о них и была благодарна ему за то, что он не придавал значения случившемуся. Было понятно, что Исидоро Балтасар бережет меня. Но временами я без всякой причины испытывала сильнейшее негодование. Помочь мне -- это его долг, повторяла я себе, так как была убеждена, что он преднамеренно что-то скрывает.
-- Ты ведешь себя по-идиотски, когда твердишь одно и то же, -- наконец сказал он однажды. -- И вся эта суета бессмысленна, потому что она ни к чему не приведет.
Мгновение он колебался, будто сопротивляясь голосу, готовому что-то произнести, потом пожал плечами и добавил требовательным тоном:
-- Почему ты не используешь ту же энергию в более полезных целях, таких, например, как отслеживание и контроль своих плохих привычек?
Вместо того, чтобы принять такую точку зрения, я немедленно контратаковала с еще одной кипевшей во мне обидой. Я все еще не познакомилась с другими молодыми женщинами, которые были вверены Исидоро Балтасару старым нагвалем.
Он так много говорил о них, что казалось, я их уже знаю. Когда бы я ни спросила о них, он всегда отвечал очень обстоятельно. О них он говорил восторженно и с глубоким, явно неподдельным восхищением утверждал, что любой описал бы их как привлекательных, умных и совершенных женщин -- у них у всех были университетские дипломы, -- самоуверенных и воинственно независимых. Для него, однако, они были более чем все это; они были магическими существами, которые разделяли его судьбу. Их соединяли узы привязанности и обязательств, которые ничего общего не имели с социальным порядком. Говоря проще, они разделяли общий поиск свободы.
Однажды я даже поставила ему ультиматум:
-- Ты возьмешь меня к ним или нет?
Исидоро Балтасар весело рассмеялся глубоким, сдавленным смехом.
-- Я могу сказать тебе только то, что на самом деле все не так, как ты себе представляешь, -- сказал он. -- И нет способа сказать, когда ты наконец встретишься с ними. Тебе нужно только ждать.
-- Я уже достаточно долго жду! -- закричала я и, увидев, что он никак не реагирует, добавила насмешливо:
-- Если ты думаешь, что я могу найти группу женщин в Лос-Анжелесе, то ты заблуждаешься. Я даже не знаю, где начать искать.
-- Ты найдешь их тем же способом, что и меня, -- ответил он. -- Так же, как ты нашла Мариано Аурелиано.
Я подозрительно посмотрела на него. Мне показалось, что у него были какие-то тайные умыслы.
-- Я не искала тебя, -- капризно заметила я. -- Так же, как я не искала Мариано Аурелиано. Поверь мне, встреча с тобой и с ним -- это совершенная случайность.
-- Нет случайных встреч в мире магов, -- проговорил он.
Я была на грани того, чтобы сказать, что не нуждаюсь в добрых советах, когда он добавил серьезным тоном: -
Ты встретишь их в свое время. Их не нужно искать.
Отвернувшись к стене, я сосчитала до десяти, потом повернулась к нему, улыбаясь, и сказала приветливо:
-- Проблема в общении с тобой состоит в том, что у тебя характер типично латинского склада. Для тебя завтра всегда достаточно хорошее. Тебе не нужно, чтобы вещи были более или менее определенными. -- Я повысила голос, чтобы он не прервал меня. -- Я настаиваю на встрече с твоими друзьями, чтобы все ускорить.
-- Все ускорить? -- повторил он, не понимая, о чем речь. -- Что ускорить?
-- Ты говорил мне на днях, что осталось так мало времени, -- напомнила я. -- Ты всегда говоришь о том, как важно для меня встретить их, а сам ведешь себя так, как будто у тебя впереди вечность.
-- Я непрерывно говорю тебе это потому, что хочу, чтобы ты спешила очистить свое собственное существование, а не потому, что я хочу бессмысленных действий, выполненных так быстро, как тебе заблагорассудится, -- сказал он раздраженно. -- Не мое дело -- представлять их тебе. Если бы это было в моей власти, я бы не сидел здесь, слушая твои глупости.
Он закрыл глаза и вздохнул с преувеличенно фальшивым смирением. Затем улыбнулся и пробормотал тихо:
-- Ты слишком глупа, чтобы понять, что происходит.
-- Ничего не происходит, -- вспылила я, выведенная из себя его оскорблением. -- Я не так глупа, как ты думаешь. Я заметила атмосферу двойственности в твоих реакциях на меня. Иногда у меня создается отчетливое впечатление, что ты не знаешь, что со мной делать.
-- Я знаю, конечно, что делать, -- возразил он.
-- Тогда почему ты всегда проявляешь нерешительность, если я что-нибудь предлагаю? -- слова вырвались у меня одним аккордом.
Исидоро Балтасар внимательно посмотрел на меня. В какой-то момент я ожидала, что он набросится на меня со всеми злыми и грубыми словами, какие он только знает, и разгромит меня резкой критикой. Но его голос был на удивление вежливым, когда он сказал, что я абсолютно права в оценках.
-- Я всегда жду, пока события совершат выбор за меня, -подтвердил он. -- И тогда действую со всей скоростью и решительностью. Я оставлю тебя позади, если ты не будешь начеку.
-- Я и так уже далеко позади, -- произнесла я обиженным голосом. -- С тех пор как ты не помог мне найти этих женщин, я обречена оставаться позади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39