– Не хочу вас обидеть, – проговорил де Гини, хотя было совершенно очевидно, что именно это он и намеревался сделать, – но я слышал, что совершенно другие обстоятельства, а не золотой амулет довели вашего отца до смерти.
– Но за всем этим стоял золотой амулет, – упрямо заявил Северин. – Именно он был причиной всего, что случилось с отцом. На вашем месте я бы не проявлял к нему особого любопытства. Говорят, он приносит проклятие всем, кто жаждет его иметь или уже носит, – всем, кто стремится его заполучить.
– Но только не женщинам? – Де Гини знал, что они оба сейчас думают о леди Аликс. – Женщины тоже хотят иметь мальтийскую звезду. О чем это говорил вчера Рисполи? О какой-то Магдалене, колдунье? Странно, что леди Аликс хочет посетить, помимо От-Флера, еще и Вецели, где захоронены кости Марии Магдалены.
Северин снова почувствовал чистый, нежный запах роз, но на этот раз его мозг отреагировал на этот запах. Он понял, что это означает: Аликс в опасности. Инстинкт воина сказал ему об этом, и Северин понял, что не имеет права терять время. Де Гини может обмусоливать идею мальтийской звезды и сколько угодно пытаться узнать ее секрет, но в конце концов он убьет Аликс. Сын Робера Иврен мертв, иначе кто-нибудь уже давно бы проговорился о том, что видел его живым. Но вдова де Мерсье пока жива, и, хотя Ланселот де Гини не может убить ее сейчас, как убил ее мужа, он не позволит, чтобы сложившаяся ситуация продолжалась долго. Даже в стенах монастыря она, пока жива, будет представлять для него угрозу.
Но Северин постарался, чтобы ни одна из этих мыслей не отразилась на его лице, и продолжал спокойно ехать рядом с де Гини. Он улыбался и весело отвечал на его вопросы. Однако его взгляд был устремлен в сторону леса и на дорогу, ведущую к Вецели, а ум его разрабатывал план побега. Но только спустя четверть часа ему удалось придумать благовидный предлог, и он, кивнув на прощание де Гини, поскакал в сторону леса.
Священник ждал там, где они договорились, – на развилке дорог, одна из которых вела в От-Флер. При приближении Аликс он откинул с головы капюшон и помахал ей рукой. Она протянула ему ребенка, соскочила с лошади и присела в реверансе.
– Итак, это Иврен, – улыбнулся Гаска де Лоран. Он из деликатности не стал называть его по имени отца, однако одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что это сын Робера. Хотя ребенку не было еще и года, у него были шелковистые темные волосы и благородные черты покойного графа де Мерсье. Перекрестившись, падре Гаска молча помолился, чтобы сходство между ними, которое было очевидным, не привело ребенка к такой же жестокой смерти, какую принял его отец. – Ты правильно поступила, спасая его, – обратился он к Аликс. – Это мужественный поступок.
– Я обещ… – Не закончив слова, Аликс сказала совсем другое: – Я ничего особенного не сделала. Его спрятала мать моей служанки. Она живет отшельницей, и ее считают колдуньей, а потому стараются обходить стороной, особенно в зимнее время. Но сейчас начало весны, и люди вышли на поля…
Аликс замолчала, решив, что, наверное, не стоит говорить о колдунье с духовным лицом.
– Сейчас нужно отвезти его в безопасное место, – закончил за нее священник. – Я говорил с аббатом, и, хотя си весьма симпатизирует герцогу Бургундскому – двор сумасшедшего короля Карла известен своей распущенностью, не говоря уж о скандальном поведении королевы, – но не одобряет поведения Ланселота де Гини и не прощает ему его грехов. Убить спящего человека, который оказал гостеприимство…
Гаска замолчал. Его маленькая беличья мордочка сморщилась от неодобрения, и только спустя какое-то время он смог продолжить:
– Аббат согласился со мной. Церковь, как тебе известно, никому не подчиняется и находится под юрисдикцией лишь одного Господа. Несмотря на смутное время, когда один папа сидит в Риме, а другой – в Авиньоне, ничего не изменилось. Аббат, весьма просвещенный человек, решил предоставить убежище невинному ребенку.
Слово «невинный» причинило Аликс острую боль, хотя она сама не могла понять причины.
Передав ребенка в руки священника, она села в седло, и они направились в сторону От-Флера.
– Скорее бы добраться до святой земли, – прошептала Аликс. – Когда Иврен окажется под защитой аббата, то даже такой жестокий человек, как Ланселот де Гини, не сможет его убить.
– Это так, но до монастыря еще очень далеко. Ланселот за это время может раскрыть нашу тайну и послать людей, чтобы убить нас на дороге. Нельзя недооценивать его, как это сделал Робер де Мерсье. – Священник содрогнулся и поспешил добавить: – Нельзя сказать, что мне будет жалко пролить мою кровь. Я всегда был готов пролить ее во имя нашего Господа и для защиты его Храма. Но проливать ее из-за безумных амбиций Ланселота де Гини – это не совсем то, что мне уготовано, если, конечно, я правильно понимаю волю Господа.
Аликс печально улыбнулась:
– Не думаю, что нам грозит опасность. Ланселот де Гини никогда даже словом не обмолвился о ребенке. В первый же день я сказала ему, что Иврен мертв. Я поклялась, что его тело было брошено в реку. Сэр Ланселот думает, что это я убила его.
– А почему он должен так думать?
– Потому что я ненавижу Иврена. Я только выполняю свой долг по отношению к нему.
– Долг? – удивился священник и больше ничего не сказал.
Он видел, с каким вниманием Аликс относилась к малышу, как, рискуя жизнью, она прятала его эти два месяца, и он был уверен, что не только долг вынудил ее делать это. Он был достаточно мудр, чтобы понимать, почему она так оценивает свой поступок. Но он также знал, какая чудесная вышла бы из нее мать, и сокрушенно качал головой, вспоминая, каким дураком оказался Робер де Мерсье, не сумев оценить ее по достоинству.
В первый же день, как од увидел его, Гаска де Лоран понял, что Робер де Мерсье слабый человек – и не только слабый, но и закрывающий глаза на собственные недостатки, прятавший свою продажность под личиной романтики и верной любви. Он был слишком безволен, чтобы отказаться от удовольствий, которые ему доставляла его любовница-крестьянка, а уж тем более чтобы противостоять герцогу Бургундскому и открыто признать ее своей женой. Вместо этого он пошел по легкому пути, выбрав себе подходящую жену, с которой можно было появляться в свете, в то же время скрывая от общества свою любовницу.
Но вот Аликс была сильной, та самая маленькая Аликс, которой он помог появиться на свет. Именно Аликс сделала из Робера де Мерсье миф, создав вокруг него легенду и обладая силой, чтобы сделать эту легенду реальностью.
Солнечный луч, пробившийся сквозь листву деревьев, заиграл на мальтийской звезде. Она словно подмигивала Гаске. Будучи ученым, а потому не слишком суеверным, падре Гаска вдруг ощутил в себе сильное желание перекреститься. Он решил, что, когда они приедут в монастырь, он обязательно поставит свечку и помолится.
– Я ненавижу его, – снова повторила Аликс, склонившись в седле, чтобы взять у падре ребенка. – Я ненавижу его и буду ненавидеть всегда. Приберегите ваши молитвы для более достойных.
То, что Аликс прочитала его мысли, не удивило падре Гаску. Ведь, в конце концов, она была дочерью Магдалены. Она обладала силой и, если бы захотела, смогла ее применить.
К середине дня Северин наконец догнал их. Старый священник спокойно восседал на своем муле, жуя яблоко, а молодая женщина одной рукой держала поводья, а другой прижимала к себе малыша. Его опыт воина говорил ему, что им может грозить опасность. Дорога была широкой, но с обеих сторон ее окружал лес. А лес был хорошим прикрытием для разбойников. Список подстерегавших их опасностей можно было перечислять очень долго. Их беспечность раздражала Северина. Даже в гневе он никогда не поднимал руку на женщину, но сейчас с удовольствием бы задушил графиню де Мерсье.
– Что я вижу! Неужели это графиня де Мерсье и ее духовник?
Рыцарь Бригант появился ниоткуда на своем боевом коне и преградил им дорогу. Северин был так сердит на Аликс, что ему доставляло удовольствие пугать ее мощью своего тела, возвышавшегося на боевом коне. Это он понял за секунду до того, как остановился перед ней. Ему захотелось увидеть хоть какие-то эмоции на ее хорошеньком застывшем личике, как это было в тот раз, когда он ее поцеловал.
– Я… – громко начал он, но вовремя спохватился. Что он мог сказать? Какими словами он мог высказать ей свои страхи?
У него возникло странное ощущение, что они двое были единственными людьми на земле, хотя уголком глаза он видел, что глаза старика загорелись от любопытства, а рядом раздавалось нежное воркование ребенка. И однако, ему казалось, что, кроме них, здесь никого нет. И еще ему казалось, что, глядя в ее ясные бирюзовые глаза, он словно заглядывает в свой черные. И глядя на ее маленькую стройную фигурку, видит собственное сильное тело.
И у него появилось странное чувство, что, приехав к ней, он приехал к себе домой.
Это непонятное чувство длилось всего мгновение, что было хорошо, потому что Северин вдруг испытал сильное смущение. Ребенок так и не прекратил своего игривого гуканья, а до смешного беззащитные взрослые совершенно не испугались за него. Более того, никто из них даже не попытался его спрятать! И священник, и молодая женщина смотрели на Северина, словно давно его ожидали. Северину, которому сначала эта сцена показалась смешной, расхотелось смеяться.
– Мальчик Робера, – произнес священник, указывая на сверток. – Наследник.
– Сын моего мужа, – подтвердила графиня де Мерсье.
Она повернулась к нему, и Северин заметил, что в уголке ее рта пульсирует жилка. Значит, она все-таки испугалась. Северин не винил ее. Трудно вообразить, какой поднимется шум, если де Гини обнаружит, что ребенок жив и, что еще хуже, его живого и невредимого украли прямо у него из-под носа! Эта мысль развеселила Северина. Он с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться, его просто распирало от смеха. Эти заверения, что ребенок мертв, что он не мог остаться в живых! Эта маленькая женщина перехитрила их всех! Какая великая мстительница! Когда-нибудь, когда опасность минует, он с удовольствием послушает, как ей удалось это сделать.
– Значит, наш добрый падре Гаска приезжал не только для того, чтобы утешить несчастную вдову? – проговорил Северин и заметил, что ее ясные глаза стали холодными как льдинки.
– Он приезжал, чтобы забрать сына Робера в монастырь От-Флер, – ответила Аликс. Чисто инстинктивно она крепче прижала к себе младенца.
– А почему вы решили, что вам удастся эта сделать? – спросил Северин, подъезжая к ней ближе. – Сэр Ланселот щедро вознаградит того, кто принесет ему ребенка – живого или мертвого.
– Как видите, нам это уже удалось, – гордо, ответила Аликс. – А сейчас, сэр Северин, решайте, будете вы нам помогать или нет.
Священник на своем муле медленно тащился позади них. Он взял ребенка под предлогом того, что больше знает о детях, чем леди Аликс. Ведь, в конце концов, он был старшим из десятерых детей в своей семье. Ветер доносил до Северина и Аликс гуканье малыша. День выдался холодным и морозным, он был гораздо холоднее всех предыдущих дней, и ветер трепал черную вуаль на голове Аликс. Северин с одобрением отметил, что она закуталась в меха. Несколько дней хорошей погоды еще не предвещали весны, и он был рад, что она тепло оделась в дорогу. Ее лошадь была покрыта черной попоной. Щедрость Ланселота не распростерлась так далеко, чтобы позволить ей украсить себя цветами графа де Мерсье в местности, где память по жестокому убийству Робера все еще была жива. Де Гини преподнес ближайшим деревням вино, из погребов Мерсье и одарил их несколькими мешками зерна. Но никогда не знаешь, что можно ожидать от крестьян. Их не так легко подкупить, как вельмож. У них острое чутье на то, что хорошо, а что плохо.
Аликс была полна решимости не позволить рыцарю Бриганту снова себя соблазнить. С нее было достаточно и одного раза. Память о его поцелуе и ее безобразном поведении все еще не давала ей покоя. Она часто об этом думала. Временами ей хотелось извиниться за свое распутное поведение. Аликс не знала, как поступают другие женщины в подобных случаях. Она считала, что женщина, которая сама потянулась к мужчине, автоматически становится шлюхой. Определенно она первая никогда бы не сделала этого. Все началось с того, что он сам наклонился ее поцеловать, но вдруг остановился. Сейчас, когда она ехала рядом с ним, Аликс не переставала размышлять, что представляет собой этот человек. Его, похоже, совсем не шокировал ее поцелуй. Она украдкой бросила на него взгляд из-под опущенных ресниц. Ей очень хотелось знать, о чем он думает.
Когда он заговорил, Аликс посмотрела на его губы. Они были отличной формы, черные глаза блестели, лицо словно высечено из мрамора.
«Хорошо, что я ухожу в монастырь», – подумала она.
– Что это такое – жизнь с Робером? – неожиданно спросил Северин.
Он говорил тихо, и Аликс едва его слышала.
– С одной стороны, чудесно, а с другой – весьма болезненно, – нехотя ответила она. – Он был воплощением совершенства с его именем, элегантностью и богатством. Я испытывала благоговейный восторг от того, что он выбрал именно меня. Мне льстило, что другие женщины мне завидовали. О таком мужчине я могла только мечтать. Он дал мне почувствовать, что я для него нечто особенное. Так было сначала.
– А потом?
– А потом пришла боль.
Какое-то время они ехали молча; над их головами из-за туч пробивалось солнце. Они оба пытались осмыслить то, что сказала Аликс.
– Но почему вы не обратились к мальтийской звезде? – наконец спросил Северин. – Уверен, что ее сила могла бы вам помочь.
– Я ничего не знаю о ее силе, – пожала плечами Аликс. – Но я уверена, что никакая сила не могла бы мне помочь. Робер искренне любил Соланж, а здесь никакая звезда не поможет.
– Вы в этом уверены?
Аликс посмотрела на него. Последние месяцы она жила в напряжении под грузом свалившихся на нее потерь и ответственности, и она чувствовала себя очень усталой. Но сейчас в ней что-то пробудилось. Это чувство было для нее странным и новым, но нельзя сказать, чтобы неприятным.
– Нет, – честно ответила она. – Я не уверена.
Их глаза встретились – светлые и темные. Северин первым отвел взгляд.
– Вот и монастырь От-Флер, – указал он на впечатляющее нагромождение каменных строений, возвышавшихся высоко на холме. – Вам не кажется забавным, что арки кафедрала поднимаются вверх, как руки, простертые в молитве?
Глава 8
Была ночь, и было холодно. Аликс думала, что холод продлится еще несколько дней, прежде чем наступит по-настоящему теплая весна. Падре Гаска решился выйти за стены монастыря, чтобы посмотреть, как она устроилась. Ему полагалось давно быть в постели, но он должен был сначала ее проведать. Он пришел к ней после ее одинокого ужина и решительно уселся перед затухающим камином. Поужинав, Аликс вернулась в свою комнату, и появление священника ее очень обрадовало. Она не видела Северина Бриганта со дня их приезда и не ожидала его увидеть раньше отъезда, который намечался через два дня. В соответствии с правилами цистерцианского монастыря мужчины не могли свободно общаться с женщинами и делали это лишь в случае крайней необходимости. Она подозревала, что у священника было для нее что-то важное, иначе бы он не пришел.
Он хотел оставить ребенка на ее попечение, но она отказалась.
– Я ничего не знаю о детях! – закричала она, оглядывая маленькую келью, которую аббат Суже предоставил ей в монастыре.
Келья располагалась на хорошем расстоянии от монастырских стен, в маленьком гостевом домике, где останавливались благородные дамы, путешествующие по стране либо приезжающие поклониться гробнице святого Иврена, кости которого были погребены в главной церкви. Одной из причин, по которой они привезли сюда ребенка, была та, что малыш был назван в честь снятого, чья гробница находилась на территории монастыря. Этот святой, ведя жизнь отшельника, славился своей высокой нравственностью и набожностью, а после смерти творил чудеса.
– Я не имею ни малейшего представления, как обращаться с ребенком, – чуть не плача обратилась она к падре Гаске. В это время Иврен мирно спал в импровизированной колыбели, сделанной из винной полубочки. Его мирный сон Аликс считала чудом, ниспосланным ему святым. – Я даже не знаю, как пеленать его. Господи, его же надо купать! А что он будет есть? Какая пища ему нужна? Я не знаю…
– Его уже отняли от груди, – спокойно заметил монах. – Софи уже вышла из детородного возраста и не может стать для него кормилицей. Он привык сосать молоко из чистой пеньковой тряпочки и даже может пить прямо из деревянной чашки. Она сказала мне, что сейчас он спит на удивление хорошо.
Согласно правилам монастырской общины, из всех монахов только аббату разрешалось разговаривать с женщинами, но он сделал исключение для падре Гаски, который фактически был гостем монастыря, а не членом их ордена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30