Пирожки, красавица — блондинка!
Я оглянулась по сторонам в поисках последней, не нашла и обозлилась:
— Чего ты не знал??? У меня Наташкины дети, не забыл? Мне что, их теперь воспитывать прикажете? Или в детдом сдавать?
Витька присмирел, почесал в затылке и неуверенно предложил:
— А родственникам чего не отдашь?
— А где б мне тех родственников взять! — обозлилась я. — Ленка уехала к черту на рога, бабушка на операции в больнице!
— А мать Наташкина?
— А мать Наташкину, — с садистским удовольствием молвила я, — мать Наташкину после твоего звонка я в больницу отвезла с инфарктом!
Витька помолчал, проникся ситуацией и сочувствующе спросил:
— Чего делать-то будешь?
— А что тут сделаешь? — уныло сказала я. — Надо Мультика-то выручать.
— Потемкина, — приложил Витька руку к сердцу. — Поверь — крепко твой Мультик подлетел. Я уж и так и этак думал — ну не оправдать ее.
Ну что ж… Я почему-то так и думала, что никто копаться в этом деле не будет. Зачем стараться — когда вот она, готовая убийца.
— Нож, которым убили — он где? — сухо спросила я.
— Ну не нашли его ребята, — поморщился Витька. — Видимо, Наталья его в окошко скинуть успела, а ты ж сама знаешь, какой там район — тащат все что не приколочено!
— То есть, из твоих слов получается, что дома его точно не было, так? — сощурилась я.
— Ну, — буркнул он.
— Значит, надо искать нож…, — задумчиво сказала я.
— Слушай, — скривился он, — ты чего тут всех за идиотов-то держишь? Нашлась тут сыщица!
— Да мне без разницы, хоть горшком назови, — зло посмотрела я на него, — а вот только Мульти мне надо выручить по — любому. Дети на мне!
— Ну не кипятись, не кипятись, Потемкина, — примиряюще залопотал Витька. — Езжай домой, выпей валерьяночки да садись книжку пиши!
— Достал ты меня с этой книжкой! — в сердцах бросила я. — Ты лучше послушай умного человека. Соседка говорит что минут за десять до того, как в Наташкиной квартире начались крики, она к мусоропроводу выходила, ведро выносила. И на лестничной площадке спал местный бомж, дядя Миша. А когда ваши приехали — его не было. На размышления не наводит?
— Испугался да сбежал, какие тут размышления, — пожал Витька плечами.
— Или прирезал Олега, прихватил нож и сбежал, — с нажимом подсказала я.
Витька посмотрел на меня как на больную, и тут зазвенел сотовый.
— Алло, — раздраженно буркнула я.
— Это Шварев. Если хочешь на свидание с Березняковой — шевели ножками.
— Уже можно? — обрадовалась я.
— Конечно, — самодовольно сказал он. — Все бумаги у меня. Давай подъезжай к СИЗо.
— А это где?
— Ты что, не знаешь где сизо? — изумился он.
— Слушай, — рассердилась я. — Это ты туда каждый день ездишь, а мне как-то случая не было навестить сие заведение.
— На Баррикадной, горе, — хмыкнул он. — Вниз по ней к реке, увидишь длинный кирпичный забор — это оно. Я у ворот на своем мерсе тебя жду.
— Скоро буду, Лешенька, — клятвенно заверила я.
Я сунула телефон в карман, а Витька кисло спросил:
— Наш великий адвокат?
Менты Шварева сильно не любят. Еще б им его любить — они преступников ловят — ловят, а потом придет вот такой Лешенька, и от обвинения — пшик.
— А что делать, если вы ничего не можете? — презрительно сказала я.
— Ну ты вообще, — задохнулся он от гнева.
— А давай соревнование, а? — прищурилась я. — Кто быстрее найдет убийцу Олега?
— Тогда я выиграл, — хмуро сказал он. — Убийца Олега в сизо сидит.
— Идиот, — обронила я, направляясь в спину.
— А ты, Машка… ты хуже кобры, ясно! — крикнул он вслед.
Я не обернулась. Я сдержалась. Я бегом выскочила из здания Гома, уселась в машину и уж тут-то я поржала, чуть ли не хрюкая от восторга.
Дело в том, что змея Машка — это самое сильное оскорбление в Витенькиных устах. Вернее, это он так считает, а на меня же при воспоминании об этой истории всегда нападает идиотский смех. Историю про змею Машку Корабельников рассказывает всякий раз, как напьется. Причем повествование ведется тихим и жалостливым голосом, полным страдания, и Витеньке всегда невдомек, чего это люди в конце истории неизменно ржут как лошади.
А дело было так. Уж не знаю, где он служил, только змей там было видимо — невидимо. А в частности — кобр. И вот однажды в соседней части ребята додумались до такой хохмы. Поймали они здоровенную кобру, вырвали ей ядовитые зубы, да и стали держать ее в качестве сына полка. Или дочери, не разберешь. Но назвали Машкой.
Витенька, прослышав об этом, крепко задумался. Можно было б конечно самому «Машку» завести, да вот только это опасно — зубы кобре рвать! Еще укусит!
Однако представив, какой ошеломляющий успех он будет иметь у девушек с фотографией кобры, Корабельников решился.
В одно из увольнений он напросился в вертолет, как раз летящий в ту часть с визитом, взял фотоаппарат у кого-то — и был таков. У соседей, спрыгнув с вертолета, он первым делом осведомился молодецким голосом: «Ну, ребята, и где ваша Машка?» «Да вон, в кустах только что ползала», — отозвался на бегу какой-то солдатик. Витенька сунулся по указанному направлению — и точно — тут же нашел здоровенную кобру. Корабельников, понятно, быстренько намотал бедную Машку на локоть и принялся с ней фотографироваться. Кобра показала себя во всей красе — капюшон раздувала, язычок мелькал, на Витьку она кидалась, целясь в нос — тот лишь успевал отмахиваться, хохоча при этом. И вот, когда последние кадры были отсняты, из кустов вышел давешний солдатик с намотанной на руку коброй. Витька посмотрел на него совершенно охреневшим взором, простер дрожащую руку и сипло спросил: «Эт-т-то ккк-то у тттебяаа????» «Так Машка же! — ответил солдатик, ласково поглаживая разомлевшую от такого отношения кобру. — Ути — пути, красавица моя».
Витька честно признается, что он тогда грохнулся в обморок, насилу откачали. Откачали ли безвинную кобру — история умалчивает. Еще Витенька с полгода после этого заикался. Потом прошло.
И лишь когда он смотрит на те фотографии, у него начинается нервный тик.
Шварев и правда сидел в припаркованном у ворот Мерседесе и задумчиво просматривал какие-то бумаги.
— Не помешаю? — постучала я в окно.
— О, привет, — поднял он на меня глаза и вышел из машины. — Вот тебе твои бумаги, пошли скорее.
Я открыла диплом и залюбовалась. Теперь я, Магдалина Константиновна Потемкина, не просто ведьма, а ведьма с юридическим образованием! Вот и дипломчик есть! Надо будет матери показать, пусть старушка порадуется за меня. Конечно, про то, что я его купила — говорить ни в коем случае нельзя — съест живьем. Скажу, что заочно отучилась. А матери ничего не говорила потому как сюрприз хотела сделать! В общем, найду что соврать.
— Скоро ты? — нетерпеливо спросил Шварев. Я встрепенулась и следом за ним с некоторым страхом ступила на огороженную территорию.
«Вот ты и в тюрьме! С почином!» — ехидно сказал внутренний голос.
— Лешенька, возьми-ка меня за руку, — слегка дрожащим голосом попросила я.
Тот неодобрительно посмотрел на меня, и пошел объясняться с ментами на входе.
Через пять минут мы уже были в какой-то комнатушке с голыми стенами, из мебели — стол и два стула. Еще через пять в комнатку вошла Мульти. Ее знаменитая попа заметно сдала в объеме, темные волосы видели сальными прядями, под глазами — темные круги.
— Мультичек! — зарыдала я, бросаясь к ней.
— Потемкина, — в тон мне зарыдала она.
— Тебя тут хоть кормят? — утирая слезы, сказала я.
— Кормят, но хреново, — всхлипнула она. — Чего с детьми?
— Так у меня они, — горестно вздохнула я. — Ой, как не вовремя-то ты Олега пришила, Наташенька! Не могла потерпеть, что ли?
— Я пришила? — возмутилась она. — Да никого я не пришивала, совсем рехнулись, что ли?
— Да я-то верю, — уныло сказала я. — Слушай, а нож где? Выкинула?
— Да ничего я не выкидывала! — застонала она. — Мне уж этим ножом все мозги прокомпостировали. Ну скажи, как я могла тот нож выкинуть, если у меня окна на зиму заклеены, а?
— А форточки? — осторожно спросила я.
— И форточки заклеены! — отрубила она. — Батареи и так еле — еле греют!
— Наталья, — подал голос Шварев, — может быть, вы расскажете события того вечера?
— Точно! — опомнилась я.
— Не помню я, — потупилась Мульти.
— Как так не помнишь? — не поняла я. — Детей-то мне привезти ты не забыла!
И я с укором посмотрела на нее.
— Про то как детей привезла — помню, — согласилась она. — Как и договаривались, я тихо-онечко завела их в спальню, наказала Насте сидеть тихо и тебе не мешать. А дальше — просто какой-то провал. После твоего дома словно тут же очутилась у себя, посреди толпы ментов.
— Мультик, ты чего пила? — подозрительно спросила я.
— А чего сразу «пила»? Ничего я не пила!
— Кололась? Нюхала? — деловито осведомился Шварев.
— Да ну вас! — Мультик обиделась до глубины души. — Говорю ж — какой-то странный провал! Вы меня из тюрьмы собираетесь вытаскивать или как?
— Ну а как же я тебя вытащу — то? — жалобно сказала я. — Мне и самой интерес есть тебя вытащить — потому что Катенька-то конечно солнышко, но вот Настя меня скоро в могилу сведет!
— Матери отдай, — так же мрачно ответила она.
— В больнице твоя мать, — потупив глаза сказала я. — С сердцем у нее плохо. Но ты не бойся, не смертельно.
— Ну конечно! — философски сказала Наташка. — Стоило мне сесть в тюрьму — и все пошло кувырком. Что ж, тогда воспитывай детей, Машка. Ленке только их не отдавай.
— Так и Ленки нет, они с Русланом в тьмутаракань уехали!
— Ну что я могу сказать тебе, — пожала она плечами. — Или вытаскивай меня, или дети на тебе. Надеюсь, ты их в детдом не сдашь, как Садченка?
— Не сдам, — хмуро ответила я. — Слушай, а ты совсем — совсем ничего не помнишь?
— Совсем!
— И бомжа? Он ведь у вас на лестничной площадке спал.
— Да не помню я! — страдальчески взвыла Мульти.
— Вот так и вытаскивай тебя, — уныло сказала я.
В нашу комнату постучали, и Алекс встрепенулся.
— Все — все, девчонки, заканчивайте, время.
Мульти захлюпала носом и встала.
— Господи, как в камеру-то неохота…
— Мультичек, ты это, держись, — невнятно бормотала я ей вслед.
Что тут сказать еще — было непонятно. Я и правда сейчас вернусь домой, в чистую и уютную квартиру, а Мультик отправится на нары.
— А больше всего на свете я хочу принять ванну, — горько сказала Мульти, и дверь за ней с лязгом захлопнулась.
За воротами СИЗО мы со Шваревым остановились и я выжидающе посмотрела на него.
— Перспективы неутешительны, должна понимать, — развел он руками.
— Да вот как-то не понимается, — вредно сказала я. — Она ж русским языком сказала, что ничего не помнит.
— Не помнить можно только по пьянке или под воздействием препаратов, так? Но в протоколе нет сведений, что она была нетрезвой. Что касается препаратов-то теперь уже поздно об этом говорить. Экспертизу надо было сразу назначать.
— Не могла она голову человеку отрезать! — твердо молвила я. — Не могла!
— Но тем не менее Березнякову взяли над трупом.
— А бомж? — беспомощно сказала я.
— А что бомж? — пожал он плечами. — У него-то причины убивать Олега не было.
Я молча повернулась, не прощаясь, села в машину и поехала куда глаза глядят. Вот гады! Все им понятно, все им логично!
По пути попалась какая-то забегаловка, я припарковалась и пошла обедать. Заказала, как обычно, вегетарианскую пиццу и принялась ее задумчиво жевать. Нет, что ни говорите, а я уверена, что убил бомж. Больше некому.
И неважно, что у него не было мотива. Откуда я знаю — что мотива не было, а? Может он последние лет десять спал и видел, как бы прирезать гражданина Мотылева?
Или может быть просто увидел, что Мульти никакущая, и соответственно решил, что в ее квартире можно поживиться. Вошел — а тут такая неожиданность в виде злого дяди.
Да, теперь я ясно видела картину, как было дело. Ну как же я раньше не додумалась! Мультичек, совершенно пьяная, поднимается по лестнице — дзынь-тык, дзинь-тык! — и около нее не слышно мужских шагов. А на пятом этаже ее, где в это время совершенно точно находился дядя Миша, откуда-то взялся мужской голос. Все сходится, все показания свидетелей сплелись воедино. Теперь понятно, отчего не нашли не орудия убийства, ни самого бомжа. И почему его с тех пор никто не видел. Отсиживается где-то, гад! А Мультичек на нарах парится!
«Долго же ты думала», — ехидно сказал внутренний голос.
«Отстань», — раздосадованно буркнула она.
А ведь это и правда лежало на поверхности и было очевидно. Эх, ну где ж я была, когда Господь ум раздавал? А то ни красоты, ни интеллекта…
«Ааабыдна, да?», — с грузинским акцентом осведомился голос.
«Пшел к черту», — раздельно сказала я.
Дожёвывая пиццу, я усердно размышляла, как бы исхитриться и похоронить вместе с Марьей и внутренний голос.
«Щаз», — буркнул голос, подслушав.
Я вытерла руки салфеткой, встала и поехала на Беляева. Бомжа следовало найти по любому.
Юля, открывшая мне дверь, держала на руках орущего младенца в ползунках и мне совершенно не обрадовалась.
— Юленька, я не отниму времени, — заверила я ее. — Я просто хочу сказать, что мне ваш подъездный бомж нужен позарез, как увидите его, позвоните, мне пожалуйста! — и я сунула ей в руки визитку.
— Маш, я особо-то не присматриваюсь к бомжам, — нетерпеливо сказала она, качая на руках малыша.
— Юля, если поможете, я сто долларов заплачу, — пообещала я.
— Ой, ну что вы придумываете, — поморщилась она, — если увижу — и так позвоню, мне нетрудно.
И дверь с лязгом захлопнулась, оставив меня размышлять над парадоксами психологии.
Сложный человек Юля. Только недавно мы были на ты — и вот опять на вы. От нечего делать она вызывает ментов для разбуянившихся соседей. Однако смотри—ка — от халявных денег отказывается…
Я пожала плечами, методично обошла все квартиры в подъезде и оставила свои визитки, с обещанием ста баксов за помощь в обнаружении неуловимого бомжа. Правда, в половине квартир мне никто не открыл.
«Объявление на подъезд повесь», — посоветовал внутренний голос.
По его интонации прямо чувствовалось, что он считает себя очень умным, а меня же — олигофренкой.
«А вот и нет! Мы его только спугнем — думаешь, раз бомж, так и читать не умеет?» — злорадно сказала я, счастливая оттого что мне в кои-то веки удалось высмеять голос.
Он пристыжено заткнулся.
Я, празднуя победу, села в машину и понеслась к Насте в школу.
«Только если это бомж убил, черта с два он появится», — все же буркнул голос.
Я снисходительно промолчала.
Пусть потешится, птенчик, пусть…
В школе я села на уже ставший мне родным подоконник и принялась терпеливо ждать конца урока. Буквально через пять минут он зазвенел и детишки вывалились в коридор. Насти не было среди них.
Я, внутренне обмерев, пулей влетела в класс и закричала:
— Где Настя?
Настя с видом сиротки стояла около учительского стола и жалобно смотрела на меня наивными голубыми глазенками.
— А, это вы, тётя, — не предвещающим ничего хорошего голосом сказала учительница.
— Ну, что на этот раз стряслось? — буркнула я.
Учительница сняла очки и принялась протирать их бархоткой, при этом выговаривая мне.
— Ну во-первых — ребенок явился в школу совершенно неподготовленный. Мало того что учебники были взяты совершенно не те что надо — так она еще и домашние задания не сделала.
— Насчет домашних заданий и учебников — моя вина, — перебила я ее. — Не забывайте, я ведь мама молодая, всего второй день в этой должности!
— Далее, — продолжала женщина. — Эта девочка — совершенно невозможная хулиганка. Если вам неизвестно, то она организовала некое… сообщество.
— Что за сообщество? — непонимающе воззрилась я на Настеньку.
— «Потому что мы — бригада!» — тоненько, с расстановкой процитировала она.
— Да, бригада, банда в просторечии, — поджала губы учительница. — И они подкарауливают и бьют мальчиков. Сегодня избили Дениса Горенко, а ведь у него мама из городской администрации, не знаю, что теперь и будет!
— А чего он к нам в девчачий туалет зашел? — насупилась Настя.
— Надо было мне сказать, — раздраженно отмахнулась учительница.
Настя возмущенно открыла рот, но я успела ее пнуть под столом ногой. Слегка, я ж не зверь. Пока ребенок обижался, я повернулась к учительнице:
— Ладно, маму если что ко мне отошлите, разберусь. Еще что?
— Еще она научила детей стрелять шариками из жеваной бумаги!
— Безобразие, — неуверенно кивнула я, припоминая, как не так давно мы с Мультичком пили, вспоминали школьные годы, и подробно описывали процесс приготовления снарядов из бумаги и методы стрельбы. А Настя вроде как и спала в это время…
— Совершенно неуправляемый ребенок! — припечатала учительница.
— Хорошо, я приму меры насчет этого, — терпеливо пообещала я. — Мы можем идти?
— Идите, — поджала губы учительница, глядя на меня каким-то нехорошим взглядом.
Я ее не осуждала.
Настя — наказание Божие, я это еще вчера просекла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Я оглянулась по сторонам в поисках последней, не нашла и обозлилась:
— Чего ты не знал??? У меня Наташкины дети, не забыл? Мне что, их теперь воспитывать прикажете? Или в детдом сдавать?
Витька присмирел, почесал в затылке и неуверенно предложил:
— А родственникам чего не отдашь?
— А где б мне тех родственников взять! — обозлилась я. — Ленка уехала к черту на рога, бабушка на операции в больнице!
— А мать Наташкина?
— А мать Наташкину, — с садистским удовольствием молвила я, — мать Наташкину после твоего звонка я в больницу отвезла с инфарктом!
Витька помолчал, проникся ситуацией и сочувствующе спросил:
— Чего делать-то будешь?
— А что тут сделаешь? — уныло сказала я. — Надо Мультика-то выручать.
— Потемкина, — приложил Витька руку к сердцу. — Поверь — крепко твой Мультик подлетел. Я уж и так и этак думал — ну не оправдать ее.
Ну что ж… Я почему-то так и думала, что никто копаться в этом деле не будет. Зачем стараться — когда вот она, готовая убийца.
— Нож, которым убили — он где? — сухо спросила я.
— Ну не нашли его ребята, — поморщился Витька. — Видимо, Наталья его в окошко скинуть успела, а ты ж сама знаешь, какой там район — тащат все что не приколочено!
— То есть, из твоих слов получается, что дома его точно не было, так? — сощурилась я.
— Ну, — буркнул он.
— Значит, надо искать нож…, — задумчиво сказала я.
— Слушай, — скривился он, — ты чего тут всех за идиотов-то держишь? Нашлась тут сыщица!
— Да мне без разницы, хоть горшком назови, — зло посмотрела я на него, — а вот только Мульти мне надо выручить по — любому. Дети на мне!
— Ну не кипятись, не кипятись, Потемкина, — примиряюще залопотал Витька. — Езжай домой, выпей валерьяночки да садись книжку пиши!
— Достал ты меня с этой книжкой! — в сердцах бросила я. — Ты лучше послушай умного человека. Соседка говорит что минут за десять до того, как в Наташкиной квартире начались крики, она к мусоропроводу выходила, ведро выносила. И на лестничной площадке спал местный бомж, дядя Миша. А когда ваши приехали — его не было. На размышления не наводит?
— Испугался да сбежал, какие тут размышления, — пожал Витька плечами.
— Или прирезал Олега, прихватил нож и сбежал, — с нажимом подсказала я.
Витька посмотрел на меня как на больную, и тут зазвенел сотовый.
— Алло, — раздраженно буркнула я.
— Это Шварев. Если хочешь на свидание с Березняковой — шевели ножками.
— Уже можно? — обрадовалась я.
— Конечно, — самодовольно сказал он. — Все бумаги у меня. Давай подъезжай к СИЗо.
— А это где?
— Ты что, не знаешь где сизо? — изумился он.
— Слушай, — рассердилась я. — Это ты туда каждый день ездишь, а мне как-то случая не было навестить сие заведение.
— На Баррикадной, горе, — хмыкнул он. — Вниз по ней к реке, увидишь длинный кирпичный забор — это оно. Я у ворот на своем мерсе тебя жду.
— Скоро буду, Лешенька, — клятвенно заверила я.
Я сунула телефон в карман, а Витька кисло спросил:
— Наш великий адвокат?
Менты Шварева сильно не любят. Еще б им его любить — они преступников ловят — ловят, а потом придет вот такой Лешенька, и от обвинения — пшик.
— А что делать, если вы ничего не можете? — презрительно сказала я.
— Ну ты вообще, — задохнулся он от гнева.
— А давай соревнование, а? — прищурилась я. — Кто быстрее найдет убийцу Олега?
— Тогда я выиграл, — хмуро сказал он. — Убийца Олега в сизо сидит.
— Идиот, — обронила я, направляясь в спину.
— А ты, Машка… ты хуже кобры, ясно! — крикнул он вслед.
Я не обернулась. Я сдержалась. Я бегом выскочила из здания Гома, уселась в машину и уж тут-то я поржала, чуть ли не хрюкая от восторга.
Дело в том, что змея Машка — это самое сильное оскорбление в Витенькиных устах. Вернее, это он так считает, а на меня же при воспоминании об этой истории всегда нападает идиотский смех. Историю про змею Машку Корабельников рассказывает всякий раз, как напьется. Причем повествование ведется тихим и жалостливым голосом, полным страдания, и Витеньке всегда невдомек, чего это люди в конце истории неизменно ржут как лошади.
А дело было так. Уж не знаю, где он служил, только змей там было видимо — невидимо. А в частности — кобр. И вот однажды в соседней части ребята додумались до такой хохмы. Поймали они здоровенную кобру, вырвали ей ядовитые зубы, да и стали держать ее в качестве сына полка. Или дочери, не разберешь. Но назвали Машкой.
Витенька, прослышав об этом, крепко задумался. Можно было б конечно самому «Машку» завести, да вот только это опасно — зубы кобре рвать! Еще укусит!
Однако представив, какой ошеломляющий успех он будет иметь у девушек с фотографией кобры, Корабельников решился.
В одно из увольнений он напросился в вертолет, как раз летящий в ту часть с визитом, взял фотоаппарат у кого-то — и был таков. У соседей, спрыгнув с вертолета, он первым делом осведомился молодецким голосом: «Ну, ребята, и где ваша Машка?» «Да вон, в кустах только что ползала», — отозвался на бегу какой-то солдатик. Витенька сунулся по указанному направлению — и точно — тут же нашел здоровенную кобру. Корабельников, понятно, быстренько намотал бедную Машку на локоть и принялся с ней фотографироваться. Кобра показала себя во всей красе — капюшон раздувала, язычок мелькал, на Витьку она кидалась, целясь в нос — тот лишь успевал отмахиваться, хохоча при этом. И вот, когда последние кадры были отсняты, из кустов вышел давешний солдатик с намотанной на руку коброй. Витька посмотрел на него совершенно охреневшим взором, простер дрожащую руку и сипло спросил: «Эт-т-то ккк-то у тттебяаа????» «Так Машка же! — ответил солдатик, ласково поглаживая разомлевшую от такого отношения кобру. — Ути — пути, красавица моя».
Витька честно признается, что он тогда грохнулся в обморок, насилу откачали. Откачали ли безвинную кобру — история умалчивает. Еще Витенька с полгода после этого заикался. Потом прошло.
И лишь когда он смотрит на те фотографии, у него начинается нервный тик.
Шварев и правда сидел в припаркованном у ворот Мерседесе и задумчиво просматривал какие-то бумаги.
— Не помешаю? — постучала я в окно.
— О, привет, — поднял он на меня глаза и вышел из машины. — Вот тебе твои бумаги, пошли скорее.
Я открыла диплом и залюбовалась. Теперь я, Магдалина Константиновна Потемкина, не просто ведьма, а ведьма с юридическим образованием! Вот и дипломчик есть! Надо будет матери показать, пусть старушка порадуется за меня. Конечно, про то, что я его купила — говорить ни в коем случае нельзя — съест живьем. Скажу, что заочно отучилась. А матери ничего не говорила потому как сюрприз хотела сделать! В общем, найду что соврать.
— Скоро ты? — нетерпеливо спросил Шварев. Я встрепенулась и следом за ним с некоторым страхом ступила на огороженную территорию.
«Вот ты и в тюрьме! С почином!» — ехидно сказал внутренний голос.
— Лешенька, возьми-ка меня за руку, — слегка дрожащим голосом попросила я.
Тот неодобрительно посмотрел на меня, и пошел объясняться с ментами на входе.
Через пять минут мы уже были в какой-то комнатушке с голыми стенами, из мебели — стол и два стула. Еще через пять в комнатку вошла Мульти. Ее знаменитая попа заметно сдала в объеме, темные волосы видели сальными прядями, под глазами — темные круги.
— Мультичек! — зарыдала я, бросаясь к ней.
— Потемкина, — в тон мне зарыдала она.
— Тебя тут хоть кормят? — утирая слезы, сказала я.
— Кормят, но хреново, — всхлипнула она. — Чего с детьми?
— Так у меня они, — горестно вздохнула я. — Ой, как не вовремя-то ты Олега пришила, Наташенька! Не могла потерпеть, что ли?
— Я пришила? — возмутилась она. — Да никого я не пришивала, совсем рехнулись, что ли?
— Да я-то верю, — уныло сказала я. — Слушай, а нож где? Выкинула?
— Да ничего я не выкидывала! — застонала она. — Мне уж этим ножом все мозги прокомпостировали. Ну скажи, как я могла тот нож выкинуть, если у меня окна на зиму заклеены, а?
— А форточки? — осторожно спросила я.
— И форточки заклеены! — отрубила она. — Батареи и так еле — еле греют!
— Наталья, — подал голос Шварев, — может быть, вы расскажете события того вечера?
— Точно! — опомнилась я.
— Не помню я, — потупилась Мульти.
— Как так не помнишь? — не поняла я. — Детей-то мне привезти ты не забыла!
И я с укором посмотрела на нее.
— Про то как детей привезла — помню, — согласилась она. — Как и договаривались, я тихо-онечко завела их в спальню, наказала Насте сидеть тихо и тебе не мешать. А дальше — просто какой-то провал. После твоего дома словно тут же очутилась у себя, посреди толпы ментов.
— Мультик, ты чего пила? — подозрительно спросила я.
— А чего сразу «пила»? Ничего я не пила!
— Кололась? Нюхала? — деловито осведомился Шварев.
— Да ну вас! — Мультик обиделась до глубины души. — Говорю ж — какой-то странный провал! Вы меня из тюрьмы собираетесь вытаскивать или как?
— Ну а как же я тебя вытащу — то? — жалобно сказала я. — Мне и самой интерес есть тебя вытащить — потому что Катенька-то конечно солнышко, но вот Настя меня скоро в могилу сведет!
— Матери отдай, — так же мрачно ответила она.
— В больнице твоя мать, — потупив глаза сказала я. — С сердцем у нее плохо. Но ты не бойся, не смертельно.
— Ну конечно! — философски сказала Наташка. — Стоило мне сесть в тюрьму — и все пошло кувырком. Что ж, тогда воспитывай детей, Машка. Ленке только их не отдавай.
— Так и Ленки нет, они с Русланом в тьмутаракань уехали!
— Ну что я могу сказать тебе, — пожала она плечами. — Или вытаскивай меня, или дети на тебе. Надеюсь, ты их в детдом не сдашь, как Садченка?
— Не сдам, — хмуро ответила я. — Слушай, а ты совсем — совсем ничего не помнишь?
— Совсем!
— И бомжа? Он ведь у вас на лестничной площадке спал.
— Да не помню я! — страдальчески взвыла Мульти.
— Вот так и вытаскивай тебя, — уныло сказала я.
В нашу комнату постучали, и Алекс встрепенулся.
— Все — все, девчонки, заканчивайте, время.
Мульти захлюпала носом и встала.
— Господи, как в камеру-то неохота…
— Мультичек, ты это, держись, — невнятно бормотала я ей вслед.
Что тут сказать еще — было непонятно. Я и правда сейчас вернусь домой, в чистую и уютную квартиру, а Мультик отправится на нары.
— А больше всего на свете я хочу принять ванну, — горько сказала Мульти, и дверь за ней с лязгом захлопнулась.
За воротами СИЗО мы со Шваревым остановились и я выжидающе посмотрела на него.
— Перспективы неутешительны, должна понимать, — развел он руками.
— Да вот как-то не понимается, — вредно сказала я. — Она ж русским языком сказала, что ничего не помнит.
— Не помнить можно только по пьянке или под воздействием препаратов, так? Но в протоколе нет сведений, что она была нетрезвой. Что касается препаратов-то теперь уже поздно об этом говорить. Экспертизу надо было сразу назначать.
— Не могла она голову человеку отрезать! — твердо молвила я. — Не могла!
— Но тем не менее Березнякову взяли над трупом.
— А бомж? — беспомощно сказала я.
— А что бомж? — пожал он плечами. — У него-то причины убивать Олега не было.
Я молча повернулась, не прощаясь, села в машину и поехала куда глаза глядят. Вот гады! Все им понятно, все им логично!
По пути попалась какая-то забегаловка, я припарковалась и пошла обедать. Заказала, как обычно, вегетарианскую пиццу и принялась ее задумчиво жевать. Нет, что ни говорите, а я уверена, что убил бомж. Больше некому.
И неважно, что у него не было мотива. Откуда я знаю — что мотива не было, а? Может он последние лет десять спал и видел, как бы прирезать гражданина Мотылева?
Или может быть просто увидел, что Мульти никакущая, и соответственно решил, что в ее квартире можно поживиться. Вошел — а тут такая неожиданность в виде злого дяди.
Да, теперь я ясно видела картину, как было дело. Ну как же я раньше не додумалась! Мультичек, совершенно пьяная, поднимается по лестнице — дзынь-тык, дзинь-тык! — и около нее не слышно мужских шагов. А на пятом этаже ее, где в это время совершенно точно находился дядя Миша, откуда-то взялся мужской голос. Все сходится, все показания свидетелей сплелись воедино. Теперь понятно, отчего не нашли не орудия убийства, ни самого бомжа. И почему его с тех пор никто не видел. Отсиживается где-то, гад! А Мультичек на нарах парится!
«Долго же ты думала», — ехидно сказал внутренний голос.
«Отстань», — раздосадованно буркнула она.
А ведь это и правда лежало на поверхности и было очевидно. Эх, ну где ж я была, когда Господь ум раздавал? А то ни красоты, ни интеллекта…
«Ааабыдна, да?», — с грузинским акцентом осведомился голос.
«Пшел к черту», — раздельно сказала я.
Дожёвывая пиццу, я усердно размышляла, как бы исхитриться и похоронить вместе с Марьей и внутренний голос.
«Щаз», — буркнул голос, подслушав.
Я вытерла руки салфеткой, встала и поехала на Беляева. Бомжа следовало найти по любому.
Юля, открывшая мне дверь, держала на руках орущего младенца в ползунках и мне совершенно не обрадовалась.
— Юленька, я не отниму времени, — заверила я ее. — Я просто хочу сказать, что мне ваш подъездный бомж нужен позарез, как увидите его, позвоните, мне пожалуйста! — и я сунула ей в руки визитку.
— Маш, я особо-то не присматриваюсь к бомжам, — нетерпеливо сказала она, качая на руках малыша.
— Юля, если поможете, я сто долларов заплачу, — пообещала я.
— Ой, ну что вы придумываете, — поморщилась она, — если увижу — и так позвоню, мне нетрудно.
И дверь с лязгом захлопнулась, оставив меня размышлять над парадоксами психологии.
Сложный человек Юля. Только недавно мы были на ты — и вот опять на вы. От нечего делать она вызывает ментов для разбуянившихся соседей. Однако смотри—ка — от халявных денег отказывается…
Я пожала плечами, методично обошла все квартиры в подъезде и оставила свои визитки, с обещанием ста баксов за помощь в обнаружении неуловимого бомжа. Правда, в половине квартир мне никто не открыл.
«Объявление на подъезд повесь», — посоветовал внутренний голос.
По его интонации прямо чувствовалось, что он считает себя очень умным, а меня же — олигофренкой.
«А вот и нет! Мы его только спугнем — думаешь, раз бомж, так и читать не умеет?» — злорадно сказала я, счастливая оттого что мне в кои-то веки удалось высмеять голос.
Он пристыжено заткнулся.
Я, празднуя победу, села в машину и понеслась к Насте в школу.
«Только если это бомж убил, черта с два он появится», — все же буркнул голос.
Я снисходительно промолчала.
Пусть потешится, птенчик, пусть…
В школе я села на уже ставший мне родным подоконник и принялась терпеливо ждать конца урока. Буквально через пять минут он зазвенел и детишки вывалились в коридор. Насти не было среди них.
Я, внутренне обмерев, пулей влетела в класс и закричала:
— Где Настя?
Настя с видом сиротки стояла около учительского стола и жалобно смотрела на меня наивными голубыми глазенками.
— А, это вы, тётя, — не предвещающим ничего хорошего голосом сказала учительница.
— Ну, что на этот раз стряслось? — буркнула я.
Учительница сняла очки и принялась протирать их бархоткой, при этом выговаривая мне.
— Ну во-первых — ребенок явился в школу совершенно неподготовленный. Мало того что учебники были взяты совершенно не те что надо — так она еще и домашние задания не сделала.
— Насчет домашних заданий и учебников — моя вина, — перебила я ее. — Не забывайте, я ведь мама молодая, всего второй день в этой должности!
— Далее, — продолжала женщина. — Эта девочка — совершенно невозможная хулиганка. Если вам неизвестно, то она организовала некое… сообщество.
— Что за сообщество? — непонимающе воззрилась я на Настеньку.
— «Потому что мы — бригада!» — тоненько, с расстановкой процитировала она.
— Да, бригада, банда в просторечии, — поджала губы учительница. — И они подкарауливают и бьют мальчиков. Сегодня избили Дениса Горенко, а ведь у него мама из городской администрации, не знаю, что теперь и будет!
— А чего он к нам в девчачий туалет зашел? — насупилась Настя.
— Надо было мне сказать, — раздраженно отмахнулась учительница.
Настя возмущенно открыла рот, но я успела ее пнуть под столом ногой. Слегка, я ж не зверь. Пока ребенок обижался, я повернулась к учительнице:
— Ладно, маму если что ко мне отошлите, разберусь. Еще что?
— Еще она научила детей стрелять шариками из жеваной бумаги!
— Безобразие, — неуверенно кивнула я, припоминая, как не так давно мы с Мультичком пили, вспоминали школьные годы, и подробно описывали процесс приготовления снарядов из бумаги и методы стрельбы. А Настя вроде как и спала в это время…
— Совершенно неуправляемый ребенок! — припечатала учительница.
— Хорошо, я приму меры насчет этого, — терпеливо пообещала я. — Мы можем идти?
— Идите, — поджала губы учительница, глядя на меня каким-то нехорошим взглядом.
Я ее не осуждала.
Настя — наказание Божие, я это еще вчера просекла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28