Но сознательно взять чужого ребенка и воспитывать его как своего — это больше чем подвиг?Филипп окончательно смягчился. Слова, а главное, искренность гостьи его глубоко тронули.— Не думаю, что Мария Андреевна как-то особо размышляла над этим — она всегда слишком много работала. Ее желание забрать меня из приюта было скорее импульсивным. Много позже маман рассказывала, что страшно боялась. Боялась, что не справится с ролью матери, все же она была уже не молода, но… — Филипп вскинул ладошки и приложил к груди, — это самая нежная и самая заботливая мать, которая только существовала на свете! Она научила меня всему, в том числе, разумеется, и русскому языку, научила любить и понимать русскую культуру. Вы знаете, мне и самому иногда кажется, что я русский. Скажите, ведь я правда похож на русского?— Разумеется. — Даша улыбнулась. Бабкин пасынок был похож не на русского, а на существо с другой планеты. — У нас был такой поэт, Есенин, мне кажется, вы немного похожи на лего…Тут Филипп Кервель неожиданно вскочил, отставил ногу, откинул руку и нараспев произнес:
«Гой ты, Русь, моя родная,Хаты, в ризах образа.Не видать конца, ни края,Только синь сосет глаза…»
Даша обомлела. А месье Кервель, не давая опомниться, схватил ее руку и крепко сжал.— Дорогая, если бы вы знали, как я вам благодарен за то, что вы согласились помочь! Маман за последние два месяца потеряла всякий покой. А в ее возрасте это так вредно! Ведь правда?Даша не была в этом уверена. Скорее всего, в девяносто лет уже все одинаково вредно или одинаково безразлично. Но не спорить же с сумасшедшим!— Да, да, разумеется… — пробормотала она. Филипп воодушевился еще больше.— Душечка, я вас умоляю, я припадаю к вашим ногам — выполните ее последнюю волю, разыщите всех потомков ее брата. Вам это непременно зачтется. — Он указал изящным перстом на розовый потолок в розовых пузатых ангелах.Даша отвела глаза. Человек, с такой настойчивостью желающий расстаться с несколькими миллионами, безусловно, заслуживал уважение, не взирая на цвет волос и панталон.— Я знаю, маман немножко скупа, — тут месье Кервель улыбнулся улыбкой человека, понимающего и прощающего слабости близких. — Конечно, за такую сложную, а возможно, и небезопасную работу полмиллиона маловато, потому не сочтите за обиду и примите от меня еще столько же. Пусть ее душа упокоится с миром. Она, бедняжечка, так настрадалась в своей жизни!Господи, да он еще собирается потратить на это собственные деньги! Даша испытала сильное желание немедленно отказаться от всего — обирать это инфантильное существо казалось просто аморальным.Эфемерный Филипп Кервель своей тонкой душой по-своему расценил ее сомнения.— Милая Ди-ди… Вы разрешите мне вас так называть? Милая Ди-ди пожала плечами. Пока никого из знакомых нет поблизости, ей все равно.— Вы только не подумайте, что мы хотим вас эксплуатировать. Нет-нет! Просто вы единственная, кому можно доверить столь деликатное поручение. Вы, наверное, догадываетесь, сколько алчных и непорядочных людей могут заинтересоваться этой историей. Ведь речь идет о немалой сумме. Со своей же стороны я готов помогать вам всем, чем возможно. Я готов на это время стать вашим верным помощником, адъютантом.Даша снова еле удержалась от смеха. Невозможно было и представить, чтобы такое крашеное чучело таскалось по России и сопряженным с ней государствам.— Что вы, месье Кервель! Вам в Москву никак нельзя. Филипп не обиделся, скорее встревожился:— Но одной вам тем более опасно! Вы все-таки женщина! Нет, — он покачал головой, — если с вами что-нибудь случится, мне маман никогда не простит. Нет, нет, кто-то должен вас защищать!Угу. Уж ежели их и прижмут в каком-нибудь темном углу России, то можно дать голову на отсечение, что отбиваться придется именно ей.— Месье Кервель…— Зовите меня просто Фи-фи. Проще некуда. Даша слабо улыбнулась.— Месье… Фи-фи, вы не представляете, насколько сложной, а главное, долгой может оказаться эта работа.— Долгой?— Именно. Я училась на историческом факультете и потому имею кое-какое представление об архивах. Это очень долгая и кропотливая работа. Вряд ли она сопряжена с повышенным риском, но с неудобствами — сто процентов.— Что вы имеете в виду?— Зимой в России холодно, а архивы занимают довольно просторные помещения, которые сложно хорошо протопить. Вот вы, например, сможете просидеть восемь часов в прохладном помещении без еды и питья? Ресторанов в архивах не предусмотрено. Да и туалеты, скажем прямо, не очень. И кстати, от кого вы там собираетесь меня защищать?Месье Кервель выглядел огорченным.— Так, значит, вам моя помощь не понадобится?— Я пока не знаю. — Даша похлопала его по руке. — На первом этапе, думаю, вряд ли. Но как только начнутся активные действия, — она сделала честное лицо, — я обязательно вам сообщу.Филипп слегка повеселел.— Да-да, как только начнутся активные действия, я немедленно прилечу в Москву.— Договорились. — Даша протянула ладонь. Мягкая теплая ладошка едва сжала ей пальцы.— А теперь позвольте представить вас маман. Я думаю, она уже проснулась. Глава 4 Комната баронессы Марии Андреевны фон Вельбах ничем не напоминала розовое царство ее пасынка. В полутемном покое прочно обосновались запахи больницы и старости. Мебель, хоть и была крепкой и ухоженной, все же выглядела столь архаичной, что казалось, ее выкопали вместе с динозаврами. Даша робко шагнула через порог.На высокой, огромной, как сцена, кровати с балдахином возлежала старуха в чепце. Сухая, изуродованная артритом рука, чуть подрагивала поверх одеяла. Даше стало не по себе.— Подойди ближе… — Голос, шедший из-под чепца, чуть дребезжал, но звучал властно. Чувствовалось, что его обладательница привыкла приказывать.Даша подошла и, не дожидаясь приглашения, присела на низкий пуфик возле изголовья постели. Ей не хотелось возвышаться над хозяйкой.— Добрый день, мадам Вельбах.Старуха с видимым усилием приподняла голову.— Хорошенькая, в нашу породу… — И добавила что-то по-французски.Так и не вошедший Филипп кивнул и осторожно прикрыл дверь. Мария Андреевна откинулась на подушку.— Рыжая, — пробормотала она. — Вельбахи все были рыжими. Зови меня бабушкой. Меня никто так не звал.Даша смущенно сглотнула.— Не знаю… Боюсь, мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть.Старуха закаркала, и Даша не сразу поняла, что та смеется.— Ей время требуется! Да я могу отдать Богу душу в любую секунду! Сказала — зови меня бабушкой, так, значит, не спорь.— Хорошо… бабушка.— Так-то лучше. — Больная сморгнула, медленно, словно старая сова. — Почему же сам отец не приехал? Деньги не нужны? Или он думает, что они ему и так достанутся, а на старуху время терять жалко?— Зачем вы так, бабушка, — Даша обиделась за родителей. — Папа очень хочет вас видеть. И совсем не из-за денег. Он просто не может именно сейчас…— Какая глупость! Гостья чуть пожала плечом:— В данный момент он в экспедиции где-то в африканских джунглях. Может пройти не один день, прежде чем он вернется.— Значит, тебя он прислал вместо себя?— Ну не совсем вместо себя…— Да или нет?— Нет. — Даша выдохнула, как человек, которому уже нечего скрывать. — С отцом я еще не разговаривала, а мама вообще не хотела, чтобы я с вами беседовала о чем-либо, кроме истории семьи. Она полагает все это авантюрой.— Что-что?— Поиск наследников.Взгляд старухи неожиданно стал блестящим, испытующим.— Отчего же?— Она почти убеждена, что, кроме отца, никаких иных потомков нет. А если бы и были, то тем более не стоит ничего предпринимать.— Она так богата?— Да нет. Просто мама… прагматик. — Даша обрадовалась подходящему слову. — Она всегда считала, что если жизнь улучшится, то это хорошо, а если начать суетиться, то можно потерять и то, что имеешь. Для мамы душевный покой — самое главное.— А для тебя?— А я человек свободный.Старуха прикрыла глаза и затихла. Даша смогла рассмотреть комнату более детально. Прекрасная деревянная резьба, высокие стрельчатые окна, да и картин, пожалуй, побольше, чем у Филиппа, но все же как-то мрачновато. Больше похоже на госпиталь времен Отечественной войны 1812 года. Как бывший искусствовед Даша не могла оставаться равнодушной к живописной коллекции двоюродной бабки и только почтительность мешала ей встать и внимательнее рассмотреть старинные полотна.В отличие от пасынка баронесса явное предпочтение отдавала голландцам. Возможно оттого, что самыми яркими на них выглядели лимоны трехсотлетней давности. Даша перевела взгляд на часы. Если через пять минут Мария Андреевна не обнаружит признаков жизни, она вернется к Филиппу.— Так ты согласна с условиями завещания? Молодая женщина вздрогнула от неожиданности.— А?.. Простите, я задумалась. Мне трудно соглашаться или отказываться — не я его составляла. На все ваша воля и желание.— Не хочешь денег? Даша пожала плечами:— Денег все хотят. Вопрос в другом: что ради этого придется сделать? — Она чуть сощурила глаза, пытаясь всмотреться в дальний угол: «Господи, неужели это Хальс? Последние два года моей жизни были несколько… беспокойными. Я едва-едва оправилась. И если получение наследства связано с подобными же приключениями, то…» — Вы не переживайте, я очень рада, что встретилась с вами, буду помнить вас и рассказывать своим детям, если, конечно, не предстану перед Всевышним раньше.— Гордая. — Старуха кивнула, словно ничего другого и не ожидала. — Вельбахи все такие были. Потому и вымерли.Даша кашлянула:— Извините, Мария Андреевна… бабушка, а чем вас не устраивает наша семья? Я имею в виду себя и отца? Предлагаю наши кандидатуры только из лености…— А я хочу иметь гарантию, что род баронов Вельбах не угаснет.И хотя спор с умирающей и не входил в ее планы, Даша все же не смогла удержаться от реплики:— Большинство родов давным-давно бы вымерло, если бы наследование шло только по мужской линии. Так что может я…— Не можешь. Ты тупое звено.Даша поводила глазами. Вероятно, старуха основательно подзабыла русский язык. Хотя возможно именно это она и хотела сказать.— Простите, мадам… бабушка, что вы имеете в виду?— Я имею в виду, что ты женщина, а твой отец слишком стар, чтобы иметь потомков. Тупое звено.— Вы, наверное, имели в виду «тупиковое звено»! — Даша почти обрадовалась: все же лучше быть бесперспективным, чем тупыми.— Не отнимай мое время попусту! У меня слишком мало сил, чтобы спорить. — Старуха с трудом перевела дыхание.Каждое слово и в самом деле требовало от нее усилий. Медсестра хотела поднести кислородную маску, но Мария Андреевна дернула уголком рта, показывая, что пока не нуждается в ее помощи.— Мне нужен дееспособный наследник мужского пола.— Да, но если его попросту не существует?— Должен быть. Я ведь уже завещала все своему пасынку, когда он принес мне фотографию… — Старуха зашлась в кашле.— И что?— Это был Николай. Мой брат, а твой дед. — По дряблым морщинистым щекам побежали слезы. — Мы ведь все были уверены, что он погиб в шестнадцатом…Даша чуть подалась вперед.— А почему вы думаете, что та фотография относилась к более позднему времени?— Тьфу ты! — Мария Андреевна приподнялась на подушке и одарила собеседницу гневным взглядом. — Вот послал Бог дубину стоеросовую. Как узнала, как узнала… По военной форме, конечно! Да и старше он там.Даша испытала смущение и раздражение одновременно. Она-то эту фотографию не видела.— Так, может, это и не он?— Ты бы узнала свою мать или отца на фотографии, даже если бы они там выглядели моложе или старше?— Думаю, что да. Да.— Тогда и не перебивай. Мои адвокаты немедленно взялись за поиск всех, кто был изображен на фото, и через месяц я уже имела неопровержимые доказательства того, что мой брат Николай действительно выжил и поступил на службу в Советской России. Тьфу! За что и поплатился. — Она откинулась на подушку, по правой щеке поползла мутная слеза. — Надеюсь, Господь простил его душу. Как родители по Николеньке убивались… Один он у них сыночек был…У Даши защипало в носу.— Это ужасно… Ужасно.— Ужасно, что ты женщина. — Старуха произнесла это таким тоном, словно сама была мужчиной в четвертом поколении. — Да что толковать… Ты должна отыскать всех его детей.— Простите, чьих детей? Старуха явно заговаривалась.— Да Николая! Деда твоего.— А разве я не сказала, что мой отец был единственным ребенком в семье?— А при чем здесь ты? — взгляд Марии Андреевны стал через чур саркастическим для умирающей. — Я же сказала, что ты — ту…пиковое звено. Ты должна отыскать его предыдущих жен и их детей.— Но почему вы уверены…— Все Вельбахи были такими. Все своих жен переживали. Ни один не был женат меньше двух раз.— Слабовато для…— Метр Дюпри получил копии свидетельства о регистрации брака Николая и твоей бабушки. Так вот, он вступал в брак, будучи разведенным. Значит, как минимум одна жена была.— У них могло и не быть детей. Или были девочки.— Ты зачем сюда пришла? Помогать или давать советы? Я же сказала, что заплачу…Даша опустила глаза. Некоторое время она разглядывала дубовый пол. Умирающая безусловно заслуживала сочувствия, но могла бы быть и помягче со своей двоюродной внучкой. В конце концов она же не виновата, что родилась девочкой.— Если вы думаете, что я возьмусь за поиски ради денег…— Мне все равно, ради чего ты это будешь делать.— Тогда почему бы вам не нанять детективов?— А разве ты не детектив? — Для умирающей вопрос прозвучал слишком иронично.Даша почувствовала, что краска заливает щеки. Эта фраза означала, что баронесса знакома с ее биографией. И ценит ее не слишком высоко.— …Кроме того, я не верю чужим. Когда речь идет о таких деньгах, а главное, о титуле, сломаться может даже кристально честный. Я не хочу фальшивых внуков. А ты свою кровь не обманешь, — Старуха хотела сказать что-то резкое, но голос ее вдруг задрожал, стал слабым, дребезжащим. — Найди его, Дарьюшка, дай умереть спокойно. На Дальнем Востоке он где-то жил…Даша сжала кулаки. Провались они пропадом, эти узы кровные. Где ей этого наследника разыскивать? На Дальнем Востоке электричества-то нет, не то что баронов в изгнании.«Простите, пожалуйста, здесь бароны случайно не проживают? А то некому дворец оставить и пару десятков миллионов».Да ее поленом прибьют. Убьют последним электрическим разрядом.— Ну хотите, я фамилию поменяю? Без всяких денег…— А прок с того какой? Все равно замуж выйдешь. Дети-то мужнину фамилию носить станут.— А я внебрачных нарожаю, — Даша попробовала шутить, она совсем забыла о разговоре в столовой.Раздался резкий каркающий звук:— Хочешь, чтобы Вельбахи ублюдками прибавлялись?— Ну знаете! «Гадкая старуха».Даша сделала движение, словно хотела встать. Но Марья Андреевна остановила ее еле заметным движением руки. Все-таки порода в ней чувствовалась.— Сядь. Ты не смеешь на меня сердиться. Я стара. Я умираю. И снова жалость наполнила душу.— Так зачем бранитесь? — как можно мягче спросила она. — Я ведь хочу помочь вам. Послушайте, а почему бы вашему пасынку не взять вашу фамилию и дело с концом?Лицо старухи потемнело.— Нет, — после небольшой паузы ответила она и словно камень сверху положила. — Пока жив на свете хоть единственный Вельбах мужского пола, все должно принадлежать ему. Такова была воля Мельхиора, и никто не в силах ее изменить. Не я это решила, не мне и менять.Этого еще не хватало! Даша заломила бровь:— Простите, я не совсем в курсе. О ком вы сейчас говорили?— Мельхиор Вельбах. С него наш род стал тем, кем стал. Он был умным, жестоким и беспощадным. И совершенно лишенным сентиментальности. Он полагал, что сильным растение становится только тогда, когда все лишнее вырывается с корнем. Поэтому и составил завещание таким образом, что наследство никогда не делится и все целиком передается тому, кто по достижении тридцати родит большее количество сыновей, не взирая на старшинство в семье. С тех пор это правило соблюдалось беспрекословно. Но… Вельбахи всегда были там, где шла война. Сначала они воевали за германские земли против шведов, потом за шведов против России, потом снова против шведов, но уже за Россию, а потом за Россию против Германии. Такой вот круг. В нем сложно было выжить. У нашего отца был сын и три дочери. Если бы Николай погиб на той войне, я действительно оставалась бы последней.— И как в таком случае надлежало распорядиться имуществом? — поинтересовалась Даша. — Неужели Мисхор, ой, простите, Мельхиор ничего не предусмотрел на этот счет?Старуха тяжело вздохнула:— Ему казалось, что стремление получить все состояние само по себе обеспечит появление в роду как можно большего числа мужчин, но…Даша пожала плечами:— Так ведь это когда было. Сейчас женщины равны в своих правах.— Дура ты! — Старуха опять впала в гнев. — Дура ты беспородная. Коммунистическое отродье.Даша с трудом сдержалась. А старуха продолжила ворчать.— Прав был наш предок:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
«Гой ты, Русь, моя родная,Хаты, в ризах образа.Не видать конца, ни края,Только синь сосет глаза…»
Даша обомлела. А месье Кервель, не давая опомниться, схватил ее руку и крепко сжал.— Дорогая, если бы вы знали, как я вам благодарен за то, что вы согласились помочь! Маман за последние два месяца потеряла всякий покой. А в ее возрасте это так вредно! Ведь правда?Даша не была в этом уверена. Скорее всего, в девяносто лет уже все одинаково вредно или одинаково безразлично. Но не спорить же с сумасшедшим!— Да, да, разумеется… — пробормотала она. Филипп воодушевился еще больше.— Душечка, я вас умоляю, я припадаю к вашим ногам — выполните ее последнюю волю, разыщите всех потомков ее брата. Вам это непременно зачтется. — Он указал изящным перстом на розовый потолок в розовых пузатых ангелах.Даша отвела глаза. Человек, с такой настойчивостью желающий расстаться с несколькими миллионами, безусловно, заслуживал уважение, не взирая на цвет волос и панталон.— Я знаю, маман немножко скупа, — тут месье Кервель улыбнулся улыбкой человека, понимающего и прощающего слабости близких. — Конечно, за такую сложную, а возможно, и небезопасную работу полмиллиона маловато, потому не сочтите за обиду и примите от меня еще столько же. Пусть ее душа упокоится с миром. Она, бедняжечка, так настрадалась в своей жизни!Господи, да он еще собирается потратить на это собственные деньги! Даша испытала сильное желание немедленно отказаться от всего — обирать это инфантильное существо казалось просто аморальным.Эфемерный Филипп Кервель своей тонкой душой по-своему расценил ее сомнения.— Милая Ди-ди… Вы разрешите мне вас так называть? Милая Ди-ди пожала плечами. Пока никого из знакомых нет поблизости, ей все равно.— Вы только не подумайте, что мы хотим вас эксплуатировать. Нет-нет! Просто вы единственная, кому можно доверить столь деликатное поручение. Вы, наверное, догадываетесь, сколько алчных и непорядочных людей могут заинтересоваться этой историей. Ведь речь идет о немалой сумме. Со своей же стороны я готов помогать вам всем, чем возможно. Я готов на это время стать вашим верным помощником, адъютантом.Даша снова еле удержалась от смеха. Невозможно было и представить, чтобы такое крашеное чучело таскалось по России и сопряженным с ней государствам.— Что вы, месье Кервель! Вам в Москву никак нельзя. Филипп не обиделся, скорее встревожился:— Но одной вам тем более опасно! Вы все-таки женщина! Нет, — он покачал головой, — если с вами что-нибудь случится, мне маман никогда не простит. Нет, нет, кто-то должен вас защищать!Угу. Уж ежели их и прижмут в каком-нибудь темном углу России, то можно дать голову на отсечение, что отбиваться придется именно ей.— Месье Кервель…— Зовите меня просто Фи-фи. Проще некуда. Даша слабо улыбнулась.— Месье… Фи-фи, вы не представляете, насколько сложной, а главное, долгой может оказаться эта работа.— Долгой?— Именно. Я училась на историческом факультете и потому имею кое-какое представление об архивах. Это очень долгая и кропотливая работа. Вряд ли она сопряжена с повышенным риском, но с неудобствами — сто процентов.— Что вы имеете в виду?— Зимой в России холодно, а архивы занимают довольно просторные помещения, которые сложно хорошо протопить. Вот вы, например, сможете просидеть восемь часов в прохладном помещении без еды и питья? Ресторанов в архивах не предусмотрено. Да и туалеты, скажем прямо, не очень. И кстати, от кого вы там собираетесь меня защищать?Месье Кервель выглядел огорченным.— Так, значит, вам моя помощь не понадобится?— Я пока не знаю. — Даша похлопала его по руке. — На первом этапе, думаю, вряд ли. Но как только начнутся активные действия, — она сделала честное лицо, — я обязательно вам сообщу.Филипп слегка повеселел.— Да-да, как только начнутся активные действия, я немедленно прилечу в Москву.— Договорились. — Даша протянула ладонь. Мягкая теплая ладошка едва сжала ей пальцы.— А теперь позвольте представить вас маман. Я думаю, она уже проснулась. Глава 4 Комната баронессы Марии Андреевны фон Вельбах ничем не напоминала розовое царство ее пасынка. В полутемном покое прочно обосновались запахи больницы и старости. Мебель, хоть и была крепкой и ухоженной, все же выглядела столь архаичной, что казалось, ее выкопали вместе с динозаврами. Даша робко шагнула через порог.На высокой, огромной, как сцена, кровати с балдахином возлежала старуха в чепце. Сухая, изуродованная артритом рука, чуть подрагивала поверх одеяла. Даше стало не по себе.— Подойди ближе… — Голос, шедший из-под чепца, чуть дребезжал, но звучал властно. Чувствовалось, что его обладательница привыкла приказывать.Даша подошла и, не дожидаясь приглашения, присела на низкий пуфик возле изголовья постели. Ей не хотелось возвышаться над хозяйкой.— Добрый день, мадам Вельбах.Старуха с видимым усилием приподняла голову.— Хорошенькая, в нашу породу… — И добавила что-то по-французски.Так и не вошедший Филипп кивнул и осторожно прикрыл дверь. Мария Андреевна откинулась на подушку.— Рыжая, — пробормотала она. — Вельбахи все были рыжими. Зови меня бабушкой. Меня никто так не звал.Даша смущенно сглотнула.— Не знаю… Боюсь, мне потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть.Старуха закаркала, и Даша не сразу поняла, что та смеется.— Ей время требуется! Да я могу отдать Богу душу в любую секунду! Сказала — зови меня бабушкой, так, значит, не спорь.— Хорошо… бабушка.— Так-то лучше. — Больная сморгнула, медленно, словно старая сова. — Почему же сам отец не приехал? Деньги не нужны? Или он думает, что они ему и так достанутся, а на старуху время терять жалко?— Зачем вы так, бабушка, — Даша обиделась за родителей. — Папа очень хочет вас видеть. И совсем не из-за денег. Он просто не может именно сейчас…— Какая глупость! Гостья чуть пожала плечом:— В данный момент он в экспедиции где-то в африканских джунглях. Может пройти не один день, прежде чем он вернется.— Значит, тебя он прислал вместо себя?— Ну не совсем вместо себя…— Да или нет?— Нет. — Даша выдохнула, как человек, которому уже нечего скрывать. — С отцом я еще не разговаривала, а мама вообще не хотела, чтобы я с вами беседовала о чем-либо, кроме истории семьи. Она полагает все это авантюрой.— Что-что?— Поиск наследников.Взгляд старухи неожиданно стал блестящим, испытующим.— Отчего же?— Она почти убеждена, что, кроме отца, никаких иных потомков нет. А если бы и были, то тем более не стоит ничего предпринимать.— Она так богата?— Да нет. Просто мама… прагматик. — Даша обрадовалась подходящему слову. — Она всегда считала, что если жизнь улучшится, то это хорошо, а если начать суетиться, то можно потерять и то, что имеешь. Для мамы душевный покой — самое главное.— А для тебя?— А я человек свободный.Старуха прикрыла глаза и затихла. Даша смогла рассмотреть комнату более детально. Прекрасная деревянная резьба, высокие стрельчатые окна, да и картин, пожалуй, побольше, чем у Филиппа, но все же как-то мрачновато. Больше похоже на госпиталь времен Отечественной войны 1812 года. Как бывший искусствовед Даша не могла оставаться равнодушной к живописной коллекции двоюродной бабки и только почтительность мешала ей встать и внимательнее рассмотреть старинные полотна.В отличие от пасынка баронесса явное предпочтение отдавала голландцам. Возможно оттого, что самыми яркими на них выглядели лимоны трехсотлетней давности. Даша перевела взгляд на часы. Если через пять минут Мария Андреевна не обнаружит признаков жизни, она вернется к Филиппу.— Так ты согласна с условиями завещания? Молодая женщина вздрогнула от неожиданности.— А?.. Простите, я задумалась. Мне трудно соглашаться или отказываться — не я его составляла. На все ваша воля и желание.— Не хочешь денег? Даша пожала плечами:— Денег все хотят. Вопрос в другом: что ради этого придется сделать? — Она чуть сощурила глаза, пытаясь всмотреться в дальний угол: «Господи, неужели это Хальс? Последние два года моей жизни были несколько… беспокойными. Я едва-едва оправилась. И если получение наследства связано с подобными же приключениями, то…» — Вы не переживайте, я очень рада, что встретилась с вами, буду помнить вас и рассказывать своим детям, если, конечно, не предстану перед Всевышним раньше.— Гордая. — Старуха кивнула, словно ничего другого и не ожидала. — Вельбахи все такие были. Потому и вымерли.Даша кашлянула:— Извините, Мария Андреевна… бабушка, а чем вас не устраивает наша семья? Я имею в виду себя и отца? Предлагаю наши кандидатуры только из лености…— А я хочу иметь гарантию, что род баронов Вельбах не угаснет.И хотя спор с умирающей и не входил в ее планы, Даша все же не смогла удержаться от реплики:— Большинство родов давным-давно бы вымерло, если бы наследование шло только по мужской линии. Так что может я…— Не можешь. Ты тупое звено.Даша поводила глазами. Вероятно, старуха основательно подзабыла русский язык. Хотя возможно именно это она и хотела сказать.— Простите, мадам… бабушка, что вы имеете в виду?— Я имею в виду, что ты женщина, а твой отец слишком стар, чтобы иметь потомков. Тупое звено.— Вы, наверное, имели в виду «тупиковое звено»! — Даша почти обрадовалась: все же лучше быть бесперспективным, чем тупыми.— Не отнимай мое время попусту! У меня слишком мало сил, чтобы спорить. — Старуха с трудом перевела дыхание.Каждое слово и в самом деле требовало от нее усилий. Медсестра хотела поднести кислородную маску, но Мария Андреевна дернула уголком рта, показывая, что пока не нуждается в ее помощи.— Мне нужен дееспособный наследник мужского пола.— Да, но если его попросту не существует?— Должен быть. Я ведь уже завещала все своему пасынку, когда он принес мне фотографию… — Старуха зашлась в кашле.— И что?— Это был Николай. Мой брат, а твой дед. — По дряблым морщинистым щекам побежали слезы. — Мы ведь все были уверены, что он погиб в шестнадцатом…Даша чуть подалась вперед.— А почему вы думаете, что та фотография относилась к более позднему времени?— Тьфу ты! — Мария Андреевна приподнялась на подушке и одарила собеседницу гневным взглядом. — Вот послал Бог дубину стоеросовую. Как узнала, как узнала… По военной форме, конечно! Да и старше он там.Даша испытала смущение и раздражение одновременно. Она-то эту фотографию не видела.— Так, может, это и не он?— Ты бы узнала свою мать или отца на фотографии, даже если бы они там выглядели моложе или старше?— Думаю, что да. Да.— Тогда и не перебивай. Мои адвокаты немедленно взялись за поиск всех, кто был изображен на фото, и через месяц я уже имела неопровержимые доказательства того, что мой брат Николай действительно выжил и поступил на службу в Советской России. Тьфу! За что и поплатился. — Она откинулась на подушку, по правой щеке поползла мутная слеза. — Надеюсь, Господь простил его душу. Как родители по Николеньке убивались… Один он у них сыночек был…У Даши защипало в носу.— Это ужасно… Ужасно.— Ужасно, что ты женщина. — Старуха произнесла это таким тоном, словно сама была мужчиной в четвертом поколении. — Да что толковать… Ты должна отыскать всех его детей.— Простите, чьих детей? Старуха явно заговаривалась.— Да Николая! Деда твоего.— А разве я не сказала, что мой отец был единственным ребенком в семье?— А при чем здесь ты? — взгляд Марии Андреевны стал через чур саркастическим для умирающей. — Я же сказала, что ты — ту…пиковое звено. Ты должна отыскать его предыдущих жен и их детей.— Но почему вы уверены…— Все Вельбахи были такими. Все своих жен переживали. Ни один не был женат меньше двух раз.— Слабовато для…— Метр Дюпри получил копии свидетельства о регистрации брака Николая и твоей бабушки. Так вот, он вступал в брак, будучи разведенным. Значит, как минимум одна жена была.— У них могло и не быть детей. Или были девочки.— Ты зачем сюда пришла? Помогать или давать советы? Я же сказала, что заплачу…Даша опустила глаза. Некоторое время она разглядывала дубовый пол. Умирающая безусловно заслуживала сочувствия, но могла бы быть и помягче со своей двоюродной внучкой. В конце концов она же не виновата, что родилась девочкой.— Если вы думаете, что я возьмусь за поиски ради денег…— Мне все равно, ради чего ты это будешь делать.— Тогда почему бы вам не нанять детективов?— А разве ты не детектив? — Для умирающей вопрос прозвучал слишком иронично.Даша почувствовала, что краска заливает щеки. Эта фраза означала, что баронесса знакома с ее биографией. И ценит ее не слишком высоко.— …Кроме того, я не верю чужим. Когда речь идет о таких деньгах, а главное, о титуле, сломаться может даже кристально честный. Я не хочу фальшивых внуков. А ты свою кровь не обманешь, — Старуха хотела сказать что-то резкое, но голос ее вдруг задрожал, стал слабым, дребезжащим. — Найди его, Дарьюшка, дай умереть спокойно. На Дальнем Востоке он где-то жил…Даша сжала кулаки. Провались они пропадом, эти узы кровные. Где ей этого наследника разыскивать? На Дальнем Востоке электричества-то нет, не то что баронов в изгнании.«Простите, пожалуйста, здесь бароны случайно не проживают? А то некому дворец оставить и пару десятков миллионов».Да ее поленом прибьют. Убьют последним электрическим разрядом.— Ну хотите, я фамилию поменяю? Без всяких денег…— А прок с того какой? Все равно замуж выйдешь. Дети-то мужнину фамилию носить станут.— А я внебрачных нарожаю, — Даша попробовала шутить, она совсем забыла о разговоре в столовой.Раздался резкий каркающий звук:— Хочешь, чтобы Вельбахи ублюдками прибавлялись?— Ну знаете! «Гадкая старуха».Даша сделала движение, словно хотела встать. Но Марья Андреевна остановила ее еле заметным движением руки. Все-таки порода в ней чувствовалась.— Сядь. Ты не смеешь на меня сердиться. Я стара. Я умираю. И снова жалость наполнила душу.— Так зачем бранитесь? — как можно мягче спросила она. — Я ведь хочу помочь вам. Послушайте, а почему бы вашему пасынку не взять вашу фамилию и дело с концом?Лицо старухи потемнело.— Нет, — после небольшой паузы ответила она и словно камень сверху положила. — Пока жив на свете хоть единственный Вельбах мужского пола, все должно принадлежать ему. Такова была воля Мельхиора, и никто не в силах ее изменить. Не я это решила, не мне и менять.Этого еще не хватало! Даша заломила бровь:— Простите, я не совсем в курсе. О ком вы сейчас говорили?— Мельхиор Вельбах. С него наш род стал тем, кем стал. Он был умным, жестоким и беспощадным. И совершенно лишенным сентиментальности. Он полагал, что сильным растение становится только тогда, когда все лишнее вырывается с корнем. Поэтому и составил завещание таким образом, что наследство никогда не делится и все целиком передается тому, кто по достижении тридцати родит большее количество сыновей, не взирая на старшинство в семье. С тех пор это правило соблюдалось беспрекословно. Но… Вельбахи всегда были там, где шла война. Сначала они воевали за германские земли против шведов, потом за шведов против России, потом снова против шведов, но уже за Россию, а потом за Россию против Германии. Такой вот круг. В нем сложно было выжить. У нашего отца был сын и три дочери. Если бы Николай погиб на той войне, я действительно оставалась бы последней.— И как в таком случае надлежало распорядиться имуществом? — поинтересовалась Даша. — Неужели Мисхор, ой, простите, Мельхиор ничего не предусмотрел на этот счет?Старуха тяжело вздохнула:— Ему казалось, что стремление получить все состояние само по себе обеспечит появление в роду как можно большего числа мужчин, но…Даша пожала плечами:— Так ведь это когда было. Сейчас женщины равны в своих правах.— Дура ты! — Старуха опять впала в гнев. — Дура ты беспородная. Коммунистическое отродье.Даша с трудом сдержалась. А старуха продолжила ворчать.— Прав был наш предок:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54