А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Леди и джентльмены, – сказал мистер Винсент Крамльс, писавший что-то на клочке бумаги, – мы репетируем «Смертельную борьбу» завтра в десять. В процессии участвуют все. Интрига, содержание и взаимоотношения персонажей известны всем, стало быть нам нужна только одна репетиция. Все к десяти, пожалуйста.
– Все к десяти, – повторила миссис Граден, озираясь вокруг.
– В понедельник утром мы будем читать новую пьесу, – объявил мистер Крамльс. – Роли еще не распределены, но у каждого будет хорошая роль. Об этом позаботится мистер Джонсон.
– Как? – встрепенувшись, вскричал Николас. – Я…
– В понедельник утром, – повторил мистер Крамльс, дабы заглушить возражения злополучного мистера Джонсона. – Вот и все, леди и джентльмены.
Леди и джентльмены не нуждались во вторичном разрешении уйти, и через несколько минут в театре не осталось никого, кроме семейства Крамльсов, Николаса и Смайка.
– Уверяю вас, – сказал Николас, отводя в сторону директора, – вряд ли я могу приготовиться к понедельнику.
– Вздор, вздор! – отозвался мистер Крамльс.
– Но, право же, я не могу, – возразил Николас. – Моя фантазия не приучена к таким требованиям, в противном случае я, быть может…
– Фантазия! Черт побери, да какое она имеет к этому отношение? – воскликнул директор.
– Большое, дорогой мой сэр.
– Ровно никакого, дорогой мой сэр! – с явным нетерпением отрезал директор. – Вы французский язык знаете?
– Да, в совершенстве.
– Очень хорошо, – сказал директор, доставая из ящика стола свернутые в трубку бумаги и протягивая их Николасу. – Вот! Вы только переведите это на английский и поставьте свою фамилию на титульном листе. Будь я проклят, – сердито продолжал мистер Крамльс, – если не говорил много раз, что не хочу держать у себя в труппе никого, кто не владеет этим языком: тогда бы они могли заучивать с оригинала и играть по-английски, а я был бы избавлен от всех этих хлопот и расходов. Николас улыбнулся и положил в карман пьесу.
– Как вы полагаете устроиться с жильем? – спросил мистер Крамльс.
Николас невольно подумал, что на первую неделю было бы совсем неплохо получить раскладную кровать в партере, но в ответ сказал только, что еще не обращал своих мыслей на сей предмет.
– В таком случае, пойдемте со мной, – сказал мистер Крамльс, – а после обеда мои мальчики отправятся с вами и покажут вам подходящее помещение.
От такого предложения нельзя было отказываться. Николас и мистер Крамльс подали руку миссис Крамльс и вышли на улицу в величественном строю. Смайк, мальчики и феномен пошли домой кратчайшей дорогой, а миссис Граден осталась, чтобы подкрепиться в билетной кассе холодной тушеной бараниной с луком и картофелем и пинтой портера.
Миссис Крамльс шагала по тротуару, как будто шла на казнь, воодушевляемая сознанием своей невинности, и с той героической стойкостью, какую дарует только добродетель. Мистер Крамльс, со своей стороны, напоминал осанкой и поступью бесчувственного тирана, но оба привлекали некоторое внимание многочисленных прохожих, и, когда слышался шепот: «Мистер и миссис Крамльс!» – или какой-нибудь мальчуган забегал вперед посмотреть им в лицо, строгие их физиономии смягчались, ибо они чувствовали, что это – слава.
Мистер Крамльс жил на Сент-Томас-стрит, в доме лоцмана, некоего Бульфа, который мог похвастать корабельного зеленого цвета дверью и того же цвета оконными рамами, а на каминной полке в его гостиной красовался мизинец утопленника рядом с другими диковинками моря п суши. Он мог похвастать также бронзовым дверным кольцом, бронзовой табличкой и бронзовой ручкой звонка, блестящими и сверкающими, а на заднем дворе у него была мачта с флюгером на верхушке.
– Добро пожаловать, – сказала миссис Крамльс, обращаясь к Николасу, когда они вошли в комнату во втором этаже с полукруглыми окнами на улицу.
Николас поклонился в знак признательности и непритворно обрадовался при виде накрытого стола.
– У нас только баранья лопатка с луковым соусом, – сказала миссис Крамльс все тем же загробным голосом, – но каков бы ни был наш обед, мы просим вас откушать с нами.
– Вы очень добры, – ответил Николас, – я воздам ему должное.
– Винсент, – сказала миссис Крамльс, – который час?
– Обеденный час пробил пять минут назад, – отозвался мистер Крамльс.
Миссис Крамльс позвонила в колокольчик.
– Пусть подают баранину и луковый соус. Раба, прислуживавшая жильцам мистера Бульфа, ушла и вскоре вновь появилась с пиршественными яствами. Николас и дитя-феномен сели друг против друга за раскладной стол, а Смайк и юные Крамльсы обедали на диване, служившем кроватью.
– Любят здесь театр? – спросил Николас.
– Нет, – ответил мистер Крамльс. – Отнюдь нет, отнюдь нет.
– Я их жалею, – заметила миссис Крамльс.
– Я тоже, – сказал Николас, – если они не питают никакого пристрастия к театральным увеселениям, устроенным надлежащим образом.
– Не питают ни малейшего, сэр, – отозвался мистер Крамльс. – В прошлом году, в бенефис феномена, когда она сыграла три самые популярные свои роли, а также появилась во вновь созданной ею роли в «Волшебном дикобразе», билетов продали не больше, чем на четыре фунта двенадцать шиллингов.
– Может ли это быть?! – вскричал Николас.
– Да из них – на два фунта в кредит, папаша,сказал феномен.
– Да из них – два фунта в кредит, – повторил мистер Крамльс. – Самой миссис Крамльс случалось играть перед горсточкой зрителей.
– Но они всегда живо откликаются, Винсент, – сказала жена директора.
– Почти все зрители откликаются, если видят хорошую игру… действительно хорошую игру… настоящую, – внушительно ответил мистер Крамльс.
– Вы даете уроки, сударыня? – осведомился Николае.
– Даю, – сказала миссис Крамльс.
– Но, полагаю, здесь учеников нет?
– Были, – сказала миссис Крамльс. – Я принимала Здесь учеников. Я обучала дочь поставщика судового провианта, но потом обнаружилось, что она была не в своем уме, когда в первый раз пришла ко мне. В высшей степени странно, что она пришла при таких обстоятельствах.
Не будучи в этом столь уверен, Николас счел наилучшим промолчать.
– Позвольте-ка, – сказал директор, предавшись послеобеденным размышлениям, – вы бы не хотели сыграть какую-нибудь маленькую приятную роль, имея своим партнером феномена?
– Вы очень любезны, – поспешил ответить Николас, – но, мне кажется, пожалуй, лучше будет, если я сначала сыграю с кем-нибудь, кто одного роста со мной, чтобы я не показался неловким. Быть может, я бы себя чувствовал более непринужденно.
– Правда, – сказал директор. – Может быть, и так. А со временем вы будете в силах играть с феноменом.
– Несомненно, – ответил Николас, от всей души надеясь, что пройдет очень много времени, прежде чем он удостоится этой чести.
– Теперь я вам скажу, что мы сделаем, – сказал мистер Крамльс. – Вы будете разучивать Ромео, когда кончите ту пьесу, – кстати, не забудьте ввести насос и лохани. Джульеттой будет мисс Сневелличчи, старая Граден – кормилицей. Да, так выйдет прекрасно. Вот еще Пират – вы можете заучить Пирата, раз уж вы займетесь ролями, а также Кассио и Джереми Дидлера. Вы их без труда одолеете: одна роль очень помогает другой. Вот они – и реплики и все прочее.
Торопливо дав эти общие указания, мистер Крамльс сунул в трепещущие руки Николаса несколько маленьких книжек и, приказав старшему сыну проводить его и показать, где можно снять помещение, пожал ему руку и пожелал спокойной ночи.
В Портсмуте нет недостатка в комфортабельно меблированных комнатах, нетрудно найти и такие, которые доступны человеку с весьма скудными средствами; но первые были слишком хороши, а последние слишком плохи, и они обошли столько домов и ушли такими неудовлетворенными, что Николас начал всерьез подумывать, как бы не пришлось ему все-таки просить разрешения провести эту ночь в театре.
Впрочем, в конце концов они наткнулись на две маленькие комнатки в третьем этаже (со второго этажа туда вела наружная лестница) у владельца табачнон лавки на Коммон-Хард, грязной улице, идущей к пристани. Их и снял Николас, радуясь, что к нему не обратились с требованием уплатить за неделю вперед.
– Ну вот, кладите здесь наши вещи, Смайк, – сказал он. проводив юного Крамльса вниз. – Странное случилось с нами происшествие, и только небу известно, чем оно кончится. Но я устал от событий этих трех дней и хочу отложить размышления до завтра, если удастся.
Глава XXIV,
О великолепном спектакле, заказанном для мисс Сневелличчи, и о первом появлении Николаса на сцене

На следующее утро Николас встал рано; однако он едва начал одеваться, когда на лестнице послышались шаги, и вскоре его приветствовали голоса мистера Фолера, пантомимиста, и мистера Ленвила, трагика.
– Вы дома? – орал мистер Фолер.
– Эй! Хо! Дома? – восклицал басом мистер Ленвил.
«Черт бы их побрал! – подумал Николас. – Должно быть, они пришли завтракать».
– Подождите минутку, сейчас я открою дверь. – Джентльмены просили его не спешить и, чтобы скоротать время, принялись фехтовать тросточками на крохотной лестничной площадке, к невыразимому смятению всех нижних жильцов.
– Входите! – сказал Николас, закончив свой туалет. – Ради всех чертей, не поднимайте такой шум за дверью.
– Удивительно уютная маленькая ложа, – сказал мистер Ленвил, входя в первую комнату и предварительно сняв шляпу, дабы иметь возможность войти. – Чертовски уютная.
– Для человека хоть сколько-нибудь привередливого она была бы чуточку слишком уютной, – сказал Николас. – Хотя это несомненно большое удобство – доставать, не вставая со стула, все, что угодно, с потолка, с пола и из любого угла комнаты, но такими преимуществами можно пользоваться только в помещении крайне ограниченных размеров.
– Здесь вполне достаточно места для холостяка, – возразил мистер Ленвил. – Кстати, это мне напомнило… моя жена, мистер Джонсон… надеюсь, она получит хорошую роль в этой вашей пьесе.
– Вчера вечером я просмотрел французский текст, – сказал Николас. – Мне кажется, роль очень хороша.
– А для меня что вы думаете сделать, старина? – осведомился мистер Ленвил, потыкав тростью в разгорающийся огонь, а затем вытерев трость полой сюртука.Что-нибудь такое грубое и ворчливое?
– Вы выгоняете из дому жену с ребенком, – сообщил Николас, – и в припадке бешенства и ревности закалываете в кабинете своего старшего сына.
– Да неужели! – воскликнул мистер Ленвил. – Вот это здорово!
– Затем, – сказал Николас, – вас терзают угрызения совести вплоть до последнего акта, и тогда вы решаете покончить с собой. Но как раз в тот момент, когда вы приставляете пистолет к голове, часы бьют… десять…
– Понимаю! – закричал Ленвил. – Очень хорошо!
– Вы замираете, – продолжал Николас. – Вы припоминаете, что еще в младенчестве слышали, как часы били десять. Пистолет падает из вашей руки… Вы обессилены… Вы разражаетесь рыданиями и становитесь добродетельным и примерным человеком.
– Превосходно! – сказал мистер Ленвил. – Эга картина выигрышная, очень выигрышная. Опустите занавес в такой трогательный момент – и успех будет потрясающий.
– А для меня есть что-нибудь хорошее? – с беспокойством спросил мистер Фолер.
– Позвольте-ка припомнить… – сказал Николас.Вы играете роль верного и преданного слуги, вас выгоняют из дому вместе с вашей хозяйкой и ее ребенком.
– Вечно я в паре с этим проклятым феноменом! – вздохнул мистер Фолер. – И, не правда ли, мы идем в убогое жилище, где я не хочу получать никакого жалованья и говорю чувствительные слова?
– Мм… да, – ответил Николас, – так получается по ходу пьесы.
– Мне, знаете ли, нужен какой-нибудь танец, – сказал мистер Фолер. – Вам все равно придется ввести танец для феномена, так что лучше вам сделать pas de deux и сберечь время.
– Нет ничего легче, – сказал мистер Ленвил, увидев, что молодой драматург смутился.
– Честное слово, я не знаю, как это сделать, – заявил Николас.
– Да ведь это же ясно! – возразил мистер Ленвил. – Черт подери, разве не ясно, как это сделать! Вы меня изумляете. У вас налицо несчастная леди, маленький ребенок и преданный слуга в убогом жилище, понимаете? Так вот слушайте. Несчастная леди опускается в кресло и прячет лицо в носовой платок. «Почему ты плачешь, мама? – говорит ребенок. – Не плачь, мама, а то я тоже заплачу». – «И я!» – говорит верный слуга, растирая себе глаза рукавом. «Что нам делать, чтобы подбодрить тебя, дорогая мама?» – говорит дитя. «Да, что нам делать?» – говорит верный слуга. «О Пьер! – говорит несчастная леди. – Как бы я хотела избавиться от этих мучительных мыслей!» – «Постарайтесь, сударыня, – говорит верный слуга, – приободритесь, сударыня, отвлекитесь». – «Да,говорит леди, – да, я хочу научиться страдать мужественно. Вы помните тот танец, который в дни более счастливые вы, верный мой друг, исполняли с этим милым ангелом? Он неизменно действовал успокоительно на мою душу. О, дайте мне увидеть его еще раз, пока я жива!» Ну вот, «пока я жива» – сигнал оркестру, и они пускаются в пляс. Это как раз то, что нужно, не правда ли, Томми?
– Совершенно верно. – ответил мистер Фолер. – Несчастная леди падает в обморок по окончании танца, живая картина и занавес.
Извлекая пользу из этих и других уроков, являвшихся результатом личного опыта обоих актеров, Николас охотно угостил их наилучшим завтраком, какой только мог предложить, и, наконец, избавившись от них, приступил к работе, не без удовольствия убедившись, что она значительно легче, чем он предполагал. Он усердно трудился весь день и не покидал своей комнаты до самого вечера, а затем отправился в театр, куда Смайк ушел до него, чтобы «представлять» вместе с другим джентльменом всеобщее восстание.
Здесь все люди так изменились, что он едва мог их узнать. Фальшивые волосы, фальшивый цвет лица, фальшивые икры, фальшивые мускулы – люди превратились в новые существа. Мистер Ленвил был полным сил воином грандиозных размеров; мистер Крамльс, с пышной черной шевелюрой, затеняющей его широкую физиономию, – шотландским изгнанником с величественной осанкой; один из старых джентльменов – тюремщиком, а другой – почтенным патриархом; комический поселянин – доблестным воином, не лишенным искры юмора; оба юных Крамльса-принцами, а несчастный влюбленный – отчаявшимся пленником. Все было уже приготовлено для роскошного банкета в третьем акте, а именно: две картонные вазы, тарелка с сухарями, черная бутылка и бутылочка из-под уксуса; короче говоря, все было готово и поистине великолепно.
Николас стоял спиной к занавесу, то созерцая декорация первой сцены, изображающие готическую арку фута на два ниже мистера Крамльса, который должен был, пройдя под этой аркой, совершить свой первый выход, то прислушиваясь к двум-трем зрителям, которые щелкали орехи на галерке и рассуждали, есть ли еще кто-нибудь, кроме них, и театре, когда к нему запросто обратился сам директор.
– Были сегодня в зале? – спросил мистер Крамльс.
– Нет, – ответил Николас, – еще нет. Но я собираюсь смотреть представление.
– Билеты шли недурно, – сказал мистер Крамльс, – четыре передних места в середине и целая ложа.
– Вот как! – сказал Николас. – Должно быть, для семьи?
– Да, – ответил мистер Крамльс. – Это очень трогательно. Там шестеро детей, и они приходят только в том случае, если играет феномен.
Трудно было кому-нибудь – кто бы он ни был – посетить театр в тот вечер, когда бы феномен не играл, поскольку он ежевечерне исполнял по меньшей мере одну, а нередко две или три роли; но Николас, щадя отцовские чувства, не стал упоминать об этом пустячном обстоятельстве, и мистер Крамльс продолжал говорить, не встретив возражений.
– Шестеро! – сказал этот джентльмен. – Папа и мама – восемь, тетка – девять, гувернантка – десять, дедушка и бабушка – двенадцать. Потом еще лакей, который стоит за дверью с мешком апельсинов и кувшином воды, настоенной на сухарях, и бесплатно смотрит спектакль через окошечко в двери ложи. И за всех одна гинея – им выгодно брать ложу.
– Удивляюсь, зачем вы пускаете столько народу, – заметил Николас.
– Ничего не поделаешь, – отозвался мистер Крамльс, – так принято в провинции. Если детей шестеро, то приходят шестеро взрослых, чтобы держать их на коленях. В семейной ложе всегда помещается двойное количество. Дайте звонок оркестру, Граден.
Эта незаменимая леди выполнила приказ, и вскоре можно было услышать, как настраивают три скрипки. Эта процедура растянулась на столько времени, на сколько предположительно могло хватить терпения у публики; конец ей положил второй звонок, являвшийся сигналом начинать всерьез, после чего оркестр заиграл всевозможные популярные мелодии с неожиданными вариациями.
Если Николас был поражен переменой к лучшему, происшедшей с джентльменами, то превращения леди оказались еще более изумительными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109