Да, скорее всего, не знает: Ульрико мог это от нее скрыть, а возможно, и сам не задерживается на одном месте. Значит, он пустился в бега? А почему? В бега пускаются по разным причинам, например, от горя: невеста утонула «в канаве» – так без всякого почтения отозвалась о Большом канале женщина в черном, – а жених закрыл все четыре лавки (Карруа полагает, что их у него больше, только остальные записаны не на его имя) и поехал оплакивать ее в уединении, подальше от людских глаз. Впрочем, Ульрико Брамбилла вряд ли окажется столь чувствительным субъектом. Скорее, его погоняет страх. Страх перед кем-то.– Да, уж пожалуйста, передайте. – Дука не шелохнулся – продолжал сидеть на зеленом диване, рядом с Маскаранти. – А мы подождем, и, когда он позвонит, вы ему скажете, что нам непременно надо с ним поговорить и передать ему эту вещь.Женщина встала.– Здесь вам не зал ожидания. – Она почти не употребляла просторечий, и – самое удивительное – в ее манере чувствовался... нет, не интеллект, конечно, а нечто большее – природный ум; и в усталых глазах тоже, кроме страданий от хронического гепатита и тяжелого климакса, отразился ум; а поскольку она женщина, ум преобладал над всем остальным. – Уходите, – вдруг вспыхнула она. – Если хотите передать что-то синьору Брамбилле, оставьте записку.Почему бы и нет, собственно говоря? Черкнем ему несколько строк, а то голос этой женщины не предвещает ничего хорошего. Он поднялся, обошел вокруг стола и приблизился к ней вплотную.– Хорошо, мы уходим. – Он долго и пристально смотрел ей в глаза: в конце концов она, как и любой человек, имеет право на свои тайны. – Пошли, – бросил он Маскаранти.Но когда они уже были у двери, женщина, словно раскаявшись, их окликнула:– Если вы хотите подождать... – Сквозь желтизну кожи проступил легкий румянец. – Я ведь так сказала, потому что вам, наверно, придется долго ждать, я не знаю, когда он позвонит.Он даже взглядом ее не удостоил.– Что ж, тем хуже для него. – Он попросил у Маскаранти бумагу и ручку, написал свое имя, фамилию, адрес и номер телефона – все очень разборчиво – и вручил листок женщине. – Если его это заинтересует, пусть позвонит или заедет.Они вышли, зная, что она следит за ними из-за прикрытой двери, что она видела их машину и, возможно, даже запомнила номер. Вот и хорошо. Как раз то, что им нужно.– Поехали домой.Еще один мучительный переезд через город, но все на свете кончается, даже путь из Романо-Банко до площади Леонардо да Винчи. А дома в прихожей по-прежнему стоял тот темно-зеленый чемоданчик, баул или футляр с металлической окантовкой. Едва войдя в квартиру, Дука присел на корточки и открыл его: теперь надо все время быть начеку, он вышел на след крупной банды, и нельзя упустить возможность встречи с глазу на глаз... Око за око, семьдесят семь порезов за семьдесят семь порезов.– Как цветок, – сказал он Маскаранти и вытер руки стружкой. – Скоро не одна, так другая пчела на него сядет. А пока она не прилетела, давайте-ка мы снова просмотрим наши папки. Часть вторая Технология этой пилы предельно проста: заточенная стальная лента надета на две катушки и вращается с большой скоростью; рабочая часть ленты имеет высоту тридцать – сорок сантиметров; достаточно подставить кость под это движущееся лезвие, и она мгновенно распиливается; электропилой можно надрезать ребра для отбивных по-флорентийски, а потом разрубать их топором; машина пригодна для всех случаев, когда мяснику необходимо разделить кость на две или более частей. 1 Папок было четыре; неблагодарное занятие возиться с ними, гнусное, можно сказать, занятие, особенно когда все документы уже перечитаны четыре или пять раз, а день такой весенний, в воздухе пляшут золотистые пылинки, все вокруг светится, искрится – и грязные оконные стекла, и медные дверные ручки. Но Дука и Маскаранти, сидя за кухонным столом и не замечая этой божьей благодати, сосредоточенно склонились над пухлыми светло-коричневыми папками.Итак, мы имеем три случая падения «в канаву». Первый произошел четыре года назад. Автомобиль с молодой парочкой (ей двадцать четыре года, зовут Микела Вазорелли, ему двадцать девять, имя – Джанпьетро Гислези) сорвался в Ламбро около шлюза Фаллата, темная история, не правда ли, синьор Карруа, синьор Маскаранти, синьора (или синьорина) Юстиция? Тогда был арестован владелец машины адвокат Туридду Сомпани; он ехал в машине вместе с ними, но перед самым падением вышел, доверив управление молодому Гислези, который а) не имел водительских прав, б) был совершенно пьян, в) хвастал, что переплывет в автомобиле реку. Девушка, сидевшая с ним рядом (многочисленные свидетели слышали ее крики), тщетно пыталась ему помешать. Адвокату Сомпани не повезло: он нарвался на молодого вредного следователя, и тот подсуропил ему обвинение в непреднамеренном убийстве двух человек, причем заключение следствия давало понять, что эта «непреднамеренность» крайне сомнительна. Но, к сожалению, больше чем два с полозиной года Туридду не натянули.Затем, спустя без малого четыре года, случилось второе падение. Туридду Сомпани, не проживший и года на воле, и его старая приятельница Адель Террини свалились в Павийский подъемный канал. После третьего падения Дука, ненавидевший повторы, окончательно вышел из себя. Некий лощеный тип по имени Сильвано Сольвере со своей спутницей Джованной Марелли (черные чулки и красный редингот) были обстреляны на дороге, что тянется вдоль берега Большого подъемного канала, оба получили ранения и утонули вместе с машиной. При этом присутствовала опергруппа во главе с вице-бригадиром Морини, а потому относительно обстоятельств происшествия никаких сомнений быть не может – вот они, все запротоколированы и подшиты в одной из пухлых папок. Читаешь – и тебя прямо распирает от злости. И что самое мерзкое: во всех событиях замешано одно и то же лицо – Туридду Сомпани. Первая парочка нашла вечный покой в водах Ламбро после прогулки в компании адвоката, затем в Павийском подъемном канале почил сам Сомпани, и, наконец, третья чета была с ним связана: молодой человек в шикарной серой куртке явился к нему, Дуке Ламберти, именно от Туридду Сомпани.Еще раздражало то, что персонажи всех этих драм – фигуры поистине ничтожные. Первая девица, Микела Вазорелли, как явствовало из досье, занималась проституцией, а ее спутник Джанпьетро Гислези официально – безработный, а неофициально – сутенер, и не то чтобы уж совсем неофициально, поскольку два раза его за это дело привлекали, но ему удалось выпутаться благодаря протекции адвоката Сомпани.Дело второй парочки было самое объемистое, а характеристики персонажей представляли собой настоящий катехизис морального падения. Начнем, как полагается, с женщины, Адели Террини. Довольно любопытный факт биографии «юной» дамы, уже перешагнувшей полувековой рубеж, состоит в том, что родилась она не где-нибудь, а в Ка'Тарино (меньше всего на свете Дука верил в совпадения), следовательно, была землячкой девицы, которой он несколько дней назад делал «пластическую операцию» и которая сразу после этого трагически погибла. Две уроженки Ка'Тарино, одной за пятьдесят, другой – тридцать или около того, обе на протяжении недели умерли одинаковой смертью – не правда ли, знаменательное совпадение?Теперь обратимся к темной и гнусной личности по имени Туридду Сомпани. Как раз его имя и наводит прежде всего на размышления. Туридду – уменьшительно-сицилийское от Сальваторе; с какой стати он должен носить имя Туридду, если к Сицилии не имеет никакого отношения? С фамилией тоже ясности нет. Дело в том, что Туридду Сомпани объявился в Италии в сентябре 43-го и выправил себе документы при немцах. В досье были фотокопии этих документов, к примеру, свидетельство о предоставлении итальянского гражданства некоему Жану Сенпуану (Туридду Сомпани – значилось в скобках), родившемуся в городе Ванн (Бретань) 12 июля 1905 года. Почему, спрашивается, француз, бретонец, взял имя Туридду Сомпани и итальянское гражданство в такой неподходящий момент – в сентябре 43-го? Правда, были в папке документы, несколько приподнимавшие завесу таинственности над биографией этого Лоуренса «из Ломбардии и прилегающих районов»: фотокопия членского билета фашистской республиканской партии, фотография, сделанная в горах (Туридду с бородой и партизанским платком на шее), удостоверение, выданное в Милане в июне 44-го, с печатью и подписью полковника СС (с таким пропуском в то время куда угодно пускали без всякой проверки); бумага от папской курии, в которой верному сыну церкви Туридду Сомпани была выражена благодарность за помощь политическим заключенным.– М-да, – хмыкнул Маскаранти, – ему бы еще документик из синагоги да письмо от Эйзенхауэра, и был бы в полном порядке.За крайне трогательным документом – дипломом об окончании Жаном Сенпуаном (Туридду Сомпани) Павийского университета и присвоении ему специальности юриста после уплаты всех взносов – следовала грозная подшивка разрешений на ношение оружия; фотокопии делали подчиненные Морини, все страшные педанты, ни одной закорючки не пропустят, а поэтому небольшая брошюрка напоминала музейную галерею штампов и виз. Документ, выданный миланской квестурой в конце 1943 года, позднее был заверен фашистскими властями; имелось также особое разрешение германского Верховного командования – листок с оттиснутой на нем свастикой, а поверх нее жирным готическим шрифтом была проставлена виза очередного полковника СС. Ко всему прочему прилагается простой, без всяких штампов, допуск ГАП Gruppi d'Azione Patriottica – подпольные вооруженные формирования итальянского Сопротивления.
от ноября 44-го на ношение всех видов оружия, так что при желании он мог хоть пушку за собой таскать. Далее, 11 июня 1945 года, в Милане Туридду получил от командования союзнических войск разрешение «иметь при себе личное оружие, а именно: револьверы, пистолеты и тому подобное в целях самозащиты» (эту формулировку явно сочинил какой-нибудь переводчик военного времени, которых вербовали из посудомоек Вайоминга, уверявших, что они говорят по-итальянски, или из неаполитанских торговцев лимонадом, клявшихся, что знают английский).Все эти мерзкие казенные бумажки уже с достаточной четкостью обрисовали портрет Туридду, однако полицейская летопись выполнила эту задачу еще старательнее. Полиция ведь жутко дотошна и злопамятна, поэтому от ее внимания не ускользнул ни один фактик биографии бретонца, который по непонятным из-за всеобщего военного хаоса причинам (собственно, из этого самого хаоса Сомпани и возник) переквалифицировался в итальянца. В 48-м, незадолго до выборов, у него нашли в доме целый оружейный склад, в основном противотанковые гранаты, карабины старого образца и штук сорок «люгеров». В свое оправдание Сомпани заявил, что все это оружие доверили ему партизаны и он собирался сдать его властям (оправдание, конечно, липовое, но тогдашние власти его проглотили). Хранились в досье и отчеты об организованных им «поставках» девиц в Северную Африку и о процессе, на котором Сомпани защищал пожилых супругов из Кьяссо, обвинявшихся в контрабанде наркотиков: дело он выиграл, но затем его самого привлекли за ту же самую контрабанду и впоследствии оправдали за недостаточностью улик. Словом, богатая биография. К примеру, в его так называемой «юридической консультации» служил пятнадцатилетний мальчик, мать которого обратилась к районному комиссару полиции с жалобой на то, что адвокат с помощью своей любовницы Адели Террини занимается растлением малолетних. Подобные наветы были с возмущением опровергнуты, а полицейский комиссар оказался буквально посрамлен одним священником из Эмилии, публично засвидетельствовавшим высокую нравственность адвоката Туридду Сомпани. Кроме мужеложства, наркотиков, экспорта проституток, он подозревался в самых разных актах насилия: так, однажды его сожительница Адель Террини попала в больницу с очень странным увечьем – ее правая голень, или, вернее, если пользоваться медицинским термином, большая берцовая кость, была, можно сказать, раздроблена каким-то тяжелым предметом. Что это за предмет, синьора Адель Террини не уточнила, однако у полиции, известной своим скептицизмом, имелись основания полагать, что это ботинок пресловутого Туридду Сомпани. Как-то раз в кафе адвокат, по свидетельствам очевидцев, пытался раздеть донага некую скромную служащую за то, что она его должным образом не поприветствовала; он якобы набросился на нее с пьяными воплями и не довел свое намерение до конца лишь благодаря вмешательству официантов и посетителей. Когда его доставили в полицию, он с места в карьер перешел от защиты к наступлению, обвинив несчастную служащую в воровстве: она якобы стащила зажигалку, которую он случайно забыл на столике.Был еще случай в поезде, когда его застукали в туалете с девчонкой четырнадцати лет, направлявшейся в Милан на учебу. И снова ему удалось выйти сухим из воды: отец девочки, чтобы избежать газетной шумихи, притворился, будто поверил адвокату Сомпани, показавшему, что он вошел в туалет по ошибке (девочка, видимо от рассеянности, забыла запереть дверь) и, обнаружив, что помещение занято, хотел тут же удалиться, но в этот момент нагрянул какой-то дубина солдат и начал вопить, как оглашенный: «Свинья! Свинья!»Маленькая, но очень красноречивая справочка, приложенная к делу, удостоверяла, что налоги адвокат Сомпани платит только с миллиона лир и, кроме означенной суммы, других средств к существованию не имеет; работа никаких доходов ему не приносит, поскольку в регистрационном журнале адвокатской конторы последнее порученное ему дело датировано 1962 годом. Этим исчерпывались сведения о человеке, который вместе со своей спутницей окончательно сошел со сцены, погрузившись в воды Павийского подъемного канала.Отложив в сторону папку Сомпани, Дука и Маскаранти занялись третьей парочкой – ее доктору Ламберти также посчастливилось узнать лично, ибо он иметь честь принимать у себя дома сперва синьора Сильвано Сольвере, а затем его возлюбленную Джованну Марелли. Из этого дела, как и из предыдущего, всплывали весьма интересные подробности: Сильвано Сольвере судимостей не имел, однако в полицейских расследованиях неоднократно фигурировал как наводчик, а после ограбления на улице Монтенаполеоне даже был задержан, но вскоре отпущен ввиду полного отсутствия доказательств. Служил Сильвано коммерческим представителем одной крупной фирмы по производству моющих средств, и иной порочащей информации, кроме доносов осведомителей (среди которых, как было отмечено в отчете, числилось несколько проституток), полиция ничего не имела.Со сведениями о его спутнице тоже было не густо, однако, как говорится, мал золотник, да дорог. Когда этой жительнице Ка'Тарино исполнилось двенадцать лет, местные карабинеры вызвали ее родителей и посоветовали получше присматривать за дочерью, оказывающей чрезмерные и явно не бескорыстные знаки внимания пожилым мужчинам. После такого призыва со стороны властей отец, судя по отчетам, так жестоко избил двенадцатилетнюю Марелли, что та сбежала из дому в Милан, где, скорее всего, продолжала заниматься незаконным промыслом, хотя это и не доказано. В Милане ее однажды задержали и, подвергнув насильственному медицинскому осмотру, выявили гонорею. Некоторое время спустя она снова объявилась в родных местах, и карабинерам в Бучинаско стало известно, что синьор Ульрико Брамбилла принял ее на службу в одну из своих миланских мясных лавок. А вот что известно властям, правосудию, закону о ее темной связи с темной личностью Сильвано Сольвере?..В общем, самая что ни на есть тошнотворная мерзость.– Обычное сведение счетов, – сказал Карруа, швырнув ему чуть ли не в лицо папки. – Давай, давай штудируй их, все равно ничего из этого не выйдет, кроме бессмысленной и кровавой бойни! Туридду получил задание убрать – Бог знает за какие прегрешения – тех двоих, Вазорелли и Гислези, и, недолго думая, утопил их в Ламбро. Но у этой парочки остались друзья, не так ли? Пока Туридду сидел за решеткой, они ничего не могли с ним сделать, но, едва он вышел, благополучно препроводили его с подругой в те же самые края. Ах, так! – возмутились тогда друзья Туридду. Вы убили нашего Туридду! А мы прикончим вашего Сильвано с его девкой! И что же теперь? А теперь еще кто-нибудь скажет: ах, так! Вы убили нашего Сильвано с подругой! А мы за то пришьем такого-то и такую-то. Ну и что же прикажешь делать? Я считаю, что ничего нам делать не надо! Пускай продолжают в том же духе. Чего ради я должен сбиваться с ног, кого-то разыскивать, арестовывать, а потом в лучшем случае их осудят на шесть месяцев условно – будь спокоен, могущественные покровители постараются!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
от ноября 44-го на ношение всех видов оружия, так что при желании он мог хоть пушку за собой таскать. Далее, 11 июня 1945 года, в Милане Туридду получил от командования союзнических войск разрешение «иметь при себе личное оружие, а именно: револьверы, пистолеты и тому подобное в целях самозащиты» (эту формулировку явно сочинил какой-нибудь переводчик военного времени, которых вербовали из посудомоек Вайоминга, уверявших, что они говорят по-итальянски, или из неаполитанских торговцев лимонадом, клявшихся, что знают английский).Все эти мерзкие казенные бумажки уже с достаточной четкостью обрисовали портрет Туридду, однако полицейская летопись выполнила эту задачу еще старательнее. Полиция ведь жутко дотошна и злопамятна, поэтому от ее внимания не ускользнул ни один фактик биографии бретонца, который по непонятным из-за всеобщего военного хаоса причинам (собственно, из этого самого хаоса Сомпани и возник) переквалифицировался в итальянца. В 48-м, незадолго до выборов, у него нашли в доме целый оружейный склад, в основном противотанковые гранаты, карабины старого образца и штук сорок «люгеров». В свое оправдание Сомпани заявил, что все это оружие доверили ему партизаны и он собирался сдать его властям (оправдание, конечно, липовое, но тогдашние власти его проглотили). Хранились в досье и отчеты об организованных им «поставках» девиц в Северную Африку и о процессе, на котором Сомпани защищал пожилых супругов из Кьяссо, обвинявшихся в контрабанде наркотиков: дело он выиграл, но затем его самого привлекли за ту же самую контрабанду и впоследствии оправдали за недостаточностью улик. Словом, богатая биография. К примеру, в его так называемой «юридической консультации» служил пятнадцатилетний мальчик, мать которого обратилась к районному комиссару полиции с жалобой на то, что адвокат с помощью своей любовницы Адели Террини занимается растлением малолетних. Подобные наветы были с возмущением опровергнуты, а полицейский комиссар оказался буквально посрамлен одним священником из Эмилии, публично засвидетельствовавшим высокую нравственность адвоката Туридду Сомпани. Кроме мужеложства, наркотиков, экспорта проституток, он подозревался в самых разных актах насилия: так, однажды его сожительница Адель Террини попала в больницу с очень странным увечьем – ее правая голень, или, вернее, если пользоваться медицинским термином, большая берцовая кость, была, можно сказать, раздроблена каким-то тяжелым предметом. Что это за предмет, синьора Адель Террини не уточнила, однако у полиции, известной своим скептицизмом, имелись основания полагать, что это ботинок пресловутого Туридду Сомпани. Как-то раз в кафе адвокат, по свидетельствам очевидцев, пытался раздеть донага некую скромную служащую за то, что она его должным образом не поприветствовала; он якобы набросился на нее с пьяными воплями и не довел свое намерение до конца лишь благодаря вмешательству официантов и посетителей. Когда его доставили в полицию, он с места в карьер перешел от защиты к наступлению, обвинив несчастную служащую в воровстве: она якобы стащила зажигалку, которую он случайно забыл на столике.Был еще случай в поезде, когда его застукали в туалете с девчонкой четырнадцати лет, направлявшейся в Милан на учебу. И снова ему удалось выйти сухим из воды: отец девочки, чтобы избежать газетной шумихи, притворился, будто поверил адвокату Сомпани, показавшему, что он вошел в туалет по ошибке (девочка, видимо от рассеянности, забыла запереть дверь) и, обнаружив, что помещение занято, хотел тут же удалиться, но в этот момент нагрянул какой-то дубина солдат и начал вопить, как оглашенный: «Свинья! Свинья!»Маленькая, но очень красноречивая справочка, приложенная к делу, удостоверяла, что налоги адвокат Сомпани платит только с миллиона лир и, кроме означенной суммы, других средств к существованию не имеет; работа никаких доходов ему не приносит, поскольку в регистрационном журнале адвокатской конторы последнее порученное ему дело датировано 1962 годом. Этим исчерпывались сведения о человеке, который вместе со своей спутницей окончательно сошел со сцены, погрузившись в воды Павийского подъемного канала.Отложив в сторону папку Сомпани, Дука и Маскаранти занялись третьей парочкой – ее доктору Ламберти также посчастливилось узнать лично, ибо он иметь честь принимать у себя дома сперва синьора Сильвано Сольвере, а затем его возлюбленную Джованну Марелли. Из этого дела, как и из предыдущего, всплывали весьма интересные подробности: Сильвано Сольвере судимостей не имел, однако в полицейских расследованиях неоднократно фигурировал как наводчик, а после ограбления на улице Монтенаполеоне даже был задержан, но вскоре отпущен ввиду полного отсутствия доказательств. Служил Сильвано коммерческим представителем одной крупной фирмы по производству моющих средств, и иной порочащей информации, кроме доносов осведомителей (среди которых, как было отмечено в отчете, числилось несколько проституток), полиция ничего не имела.Со сведениями о его спутнице тоже было не густо, однако, как говорится, мал золотник, да дорог. Когда этой жительнице Ка'Тарино исполнилось двенадцать лет, местные карабинеры вызвали ее родителей и посоветовали получше присматривать за дочерью, оказывающей чрезмерные и явно не бескорыстные знаки внимания пожилым мужчинам. После такого призыва со стороны властей отец, судя по отчетам, так жестоко избил двенадцатилетнюю Марелли, что та сбежала из дому в Милан, где, скорее всего, продолжала заниматься незаконным промыслом, хотя это и не доказано. В Милане ее однажды задержали и, подвергнув насильственному медицинскому осмотру, выявили гонорею. Некоторое время спустя она снова объявилась в родных местах, и карабинерам в Бучинаско стало известно, что синьор Ульрико Брамбилла принял ее на службу в одну из своих миланских мясных лавок. А вот что известно властям, правосудию, закону о ее темной связи с темной личностью Сильвано Сольвере?..В общем, самая что ни на есть тошнотворная мерзость.– Обычное сведение счетов, – сказал Карруа, швырнув ему чуть ли не в лицо папки. – Давай, давай штудируй их, все равно ничего из этого не выйдет, кроме бессмысленной и кровавой бойни! Туридду получил задание убрать – Бог знает за какие прегрешения – тех двоих, Вазорелли и Гислези, и, недолго думая, утопил их в Ламбро. Но у этой парочки остались друзья, не так ли? Пока Туридду сидел за решеткой, они ничего не могли с ним сделать, но, едва он вышел, благополучно препроводили его с подругой в те же самые края. Ах, так! – возмутились тогда друзья Туридду. Вы убили нашего Туридду! А мы прикончим вашего Сильвано с его девкой! И что же теперь? А теперь еще кто-нибудь скажет: ах, так! Вы убили нашего Сильвано с подругой! А мы за то пришьем такого-то и такую-то. Ну и что же прикажешь делать? Я считаю, что ничего нам делать не надо! Пускай продолжают в том же духе. Чего ради я должен сбиваться с ног, кого-то разыскивать, арестовывать, а потом в лучшем случае их осудят на шесть месяцев условно – будь спокоен, могущественные покровители постараются!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20