А скорее всего, не взбредет.Чего бродить по этому склепу? Чего она здесь не видела?Если и надумает... Пусть. Чистый и спокойный час есть.И Худолей взялся за работу.Обыскать обычный гостиничный номер для профессионала большого труда не составляет. Но знал Худолей, что, если Пияшев прячет здесь что-то важное — бумаги ли это, пленки, документы, фотографии... они не будут лежать в шкафу на полочке, для них он наверняка придумал какой-нибудь тайник. Например, второе дно у ящичка, сделанное с помощью обыкновенной фанерки, для тайничка подойдет щель в шкафу, отставшая полоска обоев, отслоившаяся паркетина, плафоны, люстра с прилегающим к потолку декоративным стаканом, приподнятая доска подоконника, вентиляционная дыра, закрытая решеткой...А ванная!В ванной подобных укромных уголков, в которых годами могут храниться ваши тайны и надежды, компромат и деньги, бриллианты и фотографии, которые гарантируют вам жизнь, пока никем не найдены, так вот в ванной подобных уголков ничуть не меньше, ничуть, ребята, ничуть! Главное, чтобы тайник не был обнаружен случайно — уборщицей, сантехником, бестолковым любопытным гостем.Ровно час Худолей работал быстро, четко, безошибочно. Безошибочно в том смысле, что ни разу не вернулся к месту, которое уже осмотрел. Все перечисленные и все здесь неперечисленные уголки оказались пустыми.Кроме одного.Вентиляционная решетка.Потолки в номерах были высокими, не менее трех с половиной метров. Сейчас такие гостиницы не строят. Чтобы добраться до вентиляционной решетки, Худолею пришлось подтащить к стене стол, установить на него стул, забраться на это сооружение, и только тогда поднятыми руками он дотянулся до решетки. А едва коснулся, она тут же упала, поскольку держалась на весу, на одном забитом в раствор гвоздике. Худолей проводил взглядом решетку, увидел, что на полу от нее отвалилась мелкие кусочки шпаклевки, и подумал, что это неплохо. Он еще не знал, почему неплохо и как это впоследствии поможет ему или помешает, но понимал, что любой след может сработать. Если его сознательно оставляешь ты, значит, ты и владеешь положением.Встав на цыпочки, запустив руку в открывшуюся дыру, Худолей сразу нащупал пакет. Это был плотный, продолговатый, перетянутый скотчем бумажный сверток.— Ну вот, — сказал Худолей с облегчением. — Так бы сразу.Не медля, он установил решетку на прежнее место, подвесил на скошенный гвоздик, стул поставил к стене, стол к окну, куском туалетной бумаги протер и стол, и стул, бумагу сунул в карман, задержался взглядом на маленьких комочках шпаклевки, отвалившихся от решетки. И опять что-то мелькнуло в сознании Худолея, проскочила зловредная мыслишка — оставил он комочки на полу. Только взглядом проследил — точно ли они лежат под решеткой, не сбились ли в сторону.Нет, не сбились.Как по отвесу упала решетка и наследила на старом рассохшемся паркете. Правда, эти комочки требовали дальнейшей работы, тонкой и небезопасной, но Худолей решил, что справится.Сначала он сходил в свой номер и отнес пакет — засунул под ванну за кафельную стенку. Там его находка могла пролежать в безопасности до следующего ремонта. После этого вылил в раковину половину бутылки виски, а то, что осталось, поставил у кровати — вот придет Пахомова, посмотрит острым своим проницательным взглядом и сразу все поймет. Пока девочки шастали по озерам, высматривая простодушных, доверчивых и состоятельных, он, негодник, пил, пытаясь восстановить силы и здоровье. И, конечно, ничего не восстановил, лишь еще больше усугубил.После этого Худолей легко и беззаботно сбежал по лестнице в вестибюль. Толстуха все еще возилась в посудомоечной. Повесить на доску ключ от тридцать второго номера не составляло большого труда. Уже отойдя от администраторской стойки, Худолей оглянулся — хорошо ли висит ключ, удобно ли ему на гвоздике, на том ли гвоздике висит.И убедился — все правильно.После этого он отправился на набережную. Для успешного завершения операции ему нужен был Сысцов, который в это время и не подозревал даже, какие тяжелые тучи сгущаются над его беспечной головой.Нашел Худолей Сысцова, нашел, это нетрудно в таком маленьком городке, как Аласио. Сидел Иван Иванович на скамейке недалеко от моря, смотрел в голубую даль, подставив лицо теплому весеннему солнцу. Пиджак его был небрежно брошен на спинку скамейки, рубашка распахнута, и седоватые волосы на груди слегка шевелились под морским ветерком.Казалось бы, все у него в жизни складывалось хорошо, везде ему сопутствовал успех, а маленькие неприятности... У кого их нет?Да и жизнь без неприятностей кажется несколько пресноватой, неприятности оттеняют и подчеркивают те несокрушимые победы, которые он продолжал одерживать, шагая по жизни походкой уверенной, хотя с годами и тяжеловатой.И еще до того, как Худолей подошел к Сысцову, до того, как он приблизился к скамейке, подлый план уже созрел в его голове, и с этого момента Иван Иванович Сысцов уже не был могущественным и непобедимым, он стал беспомощной жертвой, которая обреченно билась в паутине худолеевского коварства.Прежде всего Худолей вынул свой небольшой перочинный ножичек, откинул лезвие, чрезвычайно тонкое лезвие, которым можно при случайной выпивке нарезать хлеб и колбасу, открыть бутылку, а во время следственных мероприятий соскоблить подозрительное пятно с поверхности какого-либо предмета, живого или неживого тела. Многие дела можно было производить этим ножичком, и Худолей прекрасно знал безграничные возможности маленькой вещицы.К Сысцову он приблизился сзади, со стороны спинки, тем более что пространство за скамейкой позволяло это сделать. И еще ведь знал негодяй, что, даже услышав его не слишком осторожные шаги, даже почувствовав его приближение, Сысцов не обернется резко и испуганно — нечего ему здесь, в Аласио, опасаться, нет причины вести себя, как на родине, — опасливо и настороженно. Пройдет какое-то время, не менее минуты, когда ему наконец надоест чье-то присутствие там, за спиной, и он медленно, с некоторой даже величавостью обернется.И пусть себе оборачивается.К тому времени Худолей будет улыбчив, доброжелателен и безмерно почтителен.Так вот, обнажив кошмарное лезвие своего ножа, Худолей быстро и бестрепетно подошел к скамейке сзади и, не медля ни секунды, срезал пуговицу с пиджака Сысцова, с того самого пиджака, который лежал на покатой спинке роскошной итальянской скамейки. И тут же сунул в карман сложенный ножик и прекрасную фирменную пуговицу с золотым львом на лицевой стороне.— Прекрасная погода, не правда ли? — сказал он, не дожидаясь, пока Сысцов сам обернется к нему. И тот обернулся, взглянул на Худолея и снова поворотил свое лицо к солнцу.— А, это вы, — произнес Сысцов, не отрывая взгляда от лазурной поверхности моря. — А что же альпийское озеро Лаго Маджоре, не поехали?— Плохой я сегодня, — сказал Худолей, тяжело опускаясь рядом на разогретую скамейку. — Когда кьянти ложится на виски, возникает результат совершенно непредсказуемый и даже, более того, губительный для самого закаленного организма. — Худолей откинулся на спинку и обессиленно закрыл глаза.— Бывает, — поддержал разговор Сысцов. — В жизни многое бывает. И предвидеть все невозможно.— А надо ли?— О! — восхитился Сысцов. — Вопрос с большим смыслом. Но в данном случае ответ прост — не надо смешивать виски с кьянти. Теперь вы можете предвидеть результат достаточно уверенно.— А чем лечиться? — прикинулся Худолей полным идиотом.— Я знаю одно надежное средство... Стакан водки и тарелка хаша.— Хаша?— Если перевести на наши понятия, то это разогретый холодец. Но он должен быть очень наваристым. Чтобы пальцы склеивались, если вы их нечаянно сунете в тарелку.— А зачем совать пальцы в тарелку?— Мало ли что случается с людьми в вашем состоянии, — великодушно пояснил Сысцов, но Худолею его слова не понравились. Выпивающие люди так друг другу не говорят, за такими словами не просто превосходство, а еще и изрядная доля злорадства. А то, что Сысцов тоже может выпить и выпить изрядно, Худолей знал. Но воспоминание о пуговице в кармане его утешило, и поднялся он со скамейки с добродушной, хотя и несчастной улыбкой.— Знаете, я сомневаюсь, что в этом городишке можно найти водку и хаш. Наверное, все-таки лучше пойти по старому, проверенному пути — клин вышибать клином.— Виски? — усмехнулся Сысцов.— Да. Тем более что вчера я хорошо им запасся. — Худолей хотел было шагнуть от скамейки широко и уверенно, но от слабости его повело, он едва успел схватиться за спинку, кое-как удержался, виновато развел руками: дескать, что делать, что делать, пошатнулось здоровье, ох пошатнулось... И подчеркнуто уверенной походкой, которая выдавала человека, передвигающегося из последних сил, направился к гостинице. Толстуха ушла наконец, справившись с чашками и блюдцами, и теперь гостиница была действительно пустой. Для полной уверенности Худолей обошел весь этаж, заглянул во все укромные уголки и, окончательно убедившись, что в это время он в гостинице один, подошел к доске с ключами, взял свой, а заодно и пияшевский. Поднявшись на третий этаж, он некоторое время стоял, прислушиваясь. Нет, ни единого звука, ни единого шороха. И лишь после этого открыл пияшевский номер, вошел и положил под стол, но на виду, все-таки на виду, сысцовскую пуговицу с тисненым львом.Уходя, оглянулся — пуговица смотрелась достаточно хорошо. Только неопытный в таких делах человек, вроде Сысцова, мог оставить такую улику. Но что взять с пожилого, неловкого в движениях человека? Иначе вести себя он и не может, не дано ему.Заперев дверь, Худолей спустился вниз, повесил оба ключа на место и вышел в город посмотреть на чужую жизнь, подышать морским воздухом и скоротать время до того момента, когда мощный автобус с туристами остановится у гостиницы и высыпят из него поредевшие пассажиры — половина из них наверняка останется на виллах у берегов потрясающе красивого альпийского озера Лаго Маджоре.
* * *
Учитывая продуманность и тщательность исполнения невинной своей операции, Худолею нетрудно было предвидеть дальнейшие события, которые разыграются, едва автобус прибудет с берегов Лаго Маджоре. Прежде чем обессиленно упасть в свою кровать и дожидаться прибытия автобуса, Худолей вскрыл, все-таки вскрыл пакет, обнаруженный в номере Пияшева, и нашел там кассету с узкой фотопленкой, какую обычно используют провокаторы всех стран и народов для подсматривания за людьми чреватыми и обреченными. Кроме того, в пакете он нашел кассету от маленького магнитофона, который используют для тех же целей, против тех же людей. Была и видеокассета, тоже уменьшенного формата по сравнению с теми, которые обычно продаются на всех углах. Все это Худолей упаковал уже в другой пакет и сунул под подоконник самого захламленного и ободранного номера гостиницы. Держать подобные вещи в своем номере не просто глупо, а даже преступно. Пияшевскую же обертку Худолей отнес подальше от гостиницы и бросил в мусорный ящик. И только после этого с чувством исполненного долга упал в свою кровать, не забыв поставить возле изголовья на полу рядом с уже пустой бутылкой вторую бутылку виски, почти пустую, оставив на самом донышке немного золотистой жидкости, чтобы никто не подумал, что там была какая-нибудь кока-кола.Закрыв глаза, Худолей принялся шаг за шагом прослеживать все свои сегодняшние действия, восторгаясь собой и не находя ни единой грубой ошибки. Мелкие были, без них нельзя сделать ничего стоящего. Например, пуговицу у Сысцова можно было бы спороть изящнее, незаметнее. Но поскольку он ушел до того, как Сысцов надел свой пиджак, эта маленькая недоработка потеряла свой смысл. Что сделал Сысцов, поднявшись со скамейки? Он взял пиджак за вешалку, перебросил его через плечо и пошел, пошел по набережной, любуясь пальмами, морем и, конечно же, самим собой. Когда он обнаружил пропажу пуговицы, да и обнаружил ли?.. К этому Худолей уже не имел никакого отношения.Шум мощного «мерседесовского» мотора Худолей услышал, когда уже стемнело. В мертвяще-сыроватой тишине гостиницы захлопали двери, послышались голоса, шаги в коридоре, и Худолей, сам того не замечая, принял позу беспомощную, рука его поверх тоненького итальянского одеяла сделалась слабой, кажется, даже побледнела сама собой.Первой заглянула Пахомова, она все-таки чувствовала ответственность за жизнь доверившегося ей туриста.— Жив? — спросила она напористо.— Местами, — просипел Худолей.— Какие места выжили?— Срамные.— Это хорошо, значит, будешь жить, — она прошла к его кровати, подняла вторую бутылку, на дне которой плескалось виски, понимающе взглянула на Худолея. — Ну, ты даешь, мужик!— И сам не заметил как... — из последних сил улыбнулся Худолей.Пахомова молча взяла стакан, выплеснула туда из бутылки виски, получилось ровно полстакана, и выпила единым духом.— За твое здоровье, — пояснила она. — Ты хоть обедал?— Не хотелось.— Через полчаса ужин. Спуститься сможешь?— Спущусь.— Может, сюда принести?— Спущусь, — повторил Худолей.— Прими душ и побрейся — это всегда помогает. И на сегодня хватит, — Пахомова кивнула на непочатую бутылку виски. — А то загнешься еще... Знаешь, сколько стоит труп на родину отправить? В десять раз дороже живого!— Здесь хороните... Места вроде неплохие...— Ха! Размечтался!Пафнутьев поднялся в свой номер тяжело, шел по коридору, ни на кого не глядя, как человек, прошедший тяжкие испытания. Испытания действительно были — провести семь часов в автобусе, чтобы два часа поглазеть на озера, которые Пияшев без устали называл потрясающими...— А рыба тут водится? — спросил Халандовский.— Рыба? Прасцице, вы ехали сюда за рыбой?— Я бы и от мяса не отказался, — проворчал Халандовский. — В условиях поездки, между прочим, сказано, что будут завтраки, будут обеды. Ни завтрака я не дождался, ни обеда... Так что не надо меня рыбой попрекать.— Прасцице, — протянул Пияшев, но общий гул изголодавшихся пассажиров несколько сбил его спесь, и он о чем-то зашептался с водителем.— Ничего озера, — проворчал Пафнутьев. — С Рицей, конечно, не тягаться, но на безрыбье и рак рыба.— А, так здесь в основном раки, — понимающе протянул Халандовский и стал пояснять своей девочке тонкости приготовления раков на костре, у реки, когда начинает сгущаться теплый летний туман, а круглая луна, отражаясь в речной заводи...Ну, и так далее.Войдя в номер, Пафнутьев сел на кровать, вытянул перед собой ноги и достал из кармана мобильный телефон. Он обещал позвонить Вике домой, доложить о прибытии и о своих счастливых впечатлениях. Пахомова объявила, что ужин будет через полчаса, и у него неожиданно нашлось время, нашлись силы, чтобы сдержать обещание.— Здравствуй, Вика, это я! — радостно сказал он, услышав голос жены.— А, Паша, — только по этим словам Пафнутьев понял, что настроение у Вики оставляет желать лучшего. — Как тебе Италия?— Ничего страна... Жить можно.— У нас, наверное, лучше?— Гораздо.— Как там с напитками?— Есть напитки, достаточно разнообразные. Обязательно привезу бутылочку кьянти. Ты любишь кьянти?— Паша...— У нас через полчаса ужин, — перебил Пафнутьев, чутко уловив, что после этого «Паша» последует нечто такое, что испортит ему не только вечер, но и всю поездку. — Обещают по бутылке красного вина на стол. Это значит — на четверых. Но не кьянти. Кьянти, между прочим, можно брать только за свои деньги. На набережной здесь бесконечное множество забегаловок, и ты не поверишь, но в каждой из них продается кьянти. И в больших бутылках, и в маленьких, есть даже бутылки, оплетенные не то соломой, не то травой... Но на качество напитка эта оплетка не оказывает никакого влияния. То есть вкус кьянти независимо от формы и размера бутылки остается одинаковым. Но если присмотреться повнимательнее...— Паша!— Слушаю тебя, птичка моя, ласточка или, как сейчас принято говорить, зайка!— Паша, как ты думаешь, у нас с тобой будут дети?— Конечно! — не задумываясь ни на секунду, ответил Пафнутьев. — У нас будет очень много детей! Мальчики и девочки. Все они будут походить на нас с тобой одновременно. Сначала родится мальчик, потом девочка, потом опять мальчик, потом опять девочка, потом одновременно мальчик и девочка, потом...— Паша, когда?— Очень скоро, Вика! Ну просто совсем скоро!Пафнутьев был знаком с тем таинственным состоянием, когда знания в тебя втекают неизвестно откуда, извне, и ты уверен, что эти знания о будущем ли, о прошлом, о настоящем, эти знания верны. И все, что ты сейчас легко и бездумно произносишь, обязательно сбудется, состоится, свершится! А может быть так, что именно вот этими своими словами, которые ты в данный момент произносишь, может быть, именно этими словами ты и создаешь будущее, меняешь прошлое, вмешиваешься в настоящее?Ребята, очень даже может быть!Не пустой треп был у Пафнутьева с Викой, и не о кьянти он говорил, хотя название этого вина произнес не меньше десятка раз, Пафнутьев творил будущее и знал это!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40