— Посудой можно было заняться позже, — пробормотал Пафнутьев.— Нет и еще раз нет! — с неожиданной твердостью произнес Халандовский. — Стол всегда должен быть готов к твоему приходу, Паша! Даже если мы, выйдя на площадку, по каким-то причинам вернемся обратно, ты увидишь стол, готовый немедленно тебя принять, увидишь хозяина, готового снова накрыть этот прекрасный стол. Грязная посуда на столе — самое страшное, что вообще может быть в мире! — воскликнул Халандовский убежденно.— Полностью с тобой согласен, — согласился Пафнутьев. — Только так и никак иначе.— А ты, Худолей? — требовательно спросил Халандовский.— Чистый стол — это чистый лист бумаги, на котором можно написать прекрасные стихи о любви к женщине, о мужской дружбе! — воскликнул Худолей.— Сам придумал? — подозрительно спросил Пафнутьев.— В календаре прочитал, — потупился Худолей.Со двора донеслись гудки машины, приглушенные шторами, — приехал Андрей. Все быстро спустились вниз, вышли во двор. Мокрая машина с каплями на крыше и стеклах стояла у самого крыльца. Халандовский сел на переднее сиденье — ему предстояло показывать дорогу, Пафнутьев с Худолеем расположились сзади.— Куда едем? — спросил Андрей, не оборачиваясь.— Сегодня штурманом Халандовский, — ответил Пафнутьев. — Он скажет, куда, какой дорогой, с какой скоростью.— Максимально разумной, — откликнулся Халандовский. — Значит, Андрюша... Со двора на проспект и направо. Нам предстоит очень важное дело, поэтому прошу не медлить.— Намечается продолжение застолья? — усмехнулся Андрей, трогая машину с места.На некоторое время в машине воцарилась тишина, поскольку слова Андрея были явно не в тон всему предыдущему разговору.Первым заговорил Халандовский:— В твоих словах, Андрей, прозвучало осуждение. Не надо нас осуждать. Мы не заслужили. Мы пили за победу на всех фронтах, причем совершенно без потерь.— А так бывает?— Так не бывает, но стремиться к этому надо. И выпить за это не грех.— Потери могут быть даже сегодня?— Даже сегодня, Андрюша, даже сегодня. Не говоря о тех, которые мы уже понесли, да, Худолей?— Я в этом еще не уверен.— Правильно говоришь, — Халандовский протянул руку назад, нащупал в темноте ладонь Худолея и крепко ее пожал. — Мы победим, Валя, мы победим.— Нисколько в этом не сомневаюсь.— И опять хорошо сказал. А я добавлю — мы победим, если ты будешь тверд. Имей в виду, что многое зависит от тебя.— Понял.— Сразу за светофором направо, — подсказал Халандовский.Потом был поворот налево, потом проезд в узкую арку, в которую «Волга» втиснулась, почти касаясь бортами кирпичной кладки, и выехала на просторный двор, производивший впечатление странное, если не сказать — жутковатое. Со стороны арки, в которую только что въехал Андрей, стояли десятка два самых разных машин, все они были выстроены в один ряд, и у всех были включены фары дальнего света. В самих машинах было темно, и нельзя было даже определить, есть ли внутри люди.— Пристраивайся в ряд, — сказал Халандовский.— Да вроде некуда, — растерянно пробормотал Андрей, но, проехав несколько метров, он все-таки высмотрел небольшой просвет и втиснулся между старым «Мерседесом» и новой «Ауди».— Включай дальний свет, — сказал Халандовский.— Зачем?— Чтобы не отличаться от остальных машин.Андрей включил свет и только тогда увидел, что перед ним, метрах в пятнадцати, залитые этим бьющим в глаза слепящим светом стоят около двадцати девушек. Они стояли в ряд, в позах свободных и раскованных, все в коротких юбчонках, которые позволяли оценить не только привлекательность коленок, но и все, что простиралось выше, у некоторых даже ягодичные складки можно было увидеть во всей их прелести. Девушки переговаривались, улыбались, иногда поворачивались к свету спиной, но тут же снова оборачивались, наверняка ничего не видя, кроме пылающих фар. Шел несильный весенний дождь, некоторые девушки держали под собой разноцветные зонтики, сверкающие струйки воды в свете фар смотрелись нарядно, даже празднично.— Как понимать? — спросил Пафнутьев.— Рынок. Можешь назвать его невольничьим. Люди приезжают сюда выбрать себе девушку на ночь, — ответил Халандовский. — Посмотри, Паша, может, приглянется какая. Иногда попадаются очень неплохие экземпляры.— Они могут и не знать, кто их выбирает? — спросил Андрей.— А зачем? — удивился Халандовский. — Они заранее согласны и на любого, и на все.— Дорогое удовольствие?— За сотню долларов снимешь любую.— И что я должен сделать? Вот так просто выбрать и увезти?— Именно так. Худолей, советую выйти, осмотреть товар, может быть... Ты меня, старик, извини, но иногда надо называть вещи своими именами...— В чем же дело? Назови.— Хорошо, — Халандовский помялся. — Может быть, ты найдешь здесь свою пропажу? Это очень удобно, свет бьет тебе в спину, а им в глаза... Они тебя не видят, не узнают, даже если вы знакомы. Очень удачная форма купли-продажи, это я вам говорю как торгаш. Человек выбирает товар, никак себя не обнаруживая, не проявляя. Здесь однажды случилась забавная история... Мужик приехал и в этом ряду увидел свою жену. Выбрал ее, заплатил и увез домой.— И что? — спросил Андрей.— Ничего. У них была ночь, какой не случалось давно.— Надо же, — пробормотал Пафнутьев. — Они что, заранее сговорились?— Да нет, она даже не видела, кто ее выбрал. И только оказавшись в собственной спальне, поняла, в чем дело. Очень удивилась.— Морду не бил? — спросил Худолей.— Кому?— Бабе.— Нет... Только тискал очень. До синяков. Но это были сладкие синяки. Так что? — обернулся Халандовский к Худолею. — Пойдешь, посмотришь?Худолей вышел из машины, бросил за собой дверцу. Не подходя слишком близко к выстроившимся красавицам, он медленно двинулся вдоль ряда, внимательно всматриваясь в лица. И увидел то, что и ожидал, — красавицы таковыми вовсе и не являлись, обыкновенные лица, на улице встретишь и не оглянешься. Крашеные губы, сощуренные на ярком свете глаза, будничное выражение лиц. С таким выражением можно чистить картошку у плиты, стирать мужнины трусы, пить водку с подружкой. Просматривалось, правда, и некоторое даже не скрываемое пренебрежение. Трудно сказать, относилось ли оно к самим себе или к тем покупателям, которые темными тенями бродили за стеной света. А что касается непритязательных мордашек, то Худолей справедливо рассудил, что, видимо, у этих женщин есть другие достоинства, которые перевешивают и ранние морщинки, и поздние прыщи, и ноги, которые язык не повернется назвать ножками.Все правильно, все правильно — обладательницы ноже-к не нуждаются в подобных торжищах. Они находят более достойные места, чтобы предложить себя.Дойдя до конца ряда и убедившись еще раз, что Светы здесь нет, Худолей уже хотел было свернуть к машине, но его остановил голос, раздавшийся из темноты. Голос был неторопливый, густой, с подчеркнуто правильным произношением. Таким голосом можно вести международные переговоры или предлагать бриллианты.— Простите, пожалуйста, — проговорил невидимый человек за спиной Худолея. — Вы так ничего и не подобрали?Худолей обернулся, всмотрелся в темноту, но, кроме темной тени, ничего не увидел. Однако по контуру говорившего понял, что это высокий, спортивного вида человек, Худолей при желании мог бы даже приблизительно определить его возраст: где-то тридцать — тридцать пять лет.— Душа не дрогнула, — виновато пояснил Худолей.— Простите, но, может быть, вы несколько поторопились с выводами? Не кажется ли вам, что некоторые экземпляры весьма достойны вашего внимания?— Вы думаете? — В душе Худолея что-то напряглось, что-то запищало, как датчик, который вдруг почувствовал поток радиации. И поток не ослабевал, более того, усиливался, и Худолей ощутил, что он вот-вот поймет что-то, наступит какое-то прозрение, понимание.— Смею вас заверить, — продолжал невидимый собеседник, — что в другой обстановке каждая из этих девушек способна произвести совершенно другое впечатление... Я уж не говорю о результатах.— Результаты? — Худолей не сразу понял, о чем идет речь.— Вы будете потрясены, это я вам гарантирую. Мне известны случаи, когда даже самая непритязательная дурнушка творила буквально чудеса! Оживали и впадали в неистовство люди, которые давно поставили на себе крест!— И эта... Дурнушка сейчас здесь? — спросил Худолей, мучительно пытаясь вспомнить, где он слышал этот роскошный голос — каждое слово невидимый собеседник не просто выговаривал, а как бы преподносил на блюде.— Я вас заинтересовал? — Теперь в голосе появилась улыбка, не ухмылка, нет, уважительная улыбка человека, который действительно предлагает товар высшего качества.— Да, — честно признался Худолей.— Прошу. — Мужчина вышел из тени, и Худолей, всмотревшись в него, сразу понял — никогда он этого человека не встречал, водку с ним не пил.— Знаете, — промямлил Худолей, — позвольте мне немного поколебаться... Я посижу в машине.— Колебания разжигают желания, — тонко улыбнулся человек и снова ушел в тень.Вернувшись к машине и втиснувшись в темный угол заднего сиденья, Худолей попытался разобраться в своих впечатлениях. Что-то говорил Халандовский, ему отвечал Пафнутьев, даже Андрей разговорился, но Худолей их не слышал. Он не мог избавиться от ощущения, что слышал этот голос, причем в очень важном для себя положении, что-то решалось, что-то было на кону. В голосе незнакомца была не только приятная бархатистость, в нем была почти неуловимая сладковатость, приторность, которые если и не разрушали значительность всего облика, то ставили под сомнение его идеальность. Да, именно сомнения будоражили душу Худолея, а вовсе не гарантированные обещания ночи, полной сладких безумств с дурнушкой, которая к утру окажется принцессой. Или наоборот.И еще одно озадачило Худолея: ведь этот человек с самого начала видел его на свету, разговаривал с ним и тоже не узнал, не спохватился, не смутился... Значит, он тоже не вспомнил меня, — маялся в своем углу Худолей.Потом он как бы очнулся от наступившей в машине тишины. Уже никто не шутил, не произносил двусмысленных шуточек, все молчали. А Пафнутьев, приникнув к лобовому стеклу, внимательно всматривался в женщин, стоявших перед ними в свете фар. Иногда из темноты входили какие-то люди, подходили к той или иной и уводили в машину. Машина тут же отъезжала. Торжище, видимо, подходило к концу, машин становилось все меньше, их плотный ряд заметно поредел, и женщины уже не стояли столь плотной шеренгой, как полчаса назад.— Андрей, давай подъедем чуть поближе, а то мы вроде стесняемся, последними стоим.Андрей включил мотор и подъехал так близко, что «Волга» оказалась ближе всех машин, метрах в пяти от женщин.— Что, Паша, — спросил Халандовский, — дрогнула все-таки душа? Засосало под ложечкой?— Ага, — кивнул Пафнутьев. — Еще как засосало.— Тогда вперед!— Значит, так, ребята, — проговорил Пафнутьев негромко, — Я, пожалуй, решусь... Есть тут одна раскрасавица, которая сразу мне приглянулась, но врожденная робость не позволяла вот так сразу идти на абордаж.— Есть силы, которые преодолевают робость, да, Паша? — спросил Халандовский.— Есть, Аркаша, оказывается, есть такие силы, они, похоже, пробудились во мне и клокочут со страшной силой. Вы тут потеснитесь немного, я же не один вернусь.— Знаешь, Паша, — сказал Худолей, — я тоже выйду. Останусь здесь.— Тоже силы пробудились? — поинтересовался Андрей.— Да, Андрюша. Клокочут. И рвутся наружу.— Надо выпускать.Когда выходил из машины Пафнутьев, одновременно с ним, чтобы не привлекать внимания, вышел и Худолей.— Куда?! — успел крикнуть ему вслед Халандовский.— Надо, — Худолей успокаивающе махнул рукой. — Меня не ждите. Позвоню.Если Пафнутьев направился к залитым светом женщинам, то Худолей нырнул в темноту и тут же растворился среди машин, полувытоптанного кустарника, мусорных ящиков.Неторопливо и обстоятельно, походкой, которая выдавала человека, принявшего решение, Пафнутьев подошел к одной из женщин, улыбнулся, развел руки в стороны: дескать, простите великодушно, но нет сил совладать с собой. Женщина тоже улыбнулась, тоже развела руки в стороны, но ее жесты были скромнее пафнутьевских, да и в поведении чувствовалась зависимость, подневольность. Она как бы не была свободна в своем решении. Из машины было видно, как женщина, что-то сказав Пафнутьеву, беспомощно оглянулась по сторонам.И тут же из темноты появился спортивного вида поджарый человек, который недавно разговаривал с Худолеем.— Познакомились? — спросил он, подходя.— И даже более того, — улыбнулся Пафнутьев. — Вступили в сговор. Как видите.— Надеюсь, не преступный сговор? — поддержал шутку обладатель роскошного голоса.— Именно преступный! — Пафнутьев сделал страшные глаза. — Но мы не намерены от него отказываться!— Это прекрасно! В таком случае отойдем в сторонку, — и он галантно взял Пафнутьева под локоток и вывел из светлой полосы. — Аванс составляет тысячу рублей. Готов эту сумму принять немедленно.— Нет проблем, — Пафнутьев вынул из кармана деньги, повернувшись к свету, отсчитал и протянул их парню.— Остальные вручите вашей избраннице, когда будете прощаться, — сказал парень, пряча деньги в карман.— А сколько остальных?— Два аванса.— Крутовато!— Зато мы гарантируем здоровье, обхождение, воспитание и даже усердие, если позволите мне употребить это слово.— Усердие — это хорошо, — кивнул Пафнутьев и, взяв женщину под руку, повел к машине. Он открыл заднюю дверцу, пропустил свою избранницу вперед, втиснулся вслед за ней и захлопнул дверцу.— Вас трое?! — ужаснулась женщина.— Нет, я один, — успокоил ее Пафнутьев. — Остальные — это так, попутчики, — сказал он с некоторым пренебрежением. — Болельщики. Они не представляют для нас с вами никакого интереса.— А ты, Паша, не говори так, не говори! — зачастил Халандовский. — Мы с Андреем еще ничего ребята, совсем ничего! Да, Андрей?— Мы — обалденные!— Если так, то знакомьтесь, — сказал Пафнутьев. — Эту девушку зовут Оля. Сегодня днем она угощала меня чаем, когда я навещал нашу подружку Пахомову. А тут вдруг такая неожиданная встреча вечером, под весенним дождем... Чего в жизни не бывает, ребята, чего только не бывает, — сказал Пафнутьев с тяжким вздохом. — Поехали, Андрюша, нам здесь больше делать нечего. Худолей не вернулся?— Растворился в темноте, — сказал Халандовский. — Сказал, чтоб не ждали. Обещал звонить.— Если обещал, позвонит, — рассудительно заметил Пафнутьев. — Он такой... Всегда держит слово. Хотя некоторые в нем сомневаются. Я имею в виду Шаланду. Шаланда ревнует. Его раздражает способность Худолея предсказывать появление трупов на городских улицах. — Пафнутьев продолжал бормотать, а Андрей тем временем выехал на проспект, но едва хотел втиснуться в общий поток, Пафнутьев его остановил: — Стоп, Андрюша! Задний ход. Забыл одну вещь... Вернемся на минуту во двор.— Вернемся, — Андрей резко сдал назад, проехал арку и остановился в полном недоумении — двор был совершенно пуст.Темный, мокрый, продуваемый ночным весенним ветром. Ни единой машины, ни одного человека во дворе не было.— Кажется, мы заблудились, — неуверенно проговорил Пафнутьев.— Мы правильно приехали, — сказала Оля, до сих пор не проронившая ни слова. — Так всегда бывает.— Но только что здесь было полно народу, больше десяти машин, прекрасные женщины, потрясающие мужчины, яркий свет, как поется в народной песне — смех, веселье и суета... Неужели это возможно? Такое ощущение, что нас здесь не было год, хотя я уверен, что мы вернулись через пять минут.— Так всегда бывает, — повторила Оля. — Наверное, Игоря что-то спугнуло. Его могли предупредить по мобильнику.— Этого хмыря зовут Игорь? — уточнил Пафнутьев.— Да.— А что его могло спугнуть?— Может, облава готовилась. Но у него везде свои люди, его всегда предупреждают.— Это правильно, — одобрил Пафнутьев. — Везде должны быть друзья, да, Аркаша?— Совершенно с тобой согласен, Паша. Только так. И никак иначе.— Мы тебя, Аркаша, сейчас забросим домой, а завтра созвонимся, если не возражаешь.— Но ведь у меня там кое-что осталось...— Чуть попозже.— Как скажешь, Паша. Вот перед этим светофором я и выйду... Остановишь, Андрей, да?— Как не остановить, если красный перед нами... Всего доброго, Аркадий Яковлевич.— Паша, я ведь в хорошее место тебя свозил? — обернулся Халандовский с переднего сиденья.— Прекрасное.— С женщиной познакомился... Смотри, какая красавица! А как она на тебя смотрит, ты только взгляни, как на тебя смотрит! Ты не обижай ее, Паша, она хорошая.— Я знаю.Выйдя из машины, Халандовский тихонько притворил за собой дверь, постоял на тротуаре, дождался зеленого света светофора, махнул на прощанье рукой и неохотно зашагал к своему дому. Не хотелось, видимо, ему возвращаться одному в пустую квартиру, не хотелось.— Куда, Павел Николаевич? — спросил Андрей.— Не домой же...— В контору-то поздновато.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40