А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но все выяснилось на собеседовании в ЦК КПСС и Прокуратуре СССР, где его подробно ознакомили с положением дел и не скрывали, что в республике оправились от первого шока, свя­занного с арестом крупного коррумпированного начальства, и местные тузы, объединившись, мощно противодействуют оздоровлению обстановки в крае. Вот отчего на ключевой пост в борьбе с мафией нужен был человек не только с опытом рабо­ты в правовых органах, но и человек местной национальности, хорошо знающий нравы и обычаи своего края, человек, кото­рый может опереться на местное население.
Несмотря на позднее время и задержку рейса, его встреча­ли. Высокий, важного вида мужчина подъехал на черной «Вол­ге» прямо к трапу самолета. Видимо, Камалова ему хорошо описали, потому что, едва он ступил на землю, тот приветство­вал его с приездом и возвращением на родину и выразил на­дежду, что навсегда. Импозантный мужчина представился:
– Заведующий Отделом административных органов ЦК, Сухроб Ахмедович Акрамходжаев.
Прилетевший тут же с энтузиазмом спросил:
– Не тот ли, чьи статьи в «Правде Востока» и «Советском Узбекистане» – «Станем ли мы правовым государством?», «Весы Фемиды», да и последовавшие за ними, – вызвали столь широкий резонанс в республике?
– Спасибо. Я рад, что вы знакомы с моими работами и вам известна моя точка зрения на закон и право, – ответил встречавший с улыбкой и широким жестом пригласил в ма­шину. – Первое время будете жить в гостинице ЦК на Шелко­вичной, это на берегу Анхора. Хороший ухоженный район, утопающий в зелени. Большинство постояльцев гостиницы на сегодня – следователи по особо важным делам, прикоманди­рованные Прокуратурой СССР из всех регионов страны, вам придется работать с ними в тесном контакте. Квартиру подыс­кивают и в самое ближайшее время кое-что уже предложат, но не спешите, выбирайте, раз решили вернуться навсегда.
Когда они подъехали по слабо освещенным улицам к гос­тинице, несмотря на позднее время, она полыхала огнями в бархатно-черной азиатской ночи, редко какое окно зияло тем­нотой. Видя удивление на лице гостя, сопровождающий ска­зал:
– Работы много, очень много, не управляются за день, иные работают до утра, боюсь, что и вас ждет подобный ритм жизни.
Проводив Камалова до дверей номера, он сказал на про­щание:
– Не буду вас сегодня утомлять. Насчет ужина сейчас рас­порядятся, знают о вашем приезде. А завтра утром встретимся в Прокуратуре. Я представлю вас коллективу, и приступайте к исполнению обязанностей, дел непочатый край. – И человек из ЦК откланялся, оставив приятное впечатление о себе.
Первый день работы в Прокуратуре республики оказался столь напряженным, что он не смог выбрать время, чтобы по­звонить родителям Саламат, жены, да и своим родственникам тоже, понимая, какую обиду может вызвать подобное неуваже­ние к родне. Беспрерывно звонил телефон, обращались с таки­ми неожиданными вопросами и требовали немедленного вме­шательства в самые невероятные дела, что он, обладая доста­точным прокурорским опытом, только диву давался, порою ему казалось, что на прокуратуру тут возложено все – от ре­монта дорог, как и повсюду никудышных, до разгрузки ваго­нов в каждом тупике громадной среднеазиатской железной до­роги. И поздно вечером, вернувшись к себе в гостиницу, он первым делом собирался все-таки оповестить многочислен­ную родню о своем назначении прокурором республики и о скором переезде семьи на постоянное жительство в Ташкент, как неожиданно, не успел он прикрыть за собой дверь, зазво­нил телефон. Сперва он подумал, что звонок ошибочный, но настойчивая трель не прерывалась, словно кто-то поглядывал в окно, и он поднял трубку. Звонил Сухроб Ахмедович, с кото­рым они расстались в первой половине дня.
– Хорошо, что застал дома, если бы вас успела перехватить родня или старые приятели, я не знал бы, как мне выкру­чиваться…
– Чем могу помочь, – спросил Камалов, заранее обрывая попытку пригласить его в гости, но он ошибся.
– Назавтра, после обеда, у нас назначена встреча с Пер­вым, но его вызывают в Москву, пробудет он там три дня и в составе правительственной делегации улетит на неделю в Ин­дию. Двадцать минут назад он вызвал меня и сказал, что не хотел бы улетать, не познакомившись и не переговорив с вами. В нынешнем положении пристального внимания всей страны к Узбекистану на прокуратуре лежит тяжелейшая ответствен­ность, и он догадывается, что вы прибыли из Москвы с особы­ми полномочиями, видимо, ему уже звонили о вас из ЦК КПСС. Поэтому он решил пригласить вас домой на ужин, это рядом с гостиницей, иного выхода, чтобы встретиться с вами, он не видит, все расписано по минутам.
– Вы будете на этом ужине? – быстро спросил прокурор, высчитывая кое-какие варианты.
– Нет, меня он подобной чести не удостоил, у вас все-таки предпочитают говорить с глазу на глаз, но я бы с удовольстви­ем составил вам компанию. Так что через полчаса за вами зай­дут, и я желаю вам приятного вечера.
Отказаться от приглашения, тем более оно предполага­лось быть деловым, не имело смысла, и он согласился. Поло­жив трубку, он спокойно подумал, что с этой минуты он всту­пает в большую игру, оставалось одно: быстрее научиться раз­гадывать ее правила. Минут через сорок он уже сидел в гости­ной у человека, ставшего преемником самого Рашидова. Неде­лю назад в Москве, когда ему предложили возглавить Проку­ратуру республики, в конце долгой беседы хозяин кабинета, Виктор Сергеевич Рогов, давно знавший его, прощаясь, сказал доверительно:
– Ради бога, извините, весь вечер меня мучает одна ди­лемма: сказать или не сказать? Чисто по-служебному, по зако­ну, наверное, я не должен это говорить. Делать преждевремен­ные выводы в моем положении опрометчиво, но, зная вашу биографию, ведая, на что вы идете, я не могу промолчать, воз­можно, это в какой-то ситуации может стоить вам жизни. На днях я получил строго засекреченную информацию, что в кор­рупции, приписках и злоупотреблениях замешан и преемник Шарафа Рашидова, нынешний Первый секретарь ЦК Компар­тии Узбекистана. Каждый ваш шаг будет регламентироваться им и его друзьями. Вот что я хотел вам сказать и от души по­желать удачи, и вот теперь он видел напротив этого человека.
Внешне он показался ему этаким благообразным, добро­душным профессором или муллой, с мягкими вкрадчивыми манерами и тихим приятным голосом. И всякий раз, чтобы не расслабиться от обаяния, так и струившегося от хозяина дома, он напоминал себе, что он на Востоке, где и внешность и слова обманчивы, и не стоит обольщаться ни тем, ни другим. Когда, позже, он познакомится на допросах с ханом Акмалем, то уди­вится своему первому впечатлению от встречи с преемником Рашидова, оно окажется абсолютно точным. Арипов, любив­ший давать всем клички, называл его Фариштой, то есть Свя­тым. Какой верный глаз у аксайского хана!
Ему самому еще предстояло выработать и новую манеру разговора и обрести умение отделять в многоплановом, поли­фоническом разговоре, характерном для Востока, главное, а пока следовало быть предельно собранным, внимательным, и по возможности не давать себя легко читать. На Востоке гово­рят: человек это открытая книга.
До того, как сели за стол, хозяин дома успел расспросить о семье, о детях, о ташкентской родне, не забыл спросить, где он будет жить. Узнав, что квартирный вопрос еще не разрешился, сказал, что утром он попросит управляющего делами, чтобы выдали ордер из жилищных фондов ЦК, это, мол, рядом, в специальной зоне. Позднее, анализируя великодушный жест, за который он, конечно, выразил признательность, понял од­но, что каждый его шаг будет контролироваться, когда уехал, когда приехал и кто к нему наведывался, на то она и особая территория с охраной на въезде. Нет, не прост оказался благо­образный профессор, он понимал, что действия нового проку­рора с особыми полномочиями следует держать на контроле, и так уже многих сняли москвичи. После беседы в гостиной пе­решли в зал за щедро накрытый стол, живя в Москве, он давно отвык от такой обильной и плотной еды, и к этому следовало привыкать. За столом оказались не одни, ужинали вместе с до­мочадцами, но нить разговора находилась в руках у хозяина дома. Беседа велась и о Москве, и о Ташкенте, и о Индии, куда он направлялся через три дня. Позже, анализируя разговор, он ни на чем не мог остановить своего внимания и понял, что шел общий зондаж, что за человек, чем дышит, как держится за столом. Одно утешало прокурора за долгий и тягостный ве­чер: если он ничего и не познал, то особенно и не позволил сделать ясных выводов о себе. Первую встречу можно было оценить по-спортивному: ничья.
Возвратившись поздно в гостиницу, он еще некоторое время гулял во дворе; то и дело невольно поглядывая на горящие окна, и вдруг его прожгла неожиданная мысль:
«Сейчас за одним из этих ярко освещенных окон работает незнакомый человек, знающий тайну преемника Рашидова, и он догадывается, что тайна эта может стоить ему жизни, но он уже не остановится, ибо он сыщик, человек одной породы, с ним, для которого есть только один бог – Закон».
Камалов впервые в жизни встречался с человеком такого ранга, и только сейчас, наедине, понял, что такое гипноз вла­сти, за весь вечер он ни разу не вспомнил о предупреждении, сказанном два дня назад Виктором Сергеевичем в Прокурату­ре СССР.
Следовало постоянно помнить, что ошибки, иллюзии тут, как на минном поле, исключались.
И потянулись у Камалова однообразные, занятые до пре­дела дни, Сухроб Ахмедович словно в воду глядел, и у него да­леко за полночь горел в гостиничном окне свет. Даже кварти­ру, которую ему все-таки предложили через месяц, он не мог посмотреть в течение двух недель. И переезд семьи затянулся аж до первомайских праздников, и, если бы не родня, приняв­шая самое активное участие в этом, неизвестно когда бы у него наладилась нормальная жизнь. Но Восток силен родней, тут своих не оставят в беде. С первого дня он попал в жесточайший цейтнот, катастрофически не хватало времени.
Много лет чья-то властная рука сдерживала прокуратуру в наведении порядка, отчего она не имела настоящего опыта и не владела реальной ситуацией в республике, а теперь словно прорвало плотину, и она кинулась во все стороны, ошарашен­ная размахом творящегося вокруг, и сама же задохнулась от множества заведенных дел. Вот такое он вынес суждение о де­лах прокуратуры на первых порах.
Заметил он и такую особенность в своей работе: именно к нему стекались все горячие и запутанные материалы, и боль­ше всего поступало на утверждение дел, ознакомиться с кото­рыми по-настоящему он практически не имел возможности. И на большинстве санкций на арест почему-то оказывалась его подпись. Он понимал, при нынешней чувствительности граждан к любым ошибкам прокуратуры его подпись на ка­ком-то документе могла ему дорого обойтись. Но и уклонить­ся от их утверждения не мог, без его подписи они ничего не стоили.
Нынешние дела имели давнюю историю, и он уже никак не мог на них влиять, разве что когда они вернутся вдруг из суда на доследование. В последний месяц из Верховного суда действительно косяками стали возвращаться дела на пере­смотр. Многие доводы суда Камалову даже на первый взгляд казались необоснованными. Верховный суд уклонялся от при­нятия окончательных решений и отфутболивал все снова в Прокуратуру республики. Порою ему казалось, что кто-то упорно хочет, чтобы он завяз в мелких процедурных вопросах и старых делах, и не высовывал носа из своего кабинета, и не пытался вывести разоблачение должностных преступлений на новый и качественный виток.
А стоило ему проявить к какому-то делу особый интерес, тут же, как по мановению, волшебной палочки, между ним и заинтересовавшим его материалом возникала гора бумаг, в которой он безнадежно тонул, хотя работал каждый день толь­ко в самом здании Прокуратуры не менее четырнадцати часов, и не было дня, чтобы не прихватывал в гостиницу папки. Од­ним из таких дел, от которого его так «объективно» оттирали трижды, было дело «аксайского хана», Генерального директора агропромышленного объединения в Аксае, дважды Героя Социалистического Труда, депутата Верховного Совета, ордено­носца. О нем, о его влиянии на жизнь республики ходили ле­генды не только в Узбекистане, но доходили слухи до Москвы, и он не впервые слышал его фамилию, да и родня ташкентская первым делом спрашивала, а как там хан Акмаль, лучший друг Шарафа Рашидовича, неужели и на этот раз выкрутится? Вот от какого дела его тактично и ловко оттирали, Камалов чувствовал это. Видимо, тронуть хана Акмаля – все равно что разворотить муравейник, многие, наверное, почувствуют себя неуютно. Он однажды даже поделился сомнениями с Сухробом Ахмедовичем из ЦК, мол, не пора ли вплотную заняться сподвижником Рашидова в Аксае, от которого в прошлом за­висели многие высокие назначения в республике.
Акрамходжаев не стал его ни отговаривать, ни переубеж­дать, лишь устало сказал, да куда от нас денется директор како­го-то агропромышленного объединения, когда у нас на очере­ди секретари обкомов, секретари ЦК. Этим замечанием заве­дующий Отделом административных органов вроде тактично намекал, что он еще не владеет ситуацией, не ориентируется в субординации преступлений.
В общем, чувствовал себя Камалов как конь с повязанны­ми ногами, с путами, да и шоры ему ловко успели нацепить, чтобы он шагал только в определенном направлении. Он, ко­нечно, делал вид, что занят стратегическими вопросами, а ос­тальное, от чего его вежливо оттирали, мол, не представляет первостепенного интереса. Материалы по хану Акмалю вел старший следователь по особо важным делам при Генераль­ном прокуроре СССР, советник юстиции третьего класса, крупный авторитет, прокурор знал его еще по Москве, а начато дело было следователями КГБ республики, так совместно оно и продолжалось.
В одно утро, подписав несколько санкций на арест, он со­звонился со следователем по делу Арипова и поехал в здание напротив внушительного памятника Дзержинскому. Когда он поднимался пешком на третий этаж, сзади кто-то окликнул радостно:
– Хуршид Азизович!
Камалов обернулся и увидел, как по коридору спешил ему навстречу улыбающийся плотный мужчина в светлом костю­ме.
– Не узнали? – сказал он, протягивая руку.
– Почему же не узнал, – Бахтияр. Впрочем, узнать вас не просто, десять лет все-таки прошло, окрепли, заматерели, на­верное, большим начальником стали, судя по вашей прежней хватке ставить в тупик своих преподавателей. – И они, дружно рассмеявшись, обнялись.
– Не я один, а многие ваши ученики сегодня занимают здесь ключевые позиции. У меня кабинет этажом ниже, пожа­луйста, заходите, готовы помочь вам в любое время, я один из замов председателя.
У следователей по делу Арипова он задержался на час и вернулся на второй этаж, где его ждали.
Разговор с Бахтияром у Камалова затянулся почти до са­мого обеда, но они даже вскользь не вспомнили о тех давних годах в Москве, хотя вспоминать было что, он как москвич, ко­нечно, опекал своих земляков.
Прокурор сразу перешел к делу.
– Сегодня по моей модели в Прокуратуре республики ор­ганизуется отдел по борьбе с организованной преступностью, и я просил бы вас помочь людьми. Не помешают мне и технические работники, вплоть до машинисток. В канцелярии с до­кументами, архивами должны работать люди, которым я дове­ряю сполна.
– Я как раз ведаю кадрами, – ответил Бахтияр Саматович, – и считайте, что вопрос улажен.
– На Востоке не отказывают своим учителям? – пошутил гость.
– Вы быстро осваиваетесь, домулла, восточная кровь заговорила, – ответил с улыбкой хозяин кабинета и продол­жил: – У нас сегодня тоже на многое открылись глаза и боль­шинство профессионалов понимает, что внутри страны есть реальные силы, чьи интересы представляют угрозу государст­венной безопасности, и при благоприятной ситуации они по­пытаются дестабилизировать обстановку в крае, и расчеты их не в последнюю очередь возлагаются на преступный мир. По­этому мы тоже хотим иметь четкое представление о состоянии уголовной обстановки в республике. Ныне есть тяжкие пре­ступления с политическими мотивами, а политиканы не гну­шаются откровенной уголовщиной, и если они быстро находят язык между собой, то, видимо, и нам необходимо координиро­вать наши усилия.
- И еще одна просьба, Бахтияр Саматович, она не от бес­силия и паники, просто мне жаль времени. Я постоянно ощу­щаю утечку информации, особенно с совещаний с работника­ми МВД и партийных органов, сколько моих начинаний уже пошло насмарку! У меня есть определенный опыт в борьбе с этим явлением, и я при любой мало-мальски серьезной опе­рации расставляю капканы для предателей и, уверен, скоро выйду на их след.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50