Материалы его почитаешь — кругом беззаконие и коррупция. ГАИ, конечно, есть за что поливать, это факт — но у Сашки имеется и прямой корыстный интерес. Он с мужиком одним связан, юристом, которого рекламирует со страниц газеты и который умудряется выигрывать у ГАИ суды в пользу пострадавших от произвола автовладельцев. И видимо, получает отстежку — как человек, фактически приводящий клиентов.
— А в ГАИ, между прочим, есть. — Наташка так удивила меня своим ответом, что я посмотрела на нее недоуменно. — В пятницу мне как раз мужик звонил, помощник начальника московского, кажется, — дружить предлагал, спрашивал, нет ли возможности открытую телефонную линию с читателями организовать для гаишного начальства. Имидж поправить хотят. Вот если сейчас к нему обратиться, может, и сделает что. Да, а что надо-то?
— А надо материалы поднять по одной аварии, в которую этот Улитин у своего загородного дома попал в ноябре прошлого года! — выпалила, чувствуя, как теплеет все внутри. — Мне бы узнать, насколько серьезная авария и что именно с ним было, — может, гаишники ему первую помощь оказывали, а то и в больницу доставляли, может, адрес больницы у них остался в документах, может, с человеком можно встретиться, который первым на место аварии приехал. Адрес поселка я тебе уточню, а марка машины — «порш-каррера». Поможешь, Антош?
Признаться, я уже думала о том, что затею с материалом про Улитина пора бросать — потому что не найти мне концов, если банк с милицией решили все замять. Но сейчас неожиданно появилась возможность попробовать пойти обходным путем. И настроение сразу начало подниматься — он зацепил меня уже, этот материал. Таинственностью смерти банкира — и тем, что это скорее всего убийство. И тем, что я буду первой, кто об этом напишет, — даже не назвавшая банкирского имени «Сенсация» не в счет, тем более что меня не только факт смерти интересует, но и жизнь банкирская и что его привело к такому концу. Если удастся что-то раскопать, разумеется.
— Посмотрим. — Наташка изобразила на лице недовольство. — Как поболтать о чем интересном, так в сторону. А как помощь нужна — Антоша, помоги. Ладно, попробую — гаишник мне завтра утром позвонить обещал, ответ узнать, а я ему встречный вопрос задам. Довольна? А теперь правду говори — трахнулась с Димкой вчера?
На Наташкином лице был такой неподдельный интерес, что я чуть не расхохоталась. Но она заслуживала того ответа, которого ждала, и не только потому, что согласилась мне помочь — это в конце концов и в ее интересах, — но и потому, что мне казалось, что она дикое возбуждение испытывает, разговаривая со мной о сексе. И если получит ответ, который хочет услышать, то, возможно, испытает полноценный оргазм. Тот самый, которого ей так не хватает.
— Трахнулась! — призналась смущенно, сдерживая смех и опуская глаза. — Трахнулась! Димка в постели оказался — с ума сойдешь! Так-то тихий — а в койке зверь. Раз десять за ночь кончил — я уже думала, что сознание потеряю…
— Да ты что? — У Наташки непроизвольно отпала нижняя челюсть. — Нет, без дураков?
— Да какие там дураки! — возмутилась я почти искренне. — Я тебе говорю — животное. То так перевернет, то так поставит — и не устает ведь никак. Просто зверь!
— Почище Леньки?! — Наташка не спала ни с кем, кроме главного, но прекрасно знала, кто из редакционных мужиков как ведет себя в постели, — по слухам, естественно. — Да не может быть! Врешь ведь, а?
— Ленька рядом не стоял! — Я покосилась на Наташку, пребывающую в состоянии шока. — Ты знаешь что, Антош, — ты сама его попробуй. Я тебе говорю — такой мужик, на всю жизнь запомнишь. Я пойду сейчас, а ты подумай — не пожалеешь…
— Это ж надо, а? — Антонова явно пропустила мое предложение мимо ушей — секс ей интересен только между другими. Виртуальный, в общем. — Ну не думала…
Когда я выходила за дверь, она так и сидела с раскрытым ртом. У меня не было сомнений, что завтра она узнает правду — ей достаточно будет задать Каверину пару вопросов, чтобы понять, что ту ночь он провел со своей собственной женой. Но сейчас ей было хорошо. Она испытывала кайф от причастности к тайне и от того, что первой узнала показавшуюся ей сенсационной новость. От того, что наверняка представляла себе, как поделится этой новостью с другими.
— Наталья Николаевна просили не беспокоить! — бросила я Наташкиной секретарше и пошла в сторону своего кабинета. Думая, что это приятное ощущение — когда сделаешь кому-то хорошо. Прям-таки каким-то Дедом Морозом себя чувствуешь или добрым волшебником. Непривычное такое ощущение — если учесть, что обычно я делаю окружающим плохо. И даже очень плохо.
И живым — и мертвым…
Глава 8
Вино было до неприличия холодным — это при том, что красное положено подавать при температуре минимум восемь градусов, а лучше повыше, порядка шестнадцати. А в этом было около нуля — по крайней мере после первого же глотка у меня заболело горло.
Я посмотрела удивленно на бокал — а потом на стоявшего неподалеку официанта. Думая сообщить ему, что он перепутал красное с белым — это белое пьют охлажденным. И что при таких ценах на вино, как у них, — семь долларов бокал молодого испанского вина, это для целой бутылки-то дороговато — можно было бы делать все как надо. И что если они хранят красное вино на холоде, то оно потеряет вкус. Хотя его и так уже немного в нем оставалось.
Но вместо этого я промолчала. Мне вообще ни о чем не хотелось говорить — слишком много мыслей было внутри. Настолько много, что они даже мешали мне слушать того, с кем я сидела тут, — хотя встретилась с ним специально, чтобы выслушать его историю и сделать по ней материал. А вместо этого продолжала думать об Улитине — которого еще полчаса назад планировала навсегда выбросить из головы. Потому что с ним все было глухо — а тут, похоже, у меня появилась новая тема, читабельная и интересная лично для меня.
— Ты точно, кроме кофе, ничего не будешь, Юль? Давай не стесняйся!
Я посмотрела на него — высокого худощавого мужчину с грубым, резким лицом, немолодым, но кажущимся еще более привлекательным из-за своей немолодости. И нерешительно покачала головой:
— Да нет, наверное. Если только сладкое — лучше пирожное…
— Если ты о деньгах — так это бесплатно все, товарища моего заведение.
— Он улыбнулся. — Я ему позвонил, сказал, что встреча у меня важная с известной журналисткой, а денег нет, — попросил скидку сделать. А он обиделся даже — старые ж друзья, какие скидки, пусть за счет заведения будет. Так что не стесняйся, заказывай что хочешь. Он, может, попозже подъедет, специально чтобы с тобой познакомиться — читает твои статьи, поклонник твой, в общем.
Я хмыкнула недоверчиво — поклонники у журналистов были раньше, когда журналистов было значительно меньше, чем сейчас, да и газет тоже. А сейчас если человек говорит, что он читает твои статьи и является твоим поклонником, — значит, ему что-то от тебя надо. Да не что-то — статью. И почти наверняка рекламного характера. Так что, похоже, это ради меня нас здесь угощали за счет заведения — и это я должна была предлагать своему собеседнику не стесняться, а не он мне.
— Если что попросит — ты свою цену сразу объявляй. — Он точно угадал мои мысли. — Господин богатый, не разорится. Так ты что будешь?
— Кофе с пирожным, — ответила твердо, тут же спохватившись. — Нет, лучше с двумя пирожными — разными. И потом, может, еще бокал вина — только белого. А ты поешь, Валер, ты на меня внимания не обращай — мне худеть надо, а тебе, наоборот, есть побольше. Я хочу сказать, ты похудел вроде…
Он усмехнулся, показывая, что уловил мой промах. Некрасиво получилось — я ведь случайно это ляпнула. Думала сказать, что коль скоро у него нет сейчас денег, ему надо воспользоваться возможностью и поесть как следует, раз все равно угощают. И тут же осознала, что нехорошо, наверное, говорить такое взрослому мужчине. Однако фраза про его худобу положения не исправила.
— Похудел, говоришь? — Он все же пришел мне на помощь. — С такой жизнью отощаешь…
Я мысленно сказала ему спасибо за то, что снял неловкость. На самом-то деле он совсем не похудел — прошлым летом, чуть меньше года назад, он был точно таким же, А худощавость его, кстати, обманчива. Под одеждой — традиционными джинсами и джинсовой рубашкой — одни мускулы. И выше пояса — и ниже. Мне это было хорошо известно.
— Раз советуешь — значит, закажем. — Он допил залпом стакан минералки, оглядываясь на официанта, все надеявшегося, что мы сделаем заказ. Он жутко огорчился, когда мы, только войдя, взяли бокал вина и стакан минералки с газом.
Я его понимала, официанта, — ресторан почти пуст, только два стола заняты, заработок, значит, нулевой почти, и тут мы еще берем только питье. Но впереди его ждало куда большее разочарование — ему предстояло узнать, что мы сидим тут за счет хозяина. Но он пока этого не знал и потому жутко оживился — и, наверное, ликовал внутренне, предвкушая чаевые. Которые ему не суждено было получить.
Тут было неплохо, в этом ресторанчике, расположившемся на первом этаже огромного двухэтажного здания — элитного спортклуба, построенного совсем недавно. Немного помпезно, конечно, этак по-новорусски — много позолоты в отделке, и стиль какой-то купеческий, с показными наво-ротами. Но зато тихо и более-менее уютно. Для разговора — самое оно. Хотя, если честно, я совсем не предлагала встречаться в ресторане — даже не зная, что он без денег. Просто он сам позвонил, и сам предложил встретиться, и сам назвал место — вот я и приехала сюда. Сказав себе, что встречу откладывать ни к чему — поскольку с Улитиным полный облом, а тут обещают классную фактуру.
— Я тебе кассету привез — в машине у меня, потом отдам, чтобы понятно было, о чем речь. — Он смотрел на меня, как смотрит на женщину мужчина, когда-то этой самой женщиной обладавший, и не раз. — А пока заказ не принесли, я тебе сейчас обрисую все быстренько, чтоб ты поняла, что к чему. Идея с этим фильмом еще года три назад родилась — есть такой Колпаков, сыграл когда-то пяток ролей второстепенных, потом в бизнес ушел, разбогател. И обратно в искусство потянуло — режиссером себя возомнил…
Он поморщился брезгливо. Хотя, насколько я помнила, все пять лет нашего знакомства он мне твердил о том, что сам хочет снимать кино. Это при том, что был всего лишь каскадером и постановщиком трюков, никаких режиссерских курсов не кончал и в кино попал совершенно случайно и лишь благодаря тому, что был мастером спорта по дзюдо и боксу. Но, наверное, не стоило сейчас это вспоминать — в конце концов, он говорил о чужом человеке, а самого себя мог считать моим близким. До какой-то степени.
— Короче, раздобыл он где-то сценарий — полное дерьмо, но откуда ему понять? — и на меня сразу вышел. Фамилия моя на слуху, фильмов куча — вот он с парой приятелей своих, тоже бизнесменов, ко мне. Говорят — деньги у нас есть, давай снимать. А мне сценарий сразу не понравился — я и предложил изменить кое-что, чтоб поэффектнее было. Трюков побольше, гонок, драк — того, что народу нравится. Послушали меня — да, говорят, меняй, работу над сценарием оплатим. Я сценариста знакомого привлек, мы с ним на пару сценарий переработали. Объявил я им по-божески — и заодно смету представил на трюки, на бригаду свою. И говорю — как сосценаристу мне процент от проката положен, согласны? Да, отвечают, о чем речь. Мне б, дураку, сразу догадаться, что раз они мне за переработку сценария не заплатили сразу, то нечисто тут, — а я на большие деньги рассчитывал, вот и купился…
Он был всем хорош — эффектный внешне, сильный и как любовник классный.
Но единственный минус перевешивал все плюсы — он был повернут на кино и самом себе. Так было и когда я познакомилась с ним в девяносто третьем и он был процветающим постановщиком трюков, дорого одетым и разъезжающим на подержанном «мерседесе», — так было и сейчас, когда он, судя по всему, являлся фактически безработным. От былого достатка остались лишь те самые модные вещи, но уже жутко поношенные — судя по куртке, которую он при мне сдавал в гардероб, некогда блестящей, а теперь убогой и тусклой, — и древняя «восьмерка».
Когда-то я прощала ему этот его минус. На начальном этапе нашего знакомства, когда он произвел на меня очень сильное впечатление. Кто-то мне подкинул идею сделать интервью с каскадером — чуть ли не Антонова, — и я через кого-то вышла на него, на Валерку. А он как раз работал в одной картине, снимавшейся в Подмосковье, — и пригласил на съемки. Вам, мол, будет интересно.
И я поехала — и действительно получила массу впечатлений.
Я тогда очень серьезно ко всему подходила. И если писала интервью, пыталась полностью проникнуться темой — и потому ради десяти страниц машинописного текста встречалась с ним раз пять. На съемках, в студии, у него дома, где он мне показывал свои фотографии в спортзале и демонстрировал записанные на видеокассетах фильмы, над которыми работал. И в ресторанах тоже встречались — у него было достаточно денег, чтобы пригласить меня в ресторан и заплатить за это самому.
Мне даже стало жалко, когда статья вышла, потому что у меня больше не было повода с ним встречаться. И сидеть рядом с ним в его красивом темно-синем «мерседесе», отделанном внутри деревом и кожей, и слушать, как он легко рассуждает об известнейших актерах и режиссерах, которые, судя по рассказам, были его ближайшими друзьями. И любоваться мужественным лицом эффектного, дорого одетого человека, который на семнадцать лет меня старше.
Все произошло как раз в тот день, когда я отдавала ему пачку газет со статьей о нем. И он пригласил меня куда-то, а потом повез домой, рассуждая о кино и о себе в кино, — а я сидела и думала, что мне жаль, что все кончилось. И когда он притормозил у подъезда, предложила ему зайти на чашку кофе.
Кофе мы и вправду выпили — утром. И пили его по утрам еще с полгода — хотя и с большими промежутками, потому что он мотался по всей стране. Его много куда приглашали, да и московские режиссеры, кажется, предпочитали снимать вне России — то ли на Украине, то ли в Белоруссии, так дешевле выходило.
Я им увлеклась — но, к счастью для себя, не собиралась хранить ему верность, пока он там катается по командировкам. Я работала в газете, где царили пьянство и разврат, я была легкомысленной, и мне нравились мужчины, а я нравилась им-и это меня и спасло от любви, страданий и даже, может быть, брака.
Где-то через полгода после нашего с ним знакомства он вернулся из очередной командировки и позвонил мне утром, разбудив и вытащив из постели — в которой спал другой мужчина, не он. Но я тем не менее жутко обрадовалась звонку — хотя через полчаса радость поиссякла. А он, толком не спросивший меня, как я тут жила, и сразу начавший рассказывать о себе и новом фильме, все говорил и говорил. И я даже впервые за время нашего знакомства решилась на кощунственный шаг — положив трубку на стол и отойдя за сигаретами. А когда я вернулась, он все еще произносил свой монолог, не заметив моего временного исчезновения.
Глупо — но это все и решило. То, что он был настолько увлечен собой, что даже не заметил, что меня нет. И еще, конечно, то, что он был не единственным моим мужчиной на том этапе и мне было с кем его сравнивать. Он, возможно, был лучше всех — но те, кто был, может, и похуже его, относились ко мне получше. Внимательнее в смысле. Относились как к известной талантливой журналистке и считали свое присутствие в моей постели подарком судьбы. Он же единственной по-настоящему заслуживавшей внимания персоной считал себя. А я всегда была слишком эгоистична, чтобы жить интересами мужчины, — у меня хватало своих интересов.
И я, сидя с трубкой в руках и думая о своем, вдруг сказала себе, что вечером мы пойдем в ресторан и он будет рассказывать то же, что и сейчас, сыпля именами неизвестных и неинтересных мне людей, повествуя о своем героизме и великих планах. Понося всех за бездарность и глупость, обещая в ближайшем будущем начать снимать фильмы века, которые, кроме него, не дано снять никому.
И о том же он будет говорить по пути ко мне или к себе домой — и, наверное, даже будет жалеть, что со мной надо заниматься сексом, вместо того чтобы поговорить еще. И будет возобновлять разговор в перерывах между актами — когда я хочу слышать, как со мной хорошо, и насколько я бесподобна, и как сильно Он меня хочет. А мне в это время будет казаться, что он не со мной сейчас, а в Голливуде, а недавно сжимавшие меня руки становятся все белее от гипса, которым покрылись, когда великий режиссер мысленно оставлял отпечаток своей гениальной ладони у стен китайского театра, по соседству с отпечатками местных кинодеятелей.
Тем утром все и кончилось. Хотя должна признать, что в дальнейшем мое отсутствие в своей жизни он все же замечал. Не часто — но периодически.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51