А-П

П-Я

 


Тревиза поражали странности древних традиций. Целые века могли быть вознесены до небес или целиком вычеркнуты из сознания, целые цивилизации могли кануть в забвение. И все же среди этих веков, вырванные из этих цивилизаций, могли сохраниться неискаженными один или два факта – вроде этих координат.
Несколько раньше он сказал об этом Пилорату, и тот немедленно объяснил ему, что именно это делает изучение мифов и легенд таким увлекательным.
– Весь фокус, – сказал Пилорат, – в обнаружении или решении того, какие компоненты легенд представляют истинную правду. Это нелегко и различные мифологи, возможно, выберут разные компоненты, в зависимости от того, на какие события опирается их интерпретация.
В данном случае звезда находилась именно там, где должна была быть по координатам Дениадора, с поправкой на время. В эту минуту Тревиз готов был заключить пари на значительную сумму, что третий мир тоже окажется на месте. И если это так, он был готов предположить, что легенда была права, утверждая, что всего было пятьдесят Запрещенных Миров (несмотря на суеверность этой цифры), и начать гадать, где могут находиться остальные сорок семь.
Вокруг звезды вращалась пригодная для жизни планета – второй Запрещенный Мир – и на этот раз ее присутствие не вызвало у Тревиза никакого удивления. Он был абсолютно уверен, что она находится там, и направил «Далекую Звезду» на орбиту вокруг нее.
Облачный слой был достаточно редок, чтобы позволить разглядеть поверхность из космоса. Мир был водяным, как почти все пригодные для жизни миры. На нем был единый тропический океан и два единых полярных океана. В средних широтах имелся змеевидный континент, окружающий планету, с заливами по каждой своей стороне, образующими время от времени узкие перешейки. В средних широтах другого полушария поверхность суши была разбита на три крупные части, каждая из которых была шире с севера на юг, чем был противоположный континент.
Тревизу хотелось побольше узнать о климате, чтобы уметь предсказать по увиденному, какая температура и время года могут быть на поверхности. На мгновение у него даже мелькнула идея подключить к этой проблеме компьютер, однако климат был не тем, что интересовало его.
Гораздо важнее было, что компьютер вновь не обнаружил никаких излучений, которые могли бы иметь технологическое происхождение. Телескоп показал, что планета не выглядит побитой молью, и на ней нет ни следа пустынь. Уносившаяся назад суша имела различные оттенки зелени, но на дневной стороне не было признаков промышленной деятельности, а на ночной – никаких огней.
Неужели еще одна планета, имеющая все виды жизни, кроме человека?
Он стукнул в дверь второй спальни.
– Блисс? – позвал он громким шепотом и стукнул еще раз.
Послышался шорох, и голос Блисс сказал:
– Да?
– Вы можете выйти сюда? Мне нужна ваша помощь.
– Если вы немного подождете, я приведу себя в приличный вид.
Когда она появилась, то выглядела так, как Тревиз видел ее всегда. Он испытал мгновенное раздражение, что его заставили ждать, поскольку ему было безразлично, как она выглядит. Однако, сейчас они были друзьями, и он подавил раздражение.
Улыбнувшись, она спросила:
– Что я могу сделать для вас, Тревиз?
Он указал на экран.
– Как видите, мы кружим над поверхностью планеты, которая выглядит совершенно здоровой, и суша которой покрыта растительным покровом. Однако, на ночной стороне нет огней, а на всей планете технологических излучений. Пожалуйста, послушайте и скажите, есть ли там животная жизнь. Было одно место, в котором мне показалось, что я вижу стада животных, но я не уверен. Возможно, я просто увидел то, что отчаянно хотел видеть.
Блисс «послушала» и тут же странное выражение появилось на ее лице.
– Да… – сказала она. – Богатая животная жизнь.
– Млекопитающие?
– Должно быть.
– Люди?
Она сосредоточилась еще раз. Прошла минута, потом другая, прежде чем она расслабилась.
– Я не могу сказать точно. Иногда мне кажется, что я чувствую признаки разума, подобного человеческому, но это так слабо и редко, что, возможно, я тоже чувствую то, что отчаянно хочу почувствовать. Понимаете…
Она вдруг замолчала, и Тревиз нетерпеливо спросил:
– Ну?
– Сейчас я, кажется, обнаружила что-то еще, – сказала она. – Это незнакомо для меня, но это могут быть только… – Лицо ее снова напряглось, и она стала слушать с еще большей сосредоточенностью.
– Ну? – снова спросил Тревиз.
Она расслабилась.
– Это могут быть только роботы.
– Роботы!
– Да, – подтвердила Блисс. – И, надо сказать, в большом количестве.


43

Пилорат тоже сказал: «Роботы!», почти точно повторив интонацию Тревиза. Потом слабо улыбнулся.
– Вы были правы, Голан, а я ошибался, сомневаясь в вас.
– Я не помню, чтобы вы сомневались во мне, Янов.
– Э… старина, я не думал, что должен высказывать это. Я только подумал, что это ошибка покидать Аврору, пока есть шанс найти какого-нибудь уцелевшего робота. Но сейчас ясно, что вы знали, что здесь их будет гораздо больше.
– Вовсе нет, Янов. Я не знал этого, а только надеялся. Блисс сказала мне, что по их ментальным полям они выглядят вполне нормальными, но мне кажется этого не может быть без ухода за ними людей. Однако, она не смогла уловить человеческой нейроактивности, поэтому мы продолжаем наблюдать.
Пилорат внимательно разглядывал экран.
– Это выглядит как лес, верно?
– В основном лес. Но есть и открытые места, которые могут быть лугами. Дело в том, что я не вижу городов или огней на ночной стороне, и ничего, кроме теплового излучения.
– Значит, людей вообще нет?
– Хотел бы я это знать. Блисс пытается сосредоточиться на кухне, а я провел нулевой меридиан, чтобы компьютер разделил планету на широту и долготу. У Блисс есть маленькое устройство, которое она включит, когда натолкнется на что-то, что покажется ей необычной концентрацией ментальной активности роботов – полагаю, нельзя говорить о нейроактивности в отношении роботов – или на любой признак человеческой мысли. Устройство связано с компьютером, который каждый раз будет фиксировать широту и долготу, потом выберет одну из пар, и мы сядем в этом месте.
Пилорат беспокойно шевельнулся.
– А стоит ли предоставлять выбор компьютеру?
– А почему бы и нет, Янов? Это превосходный компьютер. Кроме того, раз уж у нас нет базы, на которой мы могли бы сделать выбор сами, нет ничего страшного, если мы хотя бы рассмотрим выбор компьютера.
Пилорат оживился.
– В этом что-то есть, Голан. Некоторые из древнейших легенд рассказывают о людях, которые делали выбор, бросая на землю кубики.
– Да? И как это происходило?
– На каждой грани кубика было какое-то решение, например: да, нет, возможно, отложить и так далее. Решение на грани, оказавшейся верхней, принималось как руководство к действию. Или же катали шарик по диску с углублениями, каждому из которых соответствовало определенное решение. Принималось решение, относящееся к углублению, в котором останавливался шарик. Некоторые мифологи считают, что такие действия означали скорее азартные игры, нежели лотерею, но в моем представлении это почти одно и то же.
– А сейчас, – сказал Тревиз, – мы играем в азартные игры, выбирая место для посадки.
Блисс, появившаяся из кухни, услышала последнюю фразу и сказала:
– Никаких азартных игр. Я нашла несколько «может быть», а затем одно уверенно «да», и именно к этому «да» мы направляемся.
– И что же это за «да»? – спросил Тревиз.
– Я поймала человеческую мысль. Ясную и безошибочную.


44

Шел дождь, и трава была влажной. По небу неслись облака с редкими просветами.
«Далекая Звезда» совершила посадку у небольшой рощи деревьев. («На случай встречи с собаками», – полусерьезно сказал Тревиз). Окружающая местность походила на пастбище и, спускаясь вниз с высоты, откуда открывалась широкая панорама, Тревизу показалось, что он видит сады и – на этот раз без ошибки – пасущихся животных.
Однако никаких строений не было. Вообще ничего искусственного, за исключением правильности посадки деревьев в саду и резких границ, разделявших поля.
Однако, могла ли эта искусственность быть создана роботами? Без участия людей?
Тревиз спокойно надел свои кобуры. На этот раз он знал, что бластер и нейрохлыст действуют и полностью заряжены. На мгновение он поймал взгляд Блисс и замешкался.
– Продолжайте, – сказала она. – Не думаю, чтобы вам пришлось воспользоваться ими, но я уже однажды думала так, верно?
– Хотите вооружиться, Янов? – спросил Тревиз.
Пилорат пожал плечами.
– Нет, спасибо. Находясь между вами с вашей физической защитой и Блисс с ее ментальной защитой, я чувствую себя вне опасности. Конечно, это малодушие – скрываться в вашей тени, но я не испытываю стыда, поскольку переполнен чувством благодарности за то, что мне не нужно будет использовать силу.
– Понимаю, – сказал Тревиз. – Только не ходите никуда в одиночку. Если мы с Блисс разделимся, вы останетесь с одним из нас, и не будете никуда лезть, понуждаемый своим любопытством.
– Не тревожьтесь, Тревиз, – сказала Блисс. – Я присмотрю за этим.
Тревиз вышел из корабля первым. Ветер был свежим и слегка прохладным из-за дождя, но Тревиз нашел это отличным. Перед дождем, вероятно, было неприятно жарко и сухо.
Первый же вздох заставил его удивиться: планета пахла восхитительно. Он знал, что каждая планета имеет свой собственный запах, всегда странный и обычно неприятный, возможно, именно из-за своей странности. Может, эта нестранность и делала его приятным? Или это просто случай, что они попали на планету после дождя и в определенное время года? Но что бы это ни было…
– Выходите, – сказал он. – Здесь довольно приятно.
– «Приятное» – вполне подходящее слово для этого, – сказал Пилорат. – Полагаете, здесь всегда пахнет так?
– Это неважно. В течение часа мы привыкнем к этому аромату, наши рецепторы полностью насытятся, и мы не будем чувствовать ничего.
– К сожалению, – сказал Пилорат.
– Трава сырая, – неодобрительно заметила Блисс.
– А почему бы и нет? В конце концов на Гее тоже бывают дожди, – сказал Тревиз и, пока он говорил, яркий солнечный луч выглянул на мгновение через разрыв в облаках. Похоже, скоро их станет больше.
– Да, – сказала Блисс, – но мы знаем, когда он пойдет и бываем готовы к нему.
– Это плохо, – сказал Тревиз. – Вы утратили трепет перед неожиданным.
– Вы правы, – согласилась Блисс. – Я постараюсь не выглядеть провинциалкой.
Пилорат огляделся и разочарованно произнес:
– Похоже, вокруг ничего нет.
– Это только кажется, – откликнулась Блисс. – Они появятся из-за этого подъема. – Она взглянула на Тревиза. – Вы считаете, что мы должны идти им навстречу?
Тревиз покачал головой.
– Нет. Мы прошли для встречи с ними много парсек. Позволим им пройти остаток пути. Мы подождем их здесь.
Только Блисс могла почувствовать приближение гостей до того, как оттуда, куда указывал ее палец, появилась одна фигура, затем другая и третья.
– Похоже, это все, – сказала Блисс.
Тревиз с любопытством смотрел. Хотя он никогда не видел роботов, у него не было ни малейшего сомнения, что это именно они. Внешне они имели грубо человеческую форму, причем вовсе не казались металлическими. Их корпуса были тусклыми и производили впечатление мягкости, как будто покрытые плюшем.
Впрочем, он знал, что эта мягкость – только иллюзия. Тревиз вдруг почувствовал желание коснуться этих фигур, которые приближались так флегматично. Если это действительно был Запрещенный Мир, и космические корабли никогда не появлялись здесь – а так и должно было быть, поскольку это солнце не было нанесено на карту Галактики – то «Далекая Звезда» и люди, прилетевшие на ней, должны были представлять собой нечто такое, чего роботы никогда не видели. Тем не менее, они реагировали со спокойной уверенностью, как будто это было для них самым обычным делом.
Понизив голос, Тревиз сказал:
– Здесь мы можем получить информацию, которую не могут дать больше нигде в Галактике. Мы можем спросить их о местонахождении Земли, и если они знают это, то должны сказать нам. Кто знает, как долго эти штуковины функционируют и сохраняются? Они могут дать ответ из личной памяти.
– С другой стороны, – заметила Блисс, – они могут оказаться недавно сделанными и не знать ничего.
– Или, – добавил Пилорат, – могут знать, но отказаться сказать нам.
– Полагаю, – заметил Тревиз, – они не могут отказаться, если только им не приказали ничего не говорить нам. А для чего нужен такой приказ, когда никто на этой планете явно не ожидал нашего появления?
Метрах в трех роботы остановились. Они ничего не говорили и не двигались.
Тревиз, держа руку на бластере, обратился к Блисс, не отрывая взгляда от роботов:
– Можете вы сказать, враждебны ли они?
– Вообще-то, Тревиз, я не знакома с их ментальной деятельностью, но не чувствую ничего, что можно назвать враждебностью.
Тревиз снял руку с приклада оружия, хотя и продолжал держать ее рядом с ним. Он поднял левую руку, ладонью к роботам, и сказал, говоря очень медленно:
– Приветствую вас. Мы пришли в этот мир как друзья.
Центральный робот наклонил голову, как будто неуклюже наклонился – движение, которое оптимист мог принять за жест мира – и ответил.
У Тревиза челюсть отвисла от изумления. В мире галактического общения никто не думал, что оно может оказаться невозможным. Однако, робот не говорил на Стандартном Галактическом или каком-либо подобии его. Фактически, Тревиз не смог понять ни слова.


45

Пилорат был удивлен не меньше Тревиз, но вместе с тем и явно доволен.
– Разве это не странно? – сказал он.
Тревиз повернулся к нему и резко сказал:
– Это не странно. Это просто невнятная речь.
– Ничего подобного, – ответил Пилорат. – Это Галактический язык, но очень древний. Я уловил несколько слов. Вероятно, я понял бы больше, будь они написаны. Вот произношение действительно загадка.
– И что же он сказал?
– Я думаю, он сказал, что не понимает ваши слова.
– Я не могу сказать, что поняла сказанное, но почувствовала удивление. Если можно верить моему анализу, это эмоции робота, если, конечно, такое понятие существует.
Говоря очень медленно и раздельно, Пилорат что-то произнес, и три робота в унисон закивали головами.
– Что это было? – спросил Тревиз.
– Я сказал, что говорю не очень хорошо, но все же попытаюсь, и попросил у них немного времени. Дорогая, и вы, старина, это ужасно интересно.
– Ужасно разочаровывающе, – буркнул Тревиз.
– Понимаете, – сказал Пилорат, – каждая обитаемая планета Галактики вырабатывает свой вариант Галактического языка, так что имеется миллион диалектов, причем некоторые едва понятны, но все они получились в результате развития Стандартного Галактического языка. Если предположить, что этот мир был изолирован двадцать тысяч лет, его язык должен был измениться настолько, что для остальной части Галактики стал совершенно непонятен. Однако, это не могло случиться, поскольку здешняя социальная система зависит от роботов, которые могут понимать только тот язык, на который запрограммированы. Чем перепрограммировать их, лучше уж оставить язык неизменным, и то, с чем мы сейчас имеем дело, является просто очень древней формой Галактического.
– Это пример того, – сказал Тревиз, – как роботизированное общество сохраняет статичность и деградирует.
– Но, мой дорогой друг, – запротестовал Пилорат, – сохранение языка относительно неизменным, не обязательно признак деградации. В этом есть и свои достоинства. Документы, хранящиеся века и тысячелетия, сохраняют свое содержание, и дольше влияют на исторические записи. В остальной части Галактики язык Имперских эдиктов времен Хари Сэлдона уже начинает звучать странно.
– И вы знаете этот архаический Галактический язык?
– Нельзя сказать, что знаю, Голан. Просто изучая древние мифы и легенды, я многого нахватался. Запас слов довольно близок, но изменился по-другому, есть идиоматические выражения, которыми мы давно не пользуемся и, как я говорил, произношение изменилось совершенно. Я могу быть переводчиком, но не очень хорошим.
Тревиз глубоко вздохнул.
– Маленький подарок фортуны – это лучше, чем ничего. Продолжайте, Янов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48