сэр Джошуа, Ван Дейк, Питер Лели, Франс Хале, Тернер. Никаких современников.Мисс Стандинг хмуро уставилась на картины, которые считала противными, мрачными и угнетающими. Она ненавидела всю эту комнату. Но когда начинала думать, что бы с ней сделать, чтобы она лучше смотрелась, у нее возникало чувство, что менять здесь что-либо — кощунство. Постелить розовый ковер, оклеить панели белыми обоями, чтобы закрыть темное дерево, — это все равно что смеяться в церкви. Глупо, конечно…Она утешилась, съев вкусную конфетку, — внутри оказалась нуга. Диван, на котором она сидела, был похож на мебель из погребальной пирамиды — весь в пурпуре, золоте и серебре.«Интересно, пойдет ли мне черное? Некоторых оно портит до безобразия. Но тот дурак, который приходил на именины вместе с де Шовиньи, сказал, что я должна носить черное, он сказал, что оно мне будет очень к лицу. Говорят, блондинки в черном выглядят лучше, чем во всем остальном. Но хорошо выглядеть в черном — скучно до безобразия».Мисс Стандинг открыла маленькую кожаную косметичку, лежащую рядом с коробкой конфет, вынула из нее зеркальце и пудреницу и припудрила носик. Зеркальце всегда оказывало на нее благотворное действие. Ну как можно выглядеть несчастной, если в зеркале видишь щечки — кровь с молоком, золотистые вьющиеся волосы и большие голубые глаза, которые, представьте себе, больше и голубее, чем у других знакомых девушек.Глаза у Маргот Стандинг были в самом деле примечательные. Их бледно-голубой цвет мог бы испортить весь ее облик, если бы не длинные черные ресницы. Но контраст между темными ресницами и бледными, но светящимися глазами придавал довольно заурядному хорошенькому личику налет экзотической красоты. У нее был средний вес и пухленькая фигурка, но она владела врожденным искусством принимать грациозные позы. Синяя шерстяная юбка в складку и белый джемпер выглядели скромно, без претензий. Но джемпер был связан из самой мягкой ангорки, а юбка сшита в известном парижском доме моды.Открылась дверь в дальнем конце комнаты. Вильям, самый тупой из всех лакеев, что-то невнятно пробормотал, и мистер Джеймс Хейл прошествовал по персидскому ковру к Маргот. Раньше она с ним не встречалась. Он был нотариусом отца, и одно это наводило скуку. Но она подумала, что он даже еще скучнее — такой негнущийся, такой высокий, узкий в плечах, и к тому же безбровый. Она даже охнула про себя и поднялась ему навстречу.Рука мистера Хейла была рыхлой и холодной. Он сказал: «Здравствуйте, мисс Стандинг» — и прочистил горло. Маргот села, мистер Хейл тоже сел. Наступило молчание, во время которого нотариус положил на соседнее кресло портфель и с важным видом открыл его.Он поднял глаза и обнаружил у себя перед носом коробку конфет.— Угощайтесь. Длинные — тверденькие, а кругленькие — просто мечта.— Нет, благодарю вас, — сказал мистер Хейл.Маргот взяла кругленькую. Она съела уже столько конфет, что для того, чтобы почувствовать вкус, ей приходилось их быстро разгрызать. Она грызла, а мистер Хейл с неодобрительным видом ждал, когда она закончит. Он хотел выразить ей соболезнование по случаю смерти отца, но, пока она жевала конфету, это было в высшей степени неуместно. Поскольку, дожевав конфету, она немедленно принялась за следующую, он отменил соболезнования и перешел прямо к делу.— Мисс Стандинг, я пришел спросить вас, не знаете ли вы, где может быть завещание мистера Стандинга?Маргот покачала головой.— Нет, откуда мне знать?— Возможно, отец говорил с вами на эту тему.— Нет, мы с ним не виделись три года.— Неужели? Так долго?Мисс Стандинг кивнула.— Раньше он изредка приезжал сюда на мои каникулы, но последние три года всегда был где-нибудь в Америке или в Германии, в Италии или еще не знаю где.— Но не в Швейцарии? Насколько я знаю, вы учились в Швейцарии.— В Швейцарии он не был никогда, — заявила мисс Стандинг и взяла следующую конфету.— Он писал вам о своем завещании?Маргот сделала большие глаза.— Конечно нет! Знаете, он мне практически не писал.— Так-с, — сказал мистер Хейл. — Это неудача. Видите ли, мисс Стандинг, мы находимся в большом затруднении. В течение последних пятнадцати лет все дела вашего отца находились в наших руках. Но полное представление о них имел мой отец — у него с последним мистером Стандингом сложились доверительные отношения. Если бы мой отец сейчас был с нами, мы бы все выяснили в несколько минут.— А разве ваш отец не с вами?Мистер Хейл прочистил горло и указал на черный галстук:— Мой отец скончался месяц назад.— Ох, — сказала мисс Стандинг. Она помолчала и вдруг, с неожиданным изяществом сменив тон, подалась к нему и сказала: — Мне ничего не рассказали о папе. Мамзель сказала, что ничего не знает кроме того, что было в телеграмме. Это вы послали телеграмму? Я так ничего и не знаю.— Мистер Стандинг умер внезапно, — сказал мистер Хейл. — Он отплыл на яхте от Мальорки…Маргот повторила название.— Где это — Мальорка?Мистер Хейл просветил ее. Он также поведал ей, как он выразился, «о печальных обстоятельствах» смерти отца. Оказывается, яхту застал в море шторм, мистер Стандинг отказался покинуть палубу, и его смыло волной за борт.В этом месте мистер Хейл выразил заготовленные соболезнования, затем прочистил горло и добавил:— К сожалению, нам не удалось найти следы завещания или какое-либо свидетельство, предполагающее, что он его составлял.— Разве это важно? — безразлично произнесла Маргот.Мистер Хейл нахмурился.— Это очень важно для вас, мисс Стандинг.— Вот как?— Боюсь, что да.— Но ведь я его дочь. Зачем же завещание? Ведь я у него одна, так? — Она по-прежнему говорила равнодушно. Мистер Хейл — старый болтун. Он вообще не человек, он — черный костюм и неодобрительная гримаса. Она невпопад сказала: — Будьте добры, мне нужны деньги. У меня совсем ничего нет. Я на последние купила конфеты — заставила мамзель остановить такси, выскочила и схватила их. Все было мрачно до безобразия, я почувствовала, что без конфет просто умру.Мистер Хейл на это никак не отреагировал. С пугающей торжественностью он спросил:— Вы совсем не помните свою мать?— Нет, конечно. Мне было всего два года.— Когда она умерла?— Наверное…— Мисс Стандинг, не скажете ли вы мне девичью фамилию матери?Она покачала головой.— Ну как же! Вы должны знать!— Я не знаю… — Поколебавшись, она сказала: — По-моему, меня назвали в ее честь.— Да? Назовите свои имена полностью.— У меня только одно имя. По-моему, меня окрестили Маргарет, и, по-моему, так звали мою мать. Но меня всегда называли Маргот.— Мисс Стандинг, неужели отец никогда не говорил с вами о матери?— Нет. Повторяю, он со мной практически не разговаривал. Он всегда был занят до безобразия. Он никогда со мной не говорил.— Тогда почему вы считаете, что вас назвали в честь матери?Легкий румянец сделал мисс Стандинг еще прелестнее.— У него был портрет, который он всегда держал под замком. Знаете, бывают такие штучки — дверца, замочная скважина, а внутри миниатюра. Мне всегда хотелось знать, что там внутри.— Ну и?..— Не знаю, должна ли я говорить… — с добродетельным видом произнесла она.— Мне кажется, вы просто обязаны сказать.Что-то в голосе мистера Хейла напугало ее. Она шарахнулась, вскинула на него испуганные глаза и, запинаясь, торопливо принялась рассказывать:— Мне не разрешалось заходить в его кабинет. Но однажды вечером я зашла, потому что думала, что его там нет. Его и не было. А когда я услышала, что он идет, у меня оставалось время только на то, чтобы спрятаться за шторами. Мне было страшно до безобразия, я боялась, что он никогда не уйдет, и мне придется всю ночь простоять за шторой.— Да. Продолжайте.— Он писал письма, расхаживал по комнате. А потом как будто застонал, и я испугалась и выглянула из-за шторы. Он открывал этот портрет. Снял ключик с цепочки для часов и отпер. Он смотрел на портрет целую вечность. Еще раз застонал и шепотом сказал: «Маргарет», два раза.— Вот оно что, — сказал мистер Хейл.У Маргот пылали щеки.— Почему вы так говорите, как будто я вам рассказала про погоду?! Я рассказала такую вещь, которая секретна до безобразия и ужасно романтична!— Дорогая мисс Стандинг…— Я вся трепетала до безобразия!— Вы видели портрет?— Н-нет. Значит, так. Я только успела взглянуть, и тут он отвернулся… ну, вы понимаете.— Да?— Это была миниатюра, а вокруг нее маленькие бриллиантики. Они сверкали как не знаю что, я только увидела, что она белокурая, как я. И все. Я видела ее один лишь миг. Она была ужасно красивая.Мистер Хейл покашлял.— Выходит, нет никаких доказательств, что эта миниатюра — портрет вашей матери.— Конечно ее. Чей же еще!— Не исключено. Позвольте спросить, портрет находится в этом доме?— Он всегда возил его с собой. Наверное, он на яхте.— Боюсь, он вместе с ним упал за борт. Стюард говорил о портрете, который вы описали. Он сказал, что мистер Стандинг всегда носил его с собой. Итак, мисс Стандинг, вы вполне уверены, что не знаете девичью фамилию матери?— Я же вам сказала, что не знаю.— Или хотя бы где ваш отец с ней познакомился?Маргот помотала головой.— Вы не знаете, где они поженились?— Нет. Я ничего не знаю, сказала же вам — не знаю.— Вы знаете, где вы родились?— Н-нет. Во всяком случае… нет, не знаю.— Что вы хотели сказать? Вы что-то собирались сказать.— Только то, что… нет, не знаю… я думаю, что не в Англии.— А! Не скажете ли почему?— Он сказал — давно, я была еще маленькая, — он сказал, что он родился в Африке. Я спросила: «А где я родилась?» — и он ответил: «Далеко-далеко отсюда». Я подумала: видимо, я родилась не в Англии, а еще где-то.Мистер Хейл пощелкал языком — обычно это записывают как «тц-тц!». Так он выразил свое презрение к подобному воспоминанию. В качестве доказательства оно никуда не годилось. Он прочистил горло с еще большей значительностью.— Мисс Стандинг, если не будет найдено завещание, или свидетельство о браке вашей матери, или ваше свидетельство о рождении, то ваше положение станет исключительно серьезным.Рука Маргот с конфетой застыла на полдороге ко рту.— Почему это оно станет серьезным? Я папина дочь.— Этому нет никаких доказательств, — сказал мистер Хейл.Маргот расхохоталась.— Ой, смешно до безобразия! Все знают, что я его дочь! Вы смешной до безобразия! Кто же я, по-вашему, если не Маргот Стандинг? Это же просто глупо!Мистер Хейл насупился.— Мисс Стандинг, дело очень серьезное, и я умоляю вас отнестись к нему серьезно. Я не верю, что мистер Стандинг составил завещание. Я знаю, что он не делал этого до двенадцатого августа сего года, когда заплатил за визит отцу. Это было шесть недель назад, и после того, как он ушел, отец сказал, что он безуспешно убеждал мистера Стандинга в необходимости составить завещание. Отец сказал такие слова: «Странное дело, — сказал он, — человек в положении мистера Стандинга откладывает такую простую и необходимую акцию, как составление завещания. Учитывая особые обстоятельства его дочери, он просто обязан это сделать, чтобы обеспечить ее будущее». Мисс Стандинг, это точные слова моего отца, и я привожу их в подтверждение того, что он был осведомлен о некоторой незаконности вашего положения.Маргот вытаращила глаза.— Что вы имеете в виду?— При отсутствии какой-либо информации и в свете сказанного моим отцом…— Господи боже мой, что вы имеете в виду?— Я имею в виду, — сказал мистер Хейл, — что брака, по-видимому, не было.— Как же так, ведь есть я! — сказала мисс Стандинг.— По-видимому, вы незаконнорожденная.Мисс Стандинг молча смотрела на него. Она повторила слово «незаконнорожденная» — оно прозвучало очень музыкально. Она просияла и с неподдельным интересом спросила:— Как Вильгельм Завоеватель? Как сыновья Чарлза II?— Точно так, — сказал мистер Хейл.— Потрясающе до безобразия! — воскликнула мисс Стандинг. Глава 6
Когда мистер Хейл закончил объяснение законного положения незаконной дочери человека, умершего без завещания, глаза мисс Стандинг округлились от недоверия.— В жизни не слышала ничего более несправедливого. До безобразия, — твердо сказала она.— К сожалению, от этого закон не меняется.— Тогда что хорошего в том, что женщинам дали право голоса? Я думала, Что они изменят законы, несправедливые до безобразия. Так нам всегда говорила мисс Клей.Мистер Хейл никогда не слышал о мисс Клей, которая была ни много ни мало как заместительница мадам Мардон. Сам он был противоположного мнения об избирательном праве для женщин.— Вы хотите сказать, что я ничего не получу? — спросила мисс Стандинг, выпрямившись в кресле и сложив пухлые ручки на коленях, прикрытых синей шерстяной юбкой.— По закону вы ни на что не имеете права.— Но это совершенно позорно! Вы хотите сказать, что у папы были миллионы, но я не получу ничего вообще? Кто же, если не я? Кто-то же должен их получить! Или государство их просто украдет?— Ваш кузен мистер Эгберт Стандинг является законным наследником. Он… э… без сомнения, сочтет уместным выделить вам некоторое содержание.Мисс Стандинг вскочила, словно подброшенная пружиной.— Эгберт! Вы шутите, вы конечно шутите!Мистер Хейл принял оскорбленный вид.— Нисколько, мисс Стандинг!Маргот топнула ногой.— Я не верю ни единому слову! Папа не любил Эгберта. Он назвал его паразитом. Я это прекрасно помню, потому что я не знала, что означает это слово, и спросила его, а он велел посмотреть в словаре. И сказал, что не знает, чем он заслужил такого племянника, как Эгберт. Он сказал, жалко, что его брата Роберта не утопили в детстве, тогда бы у него не было Эгберта. Вот что сказал папа, и вы еще думаете, что он бы захотел, чтобы все его деньги, и все вещи, и картины достались человеку, к которому он так относился?! Папа обожал эти чудовищные мрачные картины, он бы ни за что не захотел отдавать их Эгберту. Эгберт тоже их обожает, не знаю почему, и это папу злило больше всего. Какие все-таки бывают смешные люди, правда?Когда мистер Хейл ушел, Маргот продолжила письмо к Стефании.«Ой, Стефания, кто сейчас приходил! Мистер Хейл, нотариус! Старый оболтус, голос нудный до безобразия — когда у священника бывает такой голос, заснешь и в церкви. Но мне спать не пришлось, потому что он говорил вещи, убийственные до безобразия. Выдал целую кучу семейных секретов, сказал, что считает, что я незаконнорожденная, как все равно какая-нибудь историческая личность! Раньше мне только в исторических книгах попадались незаконнорожденные. А он говорит, что и я такая, потому что думает, что отец и мать не были женаты. Я этого не понимаю, но он говорит, что нет никакого свидетельства о браке и о моем рождении. Видишь, какая глупость? Если бы я не родилась, меня бы не было! А я есть, и тогда кому нужно это свидетельство о рождении?! А он говорит, что я не получу никаких денег…»В офисе мистер Хейл приступил к расспросам мистера Эгберта Стандинга. Раньше он его не видел и теперь рассматривал с некоторым неодобрением. Он не любил толстых молодых людей, не любил молодых людей, которые сидят развалясь, не одобрял галстуки с болтающимися концами и запах душистых сигарет. Вполне обоснованные подозрения у него вызвали волнистые волосы Эгберта. На какое-то мгновение он даже проникся жалостью к мисс Стандинг, так ему не понравился Эгберт. Не понравился он и юному клерку, который сидел в углу и записывал.Помимо всего прочего, с мистером Эгбертом Стандингом было трудно вести дело. Он откидывался в кресле, зевал, пробегал пальцами по искусственным волнам шевелюры мышиного цвета. У него было круглое невыразительное безбровое лицо, светлые глаза и светлые ресницы. Мистеру Хейлу он страшно не нравился. Казалось, немыслимо пробудить в нем интерес к обеспечению мисс Стандинг и даже к собственному положению в качестве наследника.Мистер Хейл повторил высказывания мистера Хейла-старшего, как он повторял их Маргот.— После слов отца у меня не осталось сомнений в том, что положение мисс Стандинг не вполне законно. Отец надавил на мистера Стандинга, чтобы тот составил завещание, но мистер Стандинг уклонился. Я уверен, что отец знал больше, чем рассказал. Как я понимаю, мистер Стандинг ему доверял. Позвольте спросить, не говорил ли дядя с вами на эту тему?Эгберт развалился в кресле и зевнул.— Вроде бы говорил.— То есть как это — вроде бы?— Я что-то припоминаю… я… э-э… я не очень интересуюсь делами.— Вы можете мне сказать, что говорил ваш дядя?Эгберт пробежался рукой по волосам.— Я… э… у меня очень плохая память.— Мистер Стандинг, это очень важный вопрос. Вы подтверждаете, что дядя говорил вам что-то, что привело вас к предположению, будто ваша кузина — незаконнорожденная?— Что-то в этом роде. — Голос Эгберта ослаб от изнеможения.— Что он сказал?— Я… э… не припоминаю. Меня не интересуют семейные дела.— У вас должны быть какие-то воспоминания.— Кажется, дядя был очень возбужден… кажется… да, я припоминаю. Он разозлился на меня… да, я думаю, что на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22